Afraid

От стен карцера так веяло холодом, словно они были сделаны изо льда, и каждый выдох уносился облачком пара к тусклой лампочке на потолке. Винс отрешенно наблюдал, как они растворяются в воздухе, отдавая ему выходящие из тела последние крохи тепла. Организм уже начинал сдавать позиции холоду: пальцы онемели и совсем не чувствовались, а ступни казались чужеродными неуправляемыми деревяшками. Должно быть, так чувствовали себя пираты с деревянными конечностями, подумал Винс равнодушно. Он поднес ладонь к лицу и дохнул на нее. Пальцы на секунду обволокло паром, но тепла, даже секундного, он не почувствовал –этого было недостаточно, чтобы отогреть ладони. Можно было, конечно, растереть их друг о друга, но мысль о том, что потом придется снова привыкать к холоду, отвадила Винса от этой идеи. Это все равно надолго не поможет, а впереди еще целая ночь. Грубая ткань робы совсем не спасала от холода, и он постепенно брал верх, змеился по венам, забираясь все глубже и глубже. Винс не пытался ему препятствовать, только еще сильнее сжался в комок, обхватив колени руками и уткнувшись в них покрасневшим носом. Смерть от обморожения ему не грозила, но незабываемые впечатления и неприятные последствия были гарантированы. Очень умное изобретение начальства — попасть в «холодильник» боялись даже самые матерые заключенные. Винс ночевал здесь шестой раз, настоящий рекорд по местным меркам. Только на этот раз он влип по-крупному -на целых трое суток, за драку с охранником. На самом деле это была не драка — только один удар, и то даже не сбивший этого сукиного сына с ног, но этого оказалось достаточно. Винсу припомнили все предыдущие грешки, поколотили и отправили сюда думать о своем поведении, и он даже честно думал о нем целых пятнадцать секунд, мстительно прикидывая, как лучше было бы тогда врезать Томми, чтобы сразу его вырубить, а не только слегка подправить форму носа. Впрочем, Томми всего лишь исполнял чужую просьбу, хотя удар в нос все равно заслужил. В карцере стояла тишина, которую еле слышный гул лампочки только подчеркивал, поэтому шаги в коридоре он услышал сразу. Рановато, даже полчаса после отбоя не прошло, хотя… его не было целых две недели — наверное, куда-то уезжал, — поэтому такое нетерпение было вполне понятно. Летит на крыльях любви, через силу фыркнул Винс, пытаясь заглушить иронией неприятное сосание под ложечкой. Нет, он не боялся — просто знал, что следующий час будет далеко не самым приятным в его жизни. Не боялся. Вовсе нет. В замке скрежетнул ключ, но Винс, хоть и был готов к этому, все равно вздрогнул и крепче сцепил руки вокруг коленей. Последняя надежда, что это был просто охранник, невесть зачем забредший в этот блок, улетучилась, и он досадливо поджал губы и уставился в противоположную двери стену, игнорируя входящего. В комнату ворвался теплый воздух из коридора, тут же отрезанный закрывшейся с легким хлопком дверью; щелкнул, запираясь, замок. Ну, началось. — Что, опять правила нарушаем? — негромко произнес Никки Сикс, остановившись напротив и с оценивающим прищуром уставившись на него сверху вниз — так, что Винс почти физически ощущал на себе этот обжигающий, по-собственнически рассматривающий его взгляд. Настойчивое внимание со стороны начальника тюрьмы преследовало его с первого дня за решеткой, но, как Винс понял почти сразу, ничего хорошего не означало. Даже охранники что-то передавали «своим мальчикам» или закрывали глаза на какие-то нарушения; от Сикса даже этого ждать не приходилось. Ответ на языке у Винса крутился исключительно нецензурный, но он усилием воли проглотил его и только дернул плечом, продолжая упорно пялиться в стену. К чему все эти разговоры? Делай то, за чем пришел, и сваливай, раздраженно подумал он. Сикса такая реакция не устроила. — Не слышу ответа, — Винс привычно сжался в комок, закрыв голову руками, но пинок был всего один и даже не очень сильный –воспитательный, чтобы не слишком зарывался. — Ну? — Он это заслужил, — все же буркнул он в ответ, не желая получить еще один пинок поощутимее. — А в карцере торчишь ты. Какой уже раз, шестой? Не надоело жопу морозить? — хмыкнул Никки. — Вы же меня сюда и отправляете, — скривил губы Винс, не сдержав саркастической интонации. Если бы Сикс хотел его наказать, он бы заставил его драить унитазы собственной щеткой или дергать голыми руками колючие сорняки во дворе. Выбор же именно этого карцера объяснялся очень просто: в этом блоке больше никто не жил, а значит, не мог увидеть или услышать лишнего. — А ты продолжаешь напарываться на одни и те же грабли. А, может, тебе здесь нравится? — поднял бровь Сикс. — А то я могу это устроить. Я вообще уже давно думаю о том, чтобы перевести тебя в одиночку. Слишком много буянишь. Эти слова словно перемкнули что-то внутри Винса, и он с силой сжал зубы, чтобы не выпустить наружу потрясенный вздох. Его соседи по камере были далеко не сахар, но, зная о высокопоставленном «покровителе», его не трогали, так что с ними вполне можно было ужиться, а иногда и поболтать или с легкой руки ухватить что-нибудь с передач. Не делиться с сокамерниками считалось очень невежливым, и что-то перепадало даже Винсу, хотя ответной любезности оказать он не мог. В одиночке же даже этих маленьких приятностей больше не будет — а главное, Никки больше ничего не будет останавливать. Винс мотнул головой, пряча лицо за волосами, чтобы не выдать, какими усилиями воли он сдерживает подступающий к горлу комок. Этот урод хочет, чтобы он начал его просить. Умолять. Унижаться. Не дождется. — Не слышу ответа. Грабли, Винс, — хмыкнул Сикс и резко пнул его тяжелым ботинком в бок. Винс ждал этого, но все равно не был готов — охнул и повалился набок, рефлекторно закрывая голову руками и сжимаясь в позу эмбриона. Это его не спасло — хлесткий удар по коленям заставил его выпрямить их, а следующий пришелся по незащищенному теперь животу. Пока Винс давился воздухом, Никки неторопливо намотал его волосы на кулак и потянул вверх, удерживая его голову на уровне собственного паха — унизительно-болезненное положение, в котором невозможно опереться об пол ни руками, ни ногами, — перехватил вцепившуюся в запястье руку и вывернул за спину, окончательно подавляя любые попытки защиты. — Попробуем еще раз, — с ленцой проговорил он, оттягивая волосы Винса назад, вынуждая его неудобно изогнуться в спине, чтобы видеть искаженное болезненной гримасой лицо. — Не. Слышу. Ответа. Спрятать влажный блеск в глазах было уже невозможно, и Винс только надеялся, что слезы не потекут именно сейчас, когда Сикс смотрит ему прямо в глаза. Он распахнул их пошире, по-детски пытаясь загнать обратно предательскую влагу, буквально кожей ощущая, как с каждой секундой молчания истекает терпение его палача. Если он откроет рот, то сорвется на всхлипывания. Если не откроет — будет больно. — Знаешь, — с легким удивлением в голосе произнес Никки, — твое невероятное сочетание глупости и упрямства не перестает меня поражать, — и он с силой наступил на видневшуюся из задравшейся штанины лодыжку, в неестественном положении прижимая ее к полу. Винс взвыл, дернулся, пытаясь вытащить ногу, но сделал только хуже, окончательно закрепив ее в неправильном положении. Никки подождал, пока крики не перейдут в мольбы, и только тогда убрал ботинок и разжал пальцы в его волосах. Винс рухнул лицом на пол, уже не пытаясь сдерживать слезы, и только закусил губу, чтобы хотя бы не всхлипывать– и так было понятно, что Сикс снова победил, как и во все предыдущие разы. Мертвенный холод пола теперь казался приятной прохладой, облегчающей боль в поврежденной лодыжке и остужавшей залившую щеки краску. Хотя, вспыхнула и тут же угасла в сознании мысль, по сравнению с тем, что будет дальше, это еще цветочки. Краем глаза увидев, как Никки опустился на корточки рядом с ним, и почувствовав у себя на волосах тяжелую ладонь, Винс нервно дернулся, но цепкие пальцы лишь принялись небрежно, но не болезненно, перебирать спутавшиеся пряди. Как собачонку гладит, пришла в голову неприятная ассоциация. Это была не жалость, нет — скорее финальное подтверждение собственной власти, могущей как причинить боль, так и приласкать. — Винс. Посмотри на меня, — приказал Сикс. Винс медленно повернул голову и уставился затуманенным взглядом куда-то в район его коленей. — Хорошо. А теперь попробуем еще раз. Итак, не слышу ответа. — Я не… — голос сорвался, Винс осекся, но, почувствовав несильный, но ощутимый рывок за волосы, продолжил сиплым, едва слышным шепотом: — я не… не надо. Я не хочу, — он прерывисто выдохнул и прикусил дрожащую губу. — Я… я больше так не буду. Пожалуйста, — он снова уткнулся лицом в пол, отчаянно желая умереть на месте. Сикс выбил из него то, что хотел, за пять минут. Пять чертовых минут. — Так-то лучше, — удовлетворенно произнес тот, и несколько следующих мгновений в карцере стояла пронзительная тишина, нарушаемая только неровным дыханием Винса. На секунду он себе понадеялся, что Никки уже наигрался и сейчас встанет и уйдет, но сразу себя осадил. Он никогда не приходил только для этого. — Вставай, — словно читая мысли, приказал Сикс и потянул его вверх за предплечье. Винс неохотно поднялся, оперся, забывшись, на больную ногу, охнул и чуть не упал снова. Резкое движение болью отозвалось в ребрах, отбитых сегодня охранниками; в промерзшем карцере боль отступила на задний план, но сейчас снова вернулась. Что ж, Винс бы скорее удивился, если бы встреча с Сиксом не сопровождалась болью. — Не разыгрывай драму, там даже вывиха нет, — резко сказал тот, буквально выдергивая его обратно на ноги. — Пошевеливайся. И только попробуй вякнуть, — привычно пригрозил он и направился к выходу, потянув Винса за собой. Тот смерил его спину угрюмым взглядом, хорошо помня, как кожу на лице саднило несколько дней после одной незабываемой ночи с заклеенным скотчем ртом, и обреченно похромал следом. Коридоры были пусты и до того тихи, что звук шагов разносился, казалось, по всему корпусу, эхом отзываясь от стен. Винс пытался не наступать на больную ногу, но на скорости, с которой Сикс тащил его, это было невозможно. Точно опухнет к утру, уныло подумал он, в очередной раз спотыкаясь и кусая губы. Никки непреклонно тянул его вперед, обернувшись только когда он, случайно оперевшись на ногу всем весом, действительно упал — со стоном выдохнул, слишком громко, чтобы принять это за простой вздох, и повалился на одно колено. Никки молча повернулся, влепил Винсу звонкую пощечину, чуть не свалившую его на пол окончательно, за воротник вздернул вверх и толкнул перед собой, по-прежнему крепко удерживая за предплечье. Теперь к цепкому захвату добавились еще и тычки в спину. Проходя по коридору мимо камер заключенных, Сикс перешел на крадущийся шаг, на рот Винсу легла тяжелая ладонь, вторая рука перехватила поперек талии, не давая отстраниться. В том, что Никки был прекрасно осведомлен о ходящих про его визиты к смазливому блондинчику слухах, сомневаться не приходилось, но одно дело — пересказывать пересмешки охранников и обрывки разговоров врачей в лазарете, а другое — видеть собственными глазами. Мог бы и не совать свои пальцы ему в рот, мрачно подумал Винс — он не настолько глуп, чтобы вырываться прямо рядом с камерами. Помогать заключенные ему все равно не станут, только с утра еще больше высмеют. Тут из-за угла бесшумно вынырнула высокая худая фигура, и в ней Винс через мгновение узнал охранника, из-за которого и загремел в карцер. На лице Томми красовался живописный синяк, одним своим видом греющий душу, но довольная ухмылка на его лице портила все впечатление. Отбитые Томми сегодня ребра заныли еще сильнее, а внутри шевельнулся колючий комок ненависти — Ли изобретательно и со вкусом портил Винсу жизнь с его первого дня здесь, причем, хоть и был хорошим другом начальника тюрьмы и охотно помогал ему разнообразить сексуальную жизнь одним симпатичным заключенным, делал это исключительно ради своего удовольствия. — Что, брыкается? — растянул губы в усмешке он, свысока глядя на Винса. Тот, не выдержав, мотнул головой, пытаясь сбросить ладонь со рта, но Сикс только сильнее сжал хватку: его усилия были Никки все равно что питбулю — трепыхания котенка у него в зубах. Винс вовсе не был слабаком, но плохая еда, утомительная работа и регулярные избиения в тюрьме быстро сделали свое дело. — Помочь? — Нет, сам справлюсь, — хмыкнул Никки и отвесил Винсу пинок под колено, вынуждая ускорить шаг. — Тебе премию, — пообещал он, поравнявшись с Томми. Тот довольно осклабился: — Спасибо, начальник. Приятного времяпровождения, — хохотнул он, не сводя глаз с Винса. Тот зажмурился, чтобы не встречаться с ним взглядом и надеясь, что тусклого света лампочки недостаточно, чтобы заметить его красные опухшие глаза. Прогулка по ночной тюрьме, казавшаяся бесконечной, вдруг закончилась. Воздух ощутимо потеплел — в этом корпусе отопление было гораздо лучше, и теперь даже трясущиеся руки на холод не получалось списывать. В животе неприятно крутило — от голода, конечно. И колени тоже от голода тряслись. Сикс отпустил его и полез в карман за ключами. Винс устало облокотился о стену, поморщившись, потер локоть — наверняка останутся следы от пальцев. Прогулка точно не пошла на пользу лодыжке — та ныла тупой, пульсирующей болью, остро выстреливающей при малейшей нагрузке на ногу, и последние несколько коридоров Винс уже даже не шел, а волочился в руках Сикса. Кое-кто просто не хочет опять светиться перед врачом, объясняя ему появление вывиха у просидевшего весь день в одиночке заключенного, с ненавистью покосился он на Никки, но эта ненависть улеглась так же быстро, как и появилась, снова растворившись в страхе, холодным колючим комком свернувшемся внизу живота. Он почти незаметен, если не смотреть, не слушать, не трогать… сильные пальцы опять впиваются в локоть, тянут за собой, и он снова расплескивается по всему телу, заставляя колени трястись, а ладони потеть. Винс ненавидел это всепоглощающее, всесильное чувство, словно ластиком стирающее его личность, оставляющее лишь дрожащий, кусающий губы, молчащий силуэт — и этот силуэт, эту жалкую тень собственной личности он тоже ненавидел, ненавидел до мокрой от слез и слюны подушки по ночам. Он не мог сделать ничего. Ни-че-го. Он пытался, он правда пытался — и потом жалел об этом все недели, проведенные на больничной койке. Это ведь было не так сложно — просто раздвинуть ноги и дать Сиксу сделать свое дело. Не надо было даже подыгрывать, как приходилось другим парням — наоборот, Никки это категорически запрещал. Лежи себе пластом и думай о своем. Несложно же? Его втолкнули в просторную, со вкусом обставленную комнату — кабинет начальника тюрьмы. Дверь за спиной хлопнула, щелкнул замок, брякнули опускаемые в карман ключи. — Раздевайся, — приказал Сикс, подталкивая Винса к широкому дивану, на котором обычно все и происходило, а сам утопал в другую комнату. За смазкой, наверное, или еще чем-нибудь похуже, если не повезет — кто его знает, что на этот раз ему ударит в голову. На одной ноге Винс допрыгал до дивана и измученно на него свалился. Диван был мягкий и очень удобный, но расслабиться на нем не получалось, как ни пытайся. Ладони мелко, неприятно тряслись, не прекратив даже тогда, когда он сцепил их в замок. Нет, все-таки сложно. И с течением времени легче почему-то не становилось. Когда Сикс вернулся, Винс снял только ботинки и носки и непослушными пальцами пытался справиться с пуговицей на штанах. Не обратив внимание на его нерасторопность, Никки кинул на диван тюбик смазки — сегодня без отвратительных экспериментов, перевел дыхание Винс. Классический вариант тоже оставлял не самые приятные впечатления, но после него он хотя бы мог ходить. Сикс сделал два больших глотка из захваченной им из комнаты бутылки виски и поставил ее на пол рядом с диваном, провожаемый завистливым взглядом Винса — он бы тоже не отказался выпить, а точнее нажраться до беспамятства, но Никки ему не даст. Почему-то у него был пунктик на том, чтобы Винс оставался трезвым, хотя пьяным трахнуть его было бы гораздо легче. Наверное, хотел, чтобы он помнил все до малейшей детали. Прерывая его размышления, Никки сграбастал Винса за воротник рубашки и сдернул с дивана на пол. Тот зашипел от боли, пронзившей потревоженную лодыжку, но Никки даже не услышал — был слишком занят наматыванием светлых волос на кулак и торопливым расстегиванием ширинки. Он слишком долго воздерживался, поэтому все будет грубо, но быстро, пронеслось в голове Винса, когда его властно ткнули лицом в пах. Из-за колючих коротких волос в носу защекотало, но чихать в такой момент было нельзя — распаленный и недовольный Никки опять начнет распускать руки. — Рот открывай, — хрипло приказал он, и Винс не стал сопротивляться — минет был не самым худшим вариантом, хотя только им Сикс точно не ограничится. Он резко толкнулся сразу на всю длину, и Винс чуть не подавился. Хорошо, что в желудке у него было пусто, а иначе его содержимое точно устремилось бы наружу. Пару раз толкнувшись, Никки вынул член из его рта, оттянул голову назад и медленно провел головкой по его лицу, размазывая по нему выступившую на члене полупрозрачную жидкость и собственную слюну Винса. Тот зажмурился, чувствуя, как кровь снова приливает к ушам, и машинально потянулся рукой к лицу, но Сикс перехватил его запястье и вытянул наверх, удерживая у него над головой. — По наручникам соскучился? — пригрозил он, до боли крепко сжав пальцами запястье. Винс замотал головой — в наручники ему совсем не хотелось, — но жесткая хватка в волосах почти не давала пошевелиться. Пришлось открыть рот и обронить еле слышное «извините», в очередной раз затолкав глубоко внутрь остатки собственной гордости. Почему-то потерю гордости Винс переживал тяжелее, чем потерю анальной девственности. Сикс не стал выпытывать из него еще что-то и снова толкнулся ему в рот, с ходу задавая быстрый, неравномерный ритм; пару раз Винс случайно задевал зубами его член, и обычно за это можно было словить мощную пощечину, но сегодня Никки, кажется, этого даже не заметил — слишком был увлечен, торопливо и грубо трахая его в горло. Винс вцепился в ремень его штанов, чтобы не елозить по полу, бездумно уставился на поблескивающую при каждом движении бедер пряжку, равномерно покачиваясь в такт толчкам. Да когда ты уже кончишь, мать твою… Его желание исполнилось быстро, и Сикс, гортанно застонав, кончил ему в рот и на лицо. То, что попало в рот, Винс послушно проглотил, с отвращением осознавая, каким привычным, уже почти и не противным, успел за это время стать для него этот горьковатый вкус. Проследив, чтобы он не выплюнул ни единой капли, Никки наконец выпутал пальцы из его волос, уселся на диван и потянулся к бутылке коньяка, оставив Винса в той же позе сидеть на полу. Тот с постанываниями выпростал из-под себя затекшие ноги и принялся их разминать, мимоходом успев смахнуть с лица белые вязкие капли. Невидимые следы все равно остались — он знал, что следующие несколько дней будет постоянно умываться, чтобы избавиться от этого мерзкого ощущения на коже, и так и не избавится, потому что Сикс придет снова. Винс закашлялся, чтобы унять першение в горле, но это не помогло. Попить бы чего-нибудь, снова завистливым взглядом скользнул он по коньяку и тут же отвернулся, чтобы не выдавать свой интерес. Ждать «второго раунда» пришлось недолго — до опустевшей на треть бутылки. Винс снова оказался на диване, вжатый в потертую обивку тяжестью усевшегося ему на бедра Никки. — Я же говорил тебе раздеться, — быстрые пальцы стремительно содрали с него рубашку, забрались под майку, небрежно оглаживая бока и живот. Винс почувствовал, что его снова начинает трясти — разумеется, из-за того, что на нем больше не было рубашки. Он закрыл глаза, но от этого ощущение цепких вездесущих пальцев на коже стало только ярче. — Трясешься, как суслик, — насмешливо прошептал Сикс, наклоняясь к нему так близко, что темные волосы защекотали лицо, а сам Винс замер в тревожном недоумении, не смея отвести взгляд в сторону. Волосы Никки были чуть ли не длиннее его, но, в отличие от Винса, женственности ему почему-то совсем не добавляли. — Холодно, — упрямо пробормотал он, избегая встречаться взглядом с Никки и уставившись ему куда-то в район подбородка, прикладывая все усилия на то, чтобы не скривиться от опаляющего лицо алкогольного дыхания. Сикс был достаточно пьян, чтобы начать вытворять всякое дерьмо, но недостаточно, чтобы отрубиться в процессе, и такого его состояния Винс боялся больше всего. — Ага, конечно, — растянул губы в саркастической усмешке Никки, нагибаясь еще ниже, почти касаясь носом носа Винса. Тот, не выдержав, зажмурился и отвернулся, но вцепившиеся в подбородок пальцы тут же вернули его голову в прежнее положение. — Что, брезгуешь? — от шипения над ухом колючий комок в животе снова зашевелился, царапая Винса изнутри холодными острыми шипами. — Не нравится, с-сучонок? — звонкая пощечина на мгновение оглушила его, и от следующего удар, уже кулаком, Винс не успел закрыться. Скулу резануло болью, затылок впечатался в диванный валик, перед глазами все вспыхнуло и поплыло, поэтому боль от третьего удара, пришедшегося в челюсть, дошла не сразу, а испуг за целостность зубов и того позже — уже после того, как Винс осознал, что сейчас Никки больше не будет его бить. Он прерывисто выдохнул-застонал, пытаясь успокоить колотящееся сердце, и потянулся рукой к лицу, чтобы оценить ущерб, но Никки снова перехватил его запястье, вдавил в обивку и прижался губами к его рту, бесцеремонно просунув свой язык внутрь. Поцелуем это назвать было сложно — слишком грубо, слишком властно, слишком быстро, словно Сикс стремился засунуть свой язык как можно дальше Винсу в глотку, исследовать каждый миллиметр его рта изнутри, чтобы и тут установить свою диктатуру. Должно быть, хватил коньяку еще перед походом к нему, раз даже после своего члена не побрезговал — ну или окончательно съехал с катушек, мелькнула пугающая мысль, которую Винс тут же отогнал. От ощущения горячего, скользкого, мокрого языка, шарящего у него во рту, его снова начало тошнить, и он впервые обрадовался тому, что блевать ему сейчас было нечем. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Сикс отстранился, опершись на локти и нависнув над Винсом. — Целоваться у тебя получается лучше, чем сосать, — хмыкнул он, сплюнул на пол и стер тыльной стороной ладони кровь с губ; посмотрел на нее, недовольно нахмурился и вытер о майку Винса. Только сейчас тот понял, что этот металлический привкус во рту был кровью из его разбитой губы. — Будешь больше практиковаться, — его передернуло от его обыденного тона, словно речь шла о каком-нибудь рисовании или игре на гитаре. Если бы он все те годы, что проведет за решеткой, потратил бы на гитару, на выходе он был бы каким-нибудь Пейджем или Клэптоном…, а так черт знает, выйдет ли вообще. Никки снова запустил руки ему под майку и бесцеремонно содрал ее; сквозняк коснулся обнаженной кожи, и Винс запоздало осознал, что, вопреки приказу Сикса, не брил ничего, кроме лица, все эти две недели. Хорошо хоть природа не одарила его густой растительностью, поэтому за свое своеволие он получил только болезненный тычок в уже отбитые сегодня ребра. Охранники слишком хорошо сделали свое дело — даже непроницаемый Никки остановился, разглядывая расплывшиеся на коже, словно разлитые чернила, синяки. — Ребята сегодня перестарались, — протянул он задумчиво, медленно поглаживая ладонью живот Винса, и того не покидало ощущение, что сейчас эта ладонь сожмется в кулак. — Говорил же не трепать слишком сильно, чтобы и мне осталось… скоты. Что-то не так? — он довольно оскалился, увидев, как изменился в лице Винс от этих слов, и, выдавливая из него болезненный вздох, ткнул пальцами в один особо крупный синяк. — Так больно? — Нет, — процедил он, всеми усилиями сдерживаясь, чтобы не врезать Никки прямо в наглую довольную рожу. Он тебя побил только за то, что ты отвернулся, представь, что он сделает, если ты его ударишь, повторял он про себя, впившись пальцами в обивку дивана. Он специально провоцирует тебя, просто лежи и молчи, не реагируй на него, не… — А так? — ухмыльнулся Сикс и надавил еще на один синяк, меньше, но насыщеннее. — Ай! — Винс вздрогнул, его рука, дернувшись, столкнула ладонь Никки с его живота. Тот на секунду оторопел, но тут же пришел в себя — и очень разозлился. — Нет, точно напрашиваешься на наручники, — прошипел он, перехватывая его руку. Вторую Винс успел отдернуть, но после короткой схватки Сикс достал и до нее, и, зажав их коленями, сдернул с пояса наручники, которые он там всегда носил (и которые на памяти Винса использовал только на нем). Винс задохнулся от тяжести навалившегося на него тела, потом — холодный металл на запястьях, щелчок, и… и все. Он секунду смотрел в холодные зеленые глаза, а потом закрыл лицо скованными руками и затрясся в беззвучной истерике. — Это еще что? –забеспокоился Никки, не могущий понять, были ли эти сдавленные хрипящие звуки плачем или смехом. Он оторвал ладони от лица Винса, но тот никак не отреагировал, продолжая давиться воздухом — не мог перестать, даже если хотел. — Ты совсем свихнулся? — он влепил ему пощечину, затем еще одну, но это не помогло. — Да заткнись ты! — Сикс зажал ему рот рукой, но почти тут же осознал бессмысленность этого и убрал ее, несколько секунд в растерянности уставившись на корчащееся под ним тело. — Господи-и… на, выпей, что ли, только успокойся! — он схватил бутылку и сунул ее к лицу Винса, но тот словно не заметил ее, и Никки пришлось самому разжимать ему зубы и придерживать голову рукой. Первые два глотка попали не в рот, а на шею и грудь, но дальше дело пошло лучше. С пятым глотком Винс перестал хрипеть, с восьмым — трястись, а когда в бутылке осталась четверть, совсем пришел в себя и попытался оттолкнуть руку Никки. Тот на всякий случай заставил его допить весь коньяк — пусть лучше будет пьяным, чем сумасшедшим, — и, раздраженный бесполезной тратой дорогого алкоголя, толкнул его обратно на диван. — И что это, мать твою, было?! — рявкнул он на едва дышащего Винса. Тот только слабо помотал головой: нервные срывы после визитов Сикса у него случались часто, но такой силы — впервые.Ему казалось, что что-то распирает его изнутри, сдавливает легкие, сминает ребра, проталкивается сквозь горло, не давая дышать, и несколько секунд он был уверен, что задохнется. — Ты вообще представляешь, сколько этот коньяк стоил? Винс снова помотал головой –невероятная слабость расползлась по всему телу, и на что-то большее сил не хватало. Он давно не пил, и алкоголь подействовал быстро — мысли путались и замедлялись, и постепенно его охватывало восхитительное равнодушие к происходящему, которого он не ощущал с тех пор, как попал за решетку. Поддаваясь н откинул голову назад и закрыл глаза — пусть Сикс уже делает что хочет. — Помирать собрался? — Никки пихнул его в плечо, вырывая из оцепенения. — Даже не надейся. Тебе еще коньяк отрабатывать, — он слез с бедер Винса и устроился у него между ног, торопливо расстегивая его ширинку. Тот беспомощно следил за ним из-под ресниц, ежась от грубых собственнических прикосновений, но когда Никки начал раздеваться сам, отвел взгляд. — Боишься? — Сикс снова забрался на диван, оглянулся в поисках пропавшей в его недрах смазки и выудил ее из-под диванной подушки. Винс не ответил — язык казался слишком тяжелым, слова словно разбрелись внутри головы, ускользая, когда он пытался сосредоточиться на каком-то из них. — Бои-ишься, — протянул Никки утвердительно, медленно водя ладонью по внутренней стороне его бедра; спустился вниз, подхватил ногу под колено и закинул себе на плечо. Винс прерывисто вздохнул. — Расслабься, — он легонько хлопнул его по ноге. — Тебе же хуже будет. Винс заторможенно наблюдал, как Никки задирает в воздух его вторую ногу, неторопливо открывает тюбик с лубрикантом, размазывает его по своим пальцам. Холодная субстанция касается сжатого колечка мышц, и его последняя защита, пьяное равнодушие, раскололась резким осознанием происходящего и тут же окончательно разрушилась острой болью — Сикс вогнал в него сразу два пальца, через пару толчков, не обращая внимания на болезненные вскрики, добавил третий. Винс сжал зубы, зажмурился, пытаясь отвлечься на что-нибудь, хоть на завывание ветра за зарешеченным окном, хоть на боль в лодыжке, чтобы не чувствовать в себе эти пальцы, двигающиеся, грубо растягивающие его изнутри, но это не помогло, это никогда не помогало, черт побери. Даже ебаный коньяк не помог. — Сказал же — расслабься! — нетерпеливо прикрикнул Никки, вытащил пальцы, приподнял Винса за бедра и притянул вплотную к себе, прижимаясь стояком к его входу. Винс честно попытался, но не смог — тело инстинктивно сжималось, словно это могло его защитить, а к горлу подступала паника, потому что небрежной подготовки Сикса было недостаточно, а все его тело было напряжено, как струна, потому что он не был готов, потому что… — Блять! — от гадкой, пронзительной боли между ног, когда Никки без предупреждения толкнулся внутрь почти на всю длину, на глазах снова проступили слёзы. — Хватит, убери, убе… — накрывшая рот тяжёлая рука оборвала его паническое бормотание, оставив лишь болезненное мычание. Вот же ублюдок, с ненавистью подумал Винс, безуспешно пытаясь содрать ладонь со рта. Уб-лю-док. Слово стучало в голове, сливаясь в монотонное бормотание, металось внутри черепной коробки, пока совершенно не потеряло смысл и не превратилось в набор звуков.Ублюдок. Сволочь. Гад. Урод… что там еще можно придумать? Через несколько толчков боль стала терпимее, а Сикс, устав опираться на одну руку, убрал ладонь с его рта. Винс прерывисто вздохнул-всхлипнул, сморгнул слезы с глаз, стыдясь самого себя — развел тут сопли, словно в первый раз. Старательно отворачиваясь от лица Никки, он положил руки ему на плечи, подстраивая движения и дыхание под ритм его толчков. Отвлечься от неожиданных коротких всплесков боли внизу, быстро растекающихся по всему телу, не получалось даже так, но все лучше, чем просто лежать и смотреть в затуманенные похотью глаза. Вдох-выдох, вперед-назад, вдох-выдох, вперед-назад… — Что, скучно стало? — внезапно хрипло произнес Никки, заметив отрешенное выражение лица Винса. Тот затравленно — что еще, мать твою, он от меня хочет, — уставился на него, не зная, что ответить. — Неинтересно просто лежать? — Сикс остановился и вытащил свой член, но лишь для того, чтобы сменить позу: полуулечься на спину с другой стороны дивана, широко расставить ноги и притянуть Винса за цепочку наручников, усаживая к себе на бедра. — Давай, поработай, хватит валяться как бревно, — приказал он, сжав ладонями его задницу. — Может, не.? — заикнулся было Винс, которому жутко не хотелось самому — почти добровольно, считай, — насаживаться на член Сикса, но Никки, прерывая его вопрос, с силой хлопнул его по ягодице и приподнял бедра, потеревшись членом о его задницу. Винс почувствовал, как уши снова начинают гореть, и нервно тряхнул головой, чтобы прикрыть их волосами. Можно, конечно, оттолкнуть его, взбунтоваться, пихнуть в пах…, но ключи от комнаты были в спальне Сикса, сам Винс голый и в наручниках, а Никки на полголовы выше и в полтора раза тяжелее него. — Во-о, так-то лучше, — выдохнул Никки с удовлетворением, откидывая голову назад и небрежно оглаживая ладонями его бока и живот.– Видимо, здравый смысл в тебя можно только вбить… да пошевеливайся! — он нетерпеливо качнул бедрами, и Винс, пытавшийся провернуть все как можно осторожнее, зашипел и завалился вперед, упершись руками ему в грудь. Сикс его оттолкнул и, надавив на бедра, заставил усесться на свой член. — Двигайся. Нет, валяться бревном было лучше, уныло подумал Винс, когда колени начали ныть уже через несколько движений. Впрочем, Никки, которому не понравился его темп, перехватил инициативу почти сразу: резко повернулся набок, притягивая его спиной к себе, обхватил за шею, прижимая головой к своему плечу. — Хорошо только ноги раздвигаешь, — прошептал он ему на ухо, опаляя горячим пьяным дыханием, задрал вверх его ногу и продолжил трахать его сам, торопливо и неряшливо. Винса почему-то это оскорбило, и он «случайно» оттопырил локоть, воткнув его Сиксу под ребра, но тот был слишком увлечен, чтобы заметить. Кажется, сейчас его интересовало только одно — приближающийся оргазм, понял Винс по участившимся, сбивающимся движениям и рваным постанываниям. Ну наконец-то. Никки долго не продержался — с протяжным стоном кончил внутрь него, чуть не придушив от избытка чувств, и повалился рядом, тяжело дыша. Винс скривился, почувствовав, как из задницы вытекает горячая вязкая жидкость. Плюс еще одно белое пятно на диване, подумал он равнодушно, не решаясь пошевелиться, пока Сикс лежал за спиной и дышал ему в затылок, небрежно закинув руку на его талию. Он там заснул, что ли? Наконец Никки приподнялся и, опершись на локоть, наклонился к Винсу. — Истеришь, как девчонка-подросток, — произнес он недовольно, но Винс чувствовал просачивающееся в его голосе сытое, как у наевшегося сметаны кота, удовлетворение. — И слишком много болтаешь. Хуже бабы. Но задница, конечно, что надо, — добавил он, хлопнул его по бедру и поднялся. Прикосновение почти физически обожгло кожу, распаляя внутри задавленную было ненависть, вспыхнувшую, словно пламя почти догоревшей свечи; Винс повернул голову и смерил Сикса полным отвращения взглядом, не отведя его, даже встретившись с насмешливым взглядом зеленых глаз. Его сил хватило на пару мгновений, а потом ненависть улеглась, потушенная разлившейся по телу усталостью, и Винс снова отвернулся к дивану, не обращая больше на Никки внимания. Сикс, не сказав ни слова, наконец ушел в душ, оставив его одного. Винс почувствовал, как его постепенно охватывает сонливость, даже боль ощущалась как-то отдаленно, словно не могла пробиться прямиком в его сознание, оставаясь где-то на периферии. С трудом разлепив веки, он дотянулся до валявшейся ближе всего рубашки и укрылся ей, позволяя после этого усталости окончательно взять верх.Он еще услышал, как Никки вышел из ванной, как он склонился над ним и что-то ему говорил — наверное, хотел вернуть его обратно в карцер, чтобы охранники не заметили пропажи. Пусть несет его обратно на руках или оставит в покое, упрямо подумал Винс, потому что он не встанет. Хоть убей, не встанет. То, как Никки, бормоча под нос ругательства, хлопает дверью собственной спальни, он уже не услышал.