Слабость

       Иосиф сидел в кресле в небольшой комнате, прикрыв веки и устало положив голову на высокую спинку. Под покрасневшими глазами залегли темные круги синяков, кожа побледнела из-за потери крови вкупе с трехдневным недосыпом. Заляпанная и изодранная рубашка валялась в углу комком грязной ткани. При каждом вздохе свежие раны на оголенном торсе начинали ныть, и каждый раз, когда зудящая волна боли обжигала мышцы, Иосиф от скуки пересчитывал количество повреждений на собственном теле.       Теплое и мокрое коснулось бока, обведя вокруг очередной гематомы. Выдохнув, Иосиф посмотрел вниз на Иоанна. Тот сидел на коленях у ног пастора, не замечая пристального взгляда, полностью сосредоточившись на промывании ран. Рукава его рубашки были неровными складками закатаны до локтей, сами же руки мягко смывали запекшиеся чешуйки крови и грязи, периодически окуная тряпку в тазик с теплой проточной водой. Иосиф не просил его о подобном, как сам считал, чрезмерном и незаслуженном внимании, но Иоанн редко когда проявлял столь искреннюю заботу, так что сегодня пастор решил не отказывать ему в этом. Такая сосредоточенность, чуткость и от того незащищенность делали Иоанна более…привлекательным. Пастору нравилось смотреть на своего брата с этой стороны, когда тот так по-человечески прост, даже в каком-то смысле приземлен. Появлялось ощущение опеки и той семейной любви, которую ныне, к сожалению, стало труднее показывать. Все больше сил уходит на проповеди и крещения, все больше дел накапливается в пастве, все меньше времени остается на обычные житейские ценности.       Не без усилий вытянув вперед руку, Иосиф коснулся пальцами волос Иоанна, плавно ведя ниже по уху до скулы. В ответ на этот жест сидящий на полу мужчина поднял глаза, пытаясь понять, требуется ли от него что-то сделать, или же это просто бездумное прикосновение. Не дождавшись ответа, Иоанн прильнул щекой к руке, довольный легким поглаживанием.       Рука прошлась по подбородку и спустилась ниже на шею. Пальцы аккуратно обвели кадык, прошлись вдоль резко выступающих ключиц, кончиками забираясь под неряшливо топорщащийся ворот рубашки. Теплые прикосновения оставляли после себя следы из мурашек, то заползая дальше под ткань одежды, то вновь возвращаясь к шее.       Млея, Иоанн не сразу обратил внимание на то, как мелко подрагивает ладонь брата. Подкошенное физическое состояние давало о себе знать, но, видимо, Иосиф обращать внимание на предательство собственного тела не хотел, упрямо продолжая водить подушечками пальцев по чужой коже. Тогда Иоанн поймал его ладонь в свои руки, то ли в порыве раздражения, то ли от укола совести: быть причиной перенапряжения и без того измотанного Отца не хотелось. Мягкими массажными движениями он начал разминать затвердевшие мышцы, попутно прикасаясь сухими губами к мелким ссадинам и только начавшим проявляться синякам. Этот ритуал Иоанн вынес из далекого детства, когда алкогольный перегар еще не стал ежедневно наполнять квартирку, счета были пусть и с задержкой, но оплачены, а мать хоть и смутно, но понимала, что такое родительская забота.       Ласка была вдумчивой и неспешной, едва ощутимые прикосновения перешли в легкие поцелуи. Увлекшись, Иоанн не сразу обратил внимание, как повернулась удерживаемая им рука. Ладонь, больше не сводимая судорогой, обхватила острый подбородок, приподнимая голову. Большим пальцем Иосиф провел по его губам, нежно, но ощутимо надавливая.       Опешив, Иоанн послушно приоткрыл рот, чувствуя, как соленый от пота палец коснулся языка, проводя по нему, от чего щеки предательски покраснели. Нечто подобное уже происходило между ними и раньше. Иосифу в силу не только своего бремени, но и сдержанного характера приходилось добровольно взваливать на себя куда больше обязанностей, чем он мог вынести. И когда сил уже не хватало, он молча обнимал Иоанна, зарываясь носом в шею, чаще просто отступая через пару минут утешительных поглаживаний, но иногда мягко забираясь ладонями под рубашку брата, прижимаясь теснее, требуя продолжения. Оттолкнуть его в такие моменты казалось Иоанну сродни предательству. Иосиф доверял ему больше, чем остальным, больше, чем Вере и даже больше, чем Иакову. Каждый имеет право на маленькую слабость, и пусть уж лучше этой слабостью будет родной человек, чем какая-нибудь сволочь. По крайней мере, такое объяснение вывел для себя Иоанн, когда после очередных поцелуев, мало похожих на целомудренные, понял, что совсем не против подобной ласки.       Тем временем свободной рукой Иосиф зарылся в волосы на затылке Иоанна, сжимая и оттягивая. Повинуясь чужой хватке, Иоанн задрал голову, разрешая чужим губам накрыть свои, вовлекая в неспешный поцелуй.       Иосиф вел себя аккуратно, не имея полной уверенности в том, что Иоанн не оттолкнет его, а тот напротив расслаблялся, позволяя делать все, что вздумается, разрешая проникнуть языком в рот, задрать измявшуюся рубашку, гладить, сжимать и кусать столько, сколько Иосифу захочется. И эта покорность надламывала что-то внутри Иосифа, ослабляя душащий желание ошейник.       Иоанн непроизвольно охнул, когда рука на затылке болезненно сжала волосы в кулак, дернув вниз. Разорвав поцелуй, Иосиф спустился на шею, порывисто всасывая тонкую кожу, кусая и сразу зализывая покрасневшие места, попутно что-то нашептывая так тихо и неразборчиво, что даже при желании понять слова было не возможно. От происходящего Иоанн чувствовал, как сознание постепенно отключается, вытесняемое Иосифом, который, казалось, был везде: запах, голос, тепло прижимающего к себе тела дезориентировали, не позволяя нормально сконцентрироваться.       Руками обхватив брата за плечи, Иоанн потянул его на себя, склоняя ниже, чуть ли не вися на нем, забыв о ещё совсем свежих ранах, от чего пастор невольно вымученно застонал, до побелевших костяшек вцепившись в кресло. Моментально придя в себя, Иоанн разжал пальцы, отстраняясь. — Тебе… тебе вредно сейчас двигаться. Боже, о чем я только думал, черт, — ругался Иоанн, спешно смывая выступившую кровь.       Пляшущие перед глазами черные пятна потихоньку стали исчезать, позволяя Иосифу вновь увидеть брата, судорожно заклеивающего и перематывающего повреждения на его обмякшем теле. Как в зацикленном круге пастор снова потянул руку к чужим волосам, но на этот раз был мягким движением перехвачен за кисть. — Не напрягайся, ты потерял много крови, если раны снова откроются, то, боюсь, ты быстро потеряешь сознание, — на этих словах взгляд Иоанна сделался виноватым, и Иосиф почувствовал через ткань брюк, как на его промежность легла горячая ладонь. — Иоанн, тебе не стоит… — попытался было остановить склоняющегося к его ширинке брата Иосиф, но возражение получилось не столь строгим, насколько рассчитывал пастор. — Тшшш, я все сделаю сам. Ты так устал, и если в моих силах помочь тебе расслабиться, то я с радостью сделаю это, — прервал Иоанн, приспуская чужие штаны, без особых церемоний оттягивая резинку трусов.       На пока вялый член опустились влажные от недавних поцелуев губы. Вобрав в рот головку, Иоанн обвел ее языком, начиная посасывать, попутно помогая себе руками. Сверху раздался резкий выдох, отчего Иоанн довольно сощурился, глубже насаживаясь на быстро напрягшийся из-за долгого воздержания орган. Собственное возбуждение тугим узлом сжало низ живота, отчего мужчина опустил руку, сжимая свой пах сквозь штаны.       Отсутствие опыта в оральных ласках стало заметно, когда, надрывно рыкнув, Иосиф дернул бедрами вверх, доставая головкой до горла, вызывая спазм. Застанный врасплох Иоанн моментально закашлялся, отстраняясь, чтобы глотнуть побольше воздуха. Выступившие в уголках глаз слезы нежно стерли мозолистые пальцы, на щеки легли теплые ладони. Иоанн ждал, что пастор сейчас снова скажет что-нибудь утешающеукоризненное, предлагая повременить с продолжением, и уже было приготовился возразить, но к своему удивлению понял, что брат не был настроен на разговоры. Дождавшись, когда дыхание Иоанна выровнится, Иосиф мягко притянул его лицо обратно к своему члену.       Заглотив уже аккуратнее, мужчина плотно обхватил ствол губами, сосредотачиваясь на том, чтобы расслабить горло, позволяя Иосифу вести. На загривок опустилась рука, не давая отстраниться и одновременно с этим задавая нужный ритм. Толчки становились грубее и реще, и Иоанн почувствовал, как во рту слюна смешивается с выступившим предсеменем. В последний раз с силой толкнувшись бедрами, Иосиф жестко сгреб в кулак чужие волосы, как можно ближе притягивая брата к своему паху, содрогаясь в оргазме. Протяжно застонав, Иоанн сглотнул выступившую сперму, не сразу выпуская еще напряженный член изо рта.       Немного погодя мужчина все-таки отстранился и поднял взгляд на брата. Тот расслабленно полулежал в кресле, тяжело дыша, видимо еще не до конца придя в себя после произошедшего. Иоанн довольно улыбнулся, не скрывая собственной гордости от проделанной работы, но стоило посмотреть вниз, как улыбка стала слегка виноватой. На дорогой ткани штанов вестника расплылось темное влажное пятно, и Иоанн чувствовал некоторую неловкость от того, что собственный оргазм прошел определенно ярко и тем не менее незаметно.       Когда мысли смогли собраться в единое целое, Иосиф увидел перед собой улыбающегося Иоанна, с каким-то удивлением разглядывающего пятно на своих брюках, и от этой картины пастор просто не смог сдержать короткого смешка. — Я дам тебе один из своих костюмов, или, если хочешь, можешь остаться на ночь у меня, пока твои штаны будут стираться и сохнуть, — предложил пастор, осматривая свой торс на наличие возможной вновь проступившей крови.       Глаза Иоанна оживленно блеснули, выдавая того с головой. — Негоже будет мне таскать твои вещи, все-таки мы уже давно не дети, — ответил он, приводя себя в порядок и помогая подняться на ноги Иосифу.       На эти слова пастор только мягко улыбнулся и покачал головой, видимо решив никак не комментировать столь дурацкий предлог.