Семья

Из приоткрытого окна тянет мокрой землёй — это первый весенний дождь в этом году. Виктор, совсем как в детстве, подпирает руками подбородок и задумчиво смотрит, как капли сбегают по оконному стеклу. Теперь позволительно, хоть Тори давным-давно не ребёнок. А всё-таки хочется теперь немного подурить, тем более, можно. После всего, что было — можно. Виктор ставит на то, что первой придёт правая капля. Он теперь вообще ни о чём «левом» не может думать, с тех пор, как Руди лишился этой самой левой ноги. От воспоминаний передёрнуло, Виктор скривился, мотнул несколько раз головой — нервный тик. Решил пойти на веранду, а то тоскливо сделалось, кругом тишина, только слышно, как разбиваются капли дождя о карниз. А тут уже из-за двери уже слышится тихий скрип, не только монотонный стук. Виктор протиснулся в двери, словно кот, сначала голова, а потом уж всё тело. Большие окна, но света практически нет — полумрак от туч. Люлька на почтительном расстоянии от окна, чтобы не простудить двух малышей. Чуть поодаль кресло-качалка, в ней старый страж. Правда, вроде, спит.  — Жизнь, — протянул Виктор, расплываясь в довольной улыбке. На душе от этой картины прямо тепло стало. Луи, покачивающийся в кресле, повернул седую голову по направлению к источнику звука, подслеповато прищурился, словно это помогло бы ему слышать лучше. Он не спал, теперь нужно было держать глаза всегда открытыми, полагаться на слух не приходилось.  — Чего? — привычно переспросил он.  — Жизнь, говорю, — гаркнул Виктор, и тут же из колыбели послышался недовольный писк. Секунд пять спустя ворвалась Камилла, причём, сделала это неслышно, хотя ярость от неё так и исходила.  — Что ж ты разорался, и в хвост тебя и в гриву?! Детей разбудил! Виктор хотел было оправдаться, но тут под ноги ему подкатился маленький светловолосый комочек.  — А папа где? — Роксанн уставилась на Тори светленькими глазками снизу вверх.  — Вот заладила, — недовольно фыркнула Камилла, бережно беря на руки двух мальчиков из колыбели. — Ответила я уже тебе, он покурить вышел.  — К папе хочу! — отчаянно запищала Ро, словно котёнок.  — Папа твой на войне был, — добродушно начал Луи. Роксанн, услышав это, потеряла к Виктору всякий интерес и поспешила к старику. Конечно, она слышала эту историю сотни раз, но послушать ещё была совершенно не против. Она любила эту историю, потому что дедушка всегда сажал её на колени и показывал, как папа скакал на лошади. Виктор проводил Роксанн взглядом и мечтательно заулыбался, вот только Камилла сунула ему в руки рыжего пацана.  — Успокаивай его сам, папаша, — тихо, но грозно сказала она. — А лучше колыбель вторую сделай, умник. Твой сыночек Клему спать не даёт, весь его смял. Виктор хотел было возразить, но, покосившись на тёмного мальчонку на руках у Камиллы, спорить не стал. Клеман родился под конец войны, когда еды катастрофически не хватало. Мальчик был слабеньким и долго не мог прийти в себя, как и его мать. Хотя, Камилла уже через два часа приплелась, держась за стену, в комнату с детьми. Руд, ставший отцом во второй раз, с абсолютно гордым видом лежал на диване, прижимая к себе два пищащих свёртка. Один из них извивался, словно червь.  — Мор весь в папашу, шило в одном месте, — добродушно оскалился он. — А нашего-то как назовёшь? Таков уж был уговор. Руд назвал первую, девочку, а право дать имя мальчику досталось Камилле. Виктор покачивал на руках уже успокоившегося сына и думал, что Клеман не просто так родился слабым. За всё в этой жизни надо платить — мальчику повезло, его семья была рядом с ним. Мать, отец, даже сестра. Они вместе, друг за друга горой. А вот Морис, хоть и появился на свет здоровым, тоже заплатил за это цену, остался без матери.  — Уснул? — поинтересовалась Камилла, укладывая Клема в кроватку. — Тогда давай сюда, время пока терпит, полежат вместе. Друзья навек, — усмехнулась она, накрывая малышей одеяльцем. Как она надеялась, что мальчишки не станут выяснять отношения, отрицать дружбу. Жизнь ведь вот как может повернуться — в один миг придёт беда. И вот тебе помогает та, с которой цапались, охраняет твою дочь, прячет её. А ведь ходят, рыщут. Один писк — тебя либо расстреляют, либо возьмут в плен. Ребёнка тут же убьют, им-то зачем? А ты в поле, пытаешься отыскать хоть немного еды. Нашла мёрзлую капусту — счастье! Скорее домой, а там… Шерстят. Внутри твой ребёнок и беременная подруга. Звук — и ничего больше не будет. Минуты как часы. Ушли, что-то отрывисто лая на своём языке. Дома тишина, как будто все вымерли. По всем комнатам — ящики выдвинуты, всё вверх дном. И тут скрип — и правда из-под земли. Целёхонькая, и девочка в полном порядке, угукает, довольна, что на белый свет вытащили. Камилла только потом вспомнила, что собственноручно помогала делать этот своеобразный погреб. Ещё когда русские были на подступах к Парижу, собрались они с Фелис, взяли детей да уехали. Дом-то брошенный был, хозяева, видно, ещё дальше ушли. Подруги бы сами то же самое сделали, да Феликс совсем ослабела, пришлось остаться. Стали думать, где прятаться, уж такой рефлекс выработался. Отковыряли половицы, вырыли яму, набросали тряпок, хоть какой-то схрон. Вот и пригодился. Как теперь не любить Мориса? Рыжий лучик, улыбчивый, последнее напоминание. Все детские обиды позади — боевая подруга, считай, крёстная дочери. Камилла смахивает слезу (надо же, ещё остались), проходит мимо Виктора и забирает Роксанн с колен задремавшего Луи.  — Куда? — спросонья Мерант плохо ориентируется.  — Спите, дедушка, спите, — спокойно говорит Камилла, поднимая дочь на руки. Луи снова закрывает глаза убеждает себя, что можно ещё немного, а девочка позволяет себя унести, с мамой, всё-таки, спорить невозможно. Виктор слышит, как Ро тихо просится к папе, но Камилла снова отвечает отказом. Правда, для Виктора, в отличии от Роксанн, запрет Камиллы не помеха. *** Рудольф обнаруживается на кладбище — «где мне ещё быть, я ведь одной ногой в могиле». Руд теперь совсем изменился, шутит, а ведь по первости даже жить не хотел. То, что никакого балета не будет, было понятно, когда объявили войну, но всё-таки хоть малая надежда оставалась. А теперь вот левая штанина заканчивается кульком в районе колени — какие уж тут танцы? Ну, Камилла не обманула — Руд и правда курил. Сидел на скамеечке, которую они с Виктором сами сколотили, и курил, задумчиво глядя на надгробия. Издалека и не признать — на голову накинул шинель, сам как могильный холмик.  — Там тебя Роксанн дожидается, — Виктор снова мотнул головой, сел. Голова кружилась от таких вот дёрганий, но поделать ничего было нельзя.  — Как-нибудь возьму её сюда, хоть посмотрит, что не только благодаря живым существует, — задумчиво протянул Руд. Сизый дымок наравне с паром вырвался из его рта. Виктор сел рядом с другом, тот поделился с ним шинелью, сразу стало тепло.  — Столько девок перемёрло, иногда думаю, я-то чего жив остался?  — У тебя детей двое, — многозначительно напомнил Виктор.  — А у Фелис — один, и что, ей можно? — хмуро выплюнул Руд. Сигарета уже почти истлела, он поморщился, сплюнул. — Всех рвали, ну, какой из меня француз? Я ему на чистом русском, а он, сволочь такая… Семья у них, мать-перемать. Виктор снова дёрнул головой. Ещё неизвестно, что заставило страдать Руда больше — то, что ему отняли ногу, или то, что это произошло по вине солдата русской армии. Понятно, что война есть война, а всё-таки в своего земляка, да ещё и так, чтобы мучился… Но вот сигарета совсем пришла в негодность, Руд бросил её на землю, затушил, и снова пришёл в себя. На деле же, спрятал свои воспоминания поглубже, до следующего похода на могилы друзей. Пока добрались до дома, дождь уже кончился. Облака неслись на юг, подгоняемые потеплевшим ветром, кругом всё было малиново-оранжевое. Из трубы шёл дым — Камила стряпала ужин. На завалинке сидел Луи, возле которого лежали Морис и Клеман, закутанные в шали, рядом восторженно скакала Роксанн. Для неё война была пустым звуком, о жертвах она не знала, всего ужаса в четыре-то года не поняла. Страх совсем прошёл, теперь впереди было спокойное будущее.  — Папа, папа! — заверещала она, бросилась к Руду. Заюлила вокруг него.  — Как там наши-то? — поинтересовался Луи, когда Рудольф сел рядом с ним, прислонил свою трость рядом с тростью Меранта, усадил Роксанн на колени.  — Без перемен, — отозвался Руд. Камилла высунулась из окна.  — Зато у нас перемены есть — ужин готов и дрова закончились. Кто со мной завтра в лес?  — Я! — восторженно воскликнула Роксанн.  — Помощница растёт, — заулыбался Луи. — А подождать годика четыре и ещё двое нам помогать станут. Красота… Тори обвёл взглядом всех присутствующих. И пусть только Морис был родным ему по крови, Виктор знал — все, кто находится здесь, это его семья. И боль постепенно уходила.