There's only good and bad, there's nowhere in between Everybody loves to judge, everybody thinks they're clean… Oh, cruel darkness, want you to embrace me It's a fucked up world and it's driving my poor heart crazy!
После занятия Алистер дождался, когда остальные ученики, кроме Артура, оставшегося у парты, покинут кабинет, и подошёл к учительскому столу, немного волнуясь. — Извините, если отвлекаю… Идарран, вновь рассматривавший фигурно нарезанного сколопендроморфа, вздрогнул от неожиданности и похлопал помутневшими глазами, напоминавшими сейчас серые стеклянные шарики. Он думал, что все уже ушли, а шагов ученика не услышал. — Не подкрадывайся так, Алистер. Что ты хотел? Йойоль, которого снова прогнали из кресла, явно не знал, чем занять руки. Пока ученики здесь, обсудить скрижаль не выйдет. Но если попытаться их выгнать — обозлится Идарран, а тогда плакал его перевод. Придётся терпеть. Недовольно скривившись, маг постучал пальцем по убранной в угол кабинета системе колб, отозвавшейся тихим звоном. Алистер ухватил себя за запястье безвольно висевшей правой руки пальцами второй и уложил досаждающую конечность на стол. — Она не работает. Я пытаюсь это решить магией, но придуманный способ даёт сбои. Можете посмотреть мои схемы и формулы, может быть, подскажете, как улучшить? Следом за рукой на стол легли два довольно объёмных свитка и набор перевязанных бечёвкой игл с кристаллами на концах. — Пользуюсь вот этим. В свитке поменьше всё расписано, а на том, что побольше — круг для ритуала, я подумал, что лучше сделать лёгкий переносной. Идарран хмуро подпёр голову рукой, пальцами прижав мягкую, как подушка, щёку. — Начну с очевидного. Мальчик, а ты у врачей-то был? Алистер кивнул. — Был. Сказать ничего не могут. Что-то с нервной системой. Рука отказывает, когда я волнуюсь слишком. Ну, чаще всего. И после физических нагрузок резких. — Ааа, вот почему ты на экзамене зимой вместо открытия портала призвал в аудиторию целый табун зерриканских полосатых коней! Рука дрогнула? — Гретхен издевательски осклабился. — На собрании тогда весь преподавательский состав лежал со смеху. Может, мальчишка просто сбежит со стыда, если ему напомнить? Тогда можно будет быстрее перейти к делу. Алистер залился краской и начал собирать свои вещи со стола. — Простите, я, видимо, совсем не вовремя со своей глупой просьбой. Подумаю сам ещё. Артур неприязненно покосился на профессора и подхватил обе оставленные на стульях сумки с учебниками. Идарран чуть изогнул бровь, остановив Алистера и с интересом рассматривая иглы. — Гретхен, мне, может, рассказать, что ты творил в их возрасте? Или как пытался снять проклятие с заколдованной княжны и превратил её в огромную эндриагу с сиськами вместо этого? Либо жди молча, либо иди займись чем-нибудь, потом вернёшься. — Он взвесил связку игл в руке. — Ты сам это всё сделал? — Ну… Иглы не сам выплавлял, купил медицинские. Придумал и собрал сам. — Всё ещё покрытый красными пятнами юный чародей кивнул. — Можешь показать, как это работает? Раз рука всё равно отнялась. — Иглы надо простерилизовать, а я не принёс свой раствор. Если подождёте немного… Идарран развязал иглы, рассыпав их на своей ладони, и пошевелил пальцами, заставляя тонкие металлические спицы взлететь в воздух, остриями кверху в лёгком золотистом свечении. — Готово. Бери прямо отсюда. Алистер неуверенно кивнул, расстелил свиток на учительском столе, аккуратно сняв перчатку, и стал разматывать покрывавшие руку бинты. Узел у локтя никак не поддавался. Недовольно нахмурившись, парень обернулся. — Артур, помоги мне, пожалуйста. — Да, сейчас. — второй ученик бросил сумки обратно на стулья и быстро пересёк аудиторию, начав возиться с бинтами друга. Гибридолог, склонив голову, рассматривал калейдоскопом рассыпанные по пергаменту рунические письмена. — Где ты добыл эти формулы? — В библиотеке. — Алистер соврал, не моргнув глазом. Увы, это не помогло. Профессор, скривил губы в усмешке, взглянул на молодого мага так, как смотрят на нашкодившего котёнка, сидящего прямо рядом с разбитым цветочным горшком и старательно намывающего испачканные лапы. — Ну конечно. Старые некромантские формулы, выведенные из обращения. Тут пара ошибок, а кое-что устарело. Если скажешь, откуда — помогу исправить. Рука ведь сильно травмируется, да? Кожа горит, мясо поджаривается. — Да не то, что бы… Артур размотал ворох бинтов, представив глазам Идаррана тощую, покрытую ожогами и язвами руку Алистера. Гибридолог саркастически хмыкнул. Светловолосый ученик недовольно вздохнул. — Ладно… Лазал в некрополь на кладбище недалеко от Бан Арда. Я знаю, что нам туда нельзя. — Вот, уже больше похоже на правду. А на кладбище тебя как занесло? — Писал научную работу про трупоедов. Нужен был образец. А они там водятся как раз. Ходили вместе с Детмольдом, ему тоже что-то понадобилось в могильнике, но в некрополь он лезть побоялся. Так что про формулы знаю только я. Ну, и Артур, он мне помогает с ритуалом обычно. — Никогда так не делай. Ладно гули, с ними и первокурскник справится. А если бы в катакомбах оказалась кладбищенская баба? Или экимма? — Ну… Я быстро бегаю. — Алистер пожал плечами и уложил неработающую руку поверх пергамента, начав втыкать иглы по отметинам от старых проколов. Идарран поднял брови. — А если тварь перекроет тебе выход из катакомб, а рука откажет? — Какая разница? Я всё равно долго не проживу. — ученик хмуро проворчал, с силой вонзив следующий штырь в запястье. Кровь тонкими струйками стекала на стол, пропитывая бумагу. Профессор возмущённо привстал из-за стола и дал Алистеру подзатыльник. — Артур, вот запомни ритуал, который я с ним только что совершил, и повторяй, когда будет нести свою упадническую чушь. — А можно сейчас повторить? Для закрепления результата. — Артур усмехнулся, скрестив руки на груди. Гибридолог покачал головой. — Пока не стоит. Иглы закончит втыкать — разрешаю. Алистер, ты вообще понял, к чему я веду? — К тому, что не надо рассказывать, как лазал один в катакомбы, и жаловаться на жизнь всем вокруг. — Так, нет, ритуал не помог. Артур, давай. Артур с явным удовольствием треснул Алистера раскрытой ладонью по заднице. Тот выругался, едва не подпрыгнув от неожиданности — он-то предчувствовал шлепок по голове и уже собирался уклониться. Идарран беззлобно посмеялся и сцепил пальцы в замок, вновь подперев голову руками. — В общем, какие проблемы я вижу в твоём устройстве… Хотя, начну лучше с плюсов. Портативность и компактность — это хорошо. Эти две черты нужно сохранить. А вот остальное… Во-первых, конечно, нужно поправить формулы. Оставишь мне свиток, к следующему занятию верну. — Хорошо. Я закончил с иглами, теперь заклинание. — Алистер кивнул и чуть отодвинулся от стола, чтобы Артуру было удобнее зачаровывать истыканную конечность. Когда в воздухе между камнями вновь засновали сияющие нити, а над столом зазвучал тихий мелодичный перезвон, Идарран продолжил, с интересом наблюдая за потоками магии. — Вторая проблема. Ты не сможешь сделать всё в одиночку. — Артур мне обычно помогает… — Не будет же он с тобой всю жизнь таскаться, чтобы руку восстанавливать? Нет, рассчитывай только на себя. У твоего друга могут быть другие планы. В идеале, процесс вообще нужно автоматизировать, чтобы магия начинала течь без твоего участия… Кристаллы — это хорошо. Они могут перенаправлять энергию, накапливать её и отдавать при активации. Если правильно их огранить и зачаровать — могут и собирать силу из окружающей среды. Так же, как ты её собираешь для сотворения заклятия. Нужно думать в этом направлении. Ну и в-третьих… На сколько хватает одного такого сеанса иглоукалывания? — От двух недель до месяца. — Твоя рука покроется шкварками и прожарится до кости в таком режиме за, примерно, следующие полгода. Разовое сильное воздействие не подходит. — Гибридолог прижал согнутый указательный палец к губам, задумавшись. — Нужно что-то, что будет собирать магию извне и мягко направлять её в твою руку постоянно, крошечными порциями, которые не травмируют плоть. Какое-нибудь украшение вроде кольца… Хотя, там всего один кристалл и одна точка. Браслет, возможно. Алистер прикусил губу. — А если зачаровать мою перчатку? Нанести на неё формулы, вшить камни… Только я не уверен, что получится без проколов. Всё работает только потому, что кончики игл достигают самых костей. — Отличная идея. У тебя уже есть выпускной проект? — Ещё не думал. Он же только в следующем году. Хотел за лето определиться. — В общем, я могу взять тебя под своё руководство и заявить в теме работы исследование свойств кристаллов и их воздействия на мага при ношении. Перчатка отлично впишется в практическую часть. Юный чародей просиял и согласно закивал, дёрнув всё ещё исколотой рукой. — Конечно! Спасибо Вам огромное. А… Я ещё хотел спросить… — Алистер, нам бы на ужин успеть. — Артур нетерпеливо глянул на друга. Тот отмахнулся. — Да это быстро, не нуди. Мастер Идарран, помните я спрашивал кое-что для моей подруги из Аретузы? — Ммм… Да. Я написал то, чем могу поделиться. Большего не просите. И передал бы ты ей записи лично, а не письмом слал. — Постараюсь, как снова увидимся. Спасибо ещё раз.***
Как только дверь за учениками закрылась, Гретхен кашлянул, привлекая к себе внимание, и сцепил руки за спиной. Идарран встал из-за стола, начав собирать свои вещи. — Ну чего тебе? Ведёшь себя, как последняя скотина. Тебе Фьеньвэрэ чем-то насолил? — Вообще да, не люблю выскочек. Корчит из себя самого умного, а на деле… — Он способный парень. Просто нервный и неуверенный. Если направить сейчас в нужную сторону, станет хорошим магом-исследователем в будущем. Дело-то в чём? Не учеников обсуждать же ты явился. — Да, хотел поговорить про ту скрижаль, о переводе которой мы договорились. Но, к слову об учениках. После занятия, на котором ты рассказывал об экспериментах Альзура, не опубликованных для широких масс, а я сомневаюсь, что этот случай с козой и панталонами вошёл хоть в одну из книг, двое учеников у тебя задержались после занятия и ушли с какими-то твоими заметками. Поздравляю, у нас есть целых две наживки. — Йойоль довольно улыбнулся и на секунду напомнил гибридологу не то скалящегося баргеста, не то нашедшую под столом кость комнатную болонку. Идарран нахмурился и ударил кулаком по столешнице, чувствуя, как руки похолодели от нахлынувшего осознания того, насколько же сильно он сейчас подставил учеников. — Bloede arse. Вот я недоумок… — Расслабься, зато Ортолана быстрее вышибем прочь. Так вот. О тех письменах…***
Артур вернул сумку Алистеру только спустя два поворота коридора, и то лишь потому, что друг действительно бегал быстрее и умудрился его догнать. — На, держи свои книжки. Как рука? — молодой чародей опёрся на стену, стараясь отдышаться, плечом чуть сдвинув украшавшую коридор замка картину в массивной раме. На картине угадывался какой-то несуразный пейзаж. — Нормально. Ты вроде на ужин хотел пойти? — Ну так не в трапезню же. Опять рыбная похлёбка, воняет, аки портянки городской стражи. — А откуда ты знаешь, как они воняют? — Алистер скорчил подозрительную гримасу и поправил ремень сумки на плече. Артур фыркнул и демонстративно отвернулся. — Ну, если хочешь ужинать с остальными… — Не хочу. Пошли в город. Только сумки в комнаты закинем, ладно? С учебниками в корчму тащиться точно бессмысленно. Артур кивнул и повернул обратно, к лестнице в жилой корпус. — У тебя после этих ритуалов всегда так пальцы забавно трясутся потом. Не думал как-нибудь использовать этот эффект? — Это, позволь узнать, как? — Алистер в недоумении покосился на друга. — Ну, например, пойти к девкам сразу после этого. И на них применить. Может, скидку дадут. — Он сложил пальцы на руке, выставив чуть согнутые средний и указательный, подёргивая ими, точно в судорогах, закатил глаза и чуть приоткрыл рот в карикатурном подобии наслаждения. Алистер насупился и слегка ударил друга сумкой по бедру. — На тебе применю, если не угомонишься. Не смешно. — Ладно, ладно, извини. Плохая шутка вышла. — Артур чуть улыбнулся с сожалеющим видом. Алистер, к счастью, долго дуться не планировал. — Что у тебя с той эльфкой, кстати? Вы вроде поссорились после бала в Локсии. Чародей спрятал руки в карманы мантии, запрокинув голову, глядя в потолок. — Ага. Закатила истерику, мол, не сметь с другими девушками танцевать. И вот хоть ты тресни. Объяснял, что мне с этими чародейками потом, вероятно, работать, надо хотя бы познакомиться, а лучше — не бесить друг друга. Что просто танцевал и ничего больше. Без толку. Сейчас вроде уже угомонилась, но сколько я извинялся… — Да уж. То ли завидовать тебе, то ли сочувствовать. Артур улыбнулся одним уголком рта. — Ты же для Карлы заметки про Альзура выпросил? Как у вас? — Непонятно. Я не знаю, чего она от меня хочет и зачем вообще со мной общается. Не то, чтобы мне было с чем сравнить, но тут что-то не так.***
Всю ночь ему снилась Йеннифэр. И сны эти носили мучительно-сладострастный характер. В грёзах Алистер вновь был там, в запылённой гостевой спальне Каэр Трольде, среди пурпурных отблесков заходящего солнца, преломлённых покрытым тонкими ледяными узорами оконным стеклом, рассыпающихся по стенам цветными осколками. Чародейка сидела на краю трюмо, прислонившись спиной к зеркалу, в которое лучше было не вглядываться. Зеркала и так не самые мирные вещи, а в хрупких, порождённых метаниями воспалённого воображения, комнатах, что кажутся реальными, пока не пытаешься рассмотреть мелкие детали повнимательнее — и подавно. Впрочем, некроманту было не до зеркала. И не до колышущихся рябью, как тонкие шифоновые занавеси, каменных стен. Костяные пальцы скользили между локонов Йеннифэр, перебирая взлохмаченные, чуть влажные от снега пряди, пока живые пальцы расшнуровывали корсет, стиснувший и без того тонкую талию чародейки. Та же нежно обнимала Алистера ногами за пояс, руки положив на его плечи, приблизившись и вглядываясь переливчатыми аметистами глаз в его собственные радужки. — Бирюза. Если смотреть в нынешнем освещении. — Что? — чародей замешкался, удивившись. Расшнурованный корсет немного сполз с талии, задержавшись на выступах тазобедренных костей. Йеннифэр сбросила его на пол и прижала Алистера к себе чуть крепче, скрестив лодыжки за его спиной. — Сейчас у тебя бирюзовые глаза. А когда мы познакомились, они горели полынной зеленью. Когда ты занят работой — серые, точно расплавленное серебро. И всегда радужка в круговом акварельном окаймлении. Очень сильно зависят от окружения и освещения, светлые и прозрачные, как первый лёд по осени. Ты был бы находкой для художника, если бы… — Если бы не был страшен, как гнилец, три дня провалявшийся на солнцепёке. И если бы твоё описание этого проклятого цвета было правдой. Йенни, брось, прошу тебя. Я привык к тому, как выгляжу. Можно обойтись без лести и утешений. — И очень зря. Потому что ошибаешься. — подушечки пальцев Йеннифэр изучающе спускались по лицу некроманта, повторив линии бровей, ощупав скулы, скользнув по сухим губам и выбритому подбородку, а затем мягкие ладони медленно сомкнулись на шее. — Лесть вообще не в моих привычках. Ты даже в таких условиях продолжаешь удалять волосы с лица? — Зелье варится за десять минут, а борода — рассадник для блох. — Он улыбнулся, помогая чародейке снять белоснежную блузу и любуясь открывшемуся его взгляду узору проступающих под тонкой кожей голубоватых вен, сплетающих таинственные анатомические шифры своими линиями. — Да и тебе повезло, что ты не видела меня в худшие периоды. — Воняющего алкоголем, в могильной земле с головы до ног, в обносках, с червями в волосах, кривой небритостью и синяками на лице? И правда, повезло. — Магичка хмыкнула, крепко сжав волосы на затылке Алистера пальцами, притянув его к себе и нетерпеливо целуя, до крови прикусив нижнюю губу чародея. Каждое прикосновение заставляет вздрагивать, словно весь скелет пронизан тонкой проволокой под высоким напряжением, а пальцы Йеннифэр — проводники для этих импульсов, заставляющие ток вырываться на поверхность кожи, продираясь сквозь органы и мышцы и выжигая всё на своём пути, оставляя лишь желание прижаться как можно ближе и ни за что не останавливаться. Ноющая боль в паху исчезла, растворившись в тесных объятиях, а столик, поскрипывая, чуть сдвинулся ближе к стене. Послышался звон слетевшего на пол флакона, покатившегося куда-то под кровать. Стоны Йеннифэр кажутся неожиданно хриплыми, сквозь них пробиваются странные рычащие нотки, несвойственные человеческому горлу. Пахнет морской водой и гнилью водорослей, а пальцы на талии скользят, срываясь с остывшей липковатой кожи. Должно быть, мороз и корсет вредны здоровью чародейки, не иначе. Просто мороз и корсет. Да и на Скеллиге все провоняли морем… Алистер упёрся ладонью в прохладную поверхность зеркала, чувствуя, как тонкая струйка крови стекает по его подбородку и, должно быть, падает на кожу чародейки, оттеняя ключицы, рубиновыми каплями пробегая между её грудями и широкими мазками, точно от кисти живописца, оставаясь на рёбрах, растушёвываясь под сжимающими талию Йеннифэр костяными пальцами некроманта. Чтобы увидеть всё это великолепие, придётся оторваться ненадолго от её губ и открыть глаза. Поверхность зеркала напоминает плохо застывший пудинг, рука точно утопает в стеклянном холоде, не желая сдвинуться ни на сантиметр. Вместо фиалковых глаз — пустые дыры в черепе, наспех затянутые грубо соштопанной бледной кожей, сухой и шелушащейся, а под тонкими губами виднеются напоминающие иглы клыки, в три ряда украшающие обескровленные сероватые дёсны. На нижних ещё остались кусочки мяса, некогда бывшего плотью мага. Теперь Алистер, если захочет, может прикоснуться к костям собственной нижней челюсти. Вместо зеркала — морская пучина, в которой, извиваясь среди тёмных скал и неведомых глубоководных растений, скользят меж течений невиданные человеческим глазом чудовища, о существовании которых не догадываются и самые искушённые из взявшихся исследовать великие океаны чародеев. И рука Алистера всё глубже погружается сквозь вязкое стекло туда, в это царство промозглых кошмаров и сумеречных грёз. Холодные бёдра не дают отстраниться, сжимая всё крепче и продолжая двигаться, а спутанные чёрные волосы вылезают клочками, застревая между костями. Всё равно. Пусть так. Убей меня, разорви на части, извозись в крови, съешь, обглодав до последнего хрящика, утащи на самое дно мои останки, что угодно — только не оставляй одного. Даже если это не ты, а всего лишь иллюзия. Когти впиваются под рёбра, грубо раздирая брюшную полость, а изуродованный рот склизко целует в шею, в какой-то момент вгрызаясь в мягкую плоть и вырывая кусок мяса с тихим довольным урчанием. Руки сквозь живот добрались до позвоночника и крепко сжали его, почти нежно ощупывая кости в поисках самого уязвимого места. Зрение, наконец, полностью угасает, оставляя только холод и бесконечную боль. И вновь — одиночество.***
Очнувшись, он долго глядел в потолок. За окном даже ещё не рассвело, а сна — ни в одном глазу. Но этот кошмар был, пожалуй, терпимым. Уж точно лучше того, что приключился месяц назад — в том сне Йеннифэр прямо в процессе превратилась в Геральта. Некромант, проснувшись тогда, опасался, не стал ли после такого выверта воображения импотентом. Ещё одно доказательство в пользу теории об одержимости. У тех, кто болен рассудком, желание близости обыкновенно пропадает полностью. Алистер же напротив, страдал от необходимости как-то справляться с собственными эротическими порывами и регулярно видел во снах всяческие непотребства. Чародей прислушался к своим мыслям. Демон, кажется, помалкивал. То ли притаился и бережёт силы, то ли некромант уже разучился обнаруживать его присутствие, привыкнув к вечной компании паразита. Благоухающая сиренью и крыжовником перчатка всё ещё лежала на подушке, слева от головы Алистера. Он прикрыл глаза и повернулся на бок, уткнувшись лицом в мягкий бархат, вдыхая аромат парфюма. Нужно найти способ сохранить его как можно дольше. Хотя, пожалуй, лучше незаметно подкинуть трофей обратно. Это будет прекрасным решением, раз уж маг опустился до воровства личных вещей Йеннифэр. Ну, по крайней мере, не нижнее бельё или чулки. Всего лишь перчатка. Перчатка, которую можно натянуть на собственную покалеченную руку. Чародей в раздумьях освободил лишённые плоти пальцы и накинул бархат на кости. Повторить то же самое со здоровой конечностью, не порвав драгоценную вещицу, ни за что не получилось бы, однако сейчас отсутствие кожи и мышц оказалось к месту. Он медленно пошевелил пальцами, наблюдая за своей рукой. Сжал кулак. Вновь выпрямил и расслабил ладонь. — Suw`et… По костям с лёгким свечением заструилась магия, неспешно оплетая ладонь и создавая под перчаткой иллюзию руки, постепенно заполнившую бархат. Управляемая рука Йеннифэр. Снимешь ткань — пропадёт. А так, хоть ненадолго… Жаль, чёрная перчатка коротковата и не прячет кость полностью. Прикрыв глаза, он осторожно погладил себя по щеке. Магически созданные пальцы получились очень натуральными и даже тёплыми. И всё так же пахли сладковато-терпким сочетанием сирени и крыжовника. Некромант в раздумьях прикусил кончик собственного большого пальца, явно сомневаясь, костями в бархате медленно проведя по своей шее, откинув с неё спутавшиеся в ночных метаниях по постели пряди волос, а затем укрылся поплотнее одеялом и скользнул рукой, окружённой пульсирующей магией, вниз, спустившись по груди, похожей из-за торчащих костей на стиральную доску, впалому животу, и, наконец, пробравшись под пояс штанов к паху, стараясь воскресить в воображении образ Йеннифэр. А пока аромат её духов ещё витал в воздухе, это не составило совершенно никакого труда. Одно из преимуществ одинокой жизни заключается в том, что можно совершенно не беспокоиться об издаваемом шуме и возможности быть застуканным за постыдным деянием. Быстрее. Ещё быстрее. Костяные пальцы под тканью и магией задрожали, ускоряясь и сжимаясь крепче, заставляя Алистера глухо застонать. Если бы только это действительно были её пальцы, он бы, должно быть, умер на месте от восторга. Постоянно кажется, что кто-то наблюдает. Одеяло — недостаточная преграда, нужно спрятаться как можно лучше. Нужно молчать. Очередной стон с трудом давится, зубы сжаты настолько, что вот-вот раскрошатся от усилия. От низа живота всё выше и выше свои тонкие щупальца протягивает жгучее чувство стыда и отвращения, точно медуза. Если не успеешь, пока они не доберутся до головы, то ближайшие пару дней можешь и не мечтать даже о самоудовлетворении. Ещё быстрее. Пожалуйста. Звуки исчезают в ватной пелене, застилающей на пределе слух, голос прорывается сквозь закрытые, точно склеенные, губы… Молодец. Теперь ты испачкал свой драгоценный трофей. Вернуть уже точно не выйдет.***
— Я не затащу тебя наверх по лестнице, иди ногами. Алистер подталкивал шатающегося Артура в спину, пытаясь помочь другу подняться на жилой этаж. Из корчмы они притащились заполночь. Обычно миновать охрану на входе не составляло никакого труда, но сегодня пришлось лезть через дыру в крепостной стене, ведь друг юного некроманта был просто мертвецки пьян. И имел на то полное право. — Я её убью. И принесу тебе на опыты. А потом… — Разумеется, и я даже тебе помогу, но сначала давай ты поднимешься в спальню? — говорили оба шёпотом. Отчитываться перед ректором за позднее возвращение не хотелось. К чести Артура, он умудрялся сдерживать рвотные позывы. За весь путь от стола в корчме до этой чёртовой лестницы, мага ни разу не вытошнило. В конце концов, Алистер вновь позволил на себя облокотиться — при условии, что второй рукой друг будет держаться за перила и постарается не падать. Благодаря внесённым Идарраном в формулы исправлениям, покалеченная конечность уже не болела после ритуалов, и, кажется, стала немного крепче. Так что тащить Артура было неожиданно легко, но всё ещё малоприятно. — Напомни, на каком этаже твоя спальня? — Это… Шестой? Или пятый. Светловолосый чародей раздосадовано зашипел, а не будь в замке комендантского часа после отбоя, позволил бы себе и пару крепких выражений. Его собственная спальня находилась на втором, и вариант привести Артура только туда сейчас казался не настолько плохим. В коридоре второго этажа горело всего несколько факелов, из-за чего тени сновали по стенам, будто живые, путаясь под ногами и сбивая неспособных спьяну выдерживать прямую траекторию юношей с дороги. Позади скрипнула дверь одной из спален. — Алистер? Вскрикнув от неожиданности, чародей отпрыгнул, инстинктивно выхватив из чехла, пристёгнутого к протянутым поверх рубахи ремням, перекинутым через плечи и опоясывающим талию парня, скальпель. Артур успел опереться на стену, но задел украшавший коридор рыцарский доспех. Шлем, парадный и бесполезный, грохнулся на пол и с кастрюльным звоном покатился куда-то в темноту. Радклифф скептически окинул обоих взглядом прищуренных глаз, приподняв зажатую в руке свечу, робкий огонёк которой терялся среди теней, и поставил ногу на шлем, останавливая тот. — Тише, дебилы. Вы опять пьяные? — Артур с девушкой расстался. Он в говно. Я за компанию. Так как я должен тас… Тащить его домой, я немного трезвее. Всё логично. — чародей, икнув, спрятал скальпель обратно и огляделся, прислушиваясь. Кажется, им повезло не привлечь ещё больше внимания. Артур медленно сел на пол и закрыл лицо руками, вновь начав покрывать свою бывшую проклятиями. Радклифф, послушав немного, сделал вывод, что его другу стоит когда-нибудь попробовать устроиться дознавателем при королевском дворе — такие изощрённые пытки выдумывать без таланта невозможно. — Да-да, трезвее… Видно. — одёрнув ночную рубашку, он тихо вышел из спальни и подошёл к Артуру, протянув тому руку. — Вставай, чучело эльфское. Вам повезло, коридоры проверяли минут десять назад. — А ушли наверх или вниз? — Алистер подал сидящему руку с другой стороны и вместе с Радклиффом поставил того на ноги. Несчастный разбуженный молча указал свечой на потолок. Значит, точно придётся оставаться здесь. — А ты сам-то что не спишь? — Артур старался стоять прямо. Ему почти удавалось. Радклифф хмыкнул, точно ждал этого вопроса. — О, тебе понравится причина. Сорель разбудил. — В смысле? — Артур нахмурился. — Он по стопам своего наставника пошёл? Лицо Алистера вытянулось от удивления. — Чего? — Да не тупи, все знают уже, почему к Ортолану на частный курс лучше не записываться. А Сорель за стариком носится, как шавка комнатная. — Хрен его знает. Смазливый недоучка в твоей спальне шарился, Алистер. Я проснулся, когда он уходил и дверь пытался запереть обратно, выглянул в коридор и шуганул придурка. Ждал, когда вернёшься, чтобы предупредить. Ты ему что, опять списать не дал? Побледнев, чародей рванул к своей комнате, споткнувшись о складку ковра и едва не влетев лбом в массивные деревянные доски двери. С лёгким скрипом, она открылась от быстрого толчка руки подошедшего следом Артура. Замок был сломан. Ящики стола вытащены, черновики и записи ковром устилали каменный пол. Разворочена даже кровать, точно вторгнувшийся в спальню надеялся найти что-то под матрасом или внутри разрезанной подушки. Большинство бутылей с влажными спиртовыми препаратами разбиты, несчастная зерриканская ящерица, проведшая в формальдегиде несколько месяцев, печально раскинула свои размякшие лапы, подобно поверженному рыцарю, подставляя взору троих юных магов дряблое белёсое брюшко. Вонь раствора смешивалась с запахом недопитого, чуть забродившего ромашкового отвара в чашке на подоконнике, лёгким кисловатым отголоском из шкафа и тяжёлым мясным ароматом из ящика, покрытого кровоподтёками, придвинутого поближе к двери. Алистер виновато прикрыл ногой крышку. — Это для практики в анатомии. Завтра уберу из комнаты. Радклифф тихо присвистнул, поднимая свечу повыше. — Есть варианты, что он искал? Алистер кивнул, нервно сглотнув, и вытащил из-за пазухи небольшую записную книжку в кожаной обложке, перевязанную, для верности, крепкой бечёвкой. — Записки Идаррана. Для Карлы. Во всяком случае, моя домашка явно не стоит таких усилий. Артур, кажется, протрезвел от такого зрелища, и сейчас озадаченно чесал подбородок, хмуро осматривая учинённый в спальне друга бардак. — Донесём на него? Ну… Это ж, прошу прощения, ебануться можно. У тебя тут личные вещи. И замок он сломал. — Хорошо бы донести, только с вас тоже спросят за позднее возвращение. И вином воняете за километр. — У меня другая идея. — Алистер свёл белёсые брови к переносице, злобно уставившись в одну точку. По стечению обстоятельств, точкой этой оказалась привезённая из Ковира дорогая подушка, набитая высушенными и обработанными магически тонкими мягкими водорослями. На пух и перо чародей страдал аллергией. Теперь же хлопья редкого наполнителя превратились в мерзкую коричневую шелуху, рассыпанную по всему полу и размокающую в луже формалина. — Я хотел просто подсунуть ему неверные ответы на контрольной, конечно, чтоб отвадить, но если так… Артур, пойдёшь со мной? — Что, прям сейчас? — парень от удивления вздрогнул, задев плечом дверной косяк. — Да. И притворись, что ты ещё пьянее, чем есть.***
— Куда мы идём? — Сорель немного плаксиво пробормотал в очередной раз, кутаясь в шерстяную накидку. — Я ж тебе сказал. Ритуал, про который нам с Артуром рассказал Идарран, проверять. Если тебе не интересно, топай обратно в замок. — Интересно, но зачем так далеко? И зачем лопата? Артур взвесил лопату в руке, остановившись на секунду, и вновь закинул ту на плечо. — Нужна. Материал для ритуала где брать будешь? Давай, некрополь за следующим поворотом уже. Не тормози, нытик. Алистер напряжённо оглянулся снова и надвинул капюшон накидки сильнее. От волнения у него подрагивали пальцы — подумать только, этот идиот действительно повёлся. Но теперь нельзя облажаться. Сорель, поначалу едва не вприпрыжку бежавший следом, начал подозревать что-то неладное. — Что хоть за ритуал? Поподробнее скажете? — Нет. Ты расхнычешься, как утопец, которого под жопу горящей кочергой ткнули, и сбежишь обратно. Вообще, радовался бы, что тебя позвали. Мы, когда из корчмы шли, думали Радклиффа пригласить, да он спал. — А ты к себе не заходил? — Сорель подозрительно глянул на Алистера. Тот отрицательно помотал головой и пьяно улыбнулся. — Не… Утром. Я сейчас если зайду в спальню, упаду и просплю до завтра. Надо сразу всё сделать, пока смелости хватает. — Так вы для смелости надрались что ли? Оба? — А то. Хотели сразу на кладбище потом, но вот зашли в замок за тобой. Гордись, дурень. — Артур, следом за Алистером, повернул за угол высившегося посреди кладбища входа в катакомбы некрополя, издалека напоминавшего крошечную крепость. Некромант внимательно осматривался. Что-то искал. — Вот! Нам туда. Он остановился у заросшего мхом грубоватого каменного саркофага и начал отряхивать тот от листвы и грязи. Сорель подозрительно огляделся. — Так что мы всё же будем делать? Ты вечно возишься с внутренностями, а напился для смелости. Странно как-то. — Ну, пришивать к телам мертвецов головы животных мне ещё не приходилось. И оживлять их после этого — тем более. — Алистер разложил на каменной плите футляр с инструментами и вытащил из него нож, отличавшийся от повседневного лезвия для запугивания одногруппников. Начищенный ланцет, бликующий в свете луны, выглядел настолько острым, что даже взгляд на его лезвие заставлял содрогнуться от мысли, с какой же лёгкостью эта полоска металла может вспороть твоё брюхо. — Так, Артур, держи его. Можешь руки связать. — Чего?! — Сорель мгновенно сорвался с места, но Артур успел схватить беглеца за руку и поволок упирающегося чародея к саркофагу. — Только руки? Могу всего связать, да ещё и художественно… Алистер с омерзением взглянул на Сореля и покачал головой — не тот экспонат для упражнений в связывании. — Вы что делать собрались?! — Ну, а где, ты думал, мы возьмём тело? Не мертвеца же откапывать, тут уже одни истлевшие останки. А чем свежее плоть — тем проще некроманту вернуть её к жизни. И тем приятнее с ней работать. — Алистер выдавил самую маниакальную улыбку, на которую только был способен. Получилось впечатляюще — вздрогнул даже Артур. Сореля согнули пополам, уткнув лицом в заплесневелый камень, а чтоб не вырывался, пока Артур связывал тому руки принесённой с собой верёвкой, Алистер приставил самый кончик лезвия скальпеля к его шее сзади, точно над позвонками. — Дёрнешься — буду резать очень медленно, очень долго и очень больно. А так у тебя есть шанс отделаться быстро. — Не надо, пожалуйста! Я ничего не брал в твоей комнате! — юный маг всхлипнул, дрожащими губами с трудом выдавив пару связных предложений. Он почувствовал, как холодок металла спускается ниже, чертя на его коже неглубокую царапину. — Ну да, ты ведь ничего не нашёл. Зато испортил мои вещи. И мою подушку. Она одна стоит дороже, чем ты весь, если отдать в рабство. На Скеллиге, кажется, ещё торгуют людьми. Артур, у твоей матери ведь есть знакомый купец с островов? Может, туда этого недоумка сплавим? Или в бордель для моряков, ему вроде такое нравится. Сорель попытался лягнуть Алистера, взбрыкнувшись, но промахнулся, вместо этого попав ногой по лопате, воткнутой в землю рядом. Маг раздражённо скривился и ухватил одногруппника за волосы, с силой ударив о камень лицом. Послышался хруст ломающегося носа и визгливый крик боли, тонущий в рыданиях. — Вас исключат, если вы что-нибудь со мной сделаете… Исключат и казнят. Вы не посмеете. — Да ладно? Рискнёшь проверить? — Артур фыркнул и вытащил лопату из земли, с размаху ударив её черенком по бёдрам Сореля. — Алистер, свечи будем расставлять? — Разумеется. У нас же тут ритуал. По записям Альзура, сложный и страшный. — маг глумливо усмехнулся, скинув с плеча сумку. — Подержи жертву. А то сбежит, ловить потом по всему кладбищу. — Вы ёбанные психи… Меня найдут утром, а вас — казнят. Бошки ваши тупорылые отрубят. — Булькающий голос Сореля дрожал от сдерживаемых всхлипов. Алистер зажёг свечу, немного поболтал в руке и с наслаждением пролил на свежую царапину раскалённый воск, наблюдая, как парень корчится от боли. — Давай подумаем. Во-первых, как тебя найдут, если мы тебя закопаем? Во-вторых… Мои родители — ковирская аристократия, отец военный. По-твоему, им будет сложно решить эту небольшую проблему? Или, может быть, они будут в восторге, когда узнают, что в Бан Арде над их единственным ребёнком издевались и довели до нервного срыва и рукоприкладства? Артур удивлённо поднял брови. — Алистер, ты о чём? Некромант не слушал. Кожа его была бледнее, чем у мертвеца, руки резко перестали трястись, а глаза блестели безумными искрами из-под растрёпанных волос, заслонявших искривившуюся физиономию. Расставив несколько горящих свечей, он повернул голову одногруппника на бок, виском прижав того к холодной поверхности саркофага, наклонившись почти к самому его лицу. — Я помню поимённо каждого, кто держал запертой дверь того шкафа. И морду каждого, кто помогал затолкать меня внутрь. И помню всех, кто заявлял, будто бы я вру и ничего такого не было, учителям и ректору. Каждую скотину, которая лепила на мою спину куски пергамента с мерзкими надписями, каждую тварь, которая сочла возможным хоть как-то поучаствовать в издевательствах, пока я не начал вести себя угрожающе. И ты есть в каждом списке. Да, не на главных ролях, но ты был вечным подпевалой и соучастником. Видно, на большее не способен. И ты действительно думаешь, что после устроенного в моей спальне клятого бедлама я ничего тебе не сделаю? Артур, держи его голову. Обойдя саркофаг, Алистер резко сдёрнул с Сореля штаны вместе с грязно-бежевыми кальсонами и недовольно поморщился, потянувшись за своими инструментами. Связанный задёргался с новой силой и начал было кричать, но Артур зажал ему рот, хмуро поглядывая на друга. — Не переборщи. — Свечу ему в зад затолкать, что ли? — изобразив мечтательную гримасу, чародей вытащил из чехла изогнутую иглу и катушку суровых ниток, от которой отрезал скальпелем довольно длинный кусок. — Ослиная голова тебе ни к чему, и так полный болван. А вот другая деталь не повредит. Под удивлённым взглядом Артура, юноша вытащил из своей сумки ослиный хвост — длинный, покрытый серой шерстью, с кисточкой-метёлкой на конце. Явно свежий и ещё недавно принадлежавший животному. — Откуда у тебя… — Ящик в комнате помнишь? А вообще, из оврага за деревней, куда дохлую скотину сбрасывают. Искал интересные кости. Вот, тоже прихватил, хотел позвонки очистить. Держи крепче, сейчас брыкаться станет. Сделав пару стежков на хвосте, Алистер приладил его к копчику извивающегося, точно уж на сковороде, Сореля, и вонзил иглу в его плоть. Шил Алистер быстро, привычно перекидывая нить пальцами, коленом посильнее прижав бедро жертвы к камням. Сорель уже только тихо попискивал, жмурясь, и вяло пытаясь отбрыкнуться, сообразив, что убивать его не собираются. Наконец, чародей дёрнул за крепко пришитый хвост и отпустил одногруппника, звучно ударив того ладонью в перчатке по заднице. — Скачи, ослик. Ещё раз увижу рядом со своей комнатой — и голову перешью. А нажалуешься — будешь на копытцах прыгать. Всё уяснил? Сорель быстро закивал, пытаясь высвободить связанные руки. Алистер покачал головой. — Ты ж, идиотина, даже порталов делать не умеешь. Придётся тебя закинуть куда-нибудь в замок. Но тут уж куда получится, у меня тоже наводится криво. Хотя подожди… Доработаю немного. Издевательски улыбнувшись, Алистер вновь потянулся за нитками.***
— На конюшне. С пришитым ослиным хвостом. Без штанов, в рваной рубахе, весь избит. И, извините за подробности, заштопан задний проход. На шее порезы и следы воска. Рассказывать отказывается. Экспертизу назначить? — секретарь оторвал взгляд от бумаг и поглядел на ректора. Хен Гедымгейт раздражённо вздохнул и отрицательно покачал головой. — Нет. В лазарет отправьте. А Фьеньвэрэ и Рённингена ко мне на первой же перемене. — Родителям сообщить? Семья Артура Рённингена из Ард Каррайга, смогут забрать вещи после исключения уже сегодня. — Нет необходимости. Вопрос об исключении не поднимается, обойдёмся другими дисциплинарными методами. — Старый чародей подпёр голову рукой. Если исключать студентов за каждый пришитый хвост, драку или случай неуместного садизма, учить магии будет некого. К счастью, наказывать учеников школа всё ещё в праве. — Всех троих выпороть розгами. По рукам тоже. Родителям Дегерлунда отправьте извещение о компенсации за погром в спальне. Рённинген и Фьеньвэрэ после занятий с завтрашнего дня должны сортировать свитки в библиотеке, вручную и не отлынивая. Приставьте кого-нибудь следить, чтоб не сбегали в город… И подготовь мне приказ об отстранении мастера Ортолана от преподавания. Без огласки. — Будет исполнено. — Секретарь поклонился, хоть и остался в некотором недоумении от подобных решений.***
— Карла? Аннет не была довольна переездом в новую комнату. Ещё меньше она была довольна соседкой, которая по ночам не спит и, соответственно, не даёт спать и самой адептке. Карла, чуть покачиваясь, стояла у окна, тихо напевая себе под нос. — Kotihinsa kumpainenki, kahen rakkahan välillä, jo meistä ero tulevi, poieslähto lohtullinen… Хрипловатый голос заунывно тянул одну ноту, иногда обрываясь на резких, отрывистых слогах неизвестного девушке языка. Наверное, что-то из истоков Старшей Речи. — Карла, прекрати, пожалуйста. Ты ведёшь себя странно. — Kotihinsa kumpainenki… Стоит и раскачивается, как одинокая берёза в поле по осени, протягивающая изломанные ветви к небу и плаксиво скрипящая под порывами урагана. Нахмурившись, Аннет поднялась с постели. Да сколько можно уже? Быстро подойдя, переступая босыми ногами по укрывавшему пол комнаты в башне мягкому узорчатому офирскому ковру, она резко дёрнула Карлу за руку, заставляя развернуться к себе. — Слушай, можешь не спать, только прекрати шуметь. У нас занятия начинаются с рассветом… — Jo meistä ero tulevi… — Зачем тебе верёвка? Худые пальцы с обломанными ногтями и шелушащейся кожей нервно перебирают завитки тонкой пеньковой удавки, зажатой в руках юной чародейки. Взгляд опущен в пол, на голове — форменное воронье гнездо из светлых соломенных косм. Один в один полуденница, лишь не хватает свадебного наряда. — Poieslähto lohtullinen. — Карла подняла голову, чуть склонив ту на бок, немигающим взором уставившись на соседку, всё ещё плавно покачиваясь из стороны в сторону. Вправо и влево, как маятник часового механизма в замке Горс Велена. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Маятник болтается, точно тело в петле. А ты приедешь вместе с остальными или мне гореть одной? Аннет испуганно попятилась, вспоминая, запирала ли дверь на ночь. — Ты чего? Я просто спать хочу. Ложилась бы ты тоже. — Скоро Беллетейн. Беллетейн, Беллетейн… Будут костры, огромные костры, через которые станут прыгать, задирая юбки, молодые девицы. Прыгать, точно козы или лошади на скачках, каждая хочет взлететь повыше, чтобы её заметили… Много костров, много огня, много искр, поднимающихся от углей к самому небу. Меня на Беллетейн сожгли, прямо возле увитого лентами праздничного столба. А тебя? Карла тихо засмеялась и подняла подол ночной рубашки до колена. На худых ногах не было живого места среди старых ожогов, превращавших нежную кожу в грубый затвердевший панцирь.***
Демон всё ещё молчал. Это уже казалось немного подозрительным. Алистер сменил одежду и встал у зеркала, расплетая косы, чтобы причесаться. Причесаться и заплести их снова. Вот бесполезное занятие! — Я буду это делать до тех пор, пока монотонные ритуалы, напоминающие о прошлом, помогают чувствовать себя человеком, а не кожаным мешком с дерьмом. — чародей проворчал немного извиняющимся тоном. Отражение издевательски усмехнулось. Маг протёр в недоумении глаза и взглянул в зеркало вновь — нет, теперь лицо не демонстрирует лишних мимических реакций. Всё в порядке. Это просто зеркало — тонкая серебряная пластина под куском стекла. Чему там ухмыляться? Наверное, тень не так упала. Или больное воображение шалит. Выйдя из дома, он поморщился, прикрываясь ладонью от неожиданно яркого солнца. Лучи, отражаясь от снега, лишь усиливались и нещадно выжигали глаза чародея, заставляя того щуриться. Нужно постараться не перечислять мысленно список вещей, необходимых для ритуала. И купить какой-нибудь ерунды, чтобы смешать в общей массе. Даже не осмысливать своих действий. Та ещё задачка. Был от яркого солнца один существенный плюс — демонические создания не активны при сильном свете. Потому и приходят ночью, во снах да в сумерки. И всегда говорят из тени. Надвинув капюшон шерстяного плаща, он зашагал в сторону Сворлага, через лес, концентрируясь на окружающем пейзаже, лишь бы не погрузиться в свои мысли слишком сильно. Снег буквально сияет, как кости после обезжиривания, отбелённые химикатами, истончённые под их воздействием, такие же хрупкие, как застрявшие среди сосновых игл снежинки — сломаются, если сожмёшь чуть крепче. Теплее, чем обычно. Видно, зима пошла на убыль. Алистер уже давно не следил за ходом времени — это весьма проблематично, когда по нескольку дней не выходишь из дому. Нужно будет поинтересоваться в городе, какой сейчас месяц. И сколько там ещё осталось до весны. Остеосаркома весьма похожа на ледяные иглы, что на морозе растут из любой поверхности, застывая крошечными шипами, напоминая белый мех или эти болезненные наросты, что Алистер иногда находил в мёртвых телах. Пушистые кости. Нестерпимая боль для обладателя аномалии, ежедневный ад, в котором иглы мутации изнутри впиваются в мышцы, прорастая всё глубже и глубже. Нестерпимая радость для коллекционера, обнаружившего это редкое явление в попавшем в его руки экспонате после вскрытия. Хотя, всё искусство берёт своё начало из боли и страданий. А смерть всегда ходит за тобой по пятам, попадая своими каблуками в следы твоих ног и замирая, когда ты оглядываешься.***
Сворлаг был не настолько большим городом, чтобы бродить по нему весь день. Несколько раз Алистер выходил на утёс над морем, вглядываясь в черноту бушующих волн и позволяя шуму воды выбить из своей головы любые размышления. Дважды не удержался от искушения заглянуть в таверну и выпить медовухи, на поверхности которой плавали сушёные ягоды можжевельника и пыль перетёртых цветков вереска. Один раз был вынужден спрятаться в узком промежутке меж двух домов, чтобы не попасться на глаза Хьорту. Друид казался ещё угрюмее, чем обычно. Проводив старика взглядом, некромант с любопытством выглянул ему вслед и натянул поглубже капюшон, выскользнув из тени и в очередной раз направившись к торговой лавке, чтобы с тупым остекленевшим взглядом снова замереть над товарами. Купец раздражённо поправил покосившееся пенсне. — Вы покупать что будете, милсдарь? — А… Да, моток дратвы и пару свечей. И, ммм… Это алхимические ингредиенты, вот здесь? — мужчина заинтересованно склонился над склянками с жиром виверны, толчёным дымным кристаллом и ещё какими-то совершенно неведомыми торговцу веществами, небрежно сваленными кучей посреди стола. — Торгую, чем придётся. Ведьмак заезжал, выкупил я у него пару интересных вещиц, да только никому на островах, кажется, не нужна магическая дребедень. Оживившийся было Алистер брезгливо отдёрнул облачённую в перчатку руку. — И правильно, приблуды эти только заразу разносят. Гвоздей ещё пяток, будьте добры, да чешую сирены. Это, надеюсь, местное? — Местное, с дохлой морской девки утром собрали. Расплатившись, некромант медленно, как в полусне, покидал покупки в болтавшуюся на плече холщовую сумку и продолжил топтаться возле прилавка в замешательстве. Купец неодобрительно нахмурился, прикидывая, позвать стражу сейчас или попытаться втюхать ещё какой-нибудь хлам. Гвозди, дратва, свечи… Что за идиот такое покупает? — Ещё что-то? — Не слышали, случайно, что с ярлом творится после отъезда Краховой дочки? — сцепив пальцы за спиной, некромант замер, рассматривая тускло поблескивающие серебряные украшения, покрытые остатками тины. — Говорят, покой ему нужен. Отдохнуть, чтобы полностью исцелиться. А Хьорт всё бурчит, что Удальрику только хуже и хуже, совсем вялый стал… Чародей сжал сухие губы, от чего в уголке его рта вновь треснула кожа и выступили бисерные капли крови. Главное, чтобы друид не пытался ярла зельями или охотой подбодрить, а то скоро быть похоронам. После отсоединения демона и правда нужен только покой и длительный сон, иначе изувеченный мозг начнёт разрушать сам себя, не успев восстановиться. — Н-да, сложно. Доброго вечера. Он поспешно развернулся и зашагал прочь, незаметно стянув с прилавка приглянувшуюся серебряную брошь в форме потерпевшего крушение драккара. На побережье некромант добавил в свою сумку несколько камней интересной формы, пару-тройку раковин и, кажется, полусгнившую лапу утопца, которая смердела даже хуже всех Сворлагских выгребных ям вместе взятых. Домой идти не хотелось. Мусора набрал, а вот для ритуала нашёл лишь две свечи, да и те наполовину оплывшие. В доме было ещё немного, хватит ли? Открыть портал и пройтись по рынку Каэр Трольде? За всеми этими бессмысленными брожениями по окрестностям он и не заметил, как спустились сумерки. Выругавшись, некромант зашагал обратно к лесу, благоразумно решив, что портал безопаснее открывать возле хижины. На перекрёстке он замешкался, начав стягивать с левой ноги промокший сапог, в который неведомым образом забился острый камень, мешавший шагу. — Зеркала! Свечи, мел, свитки, стеклянные колбы! — чуть скрипучий голос внезапно ворвался в сознание мага, заставив того вздрогнуть и глянуть через плечо. Источником звуков оказался бродяга с торговым коробом за спиной, облачённый в жёлтую рубаху. Очень раздражающую жёлтую рубаху. Некромант подозрительно прищурился и потряс сапог, неловко поставив босую ногу на носок второго. Камушек вылетел, беззвучно упав на утоптанный снег тропы. — Зеркало купить не желаете, милсдарь? Только лучший товар, закалённое зерриканское стекло поверх чистого серебра! А если не зеркало — может, вам ещё какая мелочь для работы требуется? У меня и инструменты имеются, весы новые поточнее не желаете? Как раз к дому травника шёл, да повезло на Вас прямо тут налететь… — А с чего ты взял, что я травник? — Алистер натянул сапог на ногу и прислонился спиной к дереву, руку в перчатке положив на остававшийся за поясом кинжал. Незнакомец хмыкнул и развёл руками. — Вас, милсдарь, запах выдаёт. Никто, кроме травников, не благоухает таким букетом специй. Прикрыв глаза рукой, чародей вдруг тихо засмеялся, а затем оттолкнулся от дерева и шагнул навстречу торговцу с улыбкой, которой обычно одаривают родители вдохновенно, но совершенно неправдоподобно врущих детей. — В жизни не подумал бы, что скажу это, но тебе не хватает оригинальности. Торговец озадаченно наклонил лысую голову, поднимая брови. — А почему же ты это говоришь? — В тёмных глазах, если Алистера не обманывало опьянение, плясали крошечные искорки досады. То ли это, то ли выпитая медовуха, придавали магу уверенности. — Сумерки — рубежное время, когда всяческая дрянь начинает активничать, особенно на пересечениях дорог, где можно встретить одинокого путника. И вот, когда начало темнеть, на перекрёстке я, в полном одиночестве, не купив необходимого, вдруг напарываюсь на непойми откуда взявшегося торговца, у которого чудесным образом есть всё, что мне требуется. Дорога сквозь лес тут одна, а за мной с побережья никто не шёл. Да и следов на снегу я не вижу, помимо собственных. Ты серьёзно думаешь, что я поверю типу, даже более подозрительному, чем я сам? Ну только хора детишек не хватает для полноты картины. Браво, просто браво. Ты бы хоть рубаху менял для разнообразия. — Он даже позволил себе пару издевательских хлопков в ладоши. — Догадливый ты, некромант. Люблю таких. — Торговец расплылся в улыбке. — Тогда, думаю, мне не нужно повторять своё предложение? Или напомнить? Могу избавить тебя от страданий, вернуть друга, подарить любовь Йеннифэр… Всего-то надо подписать контракт. — Как говорил мой друг, одно упоминание которого тобой оскорбляет меня до глубины моей чёрной, как сердце мёртвой жрицы, души, иди-ка ты нахуй. — Алистер перекрестил руки на груди, изогнув бровь. — Ответ прежний. Ни при каких условиях, хоть даже в канализации буду подыхать, захлёбываясь дерьмом и личинками риггера, не соглашусь на твои контракты, договоры и прочую бумажную муру. Вы, осколки погибшего мира, слишком предсказуемы и самоуверенны. Так что проваливай, откуда вылез. — Досадно, досадно… Такой шанс упускаешь. Ну, может, хоть мел купишь? Ты без него круг не начертишь, а в халупе твоей ни кусочка. За пару монет, без бумаг. — бритоголовый даже не изменился в лице после тирады некроманта. — Я не приму от тебя ничего и ничего тебе не дам. Знаю, чем это кончается. Так что, сделай милость, отвяжись уже, скотина потусторонняя. Разберусь без твоей помощи. Сплюнув торговцу под ноги, Алистер зашагал прочь, не оглядываясь. Вслед ему долетела всего одна фраза, произнесённая свистящим шёпотом будто бы прямо над его ухом, заставив половину головы резко покрыться колкими мурашками. — Действительно, некромант, ты и без меня отлично справляешься. Он всё же обернулся. На перекрёстке не было ни души.***
Темнело поразительно быстро. Вернувшись домой, Алистер разжёг очаг и вытряхнул весь хлам из сумки на пол, с тоской глядя на абсолютно бесполезные предметы. Подбросить и погадать, как на крысиных потрохах? Какой узор сложится. Он пнул носком сапога руку утопца, отшвырнув ту под скамью. Тени на стенах заплясали, протянув свои крючковатые пальцы к потускневшему внезапно огню. — Попытаешься это сделать — умрёшь. Разве оно того стоит? Ты и сам знаешь, что у такого неудачника, как ты, ничего не выйдет, Алистер. Может, лучше принять свою судьбу, а не противиться? — Одного из ваших я уже послал сегодня, и тебя отправлю следом, говно теневое. — Брань лишь выдаёт твою неуверенность. Что правда, то правда. Браниться от безысходности некромант иногда начинал почти через слово, что делало его речь ещё более странной, в сочетании с медлительным преподавательским тоном. Он подкинул в очаг полено и в раздумьях зашагал по комнате, развязывая крепко затянутые завязки плаща нервно дрожащими пальцами. Стемнело слишком уж скоро, много времени ушло на шатания по Сворлагу, и на рынок он уже не успевал. А мела всё ещё не было. Но ритуал непременно нужно начать сегодня, не позже полуночи. Иначе можно и не дожить до рассвета. — А провалитесь-ка вы все… Сняв плащ, он сел на пол и выхватил кинжал из-за пояса, закрыв глаза и острием уткнув холодный метал в свою грудь. Если сделать это самому, а не по велению демона, может ли смерть оказаться выходом? Так и так в конце он умрёт, и либо это будет нелепо, либо почти красиво — стоя на коленях посреди этой раздолбанной лаборатории, верной рукой без сомнений направляя лезвие в собственную плоть, ощущая каждый дюйм ледяной стали и то, как от места удара по всему телу растечётся мертвенная прохлада и спокойствие, заменяя собой ток бурлящей от напряжения крови… Резко и шумно выдохнув, он замахнулся и вонзил кинжал в доски пола, прочерчивая глубокую борозду, с усилием нажимая на рукоять и постепенно замыкая круг, в который оказывался заключён. Демон заверещал неясные некроманту слова, переходя на оглушающий вопль, звон в ушах от которого почти заставил Алистера рухнуть на пол в конвульсиях, теряя сознание. Тошнота подступила к горлу. Ещё раз с трудом двинув костяной рукой, он замер в центре слегка кривоватой окружности, присыпанной полугнилыми щепками. Теперь — звезда. Восьмиконечная, как та, что на шее Йеннифэр*. Чародей покрепче сжал рукоять кинжала, на четвереньках ползая по полу, постепенно, линия за линией, вырисовывая в защитном круге звезду, чьи лучи должны были стать основаниями для свечей. В глазах начало темнеть, а контуры линий расплывались. Левая рука вдруг неестественно скривилась и безвольно упала на пол, пронзённая ноющим спазмом. Некромант взвыл от боли, зажмурившись, но только сильнее стиснул кинжал, продолжая рисунок. Костяная рука демона не послушается. Хоть какой-то плюс от увечья. Лишь бы паразит не добрался до полного контроля раньше, чем удастся завершить охранный символ. Закончив последний луч, он уткнулся лбом в отсыревшие доски пола, тяжело дыша. Левая рука ныла уже меньше и даже слушалась, двигаясь болезненными рывками. Отвлечься. Отвлечь и себя, и подселенца… На звезде Йеннифэр были бриллианты. Сколько их там? Раз. Ещё один круг в центре звезды. А в него впишем какой-нибудь рунескрипт. ᛁ-ᛖ-ᚾ-ᚾ-ᛖ-ᚠ-ᛖ-ᚱ. Медленно, по одному символу, беззвучно произнося каждую букву, кривя губы и кончиком языка отстукивая по нёбу. Два. Семь бриллиантов поменьше на каждом луче. С размаху вонзим кинжал в пол по семь раз, сделав из точек-выбоин почти ровные линии. Три. Перчатка. Где ты её оставил? Под подушкой? Всё ещё держа кинжал, Алистер вскочил на ноги и кинулся к своей постели в поисках заветного кусочка чёрного бархата, теперь изуродованного высохшими белёсыми разводами. Перчатка отлично будет смотреться на верхнем луче звезды, почему бы и нет. Прямо перед глазами. Для успокоения нервов. Будто бы что-то ещё может помочь. Солнце за окном уже совсем село, начали медленно появляться звёзды над верхушками сосен. Сколько там времени? Не поздно ли? Четыре. А рука утопца — на нижний луч. Как полная противоположность. Не так уж и бессмысленно. Это точно лапа утопца? Больно тонкая и хрупкая, больше смахивает на руку сирены, но у тех не такие огромные когти. Впрочем, оно настолько сгнило, что уже не разберёшь. Морская вода всё истончает и подтачивает, не повезло и этой конечности. Пять. Гвозди, гвозди… Куда вас приспособить? Вбить камнем с морского берега в оставшиеся лучи, в последний — воткнуть скальпель со стола и натянуть между этим всем дратву, точно силок на птиц. Ни выйти из круга, ни зайти снаружи, если забыть про нить. Шесть. Разбить раковины на мелкие кусочки и перламутровой крошкой посыпать пол возле круга, а для пущей уверенности — проскакать, рассыпая осколки, вокруг, распевая… Что там первым приходит в голову? — Одни говорят, что дьявола нет, что дьявола нет, что дьявола нет, что он подох вчера в обед и был зарыт на псарне… Семь. Свечи. Две новые — по бокам, четыре, что нашлись в доме — на наклонные лучи, ещё две… Вперёд ту, что уютно громоздится на макушке черепа и служит вместо настольной лампы, позади — наскоро слепленную из двух почти догоревших. Восемь. Сесть в центр круга, положив кинжал перед собой на полу. Зажечь огни. Сконцентрироваться — и начинать. Громко. Чётко. Как колокол.***
— Aetess va, aen geasann spiorad, aetess va yn cirran aep laun! По комнате прокатился кубарем неожиданно сильный сквозняк, заставивший свечные огоньки склониться под дуновением и едва не погаснуть. Алистер, глубоко вдохнув, продолжил заклятие. — Aetess va, mo ciall aeksin va, shed i`ndiaidn weasel va as haos! Te, ferreannan as mo feorh, aeksin va mo uvedh, mo mian, mo lynt shed mo laest! Fritháireamh as hilyp! От звуков собственного голоса у некроманта шумело в ушах. Этот шум, на фоне внезапно повисшей в вечно скрипевшем, шуршащем и стучащем жилище тишины, был совершенно невыносим, рвал голову на части и вызывал одно единственное желание — бросить всё, заползти под стол, где, сжавшись в комок, заткнуть руками само сознание в поисках успокоения. Он переводил дыхание после первого четверострочия, напряжённо вглядываясь в мелькающие по стенам тени. Пока всё спокойно. Во всех трудах по демонологии, что ему доводилось читать, теневые создания проявляли себя во время ритуалов во всей своей мощи — с рёвом, языками пламени, невыносимой вонью серы, дымом, грохотом и лязгом. Он ждал чего-то подобного. А последовал лишь едва слышный щелчок — и всё погрузилось в ватную темноту.***
— Тише, тише… — Смоченный тёплой водой платок нежно скользит по лицу, смывая солоноватые дорожки, тянущиеся вниз по щекам. Рассветные лучи теряются в копне рубиновых волос, увенчанных скрытой под перевязкой из змеиной кожи диадемой. — Висенна? Друидка ласково улыбается, помогая чародею сесть на полу, все ещё в самом центре вырезанного на подгнивших досках магического круга. — Ну и в глушь же ты забрался. Ужасно. — Почему ты не отвечала мне? — Алистер подозрительно щурится, рассматривая чародейку. Всё, как он помнит — то же мягкое лицо, те же потёртые дорожные штаны и рубашка с мужского плеча. Те же кроваво-красные пряди, преломляющие робкое утреннее солнце медными искрами. — Я… Сложный период. Я всё расскажу. Только давай вытащим тебя из этой хижины. Сможешь идти? Она сидит на корточках, не заходя в круг, лишь протягивая руки к Алистеру. Носки запылённых сапог остаются в считанных миллиметрах от границы защитных линий. Солнечный свет обжигает кожу, точно раскалённый металл, а за пределами круга — спасительная прохладная тень. — Как ты нашла меня? — сглотнув, Алистер садится на колени, осматриваясь. Комната точно плывёт перед глазами, колыхаясь, как отражение на водной глади. Голова гудит переполненным ульем и кружится, а в горле комком застыла непрекращающаяся кисловатая тошнота. — А это важно? Я здесь. И всё скоро закончится. Только дай мне забрать тебя отсюда… — Её пальцы цепляются за рукав, пытаясь сдвинуть чародея с места. — Я должен закончить. — Ты уже закончил. Ничего не вышло и ты едва не погиб. Вставай, прошу тебя, я помогу завершить ритуал, но тебе нужен отдых. — Улыбка сменяется нетерпеливой раздражённой гримасой. — Пойдём. Или мне парализовать тебя и тащить на руках? Пошатываясь, некромант глядит сквозь призрачную фигуру Висенны, медленно, точно оплывающая свеча, тающую на полу и просачивающуюся в щели между досками под его попытками рассмотреть детали немного внимательнее. Посчитать веснушки, найти новый шрам или новую морщинку на неизменном с их последней встречи лице. Но стоит отвести глаза — и она вновь здесь, цела и абсолютно материальна, вновь тянет прочь из круга, уговаривая, то ласково, то гневно, и голос её мелодичным бельтейнским колокольчиком звенит отовсюду сразу, пробираясь под кожу изящными серебряными нитями. Отвлечь, отвлечь, отвлечься и самому. — Ты ведь путешествовала всё это время? Скажи, ты возвращалась в Туссент? В тот некрополь, где мы пили Эст-Эст прямо из бутылки, сбежав с бала и прячась по закоулкам, под тенистыми навесами склепов и в виноградных беседках от какого-то офирца, искавшего тебя? Тянет за рукав сильнее, не произнося ни слова больше и продолжает улыбаться. Демоны подчинены законам и чётким алгоритмам. Нужно найти способ сломать этот алгоритм. Что-то, что… Он подхватил с пола длинную щепку и поднёс к ещё плясавшему на фитиле почти прогоревшей свечи крошечному огоньку, чтобы пламя перекинулось на древесину, а затем зашвырнул лучину прямо в волосы Висенны, вспыхнувшие кровавым осенним костром, которым и казались всегда ему эти рубиновые пряди. И вновь — ни звука. Лишь продолжает медленно оплавляющейся рукой тянуть прочь из круга, всё сильнее, а улыбка становится всё шире, постепенно обнажая зубы. Плавятся контуры лица, растекаясь и деформируясь, плоть кусками отваливается от остова — вощёного фитиля, проглядывающего вместо позвоночника сквозь истончившуюся шею. На полу возле круга — густая лужица быстро застывающего вещества, в которой уже нет ни следа Висенны. Тяжело выдохнув, он распрямил спину, наблюдая, как комната приобретает прежние очертания, а утренний свет гаснет, позволяя тьме вновь войти в свои права. — Me hagal ar estoll, aen geasann spiorad…***
Закончив второе четверострочие ритуала, Алистер резко упал на спину в защитном круге и, тихо взвыв от боли, изогнулся дугой, руками вцепившись в собственную грудь, изорвав рубашку и до крови царапая бледную кожу, стремясь добраться до костей. Его точно жгло изнутри, словно сквозь грудную клетку наружу рвалось склизкое, покрытое кислотой создание, готовое проломить несчастную грудину в попытках найти путь наружу. Ещё не сломавшийся, звонкий мальчишеский голос, чуть не плача, надрывался в голове некроманта, а звуки ударов в кровь разбитых кулаков о дубовые двери запертого шкафа превращались в толчки его всё ускоряющегося пульса. Как весело — запереть кого-то в ящике! Как разумно — поверить большинству, что этот кто-то сам заперся, а потом просто не мог вылезти, вот и перепугался. Кости затрещали от неестественной нагрузки, ещё чуть-чуть, и некромант взлетел бы над полом, ведь дальше выгибаться уже некуда — балансируя на макушке и пятках, он зарычал от боли, слепо мечущейся по полу рукой в перчатке пытаясь найти лежавший где-то неподалёку кинжал. Вскрыть всё к чёртовой матери, вытащить разогнавшееся, как маятник неисправных часов, сердце, и зашвырнуть его как можно дальше, туда, в погасший очаг, смешать с золой и углями. И никогда больше ничего не чувствовать. Каким бы наслаждением это было. Забыть Йеннифэр, забыть Висенну и Карлу, Литту Нейд, и всех прочих, чьи лица уже слились в его памяти в одну единственную насмешливо вздёрнувшую бровь гримасу. Забыть Артура и больше не винить себя ни в чём. Забыть о выедающем разум чувстве долга и стыда, никогда больше не жертвовать своим временем и силами для других, никогда не становиться удобным способом решить проблему, не оказываться пригодным инструментом. Забыть обо всех страданиях и эмоциях. И для этого хватит одного единственного удара, верно, Алистер? Тебе ведь даже не нужна могила, какое кому дело, что станет с твоей плотью после смерти. Окажешься распростёрт на полу посреди защитного круга — это даже эстетично в некотором роде, умереть в попытках спастись. Просто битва неравная, и ты знал это изначально. Потому и оставил кинжал возле себя, разве нет? Рассеки себя, отдели старое и родись заново из собственной изувеченной плоти. Ты всю жизнь себя сдерживал в угоду морали, обществу и неведомо кем установленным нормам, так дай волю рукам хотя бы сейчас, затопи своё сознание остывающей кровью. Или твои вены уже пересохли, как и глаза, не способные больше источать слёз? Крики становятся всё громче, распиливая мозг точно по ложбинке между полушариями лезвием проржавевшей пилы, похожей на ту, что висит в погребе рядом с прочими инструментами. Разбери себя на части и сшей заново, выкинув всё лишнее. А ты накопил так много лишнего, эта чёрная горечь смолой бежит по твоим артериям, а апатия и некроз разрастаются от проклятой изувеченной руки по всему телу, подобно гангрене. Маг, заскрипев зубами, свалился на бок и поджал колени, сотрясаясь в беззвучных рыданиях, и всхлипы, иногда прорывающиеся сквозь сжатые поверх прокушенного языка зубы, переходили в беспрерывный, лишённый смысла и окончания вой. Костяная рука замерла без движения на полу в паре сантиметров от рукояти сдвинутого на кончик одного из лучей кинжала. Перчатка, слетевшая ещё в начале припадка, оказалась где-то в темноте, окружающей октограмму своим плотным душным коконом. Сквозь полуприкрытые веки виден слабый огонёк свечи, пляшущий под резкими порывами дыхания дрожащего в агонии некроманта. А по другую сторону свечи ему мерещится в темноте увенчанное ветвистыми рогами ухмыляющееся лицо демона, наблюдающего за своей жертвой из тени, по старой привычке. Хим не похож на человека. У него вытянутые миндалевидные глаза, узкие и смотрящиеся щелями на хищно заострённой морде. Кожа будто бы струится потоками воздуха, переливаясь сотней оттенков угольного обсидиана, а из прорезанных кончиком скальпеля ноздрей вырываются облачка дыма, полные сажи, оседающей вокруг и лишь усиливающей царящую в хижине темень, сродни первозданному хаосу. — Тебе нравится разрывать себя на части, чародей? — Голос демона похож на шёпот тысячи языков, и прокрадывается по коже прикосновениями тысяч лапок ночных насекомых. — Заткнись. — Алистер с трудом прошипел в ответ и сплюнул кровь на пол, с усилием протянув костяную руку в темноту, но поймав лишь рассыпавшийся в пальцах клочок пепла. Прижав здоровую руку к груди, пытаясь прекратить неутихающую боль, он коснулся костяными пальцами своего лица, размазывая сажу ровными линиями. По переносице, три вертикальные на подбородке, вверх по ввалившимся щекам и широкую горизонталь от виска к виску, закрасив веки. Что ещё нелепого можно сотворить? Подхватив полусгнившую лапу с луча звезды, он попытался размахнуться, чтобы зашвырнуть ту в остывший очаг, но лишь вяло уронил истекающую гнилью конечность себе на лицо. Сморщившись, некромант откусил немного. На вкус как тухлая рыба. Тухлая рыба и тухлое мясо разом. Желудок жалобно сжался, готовый вывернуться наизнанку, но содержимое его было так скудно, что тошнота так и осталась лишь ощущением. Боль в груди немного ослабла. Кое-как сев, он ухватил начавшую распадаться лапу за торчащую из запястья кость и начал колотить ею вокруг себя, стараясь попадать по кругам на лучах, распевая во всю глотку сорванным охрипшим голосом: — Тишь на полях Нильфгаардской страны, Эмгыр-император наделал в штаны! Не на хромой козе задом наперёд с панталонами вместо шляпы, но тоже сойдёт за нелепое изменение ритуала. Разлагающаяся конечность шмякала об пол с влажным хлюпаньем и треском, медленно распадаясь на куски, пока, наконец, в руках продолжавшего вопить разнообразную чепуху некроманта не осталась голая кость. Ею он, резко замолчав, почесал спину, разминая плечи. Боль почти полностью ушла, и на её место пришёл отчаянный азарт. Маг тяжело дышал, вздрагивая, а на губах его, перепачканных кровью, сажей и гноем, поселилась полубезумная улыбка, напоминающая оскал. — Ну что, тварь, следующий раунд? Aeksin va mo g`ers, mo innvolle shed mo mearbhall, seo mean soil shed toirmeasc te…***
Тягучая чёрная смолянистая жидкость просачивается сквозь потолок и лужицами бурлит на полу, медленно заливая всё, кроме криво выцарапанной звезды. Свечи, почти потухнув, вдруг вспыхивают неестественно высокими огнями, призрачной зеленью, и в этом неверном свете окружение кажется ещё иллюзорнее. — Aeskin va… Потемневшее зеркало на стене напротив блестит, точно переполненная всё той же обсидиановой вязкостью чаша, стекло становится выпуклым и исчезает, а темнота с омерзительным хлюпаньем начинает вытекать на пол, постепенно скапливаясь и вытягиваясь вверх, вылепливая из грязи фигуру. — Seo mean soil shed toirmeasc te… Некромант раскачивается на месте, не смея закрыть глаза ни на секунду, уже не понимая смысла слов, которые произносит, лишь продолжая механически зачитывать вызубренный текст, и охрипший голос его разносится по всей этой полной хаоса лачуге, будто скрежет гробовых плит. Неустойчивая чёрная фигура колышется огромным столбом слякоти и пытается шагнуть вперёд, оставляя за собой толстый слой слизи. Грязь твердеет, принимая форму и протягивая к Алистеру бледные костлявые руки, обескровленные и слишком знакомые. — Погляди, что ты сделал со мной. Ты доволен? Артур, усмехаясь, отбросил с покрытого трупными пятнами лица прядь курчавых волос, прорисовав на пергаментной коже чернильные следы от собственных пальцев. Голос звучал искажённо из-за воткнутой в горло железной трубки, а стянутая скобами рана, пролегающая вверх от паха и расходящаяся на две у ключиц, подтекала всё той же чернотой. И та же чернота плескалась в пустых глазницах. Сейчас это показалось некроманту почти логичным — ведь глаза, как он помнил, стоят заспиртованными на полке возле стола. — Я не… — Что? Не хотел ничего дурного? Ты сам веришь в эти оправдания? Ты не должен с ним спорить, это всего лишь демон, принявший искажённую форму и нацепивший маску в виде лица, засевшего в твоей памяти. Продолжай ритуал, осталось совсем немного. Ты уже мертвец, истлевший прах, Алистер, и если позволишь себе плакать — превратишься в грязь. Такую же, какая затопила твоё жилище и смеет прикидываться твоим другом. И всё же, некромант не мог отвести заворожённых глаз от возникшего перед ним морока, а слова заклятия застряли в глотке сгустком гнилой свернувшейся крови. Концы пальцев Артура вытянуты, чернеют и превращаются в длинные когти, а ноги и вовсе теряются, растворяясь в разлившейся по полу угольной вязкости. Не хватает лишь хвоста, который гневно хлестал бы по рёбрам. Все черты излишне заострились, точно скелет вот-вот прорвёт липкую сероватую кожу, и внутренности вывалятся наружу сквозь вечную, незаживающую рану. Хлюпающие шаги раздражённо раздаются вокруг защитной печати, ища лазейку. Ходит по кругу, точно примериваясь для броска. — Из-за тебя я угодил в хаос к этим тварям, из-за тебя превратился в то, что ты видишь. Это твоя вина и только твоя. Ты должен был умереть тогда, не я. Чуть заострённые клыки эльфской породы теперь вытянуты, а зубы полностью усеяли нёбо. Уголки губ надорваны, сочатся тёмным гноем, запах которого прокрадывается в ноздри некроманта сквозь привычный сладковатый аромат формалина. — Imithe as feidhm… — Заткнись! — Размахнувшись, демон швырнул в лицо Алистера ком вязкой смолы, залепившей рот некроманта надёжнее, чем самый плотный кляп. Распахнув от неожиданности глаза, чародей вцепился руками в липкую дрянь, пытаясь оторвать её от своей кожи, но смолянистое вещество лишь растягивалось, оплетая и увязшие пальцы, пробираясь в рот и мешая дышать. На вкус — горечь, нестерпимая горечь и жжёная кожа, своими цепкими объятиями сковала язык и прилепила руки к лицу, не позволяя даже взять кинжал и отрезать ставшие бесполезными губы. Хим улыбнулся, исказив плохо слушающееся лицо Артура. — Неприятно, верно? Безмолный, скованный в этой пропахшей дымом и алкоголем тюрьме, внутри ловушки, из которой ты не можешь выйти, чтобы не быть убитым, но внутри которой погибнешь ещё до рассвета. Алистер промычал что-то, что должно было быть нецензурной бранью, и безуспешно задёргал руками. Хлюпающие шаги направились к столу, и истекающие чёрными слезами глазницы изучающе оглядывали его содержимое. — Стишки, рисунки… Как трогательно. Бесполезный хлам. Вся твоя жизнь, корни которой увязли в этой ядовитой любви, бесполезный хлам, а сам ты — лишь тень человека, которым мог бы стать, если бы чародейка не запала тебе в душу. И ты всё ещё не воспылал к ней бесконечной ненавистью? Но смеешь ненавидеть меня, говорящего тебе истину? Что бы ты сделал, если бы вы встретились? Выпачкал её своей поганой кровью? Руки увязли, и разум следует за ними, плывя по волнам этих насмешливых речей, что кажутся такими правильными и произносятся голосом, который Алистер больше никогда и не надеялся услышать. Голосом, который он запомнил мягким, точно домашний шерстяной плед, пропахший лавандой и пылью, чуть колкий, но безумно тёплый. Голосом, который теперь звучит сквозь скрежет зубов и металлический стук. Ком земли в горле, а на языке — соль и горечь, скука, боль, обида и злость, всё нарастающая злость, отдающаяся дрожью в скованных пальцах. И в этой злости — все сумеречные кошмары, все мучительные ночи и галлюцинации, приходившие раз за разом и доводящие до безумия, превращающие собственный повреждённый разум в клетку. В ладони костяной руки начинает формироваться, потрескивая, электрический заряд, и аромат озона пробивается сквозь гнилостную вонь. Хим поднял с полки банку с заспиртованной рукой Карлы и с грохотом разбил её о стол. Хлынувший сквозь разлетевшееся на осколки раствор затопил оставленные на столе черновики, размывая малиновые чернила и неуверенные штрихи угольного карандаша. Вместо поэм и портрета — грязные разводы, а поверх безжизненная рука, увенчанная поникшей истлевающей орхидеей. Некромант издал протестующий вопль и рванулся было из круга, чтобы помешать демону поднять следующую склянку, но вовремя остановился. Заклятие было почти готово. Он прикрыл глаза, приготовившись к неминуемой боли. Ты лжёшь мне. Ты — сосредоточение всего, что я ненавижу, натянувшее чужую личину. Я бы снёс сколько угодно мучений, резал бы себя и не отказался бы вступить в объятия смерти, чтобы положить всему конец, но за подобное кощунство над моей памятью я тебя уничтожу. Заряд магии прорвался сквозь склизкую печать на губах некроманта, сначала покрывшуюся пузырями, а затем с писком и шипением разлетевшуюся на куски, обгоревшими ошмётками оставшись на стенах. Комнату озарила яркая вспышка, ослепившая и самого Алистера. Следующий заряд полетел в спину ошалевшего демона наугад — и попал в цель. Лицо хима утратило сходство с Артуром, рога вытянулись из лишившегося волос черепа, а руки удлиннились, вновь потянувшись к некроманту. — Me toirmeasc te, mac avsin`n, bedaell gv`eard shed ur`r! — обожжённые губы, превратившиеся в куски кровоточащей плоти, плохо слушались, а хрипнущий голос подрагивал. В горле всё ещё оставались комки слизи, и некромант с трудом сдерживался, чтобы не зайтись кашлем. Кожа на лице трескается, точно разбитое зеркало или одна из лопнувших склянок с формалином, раны ползут от обезображенного рта выше, разрезая физиономию некроманта на витражные кусочки. Задрожав, рогатая фигура растворилась, исчезнув в потоках движущейся по полу смолы, начавшей скапливаться на потолке точно над головой мага. Холодные капли, едкие, точно кислота, то и дело падали на пол, шипя и оставляя на его одежде обугливающиеся по краям дыры, заставляя корчиться от боли. — Socraigh amach illo, ó áit te es va shed neen te teacht! Из зеркала, точно из прорванной трубы, всё ещё толчками выплёскивалась вязкая чернота, но теперь в раме забрезжило неясное пурпурное сияние, постепенно разрастающееся. Такое же мерцание Алистер с удивлением заметил на потолке и стенах. Реальность точно треснула по швам, раскололась, как зеркало, как склянка с рукой Карлы Деметии, как лицо Алистера, и дыры в ней стремительно расползались, засасывая в себя всё, что только попадалось вокруг. В обрамлённых тонкими фиолетовыми прожилками порталах зияла кромешная пустота, в которой чудились неясные тени и огромные щупальца, переплетающиеся между собой в тщетной попытке дотянуться к раскрывшемуся проходу. Что-то шипело, стучало и шелестело, хижина вновь резко наполнилась звуками, клёкотом и шорохами. Улетали сквозь порванную ткань бытия книги. Улетали в одно окно — и вновь выпадали на пол из другого, перемешиваясь между собой. Сквозняки рушили любовно расставленные на столе склянки, шатали шкафы и высасывали из комнаты весь воздух. Сглотнув ком горечи, Алистер задержал дыхание, наблюдая, как рогатая тень, тщетно цепляясь за ходящую ходуном мебель, пытается удержаться на стене. Хим утратил облик, вновь став двухмерной чернотой, которую, вместе с обсидиановой смоляной жижей, неминуемо затягивало в самый большой портал, открывшийся на месте покорёжившейся зеркальной рамы. Чародей не смог отказать себе в удовольствии оглядеться, с ужасом замечая, как в другие окна выскальзывают тени, которых он прежде не видел — крылатые, многолапые твари, сплошь покрытые глазами, извивающиеся и корчащиеся в неминуемом путешествии в небытие. Шипящие клубки чего-то, похожего не то на многоножек, не то на обитателей морского дна, выпадали из дыр в крыше и уносились обратно, точно мяч, посланный сильным ударом. Мимо головы некроманта пролетело на кожистых крыльях создание, одарившее его скучающим взглядом одного единственного ярко-зелёного глаза с вертикальным зрачком, и так же неторопливо вернувшееся в своё измерение. Когти хима, хоть и были нематериальны, оставляли на полу и стенах хижины вполне материальные царапины. Уже наполовину очутившись в портале, демон обрушил стеллаж с бутылями и колбами — битое стекло осколками и пылью полетело во все направления, затягиваясь в бесчисленные дыры, сверкая безумными фиолетовыми отблесками с зеленоватыми искрами. Некромант потряс головой и прочистил горло. Оставалась всего одна фраза, и, кажется, уже пора. — Va faill, neiw rider do hel`baitrs. Всё померкло. Порталы, стремительно затянувшись, исчезли, оставляя пред взором чародея привычные обшарпанные стены и причудливый беспорядок. Алистер упал на спину, глубоко вдохнув свежий, покалывающий лёгкие воздух, и закрыл глаза, впервые за долгое время наслаждаясь полной тишиной в своей голове.***
Йеннифэр покачивала пустую кружку в руке, лишённой перчатки, отрешённо глядя на подвешенное на цепи к потолку колесо, утыканное свечами, заменявшее люстру в этой таверне. Ещё один вечер ожидания — и вновь в одиночестве. Чем дольше Геральт не возвращался, тем сильнее она уверялась в своём решении разрушить заклятие. Если ведьмак после этого исчезнет из жизни чародейки — что ж, видно, иначе и быть не могло. Магическая связь, и ничего более. Болезненная и бесполезная. Вот только джинна в одиночку ловить будет самоубийством, а это, к счастью, больше не казалось ей выходом. Уже давно не казалось. Ещё со времён Аретузы, и хоть шрамов на запястьях не осталось после магической коррекции, без перчаток чародейка чувствовала себя неуютно. Нужно отыскать новые, раз одну кто-то присвоил. Обнаружив в своей спальне следы портала, Йеннифэр не была удивлена или испугана, но ей не терпелось сообщить об этом Геральту и поглядеть на его реакцию. Пока он там шатается по островам, полным сирен и гарпий, кто-то пробрался в крепость и следил за его любимой женщиной, а после ещё и украл из спальни личную вещь. Ну, что ж, это точно не Трисс. Минус один кандидат и плюс один повод позлить ведьмака. В Аретузе учили многому — как скрывать страх, как держать лицо перед беснующейся толпой, как не дать магии изувечить тебя и как читать по три исследования за раз, не путаясь в свитках, — но никогда не учили, как же быть одной. Постоянные балы, постоянные наставления о поиске пары, а что делать, если пара нашлась, но ты всё ещё чувствуешь себя одинокой и неуслышанной, не объясняла ни одна живая душа. Как будто цель, к которой ты стремилась годами, оказывается пустышкой. Йеннифэр за столом в крошечной таверне на отдалённом скеллигском острове чувствовала себя летящей вниз со скалы, и в этом бесконечном падении не было ни опоры, ни уверенности — только страх и надвигающееся ощущение удара об острые камни. И если опора, на которую она так надеется, пропадёт совсем, придётся заново учиться левитировать самостоятельно.