Десница Пращура (История с фотографией, часть 6)

Кто же знал, что тихо посидеть под Камнем ей не дадут? Стира привёл на гору всех своих подопечных! Мудрые приветствовали друг друга: сосед был церемонен, суров и невозмутим, как всегда. Смерил Вильяру взглядом, который прежде казался ей сердитым, но нет, просто изучающим. Слегка поморщился на её встрёпанный вид, но ничего не сказал, даже безмолвной речью. Лемба, Тида, Анта и Раска дружно поклонились хранительнице клана. Выпрямились — остались стоять рядком. Вильяра медленно переводила взгляд с лица на лицо. Следуя примеру наставника, предызбранные к посвящению старались сохранять невозмутимость. С разным успехом! Лучше всех получалось у Тиды, хуже всех — у Лембы. Противоречивые чувства терзали кузнеца, ужасно противоречивые! Вильяра думала оттянуть эту встречу, отложить окончательный выбор. Камень свёл её с предызбранными, когда она сердита, голодна и спешит. Зачем? — Мудрый Стира, позволь мне переговорить наедине с учеником твоим Тидой? Лемба нахмурился, парень с девчонкой весело переглянулись, Тида продолжал хранить бесстрастие, лишь на миг взблеснул глазами. — Говорите, — позволил Стира. — Если заберёшь его куда-то, потом верни. — Нет, мы просто посидим в сторонке, — сказала Вильяра. Они молча обошли Камень и сели друг против друга на снег. Вильяра смотрела в глаза тому, чьё место она заняла три года назад. Тида держал взгляд, привычно, умело скрывая малейшие проявления чувств. Не знает, чего от неё ждать? Не торопится произвести впечатление на мудрую, кроме того, что завидно владеет собой? Вильяре, первой, надоели молчаливые «гляделки». Она улыбнулась: легонько, краешками губ, и спросила: — Тида, счастлив ли ты в купцах? Он ответил мгновенно: — Не жалуюсь, порожняком обозы не гоняю. Выпустил наружу капельку самодовольства — вновь укрылся за непроницаемой завесой. Ну, не петь же над ним песнь Познания! — Тида, а желаешь ли ты посвящения в мудрые? На этот раз он долго медлил с ответом, что-то про себя обдумывая и решая. Вильяре даже неуютно стало под его взглядом: пристальным, холодным, расчётливым… На тех, кого почитают выше себя, так не пялятся! Да, знахаркина дочь младше купца Тиды по годам. Насчёт жизненного опыта она могла бы поспорить, однако спор выйдет, очевидно, дурацкий. Перебить неблагоприятный для неё расклад колдовским могуществом? Обломать силой, как поступал недоброй памяти наставник? Тида, наконец-то, заговорил — Вильяра навострила уши, напрягла колдовское чутьё до предела. — Желал. Как жених — свадьбы, Но те снега давно утекли в море, — тень сожаления, — Если ты выберешь меня, о мудрая Вильяра, и если я переживу обряд, я стану тебе верным помощником, — кисловатый привкус лжи. — А если ты отпустишь Тиду гонять обозы, я буду благодарен тебе до конца жизни. — чистейшая, незамутнённая правда. Вильяра улыбнулась шире, тоже принимая решение: — Я отпущу тебя, Тида. Только не сей миг: мне нужна помощь купца-колдуна. Он сдержал вздох облегчения, лишь чуть расслабил напряжённые плечи. — Будто бывают купцы — не колдуны! — почти усмешка. — Что за помощь тебе нужна, о мудрая? — Я желаю разыскать этих двоих. — Вильяра сплела видение дремлющих под снежной стенкой охотников. — Скорее всего, архан. Скорее всего, купцов. — А давно ли ты видела их, о мудрая? — А это важно? — Сама решай, важно, или нет. Последнее, что я слыхал об этих удалых братцах, будто весной они угодили под лавину. Из большого обоза уцелели единственные сани, и это были не их сани. — Я встретила их сегодня, на ярмарке. — Значит, повезло. Откопались, — пожал плечами охотник, не выказывая ни радости, ни огорчения. — Как их зовут, Тида? — Ракта и Ташта. Кто есть кто, я не помню. — Откуда они? — Из Рийи, но торговать предпочитали в угодьях Наритья, Джуни и малых марахских кланов. — Чем они торговали? — По преимуществу тем, что можно унести в котомке за спиной. Редкими травами и снадобьями, колдовскими и просто красивыми побрякушками, зачарованным оружием. Зачаровывали всё сами. — А где они зимуют, ты не знаешь? — Нет. А зачем они тебе, о мудрая Вильяра? — А это имеет значение? — Если мудрая желает совета, то лучше не имей с ними дела. — Торгуют гнильём? — Нет, товары у них безупречные. Они сами… странные. — Вот за одну «странность» я и желаю с ними рассчитаться! — негромко, но грозно рыкнула Вильяра. Тида впервые за разговор открыто ухмыльнулся: — Многие ищут их именно за этим! Где братцы ни объявятся, жди какого-нибудь поганства. Если бы не лавина, то Джуни ещё весной объявили бы их вне закона. — Я услышала тебя, Тида. Благодарю! Ещё один вопрос: желаешь ли ты учиться у Стиры мудрого? Или отпустить тебя прямо сейчас? Он пожал плечами: — Мудрый Стира повторяет то, чему меня учили прежний Вильяра и хранитель ярмарки. Что пригодилось мне в жизни, то не нуждается в повторении. Прочее я позабыл за ненадобностью и не рвусь вспоминать. Отпусти. — Иди. Пришли мне зов, если ты встретишь этих двоих или что-нибудь узнаешь о них. — Благодарю тебя, о мудрая. Тида низко, почтительно поклонился Вильяре на прощание, и его почтительность больше не вызывала сомнений. Упругим шагом, лёгкой побежкой Тида припустил с горы, по тропе к ярмарке. До перегиба склона он ни разу не оглянулся. Вильяра тяжело вздохнула и послала зов Стире: «Я отпустила Тиду. Он не годится.» Стира не замедлил с ответом. «Он был хорош три года назад, — Вильяре померещилось недосказанное «лучше тебя», — Но перезрел, перегорел.» «А что ты скажешь об остальных, мудрый Стира?» «Если Тида не годится, то не годится никто из них. Твой любезный кузнец слишком привязался к огню и железу. Его дар ярок, но удручающе однобок. Выправить можно, да хватит ли тебе на это власти, а ему — терпения?» «Я поговорю с ним… Не сейчас. А подростки?» «Вспомни себя и Лембу три года назад. Одарённые, схватывают всё на лету, но не хотят учиться, а хотят пожениться. Прости, я не уследил, как они прикипели друг к другу. Заметил — погадал на них: дружная была бы семья.» «Надеюсь, будет.» «Ты их тоже отпускаешь, Вильяра?» «Пока нет. Никому из них не помешает твоя наука, однобокому — особенно. Но мы не станем спешить с посвящением. Я отпущу всех троих, если найду кого-то более подходящего. Прости меня, Стира, что я взвалила на тебя этот груз…» «Так не ты же его на меня взвалила, а глава Совета. Погоняю твоих, со своим потом будет легче. Мне же тоже положен Младшенький, а я давно никого не учил.» «Спасибо тебе, Стира.» «А скажи-ка мне, соседушка, на твоё спасибо. Что у тебя случилось, прежде чем ты выскочила к нам с изнанки сна?» «Не только у меня. На ярмарке убили Наритьяру. За подробностями — к Альдире, а я — за едой, пока остатки кишок в узел не завязались!» Даже любопытно взглянуть, сохранил ли Стира видимую невозмутимость после такого известия? Но Вильяра поблагодарила Камень, свернулась клубочком на снегу и поскорее нырнула в колдовской сон. Ложку мясного отвара себе, ложку — Нимрину. С ночи чужак ещё немного оклемался. Глотает похлёбку, не отказывается. И взгляд стал живее, осмысленнее, острее. — Хватит, Вильяра. Спасибо. Остальное доешь сама. Колдунья не стала отнекиваться, выхлебала остатки и с сожалением отставила пустую плошку. Нимрин заворошился в россыпи морского мха, попробовал приподнять руку — уронил её обратно. — Что? — Ничего, взглянуть хочу. Есть у меня руки, или совсем отвалились? Вчера Вильяра отказалась давать ему зеркальце. Но краса — дело преходящее, а вот без рук нет ни мастера, ни воина! Колдунья бережно взяла чужака за запястья, подвела кисти к лицу. Кажется, он попытался шевельнуть пальцами — не преуспел. Полежал, зажмурив глаза. — Ладно, Вильяра, отпусти. Убогое зрелище! Но выглядит немного лучше, чем ощущается. Будешь сегодня петь? — Буду. Вот прямо сейчас и начнём. И она запела, сосредоточившись на его руках. Погнала волну силы от плеч к кончикам пальцев: чёрных, сухих и скрюченных, но всё же чуть тёплых, значит, не вполне омертвелых. Нимрин заскрипел зубами. Он уже говорил Вильяре, что ощущает ворожбу, не как привык её ощущать, а то — будто зуд и щекотку, то как жар, то как боль. Сегодня ему явно не повезло. Но пока терпит и не просит остановиться, Вильяра поёт… Ой, нет, хватит! — Дурень! До слёз-то зачем терпеть!? Он перевёл дыхание и вроде как ухмыльнулся: — Большая ценность. Соберёшь — пустишь на снадобья. — Дурень ты дурной! Не ответил. Вильяра сложила его кисти ладонь к ладони, осторожно сжала в своих и запела, ослабив поток силы. На этот раз Иули дышал глубоко и ровно, зубами не скрипел, слёзы не текли. Значит, терпимо. Закончив с лечением, мудрая попросила Рыньи принести ещё еды, а сама завалилась на лежанку и зарылась в шкуры. Полежала, собираясь с мыслями — послала зов Нгуне. «Ты говоришь, Ракта и Ташта?» — переспросила безъязыкая болтушка после многословного взаимного приветствия. — «Были у нас с братом такие знакомые. Весной якобы погибли под лавиной в угодьях Джуни. Услыхав эту новость, мы посочувствовали щурам. Уж больно шебутные то были братцы! Но три луны назад померещилось мне, будто щуры поганцев таки не забрали. Пара очень похожих спин мелькнула в толпе на ярмарке. Здесь, в твоих угодьях, Вильяра! Я заметила — позвала одного, потом второго. Тишина и холод. Но что-то сомневаюсь я с тех пор, что братцы подохли под лавиной. Сами-то они не однажды хвастали, будто умеют зачаровывать амулеты ложной смерти. А прятаться им было, от кого.» «От кого?» — спросила Вильяра и долго внимала сказу о похождениях плутоватых архан на Нари Голкья, словно затейливой и страшноватой сказке. — «Нгуна, скажи, а где они обычно зимовали?» «То тут, то там. Они же сновидцы. Меняли лёжки даже глубокой зимой. Думаю, и среди Джуни осталось немало домов, где им были бы рады. Братцы с первого взгляда располагали к себе. А главное, они умели оказывать поистине драгоценные услуги. Но только если их не злить, а им самим не припадёт покуролесить.» «А всё-таки, Нгуна, где бы ты их искала?» «Не знаю, о мудрая. Расспрошу знакомых.» «Да, расспроси. Разузнаешь что-нибудь, пришли мне зов.» «Мудрый Альдира, ты слышишь меня?» «Да, Вильяра.» «Убийц Наритьяры зовут Ракта и Ташта. Они из Рийи, но торговали на Марахи Голкья. С весны прикидываются умершими… Мне дальше рассказывать? Или ты сам спросишь Джуниру, за что он собирался их изгонять?» «Спрошу сам. Пять шерстинок из твоих шестнадцати я потратил. Мы наскоро сплели сети, но на Арха Голкья и островах мы этой погани не нашли. Готовимся искать по всему миру. Если ты не занята, присоединяйся». «Пока занята.» Вильяра ещё немного поела сама и покормила Нимрина. Уловив её настроение, чужак смотрел насторожено. — Вильяра, что-то происходит? Она ответила с горечью: — Да у нас всё время что-то происходит, будто весной! Но у тебя, Иули, забота сейчас одна: выздоравливай скорее. Хотя бы на ноги встань! — А ты поворожи мне на ноги, как ворожила на руки, — он распрямил пальцы, пошевелил ими, сжал кулаки, комкая подстилку. Колдунья тяжело вздохнула — придётся потом ещё раз сидеть у Камня — и запела. *** Ромига безо всякой магии чувствовал разлитое в воздухе напряжение. Ночью было спокойно, утром опять что-то случилось. Вызнавать в деталях, что именно, он не видел смысла. А вот напроситься на лишний сеанс лечения, пока Вильяра не умчалась тушить очередной пожар — очень даже! Рукам было больно, а ногам оказалось щекотно: тоже едва не до слёз. Зато теперь он не сомневался, что конечности у него есть. Вильяра допела и выдала указания Рыньи: что делать, если она не вернётся до ночи или до следующего утра. Мальчишка внимательно слушал, потом вдруг спросил: — Мудрая, а правда ли, будто последнего Наритьяру зарубили топором, побросали куски в навозную яму и сверху нагадили? Колдунья зарычала: — Уже болтают!? Рыньи даже слегка шарахнулся от неё. Пояснил виновато: — На кухне болтали, только я не поверил. Неужели, не врака? Вильяра медленно, с расстановкой, выговорила, не прекращая скалиться: — Мудрого Наритьяру действительно убили. Сегодня утром на ярмарке. Рыньи, я запрещаю тебе.., — на миг призадумалась, — досочинять подробности и разносить слух дальше! Мальчишка опешил. До сего момента он не принимал известие всерьёз, а теперь расширил глаза и тихо спросил: — Кто? Кто посмел? — Какие-то беззаконники, — припечатала Вильяра. — Я иду их ловить. Ромига разминал непослушные пальцы и с тоской вспоминал последний свой разговор с рыжим, на пути в круг: «Выживем — побратаемся». Песнь Равновесия пережили оба. Побрататься не успели. Холодок под сердцем — и бессильный гнев. На неизвестных беззаконников. А пуще того — на светлую погань, которая зачем-то спасла от убийц нава, своего злейшего врага, но не защитила бывшего Солнечного Владыку… Эхом Ромигиных мыслей, вкрадчивым шепотком: «Бывшего. Какое нам дело до бывших. А ты, нав, мне ещё пригодишься, потому ты в деснице моей.» Нав зарычал, чувствуя, как вонзаются ногти в ладони, как трескается короста на заострившихся ушах. Вильяра и Рыньи разом обернулись к нему: — Что? — Поймай их, Вильяра! Изгони к щурам! Пусть жизнь их будет короткой, а смерть — долгой! Жаль, я пока не могу помочь тебе в этом. Оскал колдуньи перетёк в жуткую, яростную ухмылку. А потом мудрая в пару вздохов успокоилась, прилегла на лежанку и исчезла. Остался растерянный, перепуганный Рыньи. Кажется, мир для него только что немного рухнул. Суровый, но по-своему уютный мир, где не убивают мудрых и, вообще, редко и неохотно отнимают жизнь у двуногих. — Ты уже сталкивался с беззаконниками, Рыньи, — подсказал нав. — Ты знаешь, что с ними надлежит делать. Мудрая Вильяра — тем более знает. Давай, пожелаем ей удачи?