Один на один с этим миром

      Толкаясь и спеша, вместе с другими мальчишками Кузнечик выскочил в коридор. Куда бежать — никто не знал, и они, словно стайка выпущенных из клетки стрижей, метались по помещению. Внезапно Рекс замер и насторожился, словно услышав что-то. Интуитивно, словно единый живой организм, замерла и стая, давая ему возможность определиться. А ему хватило всего лишь нескольких секунд их общей сосредоточенности и тишины, чтобы выбрать направление. Устремив взгляд в темноту коридора, словно боясь потерять ему одному слышимый сигнал, Рекс двинулся в сторону Перекрестка. Мальчишки, ни на секунду не усомнившись в выборе состайника, побежали и покатились — кто на что горазд — за ним. Чуйка у Сиамца знатная — не подведет. Они не ошиблись. Инстинкты привели Рекса и стаю именно туда — в центр разразившейся ночью трагедии, которую пока еще не обнаружили взрослые.       Зрелище, представшее их глазам, было липким и пахло ржавчиной. Смутно знакомые лица старших, искаженные болью, страхом и чем-то еще неуловимо пугающим до колик в животе — чужие и отрешенные. Даже те, кто удерживал равновесие сидя, напоминали недобрых инопланетян из фантастических книжек Волка — иссиня-фиолетовые в предрассветных сумерках, тянущие руки к новопришедшим в нечеловеческом общем стоне. Те же, кто был распластан на грязном полу — вообще на людей не походили. Одни лежали словно небрежно брошенные неведомой рукой мясные мешки, раскинув вальяжно конечности, другие — сжавшись в тугие комки и скукожившись, как мясо, долго вяленое на ветру и солнце. И те, и другие плохо пахли и выкручивали глядевшим кишки наизнанку.       Кузнечик беспорядочно шарил глазами по лежащим и сидящим, молчащим и стонущим телам, пока его взгляд не остановился на смутно знакомой, скрюченной фигурке, нависшей над крупным телом… Лося. Он даже не поверил своим глазам — Лось, их воспитатель, не может валяться в коридоре. Это неправильно! Он учил их умываться по утрам, убеждал даже Слепого чистить зубы и отдавать в стирку свитер хотя бы раз в месяц. Рубашка Лося, если прижаться к ней щекой, пахла табаком и конфетами, а в его карманах всегда был гостинец для Кузнечика и его друзей. Лось раз за разом выманивал Волка из собачьей будки на заднем дворе историями и сказками и, провожая его в спальню, мягко журил за привычку спать в собачьем логове. Нет, невозможно! Лось не лег бы на грязный пол…       — Лось! Вставай! Лось! — Кузнечик и сам не заметил, как его шепот перешел в сдавленный крик. Всеми силами своей солнечной души он призывал воспитателя перестать дурить и уже объяснить, что здесь происходит, но на его стон и подкрадывающийся ужас откликнулась лишь крючком согнувшаяся над Лосем фигура. Оторвавшись от замершего воспитателя и откинув с лица темные волосы, человек повернулся в сторону нелепого призыва. И тут Кузнечика окончательно пригвоздило к грязному полу — Слепой.       Расстояние между ними было невелико, и бледное, залитое слезами лицо друга было там, рядом с лежащим Лосем, но Кузнечику показалось, что он чувствует на своих щеках его сбитое дыхание и рвущуюся в лихорадочной панике душу, стремящуюся быстрее покинуть тело. Глаза слепца закрыты, словно только так он может не видеть последствий ночной бойни, но сквозь узкую щель век нескончаемым потоком боли текут прозрачные слезы. У Кузнечика, знающего Слепого с детства и даже в самые страшные их часы не видевшего на бледном лице такого горя, подкашиваются ноги.       — Слепой? — робко лепечет испуганный мальчик — Слепой, что происходит?       Задавать вопросы легче, чем признаться себе, что все очевидно. Кузнечик не может ослепнуть как Слепой, он даже не пытается закрыть глаза. Помимо искаженных лиц, фиолетовых теней, темных густых луж и багровых черкашей на стенах, перед ним два самых важных в его жизни человека. Он даже не думает о том, что задавать вопросы Слепому — пустое дело, настолько редко ему удается получить ответ от друга в их обыденной жизни. Ему сейчас не до рассуждений и, не обращая внимания на лужи, лица и дрожащие ноги, Кузнечик идет к нему. У него нет рук, чтобы протянуть их утопающему в горе Слепому, но плечи, как и прежде, при нем.       Но Слепой — верный друг и попутчик, его руки и опора — тот, кому Кузнечик уже привык доверять чуть ли не больше, чем самому себе, разделяя и интимные процедуры, и все радости и мечты, бурлящие в его таком большом воображаемом мире будущего, резко поднимается и, сжимая в руках нож, с острия которого что-то капает, словно не замечает его порыва и устремляется прочь.       — Слепой!!! — голос Кузнечика срывается на крик, но ушей друга, почему-то не достигает, — Слепой… — уже чуть тише зовет он, вглядываясь в коридорный сумрак. В ответ ему лишь тишина. Мальчик с растрепанной шевелюрой, стоящий в густой луже крови, пахнущей ржавым железом, остается один на один с равнодушным миром старших, ворвавшимся в его солнечные грезы о будущем.       Ему понадобилось некоторое время, чтобы опять услышать и почувствовать мир вокруг себя — стоны сидящих и лежащих «инопланетян», испуганные вскрики дергающих его за футболку мальчишек и одно общее тяжелое ощущение необратимости произошедшего. Кузнечик еще раз огляделся — кровь и неестественно вывернутые кишки людей, тех людей, которых он видел в Доме много раз — на волейбольной площадке, во дворе или в коридорах, но важнее всего — он видел их несколько часов назад в столовой во время ужина. А теперь вокруг лишь кровь. А их или нет, или они — уже не они. Он опустил глаза и уткнулся взглядом в покрытое легким загаром, но все равно слишком бледное лицо Лося, в его широко открытые глаза, обычно такие улыбающиеся, даже если губы вытянуты в строгую струнку… Глаза любимого воспитателя и почти отца.       Теплый оттенок синевы бесследно пропал — его сменил холодный блеклый тон размытого облаками осеннего неба. Кузнечик вглядывается в глаза Лося, но там лишь пустота и холодный омут. Ему так страшно, и дрожь в ногах распространяется по всему телу. Ему кажется что дрожат даже отсутствующие у него руки. И, в слепом отчаянии повернувшись еще раз в ту сторону, куда спешно ушел Слепой, он еще раз шепчет: «Слепой…». Он еще верит, что верный друг вернется, и вместе они справятся с бедой — так было всегда! Так учил их Лось. Всегда быть вместе и помогать друг другу. Но коридор пуст. Слепой ушел, оставив его один на один с этим миром… миром, где у людей озлобленные собачьи морды и стальные зубы, рвущие плоть в клочья, где кислый запах алкоголя смешивается с ржавчиной… в мире, где нет воды, а есть лишь жажда…       И словно не в силах больше выносить эту закрученную в жуткие узлы неизбежности реальность, Кузнечик отпустил сознание и бессильно упал, лишившись чувств, в густую лужу рядом с любимым воспитателем… почти отцом.