«Я могу притормозить...»

So come on baby, get in Get in, just get in Check out the trouble we're in ♫ Nickelback – Animals

— Я могу притормозить, если ты боишься слишком… А-а-ах! — Замолчи, — Илья прорычал куда-то в шею, опаляя дыханием и слегка ускоряясь, так что Соло пришлось вцепиться в его плечи, оставляя следы от ногтей. Ногти у него всегда были аккуратные, Наполеон следил за собой — от макушки до пят, а руки и вовсе были для него бесценнейшей частью тела, но спину Курякина это не спасало, потому как силы его… кхм… другу хватало на многое. Илью перевели к ним в начале года, нелюдимый парень со странным забавным именем, заметным акцентом и русской фамилией: несложно было догадаться, что у него будут проблемы. Первый красавчик, душа компании и просто мистер номер один Наполеон Соло обратил на него внимание сразу и даже захотел было подружиться, но шуток новенький не понимал, точнее, понимал их как-то неправильно — и уже к концу дня они подрались. После этого Наполеон поставил себе задачу во что бы то ни стало избавиться от русского зануды, но… Но, к своему ужасу, чем больше он узнавал о Курякине (а Соло предпочитал знать о своих врагах всё), тем больше проникался к нему странной, необъяснимой симпатией, и через месяц после этого столкновения не придумал ничего лучше (что само по себе странно, обычно с фантазией у Наполеона проблем не было), чем поцеловать своего оппонента. Подобное предложение, в отличие от предложения дружбы… Впрочем, кого этим можно обмануть? Никаких отличий не было, Курякин разбил Наполеону нос, потому как Соло никак не ожидал подобного развития событий, и скрылся в неизвестном направлении, но очевидцы утверждали, что на лице Ильи можно было поджарить пару стейков — так оно горело. Разбирательств не было, кажется, Наполеон дома спустил всё на тормозах — и был вознаграждён за это. Через день, ближе к вечеру, Илья появился на его пороге, сдержанно, но вежливо поздоровался с четой Соло и вручил пострадавшему от его вспыльчивости сверстнику домашний пирог, даже извинившись. Конечно, Наполеон пригласил его выпить чаю. Конечно, они поднялись в его комнату. Конечно, целоваться с разбитым носом было больно, но Соло старался, заперев дверь и прижав к ней Курякина, с первой минуты его появления в их доме понимая, что тот попался. Впрочем, в заброшенной Наполеоном практически наугад сети они запутались оба, отрицать это не было никакого смысла. Сегодня же у Наполеона был день рождения, родители уехали, оставив дом в распоряжении своего единственного сына, и, конечно, пришли все его друзья, которых Илья не особенно любил. Шумные, суетливые, не в меру болтливые — всех этих распи… бездельников Курякин терпел исключительно потому, что рядом с ним, где-то на уровне глаз, всегда маячила тёмная макушка. Соло мог сколько угодно подкалывать Илью по поводу того, что тот предпочтёт общество цветка в горшке разговору с нормальным человеком, но был ему благодарен за то, что тот был с ним даже в компании, которую недолюбливал. И эти девчонки, которые без конца строили глазки Курякину… Он старательно делал вид, что ничего не замечает, поражаясь тому, что они на что-то рассчитывают. Нет, конечно, они с Наполеоном не особенно афишировали свои отношения, но, откровенно говоря, и не особенно скрывались. Должно быть, девушки были уверены, что при правильном подходе вполне можно сманить на светлую сторону. Они просто не понимали, что Соло хорош со всех сторон, так что соревноваться с ним просто бессмысленно. Когда вечеринка оказалась в самом разгаре, именинник потащил Курякина за руку куда-то наверх, впрочем, затея была провальной: при таком количестве народа занятыми оказались абсолютно все комнаты, включая спальню самого Наполеона. Он начал прямо в коридоре, впечатав Илью в стену и выдернув его чёрную водолазку из-за ремня джинсов; они целовались долго и сладко, и Курякин «плыл» от лёгкого привкуса алкоголя, сам он выпил мало, как раз потому, что всегда старался присматривать за своим не в меру общительным и не в меру болтливым другом. Неприятности Наполеон умел находить так же хорошо, как заговаривать зубы, так что… — Есть идея, — Илья прижал его к себе рывком, прихватив губы Соло своими, а через минуту они уже спускались вниз. На улице уже стемнело и даже стало прохладнее, но весна уже вступила в свои права полностью, так что до площадки перед гаражом они добрались без курток. Подаренный отцом «Крайслер» стоял именно здесь и сейчас оказался как нельзя кстати, так что Наполеон выдохнул парню на ухо с улыбкой: — Хочешь пометить свою территорию? — Пусть кто-то попробует, — Курякин на мгновение умолк и добавил на русском, — посягнуть. Соло судорожно выдохнул, прильнув к нему всем телом, он обожал, когда Илья говорил на этом странном, рычащем и жёстком языке, он понятия не имел, что значило это слово, но готов был выскочить из брюк прямо сейчас. Дверь поддалась не с первого раза, потому что Наполеон не мог перестать целовать своего «белоснежку», как он обожал дразнить Илью за светлые волосы и бледную кожу. Они устроились прямо на переднем сидении, кое-как избавляясь от части одежды и включая радио непонятно зачем, там играла песня, хорошо знакомая им обоим – и она заставляла гореть их ещё сильнее. Соло выгибался изо всех сил, лишь бы не нажать на сигнал в центре руля, иначе бы на истошное бибиканье точно бы сбежались все, думать об этом получалось всё хуже, как и контролировать себя. — Отличная… идея… — Наполеон обнял Курякина за шею, жарко дыша ему в губы. — Я тебя свяжу и заткну тебе рот, — Илья сделал музыку погромче и почти укусил парня, целуя и сжимая пальцы на его бёдрах. — Но тебе же нравится, когда я… А-а-а! Он вскрикнул в поцелуй от особенно чувствительного движения — и откинулся на руль, так что громогласный сигнал разнёсся по всей улице. Илья рывком прижал его обратно к себе, тяжело дыша и обнимая обеими руками, так что Соло уткнулся куда-то ему в ухо, хватая губами воздух. — Ну теперь-то точно никто не догадается, чем мы тут занимаемся… — пробормотал Наполеон, блаженно жмурясь от того, как его погладили по затылку. — Пусть попробуют что-нибудь сказать, — Курякин улыбнулся, прихватывая зубами мочку уха парня. — Я их… выпорю. Наполеон глухо застонал, понимая, что сюда может сбежаться хоть весь город. У него в планах было заставить этого русского зануду вымотаться так, чтобы он больше ни слова сказать не мог.