Двуликий Янус

Нас провели по площади и, грубо затолкав в кузов грузовика, усадили на лавку. Я сидел, прижавшись к теплому боку Януша, и плакал. Прощанье со сказкой у меня проходило очень тяжело. Мое сердце разрывали боль и обида. За что? За что у меня отняли друзей? Кому помешали их чудеса и волшебство? Где они теперь? – Куда нас везут? – наконец спросил я у Януша. Он кинул быстрый взгляд на солдат, которые ехали с нами в машине, и, погладив меня по голове, ответил: – Не бойся! Все будет хорошо! Я вытер глаза руками и тоже посмотрел на наших охранников. Один из них был зверем. Но не таким, как те, что сопровождали фон Штюка и Линдермана. Он был грязным и оборванным. У него отсутствовал один клык, и волосатое ухо было порвано. Он смотрел на нас с Янушем, будто мы были просто мебелью. Его равнодушный холодный взгляд скользил мимо нас, даже не цепляясь. А вот второй конвоир был полузверем. Он уже начал обрастать шерстью, у него стали появляться клыки и длинные когти на руках. Но его глаза еще оставались человеческими. Он, видимо, хотел оборвать наш разговор с Янушем окриком, но промолчал и отвернулся в сторону открытого борта кузова. – Я, кажется, все понял! – вдруг встрепенулся Януш. – Нас везут на просмотр! – На какой просмотр? – я удивленно посмотрел на Януша. – Понимаешь, они тоже хотят свой цирк, – спокойно пояснил мне он. – И отбирают в него артистов. – У них же был цирк! – подпрыгнул я на скамье и тут же испуганно посмотрел на конвоиров. Зверь даже не глянул в мою сторону, а вот полузверя заинтересовала догадка Януша. – Понимаешь, Анхель, – объяснял мне Януш. – Они не понимают красоту и радость, как мы. Они не умеют веселиться. Вернее… – он нахмурился, – понятие веселья у них своеобразное. Вот они и решили сделать свой цирк. Но для того, чтобы в него попасть, нужно исполнять все их требования. Я прав, господин? – задал он вопрос полузверю. Тот задумчиво посмотрел на моего бога и неуверенно кивнул. Видимо, его не посвятили в свои планы более крупные звери. Так в этот момент решил я и, увидев в глазах Януша убежденность, поверил ему. Мы ехали молча несколько часов, и я начал дремать. Когда я проснулся, то увидел через распахнутый брезент кузова, что на улице пошел снег. Он падал крупными редкими хлопьями и был похож на птичий пух. Он сыпался сверху, когда белые голуби Януша кружили у него над головой. Он падал на его светлые волосы и на плечи. Он кружился и медленно летел на опилки манежа. На мои глаза снова навернулись слезы. Я вспомнил Карлушу и волка, которых убили на моих глазах. Почувствовав мое настроение, Януш обнял меня за плечи и сунул свой нос в мои рыжие волосы. – Хочешь сказку? – спросил он, говоря в мою голову. – Хочу, – ответил я, поглядывая на конвоиров. Зверь равнодушно смотрел на снег, а вот полузверь явно заинтересовался предложением Януша. – Я не рассказывал тебе сказку про многорукого бога? – спросил Януш. Я покачал головой и он продолжил: – Тогда слушай… Рождение бога началось с большой беды. Его мама не выдержала тяжелых родов и умерла. Отца у Тим-Тома не было. Вернее, он где-то был, просто многорукий его никогда не видел. Тим-Тома поместили в специальную клинику при медицинском институте. Если честно, все ждали, что многорукий бог умрет, но он не только выжил, но и продолжал расти, как все дети. За веселый и добрый характер его полюбили, а когда он совсем подрос, один из профессоров забрал его к себе домой. Он научил его ходить, сделал специальные стулья, столы и кровать для Тим-Тома. Потом он обучил его письму, математике и чтению. И все в жизни многорукого было прекрасно, пока старый профессор не умер. После его смерти все книги и рукописи профессора перешли к его ученику. Тим-Том тоже стал принадлежать молодому бакалавру. В принципе, молодой хирург неплохо относился к многорукому. Тим-Том не понимал только одного: зачем его новый хозяин постоянно просвечивает его какими-то приборами, делает замеры, берет кровь и кусочки кожи. И вот однажды молодой хирург сделал Тим-Тому интересное предложение. Он хотел разделить бога на Тима и на Тома. Это было здорово, Тим-Том всегда мечтал быть просто Тимом и Томом. Он устал постоянно быть не один. Ему очень хотелось стать свободным. И он согласился. Но за день до назначенного срока Тим-Том зашел в кабинет к молодому хозяину и увидел на столе какие-то записи… Там были ужасные картинки разделения. Скальпели, кровь, куски плоти, оголенные кости. Но и это было не самое страшное из того, что увидел Тим-Том. Под одним из рисунков была сделана запись, гласившая, что есть девяносто пять процентов вероятности, что одна часть Тим-Тома должна погибнуть. И этой частью был Том. Тим, не задумываясь, решил отказаться от разделения, а Том… Том попытался его убедить, что операция нужна. Он был готов пожертвовать собой, чтобы Тим жил нормальной жизнью обыкновенного человека. Но Тим был непреклонен. Он не хотел даже думать о том, что может лишиться своей половинки. Наутро они сказали о своем решении молодому хирургу. Тот рассердился на многорукого. Ведь этот эксперимент должен был принести ему славу. Он позвал санитаров, и те связали Тим-Тома и закрыли его в лаборатории до операции. Но Тим-Тома многие любили. Поэтому нашелся добрый человек, который выпустил его из лаборатории и помог бежать из города вместе с цирком. – Интересная сказка, – усмехнулся полузверь. – Ты знаешь сказки только про уродов? – Я не знаю сказок про уродов, – спокойно ответил ему Януш. – Эта сказка про многорукого бога Тим-Тома. Он никогда не считал себя уродом. Он был очень веселым и добрым. И он любил жизнь… Полузверь нахмурился и отвернулся от нас. Мы сидели молча до самого вечера и смотрели на летящие хлопья снега за бортом машины. Время словно остановилось и зависло в воздухе, как снег. И только внезапное чувство голода вырвало меня из этого состояния. Словно почувствовав это, наши надсмотрщики полезли в вещмешки и, достав оттуда консервы, вскрыли их и стали есть тушеное мясо, выковыривая его из банок ножами. – Господин солдат, не могли бы вы дать кусок хлеба мальчику? – на чистом немецком спросил Януш у зверя. – Он еврей! – громко гавкнул зверь. – Ты не прав, Густав! – ответил своему товарищу полузверь. – Он еврей, но он ребенок. Дай ему хлеба! Я не понимал, о чем идет речь. Да и в принципе, я даже не слушал их. Все мое внимание было приковано к пустеющей банке с тушеным мясом. Полузверь с раздражением посмотрел на своего товарища, который, доев мясо, выбросил банку за борт машины и убрал недоеденный кусок хлеба обратно в мешок. Он покачал головой и неожиданно протянул мне банку и горбушку хлеба. Мяса там уже не было. На самом дне осталось немного застывшего бульона, а по стенкам был размазан белый жир. Я был настолько голоден, что накинулся на этот жир в банке, макая в него хлеб. Я съел почти весь хлеб и очистил края банки от жира, когда услышал рядом с собой тихий вой. Это урчал желудок Януша. Мне стало стыдно за себя и за свою жадность. К тому же голода я почти уже не ощущал, а вот про Януша забыл. Я вытер испачканный рот рукавом и протянул банку с остатками бульона и кусочек хлеба ему.