Чужими глазами

«Только верный меч, только ключ от Врат!..» — слова звенели в ушах, от них жгло глаза. Мучительный стыд за собственную наивность и одновременно чувство оглушающей — окончательной! — потери терзали Карамона. Он хотел уйти, но к месту пригвоздило воспоминание десятилетней давности: ссора, в которой он был виноват и после которой Рейстлин сказал, что они больше не братья. Маг, кажется, и сам тогда пожалел о громком заявлении, едва его выдал, но упрямо сжал губы и исправляться не стал. День прошел в молчании... *** Ближе к вечеру у Карамона сдали нервы. Долго оставаться в ссоре с братом он не хотел и не умел. Присев у кресла, в котором устроился Рейстлин с книгой, он осторожно боднул ногой его колено. Юный волшебник с неудовольствием колено убрал. — Рейст... Прости меня. Если ты скажешь, я не подниму больше эту тему — никогда, обещаю! Рейстлин закрыл книгу и внимательно посмотрел на Карамона. — Никогда? — Никогда! — Хорошо, братец. И помни, что обещал. Тонкая рука в знак примирения опустилась на шевелюру старшего брата, у которого от облегчения на глазах выступили слезы. Он шумно выдохнул и обнял близнеца — там, где достал. За ноги. *** Запоздалая обида наложилась на прошлую, и Карамон вышел из тени. Хотел сказать обличительно, уничижительно, а получилось — горько. И не о том. Рейстлин, впрочем, будто не слышал. — Холодно... Карамон, где ты? — у воина предательски дрогнуло сердце, и он подал магу руку. Взгляд брата, измученный и умоляющий, пригвоздил его к месту, слова довершили дело: — Побудь со мной. Карамон укрыл Рейстлина и сел рядом, безуспешно пытаясь отогнать от внутреннего взора это бледное лицо, отчего-то еще острее напоминающего то, что воин очень долго старался не вспоминать. Это ведь было так давно... И Рейстлин приказал забыть. Именно так: не попросил, не посоветовал — приказал, но Карамон ведь уйдет к рассвету, что ему сейчас приказы предавшего его брата? *** — Прекрати, — Рейстлину было неудобно. Неловкости он не испытывал — брат частенько проявлял свою любовь так, и ничего с этим поделать было нельзя. — Сейчас, — с обожанием пообещал Карамон и неловкими ручищами погладил ноги брата. Под мягкой белой тканью ощущалась горячая кожа, гладить ее было приятно... — Карамон, хватит. Это уже странно. В голосе Рейстлина удивление смешивалась с начинающейся паникой. Богатырь-брат в порыве нежности нередко мог не слышать голоса разума Рейстлина, которому объятия, похлопывания по плечу и прочее не только не нравилось, но и могло привести если не к травмам, то уж к неудобствам точно. Но Карамон все не мог оторваться от него. Неожиданно руки его скользнули под мантию, поднимая подол так, чтобы оголились худые колени. Благоговейно коснувшись одного поцелуем, брат посмотрел на Рейстлина с обожанием, а тот будто лишился дара речи после этой его выходки и только пристально уставился ошарашенным взглядом. Не встретив привычного словесного отпора, Карамон будто решил, что получил разрешение продолжить. Рейстлин вцепился руками в подлокотники, когда сильные ладони развели его колени в стороны. Продолжая поглаживать такую приятную на ощупь кожу уже под тканью, богатырь принялся покрывать поцелуями внутреннюю сторону бедра Рейстлина. На смену нежности и облегчения от того, что брат простил его, пришла бурная, яркая радость, которая требовала выхода. Кресло-качалка накренилась к богатырю, Рейстлин еще сильнее вцепился в подлокотники, совершенно дезориентированный действиями брата и... собственной реакцией. Тело будто было не против подобных ласк, более того, оно жаждало, чтобы Карамон продолжал, чтобы сильная рука продолжала двигаться еще под мантией, по его бедру, чтобы горячие губы брата продолжали целовать. Выше, еще выше — он мог бы взмолиться об этом... Рейстлин открыл было рот, чтобы велеть Карамону немедленно прекратить и убираться подальше, но лишь судорожно вздохнул, потому что тело предательски подалось навстречу ласкам. Карамон взглянул на него коротко, и юный маг понял, что раскрыт — брат, может, и был тупицей почти во всем, но точно не в том, что касалось интимного, иначе он не мог быть так успешен у девушек Утехи. *** Рейстлин вздрогнул во сне, застонал, как от боли, и Карамону на мгновение стало стыдно от того, о чем он думает. Их мнения насчет произошедшего тогда разделились: старшему казалось, что ничего особенного не произошло, младший был ошарашен, зол, смущен, дезориентирован... И, разумеется, вслух винил во всем одного только Карамона. К единому мнению тогда они так и не пришли: ни один чужими глазами посмотреть не смог, а позже и не обсуждали больше — Рейстлин запретил. Колдун снова задрожал, и брат, не зная, что еще сделать, положил ему руку на плечо. Как ни странно, это помогло: дрожь Рейстлина постепенно сошла на нет, хотя дыхание стало поверхностным и неглубоким. Была ли виной тому когда-то крепкая и до сих пор не порванная окончательно связь между близнецами, или что-то в ситуации напомнило обоим братьям уже с ними происходившее, но сон волшебника тоже навестило то самое воспоминание. *** — Не надо, — вышло хоть и тихо, но твердо. И все же зря. — Не волнуйся. Ты мой брат, и я люблю тебя, — с нежностью ответил Карамон и запустил обе руки под его ягодицы, стягивая белье. Отбросив исподнее куда-то в сторону, он потянул Рейстлина на себя, заставляя откинуться в кресле. Рука под мантией уверенно легла на член, и волшебник только вздрогнул от желанного прикосновения, прикусив губу. — Тебе нравится, — в тоне Карамона появилось что-то гипнотическое. Рейстлин не ответил и закрыл глаза, чтобы не выдать себя ничем — хотя все и так было ясно, куда уж яснее, когда у тебя стоит от прикосновений брата... — Рейст, все хорошо. — Заткнись, — маг не узнал собственный севший голос. Карамон понимающе кивнул и задрал мантию еще выше, любуясь членом, зажатым в своей ладони. Рейстлин заерзал, и, помедлив еще только одно мгновение, Карамон оттянул его крайнюю плоть и мягко двинул рукой пару раз — словно для того, чтобы убедиться в том, как удобно желание брата помещается между его пальцами. Поцелуями покрыв бедро и низ живота Рейстлина, Карамон приостановил ласки ладонью. Его широкий язык прошелся по всему напряженному члену брата, но застонал тот только когда мягкие губы сомкнулись на головке. Воодушевленный такой реакцией, Карамон сильнее сжал пальцы у основания ствола, а кончиком языка прошелся по нежной коже. Рейстлин ахнул и толкнулся в горячий рот брата, Карамон погладил его руку, все еще держащую подлокотник, и положил ее себе на затылок. Тонкие пальцы зарылись в мягкие волосы и крепко вцепились, когда богатырь, повинуясь давлению ладони брата, взял в рот его член глубже. Карамон упивался необычайной близостью к брату, его пульсирующим в его рту удовольствии, глухими сдерживаемыми стонами. На этом фоне собственное желание, стоящее в ставших тесными штанах, почти не имело значения. *** Карамон заерзал. Тогда не имело, а сейчас... Желание никуда не ушло, и воин понял, наконец, как видел все это в свое время Рейстлин, отчего ультимативно запретил даже вспоминать. Для старшего брата все это было проявлением любви, но в младшем никогда не было столько любви ответной... А сейчас и воин растерял большую часть, и от этого стало еще горше, чем от слов Рейстлина, заставивших его принять решение об уходе. «Сейчас, как только проснется брат», — дал себе Карамон последнюю отсрочку, не зная, что Рейстлин проснулся и боится отчего-то даже шелохнуться под сильной рукой близнеца, и бессильно злится, не в силах справиться с собственным разумом, заставляющим его вспоминать, как все закончилось тогда... *** Рейстлин с ужасом понял, что потерял контроль над собой, но и это ощущение почти сразу растворилось благодаря руке и губам брата, их равномерному скольжению по его члену, приятному жару и давлению. Движения Карамона все ускорялись. На мгновение открыв глаза и увидев кудрявую голову брата между своих ног, Рейстлин вспыхнул, но лишь сильнее сжал пальцы в его волосах; брат, не прерываясь, гулко застонал, и это послужило для юного волшебника последней каплей — судорожно рванувшись в ласкающий его рот, он кончил, едва не теряя сознания от разом нахлынувших ярких ощущений. *** Маг вздрогнул все же, моргнул — воин, чутко наблюдающим за сном близнеца, понял, что время пришло: пора уходить. А Рейстлин лишь бессильно смотрел вслед брату; кажется, теперь он понял, как в свое время видел все Карамон...