Двуликий Янус

Я ожидал, что мы будем разбирать цирковой реквизит, но задание, которое нам с Янушем приготовили, оказалось очень странным. На склад машинами привозили огромные мешки с одеждой, а мы должны были в одну кучу откидывать ботинки и ремни, а в другую – саму одежду. При этом с одежды нужно было срезать пуговицы, для чего нам выдали тупые и ржавые ножницы. Полдня мы честно отпиливали пуговицы, и я видел, как другие люди, работающие с нами, вытаскивали что-то из карманов одежды и прятали себе за пазуху или рассовывали по карманам своей робы. – Януш, воровать нехорошо! – шепнул я Янушу, заметив, что он спрятал у себя в кармане мятую пачку сигарет. – Ведь хозяин этого пиджака может обидеться! – Поверь, малыш! Хозяину пиджака это уже не понадобится, а твой друг сможет поменять на сигареты еду. – Сказал мне работающий рядом мужчина. – Почему не понадобится? – удивился я. – Его отобрали в цирк и выдали новую одежду и костюмы. И теперь он далеко-далеко отсюда. В хорошей и солнечной стране выступает в прекрасном цирке, – сказал Януш, едва заметно покачав головой мужчине. Тот задумчиво почесал небритый подбородок и сказал: – А ты прав, парень! Он далеко отсюда. Далеко от этого ада. Я отвлекся от разговора, нащупав в кармане куртки, которую держал в руке, что-то жесткое. Я воровато оглянулся и сунул руку в карман куртки. Это была конфета. Настоящая конфета в потертой разноцветной обертке! Она немного помялась, и в тех местах, где фантик разорвался, к ней приклеился песок. Но она была такой аппетитной, что я не удержался. Я сунул конфетку в карман своей курточки и, повернувшись к охраннику, попросился в туалет. Тот состроил брезгливое лицо и, схватив меня за руку, потащил в сторону уборной. – Быстро давай! – крикнул он мне, закрывая дверь. Я оказался в маленьком помещении, пропахшем старым дерьмом, стены которого были густо покрашены темно-зеленой краской. Посредине зияла большая дыра, края которой были покрыты засохшими экскрементами. Почти такая же уборная была и около нашего барака, только стены там не были покрашены, и двери тоже не было, поэтому такого страшного душного запаха, как тут, у нас не было. Я с благоговением достал из кармана конфету и трясущимися руками развернул ее. Мои пальцы коснулись небольшого карамельного батончика. Но он вдруг скользнул вниз и упал на грязный пол уборной. Я, ни секунды не сомневаясь, нагнулся вниз, схватил конфету вместе с куском серой бумаги, несколько раз дунул на нее, снял прилипшую бумагу и сунул карамельку в рот. Это было давно забытое блаженство. Совсем другая, далекая и счастливая жизнь. Такими конфетами меня угощала Марыся, приходя ко мне за ширму, когда я болел. Это был вкус воспоминаний… Вкус счастья… Вкус праздника… – Выходить! – громко гаркнул за дверью охранник и стукнул чем-то тяжелым по двери. Я начал быстро грызть конфету, стараясь как можно быстрее ее съесть, но при этом не пропустить ни грамма удовольствия. – Иду! – крикнул я охраннику и вышел из уборной. Вечером, после ужина, я уселся на кровать рядом с Янушем и тяжело вдохнул. – Что-то случилось? – спросил он меня. – Я сегодня стащил из кармана конфету и съел ее в туалете, – снова вздохнул я и опустил голову. – Ты был голоден, Анхель! Это не преступление! – улыбнулся Януш и погладил меня по голове. – Нет! Я совершил подлость! – замотал я головой. – Я не поделился с тобой. Ты бы так никогда не поступил! Это было правдой. До самого вечера я мучился именно из-за того, что не поделился найденной конфетой с Янушем. Я лазил в карманы курток, брюк и рубашек, которые мне попадались, в надежде найти конфету и для него, но больше такое счастье мне не улыбнулось. Мне попадались только камушки, кусочки карандашей и подсолнечная шелуха. – Не переживай, – улыбнулся Януш, надевая полосатую курточку. – Я не люблю сладкое. Нам разрешено недолго побыть на улице. Пойдем, подышим воздухом перед сном? Мы вышли и, зайдя на задний двор за бараком, уселись на большое промерзшее бревно. Было тихо, и падал мелкий снег. Где-то на самом краю нашего лагеря лаяла собака. Над нами качался фонарь, освещая все вокруг тусклым желтым светом. Януш достал из кармана мятую пачку сигарет и задумчиво посмотрел на нее. – Почему не куришь? – спросил я у него. – Спичек нет, – ответил Януш, пряча пачку обратно в карман. – Эх… я бы сейчас полжизни отдал за одну затяжку. Я на секунду отвернулся от него и вдруг увидел недалеко от бревна маленький серый комок. Сначала я решил, что это крыса, их было тут очень много. Но комок был правильной круглой формы, а крысы были длинные, с противными лысыми хвостами. – Кто там, Януш? – спросил я, показывая находку. Януш спрыгнул с бревна и, присев на корточки, тронул пальцами пушистый комочек. – Это воробей, – сказал он и, хитро посмотрев на меня, спросил: – Хочешь чудо? – Конечно хочу! – обрадовался я. Януш взял в руки тельце воробья и, положив его себе за пазуху, запахнул ворот куртки. – Ну что там? – я в нетерпении заерзал на бревне. – Подожди! – сказал Януш, прислушиваясь к чему-то внутри себя. – Как же я соскучился по чудесам, ты даже не представляешь как… А сейчас… Алле-оп! – сказал он и, пошарив рукой под курткой, достал взъерошенного и недовольного воробья. Тот потянулся, расправив серые крылышки, потряс маленькой головкой и, легко взлетев вверх, уселся на столб фонаря. – Ты его оживил… – выдохнул я восторженно и тут же, нахмурив брови, спросил с обидой в голосе: – почему ты не сделал так с Карлушей?! – Я не могу оживить совсем мертвое, – вздохнул Януш. – Если бы я мог, то не только Карлуша был бы с нами. И пусть это чудо забрало бы мою жизнь, главное, все были бы живы. Я спрыгнул с бревна и, взяв Януша за руку, повел его обратно в барак.