***
Бледные женские руки, покрытые ссадинами и трещинами, тянуться к моему лицу, сокращая между нами расстояние. Я пытаюсь увернуться, не позволить им коснуться меня, моей плоти, оставить свой след на моей кожи. Сердце начинает биться чаще. Дыхание становится прерывистым. Нет. Не могу позволить им сделать это со мной. Снова. Но моё тело не слушается, движется навстречу изящным пальцам. Я мысленно молю, не знаю кого, тело не хочет слушаться. Кричу, но девушка продолжает двигаться навстречу. Прошу, хватит, не надо, нет. Щеку пронзает электрический разряд от прикосновения чужой плоти. Длинные пальцы движутся от моей скулы вниз по лицу, оставляя багровый цвет на моей коже.
Кровь. Горячая, живая, не моя. Липнет к моему лицу, стараясь захватить как можно больше пространства. Я медленно закрываю глаза и пытаюсь мысленно отстраниться от этих прикосновений. Это всё не реально. Но женский голос зовет меня, хочет, чтобы я смотрела на
неё, видела, как ей больно, чувствовала
её страдания.
Открываю глаза по очереди, стараюсь сфокусировать свой взгляд на девушке. Её лицо кажется мне знакомым, родным, не могу вспомнить — всё плывет перед глазами. Черные сальные волосы липнут к её лицу. Уголки тонких губ приподнимаются в наподобие улыбки. Бледные руки медленно скользят вдоль тела и останавливаются в области живота, на этом месте светлая хлопковая рубашка постепенно окрашивается в кровавый цвет, яркое пятно с каждой секундой становиться всё больше. Не могу оторвать взгляд от её раны. С огромным усилием поднимаю глаза на её лицо. Я узнаю эту девушку.
Рэйвен. Нет, не может быть, только не сейчас! Хочу закричать, помочь ей. Но изо рта вырывается только стон бессилия. Слишком поздно. Я тяну к ней руки, чтобы как-то утешить, забрать её боль. Но она томно закрывает глаза и падает в пустоту. Я лечу вместе с ней.
***
Яркий свет. Я просыпаюсь. Прежде чем мои глаза успевают сфокусироваться на предметах, находящихся в комнате, до меня доноситься негромкое скуление, писк, напоминающий жалкого беззащитного животного. Голова сразу же начинается раскалываться. А то! Попробуйте спать несколько часов в неделю, удивляюсь, почему моя голова ещё вообще не взорвалась. Да и с каких пор в нашем доме водиться собака?
Я медленно сажусь на кровати, потирая глаза. Мозг начинает загружаться и мысли приводятся в порядок. Славно, теперь я могу отличить реальность ото сна. Опять мне снилась Рэйвен, хотя уже и прошло почти 3 года с момента «разрушения стены», но, видимо, события, о которых я старательно хочу забыть, очень сильно повлияли на моё психическое состояние, слава Всевышнему — всё обошлось. Звук, который меня разбудил, не прекращается и мне приходится собраться с силами, чтобы встать и пойти в соседнюю комнату, навстречу к источнику раннего подъема.
В комнатушке царит полный беспорядок после вчерашнего ночного «безудержного веселья». Я прикидываю в голове, сколько времени мне понадобиться, чтобы убрать все импровизированные игрушки, оставленные на полу: несколько веток, скрепленных в наподобие куклы, деревянные машинки, напоминающие обычный кусок деревяшки, но с нарисованными колёсами и кабиной, разбросанные головы плюшевых медведей, мокрый песок и камни
(что это вообще тут делает?), карандаши, листы бумаги, засохшая краска на стенах, полу и даже потолке, и испачканная ею одежда, лежащая в углу комнаты и прикрытая газеткой. Ага, будто Рэйвен этого не заметит. Так же на полу ютяться детские книжки, со старательно вырванными страничками. Изо рта непроизвольно вырывается тяжелый вздох. Ну если одежду и удастся отстирать, то за порванные книги мне точно несдобровать, надо будет придумать, как всё примостить обратно, чтобы Рэйвен уж точно меня не убила за испорченные вещи. Но зато было весело. Не могу сдержать ухмылку, вспоминая вчерашний вечер.
Торопливо подхожу к кроватке, переступая через валяющиеся на полу предметы, умудряюсь наступить в пятно белой краски и прилипнуть к нему — ну, а как же иначе. Протягиваю руки к скулящему человечку, удобно лежащему и завернутому в желтое одеялко. Огромные карие глаза жалобно смотрят на меня, она знает, как получить то, что хочет, но со мной это не прокатит. Блин, ну вчера же прокатило. Ну всё, этому милому личику больше не дам себя одурачить.
— Доротея, солнышко моё, ну что ж ты не спишь-то, — мой голос получается слишком приторным, я опять под чарами этого чуда.
Я не жду от неё ответа. Да и что может ответить ребёнок в два года?
«Я не сплю, из-за продолжающей бессонницы» или
«Мой организм оповестил меня о том, что желудку необходимо подкрепиться», ну, а может:
«Вчера мы так хорошо поиграли, жду не дождусь, когда мы продолжим».
Дори почти никогда не плачет, она умеет только жалобно скулить, раздражая этим всех вокруг и одновременно умилять. Но родители души не чают в малышке.
Держа ребёнка на руках, оглядываю комнату ещё раз и пытаюсь здраво оценить масштаб ущерба и предстоящую работу.
— Дори, ты в курсе, нам хана от твоей мамы, — я говорю это с задорным голосом и малышка начинает заливаться смехом.
Мне бы её оптимизм, но я не могу сдержать улыбку и тоже начинаю смеяться.
В комнату незаметно для нас входит Грейс. Она останавливается в дверном проёме, точнее — двери там нет, просто проём.
— Так-так-так, — протягивает Грейс, прищуривая карие глаза, — что это мы такие счастливые? Вот настроение у меня сегодня точно не очень и убирать это всё за вами мне тоже не очень хочется, — она пытается это говорить со всей серьезностью в голосе, но улыбка всё равно проскальзывает по её лицу. — И вообще, Лина, тебя уже обыскались, советовала бы я вам побыстрее тут убраться и выйти в свет, — она говорит это таким нравоучительным тоном, что меня тянет на смех еще больше. Ну ей же всего 10 лет, откуда такая серьезность?
— Кого я заинтересовала? — спрашиваю я Грейси, но в то же время смотрю на малышку и щекочу ей животик.
— Альфред зовёт, говорит, пришло
известие, — на последнем слове Грейс делает акцент.
— Известие… Известие?! — я не верю своим ушам, глазам, и всем чем только можно не верить. Наконец-то. Я начинаю нелепо подпрыгивать и пританцовывать вместе с Дори, сидящей у меня на руках. Её явно забавляют мои движения, и она смеётся ещё звонче.
Надеюсь, это мама написала мне известие, ну или Ханна, или Джулиан. Уже всё равно. Главное — кто-то написал.
После водных процедур вместе с Доротеей, утренней гимнастики
(да, так как я пока что выполняю роль временной няни, на время отъезда Рэйвен и Тэка, папашка настоял внести в режим дочери утреннюю разминку — ну, а я просто за компанию, кстати) и завтрака, оставляя кареглазого малыша на попечение Грейс
(бедная кузина), выскакиваю из дома и мчу что есть силы в конец улицы Конкорд, где распложен дом Альфреда — моего хорошего друга и, по совместительству, нашего форейтора.
Альф следит за почтой, приходящей к нам из других регионов от сопротивления, также следит за новостями, событиями, принимает звонки. У него у единственного есть телефонный аппарат. Нет, вы не подумайте, это не обычный мобильник, а огромная штуковина, которая позволяет нам связываться со всеми штатами, взламывать и прослушивать звонки.
После того, как сопротивление освободило Портленд, этот город стал как бы базой для борьбы с АБД и огромным лагерем, в котором мы: сочувствующие,
«заразные», желающие обрести свободу любить и быть любимыми люди — можем чувствовать себя в безопасности. И наша история только начинается.
