Хён

Обязательства, крупные китайские инвесторы, необходимость наращивать китайскую фанбазу… да-да, конечно… Но как же душно выступать под фанеру. Как до абсурда стыдно перед гитарой в руках за ее немые струны, за то что отключил, лишил голоса. Как же хотелось сейчас на собственный концерт, вдарить рок, разнести живым звуком сцену, взорвать зал. У остальных ребят в глазах читалась та же усталость от этого фарса. Даже у фронтмена Хонки — хотя ему удалось настоять на полностью живом вокале, но тоже сопереживал своим музыкантам, да и бесился, из-за того, что песни теряют половину своей мощи без живой музыки, нет той отдачи и энергии. Ладно… В любом случае FT профессионалы, поэтому выложились на полную, и свалили в гримерку ожидать общего заключительного выхода. Чтобы ждать было веселее, новенького менеджера заранее отправили в ближайший магазин и попросили принести что-нибудь попить. Чего-нибудь покрепче, бутылки три-четыре. Две принес, сволочь. Совсем не понимает своих трепетных и ранимых подопечных. Тоже, наверное, долго не продержится — запросится к другим артистам агентства. Слабак. Реальность расслаивалась: вот Хун опрокинул в себя очередную стопку текилы, и только успел задуматься о смысле всего сущего, как на коленях откуда не возьмись какая-то малосимпатичная девица из китайского стаффа, из уборной доносятся малоприятные звуки, а рядом дремлет Сонсари в обнимку с любимой гитарой Джонхуна. Ну ничего, не страшно. Делать трезвый вид перед камерами ребята умеют виртуозно, годами тренировались. — Хен, долго нам еще ждать? Может свалим? Спать хочу, — спросил Минари, падая в кресло напротив. — Я тоже, — Джонхун раздражённо вздохнул, залпом осушая очередной стаканчик. От алкоголя мир совсем не заиграл яркими размытыми красками. Напротив, лишь туже сдавило в груди глухой неудовлетворенностью от этого мероприятия, по недоразумению названного концертом. — Спать, есть и трахаться хочу. И тишины хочу… Я подышать выйду. Удерживать его не стали. Когда Хун недоволен, его стараются не трогать ни мемберы, ни стаф, ни начальство. Все-равно успокоить не получится, лучше уж просто переждать на безопасном расстоянии. За десять лет непрерывных гастролей Хун на любой площадке уже интуитивно чувствовал — куда за кулисами податься, чтобы побыть в тишине и одиночестве. Вот и сейчас он шел, доверившись пьяной интуиции, выбирая где безлюдней и темнее. Он решительно шагал по коридору, когда внезапно распахнувшаяся дверь едва не съездила ему по лицу, а в руки почти выпал какой-то парнишка. Хун заглянул за двери, увидев стандартную гримерку, только неосвещенную и пустую. Судя по телефону в руках парня, тот облюбовал это место для приватного разговора подальше от чужих ушей. Невысокий, щуплый — насколько позволяет разглядеть просторная толстовка, только кончики пальцев из рукавов торчат — и смутно знакомый какими-то лисьими глазами и капризным изгибом губ. — Здравствуй, — мальчишка поклонился, приветливо улыбаясь. Будь Джонхун менее раздраженным из-за фанерного китайского концерта и менее пьяным от паленой китайской текилы, он бы поздоровался и прошел мимо. Но сейчас это неформальное «здравствуй» вдруг неприятно царапнуло. Эта малышня вообще оборзела? Их совсем не учат разговаривать со старшими? Хун наконец вспомнил — кажется этот парнишка айдол из EXO. А значит дебютировал лет на пять позже, а судя по внешнему виду он еще и макне в своей группе. — Ты… Как тебя зовут? — Минсок. Парень внимательно и спокойно смотрел неправдоподобно красивыми глазами. Хун тяжело опустил ладонь на его плечо, отметив неожиданно крепкие мышцы. И толкнул в полутемную гримерку, не глядя закрывая за ними дверь и прижимая Минсока к стене рядом со створкой. — Тебя манерам не учили? Разве так следует здороваться с хёном? — пытаясь не психовать, тихо произнес Джонхун мальчишке прямо в аккуратное порозовевшее ухо, касаясь дыханием его шеи, замечая как по этой шее бегут невольные мурашки. Паренек слегка свел брови, вдруг оттолкнулся от стены, развернулся и каким-то чудом ушел из рук. Не дав опомниться, встал рядом, продолжая внимательно смотреть. Маленький, а такой сильный. Чертовы современные айдолы. В еду им там что-то добавляют? Или танцевальные тренировки такой эффект дают? Может стоит бросить тренажерку и нанять хореографа? Интересно бы взглянуть на его фигуру. Одежда досадно прятала многое, но теперь даже под свободной тканью угадывался проработанный рельеф. Наверное на экране или на фото, он выглядит даже более крепким — камера добавляет объем. — Прошу прощения, если обидел… хён… Извиняясь, Минсок протянул руку и Хун на автомате пожал ее, краем сознания отмечая горячее и сильное рукопожатие. Просит прощения? О чем это он? Джонхун уже напрочь забыл о чем шла речь, и с чего он вообще прицепился к этому симпатичному парнишке. К чертовски хорошенькому и привлекательному парнишке. Как там его? Минсок? Мин значит. Может Хун слишком много выпил, но в полумраке гримерки парень выглядел почти как ангел — длинные ресницы, светлая кожа с нежным румянцем, такая гладкая, словно он и не брился никогда. Яркие губы, которые навязчиво захотелось очертить пальцами. Даже сценический макияж не скрывал его юного возраста и природной красоты. Мягкая серая толстовка — видимо, чтобы за кулисами не помять концертную одежду, красиво уложенные волосы, а еще какая-то неуловимая нелогичность. Хун пьяно силился понять, пока не догадался, что же его так зацепило: лисий разрез глаз Минсока обещал сплошные неприятности, но улыбка говорила об искренности и невинности. Сочетание было настолько ошеломляющим, что, наверное, поэтому у Джонхуна внутри все так подозрительно перевернулось. Только сейчас Хун понял, что их рукопожатие слегка затянулось. Минсок не торопился убрать руку и улыбался, слегка поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Джонхуна. Длилось это недолго, так что Хун вряд ли мог утверждать, что интимное прикосновение было специальным. Может пьяный мозг выдал желаемое за действительное? Не важно. Этого было достаточно, чтобы его закоротило. Некстати подумалось, что сексом получилось бы выжечь изматывающую неудовлетворенность от искусственного недоконцерта. В груди неожиданно закрутило пьяное желание завладеть этим юным и красивым. Хмель стучал в висках, кружил голову, путал мысли. Хотелось чего-нибудь интересного. Хотелось удовольствия и разрядки. Хотелось этого пацана. Прямо здесь. Притереться бедрами к бедрам, впиться поцелуем в рот. Увезти с этого чертова концерта хоть какие-то приятные воспоминания. Минсок молча смотрел приоткрыв рот, так, что влажно поблескивала кромка зубов. Хун едва сдерживался, чтобы не скользнуть по ним языком. Едва сдерживался, чтобы не схватить эту чужую светлую ладонь и не отдрочить себе ею. Прямо сейчас. Хун прикусил губу, чувствуя, что джинсы начинают ощутимо жать — черт, ну неужели ему так мало надо, ну ведь, как подросток какой-то — абсолютно не вовремя. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, успокаивая себя и пытаясь срочно протрезветь. И понял, что не получается, что хочется так неожиданно, сильно и маятно… Получить желаемое хотелось до звона в ушах, до пьяной готовности совершать глупости. Джонхун медленно положил ладонь на солнечное сплетение Мина, толкнул снова к стене, на этот раз мягко и аккуратно. Шагнул близко-близко. Теплое тело, гибкая подтянутая фигура, пристальный взгляд. Молчание вокруг сгустилось плотным коконом. Хун невольно напряг руку, удерживая Мина — на мгновение, пока не осознал этот собственнический порыв и не сдал слегка назад. Минсок не вырывался, уверено ждал, что последует дальше. Спокойный и невероятно красивый. Внезапно он опустил задумчиво ресницы, непонятно улыбнулся и поднял очень темный, очень осязаемый взгляд. И кажется в глубине этих невыносимо кошачьих глаз Джонхун увидел отражение своего желания. Это было медленное, намеренное осматривание с ног до головы, которое являлось настолько же сексуальным, насколько неожиданным. А затем Мин накрыл своими изящными горячими пальцами ладонь Джонхуна. Прижал ее плотнее к собственной груди. Странный жест, но от него до паха свело судорогой, полыхнуло жаром, поднялось горячей волной по позвоночнику и накрыло гитариста с головой. И Хун без раздумий шагнул вплотную, упираясь грудью в грудь, прижимая, для верности, к стене всем своим весом. Мин поерзал, устраиваясь поудобнее, вопросительно уставился огромными глазами. Затем его взгляд выразительно переместился к губам Хуна, задержался на несколько мгновений, прошествовал по носу выше и замер, будто пытаясь разгладить складку между нахмуренных бровей. — Ты красивый… — Знаю. Ты тоже. — У нас там, кстати, последний выход. — Торопишься значит? Не волнуйся, если мы очень постараемся, то успеем, — пообещал Джонхун. Минсок продолжил смотреть, словно пытаясь разгадать чужие намерения. Любопытный изучающий взгляд снова спустился к губам, и у Хуна вдруг вышибло из головы все мысли и рассуждения. Он наклонился к лицу Минсока и замер, не закрывая глаз. Чужое дыхание оседало теплом на коже, а сам Хун выдохнул и забыл сделать вдох, замер в предвкушении, будто мог спугнуть, будто мог испортить момент. Сфокусироваться не выходило, кровь гремела в ушах громче минариных барабанов, губы покалывало в ожидании прикосновения. — Боже, — не выдержал Джонхун. — Черт, — вернул ему в губы Мин, и вскинулся, захлестнул собой. Прижался пахом, животом, грудью, ртом. Проклятье, ртом. Язык Минсока щекотно прошелся по нижней губе, тронул верхнюю, задержался, будто в сомнении, и наконец скользнул внутрь, неуместно, возмутительно ласково. Через поцелуй передался его бешеный пульс, и у Хуна начало в такт колотиться сердце, заставляя с каждым ударом кровь приливать к напряженному члену. Возбуждение, тлевшее внутри все это время, шарахнуло по всем рецепторам, продирая почти болезненной дрожью. Поцелуй получился неожиданным — жарким, откровенным, растворяющим в себе странной нежностью. Оказалось, что губы у Минсока мягкие и горячие, язык гибкий и ласковый, а ладони, скользнувшие под футболку невозможно осторожные. Хун зарылся пальцами в чужие густые и гладкие волосы, сгреб их в кулак, крепче, надежнее, удерживая на месте, чтобы губы никуда не делись из-под губ. Почувствовал как Минсок нерешительно обнимает, забирается ладонями под куртку, под футболку, касается кожи. А потом с усилием вжал Мина лбом себе в плечо и признался на одном выдохе: — Ты же понимаешь, что мне не поцелуев хочется? Тело под руками слегка напряглось. Хун шумно набрал еще воздуха, вмял в себя Мина окончательно и продолжил, пока можно, пока тихо, пока этот парень не испарился из его объятий: — Зря ты мне здесь попался. У меня стоит. Я пьян. Вокруг никого. А ты очень хорош. Так что… без обид, ладно? Минсок не шевелился, и кажется не дышал. Джонхун медленно отпустил его. Внимательно всматриваясь и пытаясь прочитать, поднял осторожно за подбородок вверх его лицо. Слишком юное. Слишком. — Черт, ты совершеннолетний? — спросил Хун, продолжая зачарованно рассматривать. Собрав последние капли самообладания, он с сожалением отступил на шаг. Кажется так легче, когда чужой запах не кружит голову, и можно попробовать собраться с мыслями, — Уходи, пока отпускаю. Мин медленно перевел плавный внимательный взгляд вниз, на пах Хуна. — Совершеннолетний, — усмехнулся, подняв руку, ухватил Джонхуна за футболку, потянул на себя. Джонхун не выдержал, напирая и прижимая, гладил крепкими пальцами, привлекал к себе Мина за пояс, тщательно вылизывал его рот, сминая податливые губы, брал поцелуем так, что происходящее уже казалось настоящим сексом. Запустил руки под одежду, обжигаясь о гладкую кожу, скользил по твердому животу в выступах мышц, по маленьким соскам. Он почти целиком забрался под эту растянутую толстовку, почти надел ее на себя вместе с Минсоком, выцеловывая по гладкой коже замысловатые знаки. Почему-то чужая кожа казалась карамельно-сладкой. Начал от пояса джинсов с блестящей пуговицей и закончил возле острых ключиц, отмечая рельеф, отмечая бешеный стук сердца. Мин тихо стонал, подавался всем телом к ладоням и губам, и неловко елозил спиной и затылком по стене. Никаких следов, никаких отметин — напоминал себе Джонхун. Кто его знает — какие там, в чужих агентствах, правила по поводу случайного секса в общественных местах? Вдруг не очень поощряется? Он выбрался из-под толстовки и принялся вылизывать нежную светлую шею и подбородок Мина, шаря по его телу жадными ладонями. И вдруг снова отпрянул, глянул в глаза встревоженно, облизнул губы: — У тебя же не в первый раз?.. — Ты достал уже, — зажмурился до побелевших век и застонал в голос Мин. Его ощутимо потряхивало, дыхание сбивалось, он двигал бедрами, втираясь в Хуна всем телом. — Хён. — Что? — не понял Минсок. — Ты должен говорить — «ты достал уже, хён» — Зануда… Хён, не тормози, а? Хун послушно перестал тормозить и быстро нашарил в кармане квадратик презерватива. Благодаря заботливым фанатам, этого добра всегда навалом — во всех сумках, куртках, джинсах. Но… — Слушай, а у тебя смазки с собой, совершенно случайно, нет? — Эмм… — Минсок удивленно приподнял брови, — К сожалению, вот именно сегодня, совершенно случайно, нет. — Что ж ты так? Нужн… Не дав договорить, Мин прижал ладонь к паху Джонхуна. И тот заткнулся на полуслове, слегка расставляя ноги, чтобы компенсировать разницу в росте, позволяя чуть подрагивающим пальцам расправиться с тугими болтами на его джинсах. Рука, забравшаяся в расстегнутую ширинку, поддела резинку белья и почему-то парализовала волю. Хуни вздрогнул, ощутив нежные подушечки пальцев на чувствительной головке, выгнулся, подаваясь навстречу прикосновению. Словно ударом тока, все тело прошило горячим удовольствием. Мин сжимал пальцы на стволе крепко, надежно, так, как ни одна девушка. Непривычное сочетание крепкого мужского прикосновения и нежной кожи. У самого Джонхуна такие пальцы были только в раннем подростковом возрасте, до того, как огрубели от многочасовой ежедневной практики на гитаре. Он, не сдержавшись, застонал, и в ответ на свой стон услышал шумный удивленный выдох. Минсок выдохнул ему прямо в губы, провел языком по его нижней губе, пальцами пробегаясь по всей длине члена, заставляя Хуна вновь стонать ему в рот и толкаться в руку. Это было так горячо, так охуительно, что срочно захотелось ответить тем же. В следующую секунду Джонхун, звякнув пряжкой, стянул чужие джинсы вместе с боксерами. Увидел, как Мин шире приоткрывает свой чудесный розовый рот, и не смог сдержаться — провел пальцами по шелковистым губам Минсока, и тот вобрал их в рот, и заскользил языком, ритмично, мягко, но сильно, и от этого внутренности скрутились в горячий узел и поджались яйца. Хун провел влажными от слюны подушечками по губам, подбородку, шее Минсока. И, глядя в огромные черные глаза, опустил руку, крепко обхватывая член, парой движений распределяя влагу, сжал мошонку, снова огладил твердый ствол, прошелся по выпуклой венке, потер под головкой, провел по ней, по щели и снова вниз. В тишине чужой стон показался оглушительным. Пусть пальцы у Хуна и не такие нежные, зато это пальцы пианиста, гитариста, как ему ни раз говорили — виртуозные пальцы. И кажется Минсок с этим согласен, судя по тому, как уткнулся лицом ему в плечо и прикусил кожу над ключицей, давя стоны. — Нравится? — хрипло прошептал Джонхун. — Нравится. А так? Минсок вздрогнул, ударяясь головой о стену и выгибаясь, подался бедрами вперед, втягивая воздух со свистом. Его горячечный румянец был заметен даже в тусклом свете. Хуни неосознанно подставил свободную ладонь под чужой затылок. — Нравится, — снова резюмировал Хун, проворачивая на стволе твердо сжатый кулак, полируя подушечкой большого пальца гладкую головку. Мин стонал, метался, выгибался, хватал жадно воздух ртом, и Джонхун, впитывал эти реакции гибкого тела, продолжая размеренно двигать рукой, чувствуя, как от желания ломит в яйцах и звенит в ушах. Кажется Минсок весь сконцентрирован там, внизу, где был во власти чужой руки. Поэтому двигать собственной рукой забывал, его влажные от смазки пальцы просто слегка сжимали ствол, и Хуну этого было катастрофически мало. Он прижался ближе и обхватил оба члена разом, плотно притиснув друг к другу. Минсок активней толкался в ладонь Джонхуна, хватаясь за его плечи, хаотично подаваясь бедрами навстречу. У Джонхуна захватило дух от чужой неприкрытой жажды, весь мир сузился до сладкого трения внизу. Темп, взятый Мином, отзывался в теле гитарными рифами и вспышками света под веками. Стоило Джонхуну сильнее сжать ладонь, и Минсок кончил на всхлипе, изливаясь Хуну на пальцы. Он кончал, дрожа, выдыхая сквозь приоткрытый рот бесконечный стон. Несколько движений в теплой, почти горячей сперме, и Джонхун буквально сразу сорвался в мощный, сокрушительный оргазм — не вытерпеть, не удержаться — их стоны слились. Оргазм долбанул в голову долгожданным концертным приходом, прогнал сквозь все тело волну полыхнувшего напалмом кайфа. — Охуенный какой, надо же, — пробормотал Хун, пытаясь восстановить дыхание. — Что? — Ты как? — Идеально, — Мин улыбался. Отдышавшись, они нашли на столике у зеркала рулон бумажных салфеток и привели себя в порядок, придирчиво разглядывая одежду друг друга. Хуни потянулся сытой кошкой, собственное тело казалось ему невесомым, взбудораженная кровь бурлила пережитым оргазмом, и он подозревал, что выглядит сейчас, как на отходняке после долгого отличного концерта. А вот Минсок выглядел неожиданно… нормально. Слегка встрепанные волосы и чуть порозовевшая кожа, но лицо абсолютно безмятежное и как прежде совершенно невинные глаза. Будто и не было ничего, будто привиделось все Джонхуну по пьяни. Удивительный парень. Парень, которому легко удалось заставить Хуна забыть обо всем, развязать болезненно затянувшиеся узлы недовольства, растворить все внезапно вылезшие острые грани… Может и зря FTIsland старались реже бывать на подобных общих мероприятиях? Лидер вернулся в свою гримерку вовремя. Он как раз успел разбудить фронтмена, оторвать от ноутбука макне, отобрать у Сонсари гитару, и стереть помаду с шеи Джеджина, когда их позвали на общий выход. Джонхун увидел Минсока на сцене, тот стоял со своей группой, маленький и неприлично красивый. Поймал его взгляд — сияющий, ясный, и невольно улыбнулся в ответ. Вдруг Минсок взмахнул рукой в сторону Айлендов: — Привет! — Привет, хён! — неожиданно помахал в ответ Джеджин. Хун вытаращился на собственного басиста: — Какой он тебе хён? — Ну, ты же мне хён? Значит и он тоже, вы же одногодки. — Точно? — Точно, — Дже посмотрел удивленно. Информация медленно пробивалась ко все еще затуманенному алкоголем мозгу Джонхуна. Бля. Что? Вот же черт. А Хун так выебывался, а этот засранец ничего не сказал… только улыбался так подозрительно… Бляяя… Хун бросил очередной взгляд на Минсока и обнаружил, что тот тоже смотрит — чуть насмешливо и тепло, сообщая взглядом: да ладно, сонбэ, все нормально. Ровесник значит. Ну что ж… это замечательный повод познакомиться поближе. Главное не забыть о смазке.