Жених

Прекрасней панны Александры на сотню вёрст в округе нет — Добра как ангел, благонравна. Её растил суровый дед И воспитал в ней твёрдость духа, любовь к Отчизне, и она Верна была его заветам и слову данному верна. Скончался старый пан, назначив соседей ей в опекуны — Мелкопоместные дворяне пускай бедны, зато честны. Он внучке отписал именье и выйти замуж повелел, Сам сговорив её когда-то за сына друга. Что ж, удел Такой нимало нашу панну не опечалил: мудрый дед Оставил выход. Может статься, жених, которого пять лет —   А может быть, гораздо дольше — в глаза не видела она,  Уронит честь иль не по нраву придётся ей. Тогда вольна Мирскую жизнь отринуть панна и удалиться от тревог, Уйдя в монашки… Но пока что не время выбора. Не мог К своей невесте наречённой никак приехать славный пан: Ему то служба, то забавы — соседей задирать. Он пьян Свободой дерзкой был, и воля ему казалась слаще ласк Любой прелестной панны; в поле он ветром был. Но как-то раз Он всё же вспомнил обещанье и в путь с ватагою дружков Пустился к панне Александре. На ней жениться был готов Он наконец; прижали крепко его судебные дела За разорение соседей. О нём недобрая молва Вперёд бежала, только панна решила рассудить сама — Ей разобраться в человеке достанет сердца и ума. Приехал он. В корчме оставил своих друзей-сорвиголов И в дом невесты заявился: «Ну, вот он я! Гляди, каков!» Пан был хорош. Орлиным взором смотрел из-под густых бровей, Усы крутил предерзко, плечи — почти что в ширину дверей — Покрыты шубою богатой. Хоть шапку догадался снять! Играют перстни, золотая у карабелы рукоять. Смутилась панна, покраснела, но гостя чинно приняла И, робость преодолевая, его спросила про дела. Дела-то — дрянь, но Александре он про другое говорит: Что он сражён её красою, что от души благодарит Он пана старого за внучку; что если б только раньше смог Он из столицы отлучиться, то уж давно бы был у ног… В его словах почти всё — правда, и тает сердце молодца При виде панны благородной. Хотя венчального кольца Ещё на пальчик не надето, её он мнит уже своей — Поправ приличия, целует, — и обещает ей друзей Представить завтра. Видит панна, что полыхает в нём огонь, И загорается ответно… Сгоришь до пепла — только тронь Ты тот огонь, решив погреться… Но завершается визит — Готовить завтрашнюю встречу к друзьям оставленным спешит Наш пан. И что же он находит в той богом проклятой корчме? Всё в ней разгромлено, вповалку лежат, уже окоченев, Тела друзей, один лишь стонет… Вбежал, прижал того к груди И вздох его последний ловит и шёпот: «Анджей, уходи…» Взвыл волком пан! Без слёз заплакал, но не в характере его Бездельно скорби предаваться — и вот он, с саблей наголо, Бежит во двор искать виновных, а там виновные стоят — Мелкопоместные дворяне в неровный выстроились ряд. Выходит старший: «Проше пана, то не убийство — честный бой. Хотите, здесь и похороним, а то велите их домой Отправить…» — «Что?! — пан ликом страшен. — Да я вас всех сотру с земли!» Ему спокойно отвечают: «Не с теми дружбу вы свели. Средь бела дня, напившись пьяны, глумиться стали — в образа Стреляли, женщин обижали и похвалялись, что гроза Они всей Речи Посполитой. И вызов первый был от них. Так по заслугам получили!» Пан Анджей, словно на чумных, Взглянул, в седло немедля взвился и в деревеньку полетел, Туда, где свой обоз поставил — в обозе сотня не у дел Его ватажных отиралась. Поспешно в путь до городка Они пустились; три усадьбы успели подпалить, пока Их не рассеяли по полю как просо, татям дав отпор. Сам пан легко в плечо был ранен. Глухою ночью, словно вор, Пробрался к панне Александре и на колени перед ней В кафтане рваном, опалённом, в крови: «Ты — свет моих очей! Уедем!» Панна побелела, хотела молвить… в этот миг Раздался громкий стук в ворота, проснулись слуги. Топот, крик: Примчалась шляхта, опасаясь, что к ней ворвался лиходей. Она к ним вышла, смотрит строго на вкруг собравшихся людей. Паны взволнованы — спешили, чтоб подопечную спасти. Она же, дрожь сдержать не в силах, платочек комкает в горсти. «Панове, что могло случиться, коль в этот час я вижу вас? Напали шведы? Из столицы об ополчении приказ?» Вот тут понадобилась панне вся сила духа: про корчму И про пожары, про погибших ей рассказали. «Не пойму, Как вы могли решить, панове, что он укрылся у меня? Что я приют дала убийце? Вчера ещё при свете дня Уехал, больше не встречала». Простилась шляхта, по домам Отправилась… Душа у панны болит — какой же стыд и срам, Ведь солгала! И виновата она пред богом и людьми. Идёт назад в свою светёлку и говорит: «Коня возьми, Пан Анджей. Уезжай отсюда, беги, покуда хватит сил. Тебя на горе полюбила, и вид твой мне теперь постыл — В крови твои по локоть руки, в крови моих опекунов!» Склонился пан в земном поклоне, за двери вышел — был таков. …А панна плакала ночами, себя за слабости коря, И вклад готовила богатый для ближнего монастыря; Распоряжаясь по хозяйству, вершила сотни разных дел. И каждый божий день молилась. Молилась: «Только б уцелел!..»