Десница Пращура (История с фотографией, часть 6)

Джен
NC-17
Завершён
14
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
91 страница, 19 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
14 Нравится 10 Отзывы 2 В сборник Скачать

Фрагмент 3

Настройки текста
*** И всё-таки Альдира боялся, сомневался, а самое поганое, не мог докопаться до корня своих сомнений и страхов. Молодая колдунья, воспитанница Латиры, задела его за живое с первого раза, как он приметил её. В беленькой северянке сошлись воедино черты, которые он ценил в женщинах, и всё, что он уважал, чем восхищался в сёстрах по служению. Опасное слово: сёстры. Урождённых сёстёр братья не валяют по шкурам, это беззаконно. Зато с сестрами по служению не только на шкурах дозволено кувыркаться: их и в круг с собою зовут, чтобы принять больше колдовской силы. А сёстры, за тем же самым, зовут в круг своих братьев по служению. Все мудрые равны перед охотниками, равны перед стихиями, это закон. И та повадка, что заставляет охотника в миг опасности заслонять собою мать своих детей, уже не про них, не для них. Но и между мудрыми случается сердечная приязнь, когда раны друга или подруги кажутся больнее своих. С Альдирой вдруг случилось такое: даром, что он пока не уверен, взаимно ли? Не так, ох, не так привести бы ему Вильяру к Зачарованному Камню! Привести бы её сюда весёлую и здоровую: за руку. А не на руках, когда каждый шаг отдаётся болью, одной на двоих. — Положи меня здесь, Альдира, и подожди. — Ты не пойдёшь в круг? — Нет. Не сейчас. Решение Вильяры разумно. Она слишком слаба телом, и Камень ей незнаком, и явились они сюда без должного почтения. Мудрый бережно опускает свою укутанную в шкуры ношу на снег, садится рядом, они вместе поют приветствие Камню. Вильярин голосок тих, словно шелест сухого былья, но поёт она складно, и Камню нравится. Хотя, после Песни Равновесия все Камни успокоились и стали щедры на силу. Альдира быстро задрёмывает, угревшись в тёплом равномерном потоке. Он устал, ужасно устал за три дня препирательств в Совете. Он многое не рассказал Вильяре: исцелится, тогда и узнает. Вновь избранный временный глава Совета Мудрых молча ждёт, отдыхает, копит силу впрок. — Альдира, отойди в сторонку, я попробую спеть «летучую». Мудрый вздрагивает, пробуждаясь от дрёмы. Тревожное предчувствие снова колет ему сердце, но рассудок, хоть разорвись, не замечает признаков опасности. Альдира встаёт, отходит на двадцать шагов, скрипя настом. «Летучая песнь» коротка: миг — из кокона шкур взвивается белый сияющий вихрь. Столп снега и ветра пляшет по горе, разметая искристую пыль. Вильяра-вихрь почтительно, посолонь обходит Камень и тут же, озоруя, залепляет Альдире снегом глаза. Возвращается на прежнее место, чтобы вернуть себе двуногое обличье… Вскрик: короткий и болезненный! Альдира метнулся к оседающему в снег телу. Пока добежал, колдунья сжалась в комочек, скуля от боли. Из-под повязок остро пахнуло свежей кровью. Как? Почему? Альдира на миг растерялся, не понимая… Безмолвная речь Вильяры торопливо забилась в висках: «Альдира, скорее! Тащи меня к твоим целителям. Рана от собственной руки, нанесённая в круге Зачарованных Камней, не по обряду. Я ранила себя, и снова ранила. Я дура! Как я не догадалась, что «летучая» мне не поможет…» — А я-то дурак! — хлопнул себя по лбу Альдира. Почему не вспомнил Зунгиру и кровь, капающую с его руки после каждой «летучей»? Не подумал, что сборище бродячих алтарей в Пещере Совета сойдёт за настоящий круг. И не оправдание, что он сам тех Камней не видел, очнулся, когда они уже ушли… Больше всего Альдира боялся не донести Вильяру живой. Боялся, что целители из дома Травников справятся с раной хуже, чем Нимрин в прошлый раз. Зря боялся! В шесть рук они сделали лучше, а пел мудрый над нею сам. Тут уже не до страхов и сожалений: удержать бы. Удержал. И снова вынужден был уйти в Пещеру Совета, оставив раненую под присмотром Талари. *** Вильяра ошиблась, жестоко ошиблась. Заплатила за ошибку новой болью и вновь пребывает нигде, никем. Снова слышит ласковый голос Пращура: «Торопливая беляночка, быстро ты ко мне вернулась!» «Я должна была сообразить, я — дура!» — отчаянно корит она себя. «Ты умная девочка и сильная. Ты пострадала, зато сбросила отметины, которые оставил на твоём теле выродок Тьмы. Теперь тебя лечат наилучшие целители из ныне живущих. Ты выжила. Ты встанешь на ноги и вернёшь свою силу.» «Да! Только «летучую песнь» я больше не пропою.» «Это будет разумно — не петь её больше. Твоё служение станет сложнее, но тебе дадут младшего напарника. Ты сможешь посылать его туда, где опасно, где без «летучей» никак не обойтись. Всё будет хорошо, беляночка.» На взгляд мудрой, вовсе не хорошо, однако… Нет, не со сказочным Пращуром об этом спорить. Лучше задать ему вопрос: а вдруг, ответит? «Пращур, о Пращур, говорят, ты знаешь всё, чего не знают даже Тени. Неужели нельзя изгладить эту рану с моей сущности? Чтобы я возвращалась из «летучей» не с распоротым брюхом?» «Зунгира мудрый так ничего и не придумал. Как однажды, сгоряча порезал себе ладонь в круге, так и возвращается каждый раз.» «Пращур, я знаю о Зунгире! Но царапина на ладони — не страшно. А моя рана смертельна без быстрой помощи. Нимрин спас меня в первый раз, Альдира во второй. Неужели нельзя ничего сделать, чтобы я обошлась без третьего?» «Ищи, беляночка! Если ты поймёшь, чем ещё, кроме тяжести, отличается твоя рана от раны Зунгиры, ты сделаешь первый шаг по пути исцеления. Вспомни хорошенечко, как ты себя ранила, это важно.» Последнее, что Вильяре хотелось бы вспоминать: хоть наяву, хоть во сне, хоть в этом странном небытии! Нож в кулаке, судорожно стиснутые пальцы, чужая воля твёрдо ведёт руку. Колдунья режет себя, отчётливо сознавая происходящее, отчаянно сопротивляясь — и безуспешно. «Я слышала, что Зунгира решил угостить круг своей кровью: сам решил, сам сделал. А я ранила себя не по своей воле. Повелитель Теней подчинил и принудил меня. Это важно?» «Ты умница, беляночка. Да, это и есть твоя разница с Зунгирой. Он всё сделал сам, поэтому стихии запомнили его таким. Твою руку с ножом вела чужая воля, поэтому твою рану возможно исцелить. Если додумаешься, как. Если дерзнёшь. А сейчас спи, беляночка! Крепко спи, как должна ты спать под зельем глухого сна.» Да, она помнит: целители дали ей это зелье. Тело и дух должны спать от него безо всяких голосов. Но если уж всё идёт наперекосяк… «Пращур, о Пращур! А позволь мне спросить ещё. В старых сказках сказывают, будто давным-давно не только ты, а все хранители снов беседовали со сновидцами. Живые и умершие встречались на изнанке сна, слышали и понимали речи друг друга. Почему сейчас — иначе?» В ответе ей мерещится вздох сожаления: «Им только казалось, будто они понимают друг друга. Эти встречи вредили и живым, и умершим. Первые мудрые, числом одиннадцать, провели черту со стороны живых, я — со стороны призраков и духов. С тех пор мёртвые молча хранят ваши сны от душекрадов и прочей погани, а живые не тревожат мёртвых, не зовут их по именам. Это закон, беляночка. Спи! Спи крепко и сладко. Я дам тебе ещё силы, чтобы твоя рана быстрее заживала. Ты нужна клану, твои Вилья ждут тебя. Спи! И ни во сне, ни наяву, никому не рассказывай о наших беседах.» *** Альдира вернулся в дом Травников двое суток спустя и застал Вильяру уже на ногах. Талари медленно и осторожно водила раненую по комнате: расхаживала. Вильяра через шаг кривилась от боли и затейливо поминала щуров, но глаза её блестели ярко и живо, даже в ругани слышался задор. Больше никаких сомнений, что смертельная угроза для неё миновала… Если колдунья снова не споёт «летучую». Мудрый поморщился от досады, а больше — от воспоминаний: как нёс Вильяру на руках и не знал, донесёт ли живой. Как пел над почти бездыханным, растерзанным и окровавленным телом, пока с ней возились целители. Второй раз пел здесь, а первый — в Пещере Совета. И как, заодно, не вспомнить отчаянный взгляд и кривую ухмылку Повелителя Теней, последний свой разговор с чужаком? За пять дней, минувших с песни Равновесия, Нимрин так и не объявился. Наритьяра вышел из круга сразу, и даже колдовской дар сохранил. Вышел, правда, слегка не в себе, но Нельмара поручился за ученика, что со временем это пройдёт. А пока ученик с учителем вместе куролесят в трактире Ласмы и Груны: то пляшут, то сказки сказывают, то роняют слёзы в похлёбку с марахской травой. Ласма грозится вместо дурманных травок подсыпать им зелья глухого сна, уложить туши на салазки и оттащить в Пещеру Совета. Но пока только грозится. Альдира тоже не торопит, хотя по праву временного главы Совета — мог бы. Однако вновь избранный глава понимает: даже мудрым нужно время, чтобы переварить великую радость и великое горе. Всем нужна передышка: чтобы осознать перемены, привести в порядок дела кланов, выбрать замену погибшим мудрым и помощников — живым, подготовить новых колдунов к посвящению… Альдира взвалил на себя такую груду забот, что голова кругом. Однако пропавший Иули тревожит мудрого едва ли не больше всего остального. Похоже, в их с Латирой гадания и расчёты, в завещанное Тмисанарой понимание равновесия вкралась существенная ошибка. Мысли об этом не дают покоя: Тмисанара и Латира сгинули, значит, разбираться теперь Альдире. Мудрый уверен, что жёлтый Камень не забрал жизнь чужака. После Великой песни круг спокойно раскрылся, и в нём не прибавилось новых Камней. Разогнав дурную молодёжь с дурными затеями, Альдира сам ходил в тот круг, пел и слушал. Нет, Нимрин не остался внутри, и не похоже, чтобы он застрял во временном сдвиге. Конечно, он мог войти в один круг, а выйти из другого, но что дальше? Те, кто искал, не нашли его. И стихии молчат о чужаке. И на безмолвную речь он не отзывается. — О мудрая Вильяра, я счастлив видеть тебя восставшей с ложа болезни и слышать несравненные плетения слов из прекраснейших уст твоих! — приветствовал Альдира выздоравливающую колдунью. — Какой сказитель наплевал тебе в рот, о мудрый Альдира, что ты так выражаешься? — ответила она ему, блеснув острыми клычками. — На ярмарке в твоих угодьях завёлся великий сказитель, сам хранитель знаний Нельмара. Вот в уши мне слегка и надуло. Но ты столь прекрасна, Вильяра, что я готов беседовать с тобою сказочным слогом — всегда. — Брось, Альдира! Твой лучший друг, мой наставник говорил, что мужчины от этого глупеют. А временный глава Совета не в праве туманить свой разум. Но я тоже рада видеть тебя, старший брат по служению. Я ужасно скучаю. Жду не дождусь, когда милые родственники сочтут меня достаточно здоровой, чтобы отпустить из-под своего присмотра в родные угодья. Талари осторожно усадила больную на лежанку, помогла улечься и укрыться, сказала: — Мудрая Вильяра, мы отпустим тебя не раньше, чем ты встанешь прямо и пойдёшь сама, без моей поддержки. Ты, конечно, мудрая. Но ты знахаркина дочь, значит, должна понимать, что к чему. — Я понимаю, Талари. Спасибо тебе! Ты не только помогаешь мне выздоравливать, но скрашиваешь мою скуку познавательными беседами. Ты, и твои сёстры, и братья. Я благодарна вам всем. — Талари, пожалуйста, оставь нас наедине, — велел Альдира целительнице. — Нам нужно поговорить о делах мудрых. Женщина помогла Вильяре поправить подушку, поклонилась и вышла. — Что за дела, что о них нельзя говорить при непосвящённых? — спросила колдунья, разом настораживаясь. — При посвящённых тоже нельзя, — уточнил Альдира. — Только между нами двоими. — Я вся внимание, о мудрый Альдира! — Вильяра, я знаю, с тех пор, как ты очнулась, ты беседуешь не только вслух и не только с Талари. Телом ты пребываешь здесь, а мыслью — в угодьях своего клана. Ты убедила Стиру отсрочить посвящение кузнеца Лембы и призвала второго колдуна, которого отметил твой предшественник. Стира сейчас обучает их обоих и ещё двоих одарённых подростков. Наверняка ты переговорила с ними со всеми. — Да, я говорила с ними, в этом нет никакой тайны. Я пока слишком быстро устаю от безмолвной речи, но мне скучно. Я болтаю со многими охотниками своего клана и с некоторыми мудрыми. Что беспокоит тебя, о мудрый Альдира? О чём, по-твоему, мне нельзя говорить ни с кем, кроме тебя? — Вильяра, скажи, где бы ты искала своего Нимрина, если бы знала, что он жив и не покинул Голкья? Зрачки Вильяры расширились, тревожно взблеснули: — Альдира, ты же сказал мне, что Нимрин не вышел из круга! — Амулеты, которые он зачаровал для нас, потеряли силу, поэтому сначала я решил, что он погиб. — Но? — Никто не видел его после песни Равновесия, однако из круга он, похоже, всё-таки вышел. Только никто не знает, куда! Ты пробовала звать его безмолвной речью? — А ты? — О истинная воспитанница старого прошмыги! — воскликнул Альдира. — Я — пробовал. Глухая тишина, однако не холод. — И у меня то же самое, — с видимой неохотой подтвердила Вильяра. — То есть, мне тоже кажется, что Нимрин жив и не покинул Голкья. Но на безмолвную речь он не отвечает. — А как тебе показалось: он не отвечает или не слышит? — Не знаю. Он не так искусен в мысленных беседах, чтобы закрываться нарочно. Возможно, у него совсем нет колдовской силы… Если вспомнить прошлые песни… Вот скажи, Наритьяра Младший сохранил дар? — Наритьяра — сохранил. Но возвращаюсь на старый след: где бы ты стала искать этого Иули? Если представить, что после песни он лишился силы, дара и прячется? — Ну, смотря, от кого и зачем ему понадобилось прятаться. Сам подумай, Альдира, зачем ему таиться от меня или от тебя? После того, как мы клялись ему своими сердцами? — Наша клятва имела срок: до песни Равновесия. — Ну, я-то ему наобещала всякого ещё раньше и до сих пор не исполнила. Ты знаешь, я рассказывала… То есть, я уверена, что Нимрину, в здравом уме, от меня прятаться незачем. А от тебя, Альдира… Даже мне пока не ясно, насколько прочна твоя власть в Совете? И чего ты, временный глава, взыскуешь для Голкья? — Я взыскую мирной зимы и безбедной весны, плодородного лета и сытой осени. После двух буйных Наритьяр искать большего — рушить недоразрушенное. Год покажет, на что мы все годимся как хранители своих кланов, а я — как глава Совета. Справимся — сможем задуматься о большем: о чём мечтают старые сновидцы. Но не раньше, чем благополучно минует год. — Мне по сердцу такие замыслы, Альдира, — улыбнулась колдунья. — Считай, я опустила за тебя белый камушек. — Я рад. — А что ты собираешься делать с Нимрином, если найдёшь? — Перво-наперво я возьму его под защиту, как певца Величайшей из песен. А потом прослежу, чтобы он не слишком глубоко пустил у нас корни и поскорее отбыл домой. Вильяра едва заметно поморщилась, но ничего не сказала и не спросила. Альдира повторил свой вопрос: — Так где бы ты искала нашу пропажу? — Да кто же знает, куда он мог забиться, если прячется от всех двуногих! Я бы, на его месте, укрылась в древнем Доме Иули. — То есть, в Пещере Совета? У нас под носом? Знаешь, Вильяра, мне даже в голову такое не приходило. А зря! Старый прошмыга точно бы спрятался именно там. В Доме Иули полно закоулков, куда мы обычно не забредаем. Где изначальные чары чужаков не перекрыты нашими. Возможно, для Нимрина там отворяются двери, которых мы даже не видим. Но после всего, что учинили Повелители Теней, мы теперь зачаровываем Пещеру Совета заново. Если Нимрин там, мы его непременно найдём. — Удачи в поисках, — вздохнула колдунья, она явно начала уставать от разговора. — Вильяра, а если он не там, где ещё он может быть, как ты думаешь? — Ну, например… В каком-нибудь из убежищ старого. — В логове при Ярмарке — нету, я проверял. — Есть ещё одно логово, в истоках Кривого ручья. Мы со старым прятались там от Великого Безымянного. Ты знаешь, где оно? — Знаю, он сказал мне. Проверю. Есть ещё мысли? Вильяра неприятно скривила губы: — Старый говорил мне о всеведении Повелителя Теней. Спев песнь Равновесия, Нимрин его утратил, а вот память — вряд ли. Ты понимаешь, да? Ты ведь тоже ученик Тмисанары. Вряд ли я тебе ещё что-то новое подскажу. А мне пока тяжело подолгу говорить. Колдунья прикрыла глаза — Альдиру по сердцу резануло, какая она осунувшаяся и бледная, до прозрачности. Лучше, чем была пять дней назад и позавчера, но всё ещё плоха… И мудрый наконец-то уловил, что не так с её аурой! Поверх теневых отметин, нанесённых вместе с раной, и когда Нимрин её лечил, пролегли более свежие солнечные. Альдира впервые наблюдал существо, меченное Тенями и Солнцем одновременно. За то время, пока Вильяра болела, теневые отметины ослабли, солнечные стали ярче. Престранно само по себе, а после песни Равновесия — особенно. Не должно сейчас быть такого! Ни с кем на Голкья! — Мудрая Вильяра, прости, что я утомил тебя, а не порадовал беседой. Сейчас я позову Талари и оставлю вас. Вильяра блеснула глазами из-под ресниц, улыбнулась мимолётно: — Я буду рада видеть и слышать тебя снова, о мудрый Альдира. Пожалуйста, приходи, когда сможешь. Из твоих уст любые новости — добрые. На прощание он спел песнь — поделился силой. А в коридоре остановил Талари и долго расспрашивал о состоянии раненой и о ходе лечения. Целительница дала ему некоторую пищу для размышлений, но не успокоила.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.