***
Она была уже мертва, когда мы нашли её. Дыхание остановилось и сердце тоже. Рядом с ней валялась пустая баночка из-под таблеток, а на руках не осталось живого места. Она буквально вспорола себе руки. Несколько глубоких порезов тянулось по рукам. Из них реками текла кровь. Кожа была практически белая. Крови в теле почти не осталось. Я бросился к ней, на ходу вспоминая всё, что читал и смотрел в интернете по теме «Спасение самоубийц», меня нельзя обвинять в наличии такого пунктика, ведь мой парень чуть не умер от потери крови. Первым делом я выключил воду и вытащил тело из кабины. Но что делать дальше? Нужно остановить кровь… Или сначала нужно делать искусственное дыхание? Сможет ли она дышать, ведь её тело почти обескровлено? Нужно остановить кровь. Мысли проносились у меня в голове со скоростью молний. Поэтому, несмотря на то, что я потратил на размышления очень много времени, весь остальной мир казалось вообще замер, ничто не двигалось. Я схватил с сушилки два полотенца и крепко завязал руки над локтями. Кровь текла уже не так интенсивно, но только вот из-за меня или из-за того, что её уже просто практически не осталось? Я слышал, как где-то за спиной женский голос что-то говорит. Шарлотта звонила в скорую. - Ещё чуть-чуть – непонятно зачем прошептал я. Нужно заставить её жить… Дышать. Я повернул её голову на бок и пальцами очистил рот от пены. Потом, положив обе руки на грудь девочки, туда, где по моим предположениям, должно было находиться сердце, а начал толкать руками в грудь. Правильно ли я это делаю? И что вообще я делаю? Может она уже давно мертва и её не спасти. Нет. Нет! Скорая уже едет. Они скоро будут здесь. Они помогут. Я зажал нос Кэсси рукой и, набрав побольше воздуха, припал к её губам. Я как будто надувал воздушный шарик. Воздух совсем закончился, и я снова начал непрямой массаж сердца. Моих познаний, наверное, было недостаточно, чтобы делать всё правильно, но я пытался сделать хоть что-то. Я, конечно же, вспоминал все кадры из фильмов, которые я когда-либо смотрел, в которых было показано, как один человек реанимирует другого. Я лишь надеялся, что это поможет. Но ничего не менялось. Девочка не подавала признаков жизни. За моей спиной послышался топот, и кто-то положил руки на мои плечи. - Отойдите, - сказал мне врач скорой помощи, стоя надо мной. Я живо отполз в сторону. Спины людей закрыли от меня тело, но по разговорам я скоро разобрал, что им удалось завести её сердце. Она ожила.***
Я медленно бродил по квартире, восстанавливая дыхание и пытаясь побороть ком, стоящий в горле. Я не должен плакать. Я должен быть сильным. Кучи грязных вещей валялись по полу. Да, определённо нужно будет тут убраться до того, как Кэсси выпишут из больницы. Если её когда-нибудь выпишут. Под моей ногой что-то хрустнуло, я отступил назад, на полу лежало несколько крупных осколков стакана, на некоторых из них, не вооружённым глазом, была видна засохшая кровь. Она резала себя или просто прошлась по ним босыми ногами? И то, и другое, весьма вероятно. Лезвия, бинты, осколки стекла и обломки чего-то деревянного, кровь – всё это было можно было обнаружить в любой комнате и буквально на каждом шагу среди разбросанного тряпья. На кухне, кроме тараканов и кучи грязной посуды, я обнаружил разбитый телевизор. В спальне, под кроватью, был целый склад пустых бутылок из-под различной алкогольной продукции. Я поднял одеяло, наполовину свалившееся на пол, под ним лежала опустошённая, как и все остальные, бутылка коньяка. Взяв её в руку, я присел на край кровати. Это была одна из самых дорогих марок, любимый коньяк моего парня. Сколько раз мне приходилось вытаскивать его из баров, сколько времени я потратил на то, чтобы он перестал напиваться каждый вечер, после работы…***
Звонок в дверь заставил меня отвлечься от моего одинокого холостяцкого ужина перед телевизором и пойти в коридор. Я никогда не пользовался глазком, не считал этого необходимым, и сегодня не изменил своей привычке, сразу открыл двери и замер в шоке. Передо мной, опираясь на дверной косяк, чтобы не упасть, с практически пустой бутылкой коньяка в руке, стоял Хенрик. Зачем он пришёл? Стоп. Он пьяный? Теперь я кажется видел всё… Хенрик Холм, который даже в большие праздники не пьёт больше бокала шампанского или бутылки пива, стоял у входа в мою квартиру и еле держался на ногах. - М… мж… моно вти? – Как он ещё на ногах стоит? Он же двух слов выговорить не может! Хотя, чему я удивляюсь. Конечно же его развезло от этой бутылки и без закуски, он же, наверное, совершенно не умеет пить. Да… Явно произошло что-то паршивое, раз он в таком состоянии. - Конечно, проходи. – Ну а что мне теперь делать? Завтра съёмки. Нам обоим нужно на них быть и, наконец, не могу же я бросить своего друга в таком состоянии. Хенрик, шатаясь, прошёл мимо меня в гостиную. Когда я закрыл дверь и пошёл за ним, он уже спал на диване. Я стянул с него кроссовки и, выключив телевизор и забрав свою тарелку с недоеденным куском мяса, вышел из комнаты.***
С этого момента наши отношения начали развиваться стремительно. Уже через неделю после того случая, Хенрик признался, что любит меня, а ещё через месяц мы уже жили вместе в нашей новой, общей, квартире. Я глубоко вздохнул. Да, много всего произошло за последние пять лет, но мы справлялись со всем, вместе. И я ни о чём не жалею. Вытерев рукавом слёзы, выступившие на глазах, я встал, отбросил до боли знакомую бутылку в сторону и через несколько минут уже ехал в такси по направлению больницы. Когда я вошёл в комнату ожидания, Хенрик и Шарлотта сидели рядом и, если девушка тут же повернула голову ко мне и качнула ею в знак приветствия, то от Хенрика никаких признаков жизни я не заметил и это настораживало. Я уже практически проклинал себя за то, что не поехал с ним вместе, а оставил одного. Именно об этом и предупреждал меня психиатр ещё полтора года назад, сильное потрясение может оказать на него негативное влияние и даже вернуть к началу. А я просто испугался. Испугался, что не смогу сдержаться. Испугался своих чувств. Мне нужно было немного времени в одиночестве. На Хенрика, тем временем, было страшно смотреть. Совершенно бледный, совсем как в худшие дни, напряжённый, с тёмными тенями под глазами и искусанными, слегка подрагивающими губами. Руки его тоже дрожали и крепко сжимали бумажный стаканчик, уже совсем сломав его, при этом одна рука лежала поверх другой и пальцы правой руки то и дело медленно скользили по левой, оставляя за собой яркие отметины. В некоторых местах на руке уже выступила кровь… - Хенрик… - наверное слишком встревоженно сказал я, хотя он, кажется, даже не услышал этого. Я сел перед ним на колени, взял его руки в свои, вытащил из них стаканчик, поставив его на столик, стоящий за моей спиной, и посмотрел в его глаза. Они были затуманены и смотрели куда-то вдаль, ничего не видя впереди себя. Его руки были ледяными. – Любовь моя, Хенрик, посмотри на меня. – довольно громко, но как можно более нежно сказал я. Хенрик медленно перевёл взгляд на меня. - Холодно... – еле слышно, бесцветным тоном проговорил мой любимый. Садясь рядом с ним, я посмотрел на Шарлотту, которая внимательно и с интересом рассматривала нас. Я уже привык к таким взглядам, пусть в последние годы встречал их не часто. Мир меняется и пара геев уже не вызывает того интереса и негатива в свою сторону, какой можно было встретить в начале наших отношений. И мне больше не приходилось разыскивать своего парня по барам, чтобы потом практически нести домой, замечая на себе всё те же заинтересованные взгляды отвращения. Может быть и стоило попросить её выйти, но на это у меня совсем не было времени. - Сейчас-сейчас, милый, сейчас. – Нужно его согреть. Нужно быстро что-то придумать. У него шок. Это явно шок. Нельзя, чтобы он терял связь с реальностью. Я снял с него кофту и отложил в сторону. Собираясь одеть его в, нагретую собой, толстовку. Он посмотрел на свои руки и, очень медленно, заторможено, провёл пальцем по белым, выпуклым вертикальным шрамам на одной из рук. - Я мёртв? – так же медленно, как и двигался, казалось с трудом подбирая нужные буквы и составляя их в слова, спросил он. От этого вопроса я похолодел. Что же происходит в его голове, раз он так думает? – Мне больно… - практически прошептал Хенрик дрожащим голосом. Шарлотта тем временем рассматривала руки моего парня, покрытые белыми шрамами, от старых порезов. Я не смотрел на неё, не видел её лица. Реакция девушки на всё происходящее сейчас меня не сильно тревожила. - У тебя просто шок, Хенрик. Это просто шок. Ты жив. И я рядом. – сказал я, стянув с себя толстовку и надевая её на своего парня.***
- На, погрейся. – я подошёл к Хенрику, который сидел в гостиной. Шторы были плотно задвинуты. Парень сидел на диване по-турецки и, упершись локтем в ногу, опустил голову на руку, прикрывая ладонью глаза. Я кинул ему плед, но он даже не собирался ловить его и тот упал на пол. – Голова? – тихо спросил я. Хенрик промычал в ответ что-то невразумительное, что я расценил, как положительный ответ. Откопав где-то на кухне упаковку обезболивающих, я взял одну таблетку, налил воды в стакан и отнёс Хенрику, всё ещё сидящему в том же положении. Он молча выпил таблетку, тем временем я накинул на его плечи шерстяной плед и сел рядом. - Что на этот раз? – со вздохом спросил я, наблюдая за тем, как мой парень морщится и прикладывает ко лбу прохладное стекло. Я пытался сдерживать своё раздражение, чтобы не сорваться на него. Опять напился. У него проблемы с алкоголем. Это я знаю. С кем не бывает? У него тяжёлый период в жизни. С таким каждый справляется как может. - Я просто зашёл в бар по дороге домой… - осипшим голосом сообщил Хенрик. Я не смог сдержать тяжёлого вздоха. Всё сначала. Обычная история. Эти оправдания я слышу, как минимум, раз в неделю. Он скажет, что весь день провёл на работе, хотя сегодня оттуда звонили и сказали, что он не появлялся уже десять дней. Мне пришлось соврать, что он болеет. Это сейчас не самое главное. Проблемы с работой потом решаться. На самом деле он, скорее всего заглянул в этот бар по дороге из дома и провёл там весь день, точнее, практически сутки, с девяти до пяти утра. Часам к шести, когда я начал дремать, после бессонной ночи ожидания, он ввалился в квартиру. Я слышал его попытки вставить ключ в замочную скважину. Все 36 попыток, сопровождаемые ругательствами. Нет, с этим нужно что-то делать. С этим точно нужно что-то делать.***
Хенрик поджал под себя ноги и положил голову ко мне на колени, трясясь всем телом. - Может что-то нужно? – Шарлотта видимо уже насмотрелась на мучения Хенрика и наконец решилась задать мне этот вопрос. - Нет, спасибо. – Что она может сделать? Только не мешать. В кармане завибрировал телефон, пришло какое-то уведомление. Кто мне там пишет? Я достал мобильный и посмотрел на экран. Всего лишь какая-то рекламная рассылка. Вместо того, чтобы убрать телефон обратно, я начал крутить его в руках. Мне было страшно, потому что мой парень выглядел очень плохо и, казалось, что он вот-вот потеряет сознание. – Милый, давай позовём врача. Он поможет. – ещё раз попытался я достучаться до Хенрика, хотя и осознавал, что это бесполезно. Мой парень не любил больницы и практически всегда отказывался от профессиональной медицинской помощи. - Не… не надо. – еле выговорил Хенрик, приподнимая голову с моих колен и вдруг снова резко уронив её. - Рик, осторожней. – сказал я, приподнимая его голову и подложив под неё свою руку. Мой парень никак не отреагировал. – Рик… - ещё раз позвал я и повернул его лицо к себе. Глаза были закрыты. – Хенрик! – никакой реакции, он был без сознания. – Зови врача! – кинул я куда-то в сторону, где только что сидела Шарлотта, но увидел, как она уже выбегает из двери. Телефон был выброшен на пол. Я аккуратно и быстро, придерживая голову своего парня, встал и уложил его на диван. В комнату тут же вбежал молодой врач, на ходу застёгивая свой, видимо только надетый, халат. Не говоря ни слова, он наклонился к Хенрику и, недолго думая, наотмашь ударил его по лицу. Почему я сам до этого не додумался? Мой парень открыл глаза и быстро заморгал. – Как вас зовут? – быстро спросил у него врач. Я молчал, уже зная, что это такая проверка, но заметил, что врач, сидящий ко мне вполоборота, поднял вверх указательный палец, давая понять, что я должен молчать. - Хенрик Холм. – замедленно, но не задумываясь, ответил мой парень. Значит всё в порядке… Хотя, что в порядке? Он только что отключился на моих руках. Я чувствовал, как внутри меня нарастает тревога. Хенрик попытался сесть, и врач помог ему это сделать. - Я - доктор Рейнольдс. – представился он и достал из кармана фонарик. – Так. Посмотрите на палец. – попросил он, водя перед лицом Хенрика указательный палец и при этом светя в глаза фонариком. – Хорошо. – он убрал фонарик и вытянул обе руки вперёд, ладонями к верху. – Дайте вашу руку. – мой парень повиновался, но я почувствовал его напряжение и был уверен, что врач тоже это уловил. Не раздумывая ни секунды, как только рука оказалась в его распоряжении, доктор Рейнольдс тут же поднял рукав толстовки примерно до локтя. Ему открылась бледная кожа, покрытая шрамами. И, хотя я был уверен, что врач проверял именно это, сам он сделал вид, что шрамы его нисколько не интересуют и не задал ни единого вопроса по этому поводу. Так что Хенрик очень быстро расслабился вновь. Немного повертев руку моего парня в своих руках, доктор снова опустил рукав и ещё несколько секунд подержав в руке его ладонь тыльной стороной вверх, видимо заостряя внимание на свежих царапинах, оставил руку моего парня в покое окончательно. – Вам холодно? – спросил он. Хенрик утвердительно кивнул. Врач встал, всё ещё смотря на Хенрика. – Сколько часов в сутки вы спите? - Не знаю… - пожал плечами мой парень. – Час или два. – он, наверное, ещё не понимал к чему доктор Рейнольдс задавал все эти вопросы, а мне уже всё стало абсолютно очевидно. Я поднёс руку к лицу, протёр глаза и, подложив другую руку под локоть, оставил у рта. Всё ещё смотря на Хенрика. Нет, я не злился на него. Его вины в этом не было. Было просто обидно. Я даже не понимал из-за чего именно. Просто обидно. - Вы нормально питаетесь? Сколько раз в день? – снова спросил врач, и я понял, что больше вопросов не будет. Это было последнее, что стоило узнать доктору, чтобы точно озвучить диагноз, который Хенрику ставили уже далеко не в первый раз. - Я много работаю. – Хенрик… твоя типичная отговорка. – У меня не всегда есть время на еду. – Значит один раз в день, если вообще ест. - Тогда может быть с этим вопросом стоит обратиться к вашему… - он повернулся ко мне и замешкался, не зная, кем я являюсь Хенрику. - Жениху. – закончил я за него и услышал, как Хенрик хмыкнул. – Я его жених. – уверенно повторил я. Уже наученный опытом я знал, что представляться женихом намного выгоднее, чем парнем. Особенно в таких ситуациях. Жених уже значит более серьёзную и значительную форму отношений, и тоже считается близким родственником пациента, в отличие от парня. - Я был на гастролях. Вернулся только сегодня с утра. – с досадой в голосе объяснил я. - Понятно. Что ж, у вашего жениха… - начал врач, обращаясь ко мне, но я перебил его. - Нервное истощение. – Не спит, не ест, теряет сознание. Да, всё как обычно. Ну… Почти всё. – Да. Я уже понял. - Уже не в первый раз, как я понимаю. – нисколько не смутившись обратился ко мне врач. - Он любит загонять себя, пока меня нет рядом. – ответил я и посмотрел на Хенрика, который сидел и перебирал свои пальцы, уставившись при этом в пол. – Просто то, что с ним произошло, было нетипично. Я запаниковал. - Видимо сильное эмоциональное потрясение или стресс спровоцировали срыв. – пояснил врач и я качнул головой в знак того, что всё понял. Доктор Рейнольдс снова посмотрел на Хенрика. – Я пропишу вам успокоительное и сейчас сестра вколет лекарство, отведёт в палату, и вы выспитесь. Вам сейчас нужно много отдыхать. И скоро всё нормализуется. - Не нужно, спасибо. – резко ответил Хенрик, снова поднимая глаза на врача. – Со мной всё в порядке. - Серьёзно, Хенрик? – это заявление было последней каплей. – Это уже какое-то ребячество! – воскликнул я и закатил глаза. Нет, так не пойдёт. Совсем не пойдёт. Он может отказываться от медицинской помощи сколько угодно, но не когда этот отказ угрожает его жизни. Какой же он упрямец! - Со мной всё в порядке, Тарьяй! – тоже повысив голос отчеканил Хенрик и посмотрел на меня. В его взгляде были решительность и… гнев? Почему он отказывается от помощи? - Да?! Только вот врач так не считает! – теряя контроль над своими эмоциями крикнул я в лицо своему парню и посмотрел на врача, надеясь, что тот сможет хоть как-то повлиять на решение моего упрямого парня, но он только развёл руками. - Если пациент добровольно отказывается от помощи, мы не имеем права его принуждать. – холодно ответил на мой взгляд доктор Рейнольдс. Конечно же я знал это правило. И Хенрик тоже прекрасно это знал. Я не мог понять только одного… Зачем он отказывается? Из принципа? Или есть ещё что-то, чего я не знаю? - Можно поговорить с ним наедине? – обратился я к врачу, который стоял рядом и ждал окончательного решения. - Медсестра будет ждать за дверью. – сказал врач и вышел. Мы с Хенриком остались наедине. Я отошёл к стене и боком облокотился на неё, скрестив руки на груди и не зная, как начать. Мой парень больше не смотрел на меня. Он снова опустил глаза в пол и, кажется, совсем ушёл в себя.***
- Не достанешь хлеб? – попросил я своего парня, сидя напротив него за столом. В этот момент я был занят прочтением нового сценария, который нам выдали только вчера вечером и выделением своих реплик в нём. Совершенно забытая мной кружка кофе стояла рядом, я сделал глоток. Какая гадость, он уже совершенно остыл. - Без проблем. – отозвался Хенрик и, спрыгнув со своего стула подошёл к шкафчикам, висящим над столешницей. Увлёкшись чтением, я выпал из реальности и не сразу услышал голос моего любимого. - Земля вызывает Тарьяя! – громко позвал меня он и постучал рукой по дверце одного из шкафчиков. - Что? – я уже совершенно забыл о своей просьбе и посмотрел на Хенрика, совершенно не понимая, чего он хочет. - Где хлеб? – подняв вверх брови спросил мой парень. - На полке. Как всегда. – ответил я и указал на шкафчик, за ручку которого Хенрик держался. Глупый вопрос, учитывая то, что мой парень сам определил это место. - Та-дам! – воскликнул он, распахнув шкафчик и указывая рукой на пустую полку. – Что бы это значило? - Что у нас закончился хлеб. – констатировал я. - Именно, малыш, именно. У нас закончился хлеб! А знаешь почему я разочарован? – Хенрик скрестил руки на груди и со смесью радости, удивления и разочарования (Очень странная смесь) смотрел на меня. Чёрт… я вчера должен был купить хлеб. - Потому что я не выполнил ту единственную просьбу касающуюся нашего быта, которую ты попросил меня выполнить в надежде, что я способен выполнять хоть какие-то домашние поручения? – я виновато улыбнулся и пожал плечами. – Нам нужна домработница? - Нам определённо нужна домработница. – с улыбкой согласился мой парень и послал мне воздушный поцелуй. Всего на одно мгновение, на секунду, мне показалось, что я увидел полосы на его запястье. Всего на секунду. Потом его рука снова спряталась в длинные, почти до кончиков пальцев, рукава его любимой старой домашней кофты. Тихая паника овладела мной. Да нет, не может быть, просто показалось. Показалось? Я начал вспоминать, когда в последний раз Хенрик ходил в футболках с коротким рукавом и не мог этого вспомнить. Наверное уже около месяца назад, он начал носить водолазку и штаны даже в постели, хотя раньше всегда спал в одних лишь боксерах. Тогда же он начал говорить, что мёрзнет, чтобы оправдать свой выбор одежды. Как я мог этого не заметить? Нет… Нет. Это невозможно. У нас же теперь всё хорошо. У него всё хорошо. Он больше не пьёт, даже по праздникам. Он стал намного живее и радостнее. Он вернулся к жизни. Он же говорил, что у него теперь всё хорошо и он уже совсем не думает о Торе. Правда в последнее время у него начались проблемы со сном, но это же просто нервы. Нет, не может быть. Зачем я мучаю себя? Это же так легко проверить. Но вдруг это правда? Что мне тогда делать? Но ведь, если это правда, мне точно нужно об этом знать. - Малыыыыш… - протяжно позвал меня Хенрик, уже стоя прямо передо мной. – Что случилось? – он улыбнулся своей обычной, такой домашней и нежной, светлой и тёплой улыбкой, которую я так люблю. Ну не может у него быть проблем, он же счастлив… - Ничего, всё в порядке. – я улыбнулся в ответ. Не накручивай себя. Переживать не о чем. Тебе просто показалось. У нас всё хорошо.***
- Хенрик, - наконец нарушил гнетущую тишину я. Он так резко поднял голову в мою сторону, что от неожиданности я вздрогнул. – Почему ты не можешь принять помощь? - Потому что мне не нужна помощь. – холодным тоном ответил он, отчего мурашки пробежали по моей спине. Точно так же он разговаривал в тот день, когда всё чуть не разрушилось. Он убедил меня уйти на работу, хотя я рвался остаться с ним. И я до сих пор проклинаю себя за то, что поддался его уговорам. - В чём причина твоего решения, Хенрик? Я хочу знать не следствие, а причину. Я знаю тебя, любовь моя, знаю, что всё не может быть так просто. – я понимал, что не может быть всё так просто. То, что он сказал вначале… что ему больно и что он мёртв. Может быть он наказывает себя за что-то? Или… об этом было страшно даже просто подумать, но… Может быть он снова решил, что не хочет жить? На мгновение, мне показалось, что какой-то мимолётный порыв всё мне рассказать всё же посетил моего парня, но только на мгновение. Его лицо тут же стало непроницаемым и его голос прозвучал всё так же отстранённо и холодно. - Я справлюсь. У меня всё под контролем. Ничего страшного не произойдёт, а помощь мне не нужна. – прозвучало мне в ответ. И этого было достаточно, чтобы переполнить чашу терпения. Все слова, мысли, чувства, вот-вот были готовы выплеснуться наружу. И я уже с большим трудом сдерживал их. Воспоминания, которые всплывали в моём сознании, действовали очень противоречиво, одновременно заставляя меня сдерживаться и молчать, и вызывая желание высказать всё, что накопилось внутри. Всё, что я думаю о бездумных действиях и упорстве своего парня. - Ты всегда так говоришь… - проговорил я и почувствовал, как ком встаёт в горле. - Всегда так говоришь, Хенрик! – я повысил голос, сам, практически, не давая себе в этом отчёта. Я уже не могу остановится, не могу больше терпеть и молчать. - Делаешь вид, что всё под контролем! А что происходит потом?! – мой голос дрогнул, в голосе, как и в глазах, были слёзы. Пусть. Пусть он видит. Пусть до него хоть раз дойдёт то, что он делает с собой и со мной в придачу. – Ты ведь даже представить не можешь, через что мне приходилось проходить из-за того, что ты отказывался от помощи, Хенрик! Вырывать лезвие из твоих рук, промывать раны, обрабатывать порезы… Думаешь тебе одному было плохо?! Думаешь только тебе было больно и тяжело?! – я уже не замечал слёз, текущих по щекам, и всхлипов, своих собственных всхлипов, прерывающих мою речь. – Знаешь сколько времени… Сколько времени прошло до того, как я перестал открывать дверь со страхом, потому что я боялся снова увидеть тебя полумёртвым в ванной, Хенрик?! И не морщись! Не морщись! – воскликнул я, когда Хенрик скривился и хотел что-то возразить на мои слова. Я знал, что причиняю ему боль, но я так устал. Я так устал убеждать его и бороться с ним самим. Если это будет его решение – пусть, но он должен знать, что я думаю и чувствую на этот счёт. - Я имею право это говорить. Но это было давно… Сейчас! Ты не в порядке, Хенрик. Не в порядке! Может тебе и кажется, что это всё бред и ты справишься сам, но нет! Не справишься! И дело не в том, что ты слабый, а в том, что это болезнь и её нужно лечить, а не отмахиваться от неё рукой! – я глубоко, судорожно вздохнул, пытаясь успокоится. Это не очень-то помогло. – Иногда у меня появляется чувство, что всё повторяется вновь. Мне становиться страшно оставлять тебя дома одного, Хенрик. Потому что я знаю, что ты никогда не попросишь помощи. Даже если ты будешь безумно нуждаться в ней! Ты, блять, даже не представляешь! – я взмахнул руками. Дыхание сбилось, слёзы текли ручьями, сил уже практически не оставалось. Затуманенным от слёз взглядом я смотрел на Хенрика, всё ещё сидящего на диване, но не мог разглядеть его лица. Впрочем я и не пытался. - Я не хочу тебя терять, Хенрик! Не хочу! Но смотреть, как ты загоняешь себя в могилу, я тоже не стану. Поэтому называй меня манипулятором, эгоистом, бездушной сволочью, как хочешь – мне плевать. Но я ставлю перед тобой условие: либо ты сейчас соглашаешься на этот грёбаный укол и позволяешь уже наконец-то помочь себе, либо я ухожу. – я знал, что, конечно же, каким бы ни было его решение, я никуда не уйду. Я не смогу его бросить. Ни он, ни я не переживём этого. Он, наверняка, тоже знал это. Но я надеялся. Как же я надеялся, что мне наконец-то удалось достучаться до него. Я медленно сполз по стене на пол, уже второй раз за этот бесконечный день, уткнулся лицом в колени и заплакал. Мне было так плохо… Страх, гнев, обида, беспомощность… Всё давило на меня. Я должен был быть сильным, но не мог. Я так устал бороться, что теперь сил не осталось уже ни на что. Я боялся поднять голову и увидеть, что Хенрика больше нет в комнате. Осознать, что он ушёл навсегда. Боль и отчаяние… Я не должен был так срываться на него… Но всё, всё это… Всё пошло не так уже с самого утра. Но это не повод, Тарьяй! Это не повод срываться на человека, который ждёт твоей поддержки!!! Но я же тоже человек… Я тоже человек! – Я тоже человек… - тихо сказал я, даже не надеясь, что кто-то услышит эти слова. Сегодня я практически убил ни в чём не виновную девушку и разрушил любовь всей моей жизни. Теперь мне и самому не для чего жить. Интересно, а падать с моста - это больно? Эта мысль испугала и принесла облегчение одновременно. Как я дошёл до этого? Когда произошёл момент моего падения в эту бездну отчаяния? Но тут я почувствовал, как чьи-то руки обнимают меня, и я с головой погрузился в такой любимый и родной запах. Он не ушёл. Он не бросил меня. Он здесь. Он здесь. Он здесь. Но то, что, казалось, должно было успокоить меня, заставило только сильнее заплакать. - Я знаю, малыш… - услышал я ласковый голос, прямо над моим ухом. – Я знаю, что ты тоже человек. И я, наверное, иногда веду себя, как последний мудак по отношению к тебе. Прости меня, Тай. – Хенрик прижался лбом к моим волосам, а я всё никак не мог успокоится. Слёзы всё текли и текли по моим щекам, а мой парень просто сидел рядом и крепко держал меня в своих руках. Мне было так хорошо и так плохо одновременно. Но всё это было таким правильным и таким необходимым, что я не сомневался в том, что поступил хорошо, выговорившись ему. Теперь не сомневался.***
Я вернулся домой раньше, чем обычно. Это было непривычно, потому что нас часто задерживали на репетициях, но никак не наоборот. Я счастью сегодня был тот самый, единственный день в году, когда вся наша труппа уходила домой на два часа раньше положенного времени, а именно день рождения жены режиссёра. Поэтому, зайдя в магазин, находящийся через дорогу от нашего дома, и ничего там не купив, потому что так и не смог решить, что бы такого праздничного, что не нужно готовить, можно взять домой. Я всё такой же радостный и свободный, вошёл в квартиру. - Милый, я дома! – громко объявил я, но ответа не последовало. Из ванной доносился шум воды. Это было странно, потому что у моего парня не было привычки ходить в душ раньше десяти часов вечера, а если он по каким-то причинам не мог посетить ванную позже этого времени, то делал это рано утром. Хенрик не любил нарушать установленный им самим порядок вещей. Поэтому я очень удивился, застав его в душе в шесть часов вечера и одновременно с удивлением я почувствовал, непонятное для меня самого, беспокойство. Я разулся, повесил кофту и сумку на крючок и подошёл к двери, ведущей в ванную комнату. – Хенрик, всё хорошо? – спросил я и постучал. Вода тут же выключилась. - Тай? – каким-то странным, глухим, будто не своим голосом, от которого мне стало не по себе, отозвался мой любимый мужчина. Что-то не так. Точно что-то не так. - Милый, впустишь меня? – ласково спросил я, прислонившись лбом к двери. Я боялся того, что могу сейчас увидеть за этой дверью, но я хотел знать, что происходит, что всё хорошо или наоборот. Что бы ни случилось, я должен ему помочь. Поддержать его. Я уже начал готовиться к самому худшему, хотя даже понятия не имел к чему именно. Нельзя реагировать слишком бурно, что бы не произошло, нельзя его спугнуть своей реакцией. Так, почему так пессимистично? Ничего же не произошло. Что за привычка, всегда ожидать худшего? Всё будет хорошо. – Хенрик… - позвал я и дверь тут же открылась. На пороге стоял мой парень, уже одетый в свою обычную домашнюю одежду – светло-серую водолазку и чёрные штаны. Он улыбнулся мне явно фальшивой улыбкой, а я улыбнулся в ответ, делая вид, что не замечаю этого. Тем временем вид Хенрика оставлял желать лучшего: он был намного бледнее обычного, красные опухшие глаза говорили о том, что он плакал, а губы, растянутые в печальной улыбке, слегка подрагивали. - Почему так рано? – он пытался придать своему голосу бодрости, но у него не очень хорошо это получилось. - Нас распустили сегодня пораньше. День рождения жены режиссёра. – ответил я и посмотрел на его мокрые волосы, с которых струйками стекала вода. Водолазка его в некоторых местах уже промокла насквозь. – Надо вытереть твои волосы. – я прошёл мимо него в ванную и поднял его полотенце, валяющееся на полу. Мы пошли в спальню. Хенрик сел на самый край, поджав под себя ноги, а я встал на колени, за его спиной и, накрыв его голову полотенцем, начал активно тереть. Мы сидели прямо перед зеркальной дверью шкафа-купе, поэтому я мог видеть, что в этот момент делал мой парень. По сути он не делал ничего, просто смотрел куда-то в пол и теребил край своей водолазки. Что-то случилось. Что-то не так. Вечно весёлый и радостный парень сейчас был просто никаким. Он выглядел как призрак. Его будто просто не существовало. Я откинул полотенце в сторону и, прижавшись щекой ко всё ещё влажным волосам своего парня, обнял его. На несколько секунд мы замерли в таком положении, а потом я почувствовал, что он задрожал в моих руках. - Я хочу побыть один. – тихим, дрожащим голосом полным слёз проговорил Хенрик. Нет. Я никуда не уйду. Никуда. Я несколько раз мотнул головой и крепче прижал его к себе. Он задрожал ещё сильнее, и я уловил тихий подавленный всхлип. Мой парень плакал.***
Не знаю, сколько ещё времени мы сидели на полу. Сколько времени я плакал, уткнувшись лицом в колени. И сколько времени Хенрик ждал, пока я успокоюсь и приду в себя. Но, когда я, наконец-то, успокоился, наш конфликт уже был исчерпан. Мой парень встал, помог подняться мне и ещё раз крепко прижал к себе. Тепло его тела и такой родной запах, мягкость его кожи и шелковистость волос, чуть касающихся моего лба – как же я люблю всё это. Как же я люблю своего Хенрика. - Ты же знаешь, как я не люблю больницы, малыш. – как бы в оправдание своего поведения сказал мне Хенрик. Конечно я не поверил в то, что причина была именно в этом, но я знал, что придёт время и он сам мне обо всём расскажет, поэтому я не стал затрагивать и как-то развивать дальше эту тему, а просто молча качнул головой, давая ему понять, что я действительно понимаю. Этим всё и закончилось. Видимо Шарлотта тоже терпеливо ждала за дверью, пока всё это закончится. Слышала ли она то, что происходило здесь? Наверное слышала и не только она, дверь ведь была открыта. Она зашла в комнату, одновременно с медсестрой, когда я вышел, позвать их. Мой парень сидел по-турецки, это была одна из его любимых поз, на диване, скрестив руки на груди и нервно покусывая губу. Я знал эту его реакцию – Хенрик боялся игл. Конечно этот страх был необоснованным, как и обычные людские страхи, а к тому же не логичным. Как можно бояться каких-то уколов, при этом с таким спокойствием причиняя физический вред самому себе не менее гуманными способами? Я редко задавался подобными вопросами, меня они мало интересовали. Я просто знал о наличии этого страха у своего любимого и никогда не упрекал его в этом. Что тоже является весьма бесполезным занятием – ругать человека за то, что он чего-то боится, как будто это его вина. Тем более я знал, что он очень восприимчив к боли, в любых её проявлениях. Низкий болевой порог – уж точно не вина человека. Поэтому я просто подошёл к своему парню, помог ему снять толстовку – успокоительное чаще всего колют в плечо, и пристроился рядом с ним, обхватив его руками на уровне локтей, давая понять своему мальчику, что я рядом, что бы не случилось. Хенрик положил голову мне на плечо и уткнулся лицом в сгиб шеи. Я почувствовал, как тот расслабляется в моих руках и невольно улыбнулся этому. Пусть Хенрик был старше меня, он очень часто напоминал маленького мальчика. Мальчика, которого я так сильно люблю. И, что скрывать, я считал это одной из, самых безумно милых, его черт. Я с внутренним напряжением наблюдал за тем, как медсестра медленно наполняет шприц содержимым ампулы. Потом, положив ампулу на стол, она подошла к нам с Хенриком и, оголив его плечо, протёрла место укола ваткой. Мой парень начал дышать глубже. Я чуть крепче прижал его к себе, при этом слегка поглаживая по руке. Медсестра выпустила несколько капель из шприца на ковёр и, поднеся иглу совсем близко к плечу, проколола кожу. Я почувствовал, как Хенрик пытается ухватить меня за предплечье, в поисках поддержки. Поэтому я, одной рукой всё ещё прижимая его к себе, другой нащупал и взял его ладонь, он тут же крепко сжал мою руку, и я сжал её в ответ. Медсестра, видимо, никуда не торопилась, судя по тому, насколько медленно уменьшалось количество лекарства в шприце. Хенрик ещё сильнее вжался в меня, как будто пытаясь увернуться от этой боли. Я поцеловал его в макушку. Скоро эта пытка была закончена. Медсестра вытащила иглу и отошла в сторону. Хенрик не шевелился. Я знал, что теперь ему просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Даже если теперь всё придётся начинать сначала, если он не сможет с этим справиться, я всегда буду рядом с ним. Я буду его поддерживать, что бы не произошло. И, конечно же, никогда не брошу. Мы друг без друга не выживем. Я без него не выживу. И я точно в этом уверен. Я не могу его потерять. Не могу. Я умру, если он уйдёт. Конечно, это был далеко не самый тяжёлый и болезненный момент из тех, которые нам приходилось переживать вместе и порознь, но в этом, мне кажется, и заключаются отношения: когда вы поддерживаете друг друга даже в самых мелочах. - Доктор сказал отвести вас в палату. – сказала медсестра, обращаясь к Хенрику. - Мы останемся здесь. – ответил я за него.***
Я не хотел уходить. Не хотел бросать его наедине с болью. Я знал, что вчера он снова порезал себя. Казалось, что ему становится лишь хуже, но я пытался не допускать таких мыслей. Всё должно наладиться. Всё будет хорошо. Хенрик уговорил меня пойти на эту репетицию, хотя я уже предупредил, что меня на ней могут не ждать. Мой парень, почему-то был очень настойчив при этой просьбе. В последнее время он вообще вёл себя немного странно. Такой ласковый и вечно печальный. Он много плакал и часто обнимал меня, сильно прижимая к себе. Вчера вечером, когда мы уже засыпали, мой любимый мужчина прижался ко мне и сказал, что не хочет со мной расставаться. Что это могло значить, я не мог себе представить. Наверняка просто мысли. В его голове их сейчас очень много, и он часто произносит что-то вслух, не отдавая себе при этом отчёта в том, что он говорит. Я уже, кажется, начал привыкать к такому Хенрику и это меня пугало. Вернуться домой мне всё равно пришлось, потому что забыл свой телефон, но обнаружил это уже почти доехав до театра. Что ж, видимо не зря я взял отгул. Не судьба мне сегодня выходить на работу. Зайдя в квартиру, я снова услышал звук льющейся воды в ванной. Я слышал его всегда, когда приходил домой раньше положенного времени. Опять… Я подошёл к двери и постучал. Никакого ответа. - Хенрик, милый, пожалуйста, открой дверь. – предательски дрогнувшим голосом попросил я. Зачем, Хенрик, зачем ты это делаешь? Я же рядом. Я хочу помочь. А ты только вредишь себе и мне. Можно же просто поговорить, а не прогонять меня из дома и резать себе руки, запершись в ванной. Никакого ответа не последовало. Всё тот же шум воды и тишина. Я надавил на ручку – дверь была заперта. А чего я ожидал? – Ладно, я подожду. – сказал я и прошёл на кухню. На столе лежал, забытый мною, телефон. Я тут же сунул его в карман. При этом какой-то листок, который лежал под моим телефоном и который я не сразу заметил, упал на пол. Странно, но с утра, когда я сидел на кухне и пил кофе, никакого листка на столе не было, а Хенрик теперь почти никогда не заходил ни в какие комнаты кроме спальни и ванной. Но этот листок всё-таки принадлежал Хенрику, потому что, когда я поднял его и развернул, то увидел, что он полностью исписан мелким и ровным почерком моего парня. Я начал читать. "Тарьяй, если ты читаешь это, значит я тебя больше никогда не потревожу. Теперь я мёртв." Что за херня? Я несколько секунд в недоумении смотрел на плотно исписанный листок, некоторые строчки слились и их было совершенно невозможно разобрать, видимо Хенрик плакал, когда писал это. "Я так и не смог проститься с тобой, малыш. Навечно твой, Хенрик." - было написано в конце. Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт, чёрт... Нет, нет, пожалуйста, нет. Листок полетел на пол, а я снова бросился к двери в ванную. - Хенрик, Рик! Милый! Солнышко! Ты там?! Открой! Открой, прошу тебя! - кричал я, задыхаясь от слёз, и не переставая барабанил в дверь. Всё тот же шум воды и никакого ответа. Мне нужно попасть внутрь. Необходимо. Я отошёл немного назад и со всей силы ударил по двери ногой. Ничего не произошло. Я ударил ещё и ещё раз. И, наконец, дверь с шумом упала. Он лежал в ванной, уже практически до краёв наполненной водой, ярко-красной водой. Я ещё не до конца осознал, что именно произошло, но понял, что Хенрик без сознания. Я подбежал к нему и, первым делом, выключил воду, уже льющуюся на пол. Не знаю, откуда у меня взялись силы, ведь мой мужчина всегда был больше и тяжелее меня, но я вытащил его из ванной и уложил на пол, положив его голову на свои колени. Он тихо простонал и приоткрыл глаза. - О, Господи! Хенрик! Ты жив! - воскликнул я, взяв его лицо в свои руки. - Тай? - еле слышно проговорил он. - Да-да, милый, любовь моя. Это я. - я плакал. Слёзы стекали по щекам и шее, но я был счастлив. Счастлив тому, что он жив. Тому, что он узнаёт меня. - Уходи. - это были последние слова моей парня, перед тем, как он закрыл глаза и вновь потерял сознание. Нет. Нет! Я не уйду. Я никуда не уйду. Ты не можешь умереть Хенрик, не можешь. Дрожащими руками я достал из кармана телефон и вызвал скорую. Холодный женский голос сообщил мне, что бригада прибудет через три минуты. - Держись, милый, держись. Ты не можешь умереть, любовь моя. Ты будешь жить. У нас с тобой ещё всё впереди. Всё будет хорошо, Хенрик. Всё будет хорошо. Ты не умрёшь. Помнишь, как мы собирались поехать в Венецию этим летом? Мы ещё там побываем. Обязательно побываем. Будем плавать в гондоле и любоваться закатом. Мы будем делать всё, что ты захочешь, только живи, умоляю, живи. - шептал я, слегка раскачиваясь над телом своего парня и гладя его по волосам. В этот момент где-то внутри умирала часть меня.***
Медсестра ничего не сказала, просто посмотрела на меня недовольным взглядом и вышла. Хенрик глубоко, судорожно вздохнул и издал тихий и жалобный звук, похожий на писк или стон. Он всё ещё сидел и не шевелился, но я чувствовал, что ему плохо. Я даже не мог представить, что сейчас происходило внутри моего парня. Что он чувствовал и о чём думал, но осознание того, что именно это сейчас вредит ему, крепко обосновалось в моей голове. - Тебя сейчас вырубит, милый. Нужно лечь. – тихо сказал я куда-то в волосы своего мужчины. - Секунду… - отозвался он. Ну хотя бы разговаривает. - Может попросить у них плед? Или… одеяло? – довольно громкий женский голос заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Шарлотта… Я совсем забыл, что она тоже здесь. Осознание того, что рыжеволосая девушка видит уже слишком много личного, для абсолютно чужого человека, совершенно выбило меня из реальности. Видимо мой непонимающий взгляд слишком долго был устремлён на неё, так как она явно смутилась и добавила: - Я подумала, ему же холодно. Они должны дать. – Ну вот, она уже пытается угадать причину моего поведения. Тарьяй, отомри! Ты уже сам себя напрягаешь! Я обращаюсь к себе в третьем лице? Я схожу с ума… - Да. Да, было бы очень хорошо. – наконец ответил я. Девушка больше не произнесла ни слова и даже не посмотрела на меня. Она просто встала с кресла, на котором сидела, наверное, всё это время, и быстрым шагом, практически выбежала за дверь. Только сейчас я заметил, что Хенрик уже совсем обмяк в моих руках. Чёрт… Я, придерживая руками тело своего парня, чтобы он не завалился на меня, отодвинулся к самому подлокотнику и аккуратно уложил Хенрика. Возможно не слишком аккуратно… но я постарался. Хенрик что-то промычал, распутав свои ноги из не очень удобного положения, полностью выпрямил их и подложил руку под голову, лежащую на моих коленях. Я почувствовал что-то жёсткое под своей ногой. Ну точно. Мой мобильный. Я поднял его. Хенрик слегка улыбался чему-то. Спит ли он уже достаточно крепко или просто дремлет я не знаю, но в целом, я же не собираюсь говорить не о чём таком, чего моему мужчине не стоило бы слышать. Поэтому я разблокировал телефон и позвонил одному из двух контактов, добавленных в избранное. Я поднёс мобильный к уху, послышались гудки. После третьего гудка мне ответил приятный женский голос. - Привет, Софи. – поздоровался я. - Здравствуйте… - начала в своей манере испуганно-собранным тоном говорить Софи, наша домработница, и я тут же перебил её. - Ага, слушай. Мы сегодня не вернёмся домой, скорее всего. Но мне нужно, чтобы ты кое-что привезла. – тихо, чтобы не потревожить Хенрика, сказал я. - Хорошо, я слушаю. – быстро и по делу, как мне нравится. - Во-первых, из одежды, нужно привести его любимый свитер, ну, ты его знаешь, и шерстяные носки… - Но Хенрик забрал свой свитер с собой в Осло. - заметила Софи, у которой всегда всё было схвачено и этим она очень помогала. - Хорошо, значит возьми мой его любимый свитер. – нетерпеливо пояснил я. – И ещё, в сумке, с которой я приехал, нужно достать большую синюю папку, вместе с красным маркером. – я на секунду задумался, не нужно ли нам ещё что-то и поняв, что это всё, продолжил. – Привези всё это в комнату ожидания центральной больницы. Всё понятно? - Да, сделаю. - я услышал улыбку в её голосе, что было странно, учитывая обстоятельства. - Как скоро вы меня ждёте? - Чем раньше, тем лучше. - с глубоким вздохом ответил и я краем глаза заметил, как в комнату вошла Шарлотта, с пледом подмышкой и двумя стаканами кофе в руках. - Поняла. - послышалось из трубки. - Спасибо – я отключился и посмотрела на рыжеволосую девушку, которая с большим облегчением поставила оба стакана на столик и повернулась ко мне, расправляя плед. - Ты же пьёшь кофе? - шёпотом спросила она, качнув головой в сторону стакана и, взмахнув пледом в руках, накрыла им Хенрика до самого подбородка. - Да, спасибо. - я попытался улыбнуться ей, но у меня не получилось, а Шарлотта только сдвинула брови и покачала головой, как бы говоря, что мне даже не стоит пытаться. Заботливо укутав моего парня в плед, за что я был ей очень благодарен, девушка протянула мне стакан с кофе и я сделал глоток. От него становилось лучше и легче. Я всё ещё следил за тихими движениями своей новой знакомой. А чем ещё мне было заниматься? Она подошла к креслу, в котором сидел до этого и, практически бесшумно, придвинула его ближе ко мне. И, наконец, взяв со столика свой стакан, села в кресло, положив ногу на ногу и облокотившись на подлокотник, тем самым практически вплотную приблизившись ко мне. Я понимал, что она хочет поговорить, скорее всего расспросить о Хенрик. И я был не против. Сидеть в тишине без дела представлялось немного более удручающим развитием событий, чем простая беседа о прошлом. Тем более, меня никто не обязывает говорить то, чего я не хочу говорить.***
Я сидел в кресле, рядом с его кроватью и держал за руку. Тихий писк приборов и тиканье часов были единственными звуками, нарушающими эту давящую тишину, но легче от них не становилось. Они лишь подчёркивали весь ужас сложившейся ситуации. Врачи сказали, что следующие сутки будут решающими для него. Он потерял слишком много крови. Врачи сделали всё возможное. Теперь остаётся только ждать. Ожидание - это, наверное, одна из худших пыток в мире. Ты бессилен. Ты не можешь сделать ничего. Уже ничего не изменить и помочь ничем не возможно. Остаётся лишь сидеть, слушать писк приборов и тиканье часов, поглаживать его руку и ждать. Ждать, пока он очнётся. Ждать, пока он откроет глаза. Я не заметил, как задремал, положив голову на кровать, рядом с его рукой, которую я не отпускал ни на секунду. Той самой рукой, перебинтованной от запястья до локтя. Я не винил ни его, ни себя. Я просто боялся. Я безумно боялся его потерять. Страшные порезы, швы, скрывающиеся под бинтами, больше не должны были оказаться на моих любимых руках. Я дал себе слово, что больше никогда в жизни не допущу этого. Никогда. Я больше никогда его не оставлю, если мне вдруг покажется, что что-то не так, он от меня больше не отделается. Проснулся я оттого, что, мне показалось, кто-то поглаживал мои волосы. Я резко поднял голову и увидел Хенрика. Он полусидел, опираясь спиной на подушки, и не отрываясь смотрел на меня. В палате стало светлее. Жалюзи, до этого закрывавшие окна, теперь были открыты. Видимо медсестра уже заходила к нему, помогла изменить положение и открыла жалюзи. Я улыбнулся ему и это было искренне. Все слёзы я уже выплакал. И теперь, когда эти бездонные, голубые, такие любимые глаза смотрели на меня, я был просто счастлив. Он жив. Он жив. Теперь всё будет в порядке. - С добрым утром, малыш. - тихим, грустным голосом проговорил мой парень. - Вижу ты остался. - Я не мог тебя бросить. Никогда бы не бросил. - так же тихо, боясь сделать или сказать что-то неправильно, проговорил я. - Я так люблю тебя... - прошептал Хенрик и из его глаз полились слёзы. Он потянулся ко мне. Я пересел на край кровати и обвил руки вокруг его шеи, поглаживая шелковистые волосы и целуя его в макушку. Он обнял меня за талию и крепко прижался. - Я тоже очень сильно люблю тебя. - ответил я и почувствовал, как его тело сотрясается от сдерживаемых рыданий.***
Несколько минут ни я, ни Шарлотта не нарушали тишину. Мы оба сидели, невидящим взглядом уставившись в пол и попивая кофе из стаканов. Я не хотел первым заводить разговор, потому что не знал о чём говорить, а девушка явно хотела что-то спросить, но не решалась. - Можно задать вопрос? - глубоко вздохнув, тихим голосом, наконец начала Шарлотта и посмотрела на меня. - Спрашивай. - я уже знал какой она задаст вопрос и был готов к этому. - Какой у Хенрика диагноз? - ладно, это было не совсем то, чего я ожидал, но шоком тоже не стало. Хотя, это всё равно касается порезов, о которых, как я предполагал, она должна была спросить, значит я практически оказался прав. - В данный момент, думаю, ты слышала - нервное истощение. - начал я. - И я знаю, что ты имела в виду не это. - быстро добавил, увидев, что она собирается меня перебить. - Большое депрессивное расстройство. Диагноз поставили два года назад, когда он совершил попытку самоубийства. - я не смотрел на Шарлотту, но видел, как она покачивает головой, давая мне понять, что внимательно слушает и знает, о чём я говорю. - Он долгое время пил, ещё за пару лет до этого. Резал себя. Но тогда мы не обращались за помощью. Его бросила невеста, беременная его ребёнком. Он очень ждал этого ребёнка. Я предупреждал его, что Торе нельзя доверять, но он... Ради ребёнка он был готов на всё, понимаешь? - я посмотрел на Шарлотту. Она слушала мне с сосредоточенным выражением лица и качнула головой, поймав на себе мой взгляд. - Даже когда она ушла к другому, когда ребенок уже родился, он посылал ей деньги и подарки для него. Он был уверен в том, что он отец. Через три года она вернулась, появилась у нас на пороге в слезах. Говорит, что ребёнок серьёзно болен и что нужны деньги на операцию. Я пытался сказать, что 450 тысяч долларов - это не шутки. Это же практически миллион крон. Нужно попросить хоть каких-то доказательств, но он не просил ничего и сразу перевёл ей все деньги, что у него были на тот момент. Этой суммы как раз хватило. - я глубоко вздохнул и протёр рукой глаза. Не то, чтобы вспоминать об этом мне было особо тяжело, я просто вдруг осознал, что, наверное, рассказываю слишком многое, для незнакомого человека. Ведь это всё-таки не моя история, а Хенрика. И не мне её рассказывать. Но, с другой стороны, это и моя история тоже, я имею на неё точно такие же права, как и он. Успокоив себя таким образом и осознавая, что рассказал уже слишком многое, чтобы останавливаться, я продолжил. - Целый месяц он ходил весь на нервах. Тора опять исчезла без следа с его деньгами. А через месяц мы встретили её в парке с каким-то мужчиной, её новым мужем. Там выяснилось то, что просто уничтожило Хенрика. Этот ребёнок, его ребёнок не родился. - сказав это я замолчал, всё ещё смотря в пол. - Видимо он очень хочет детей, раз это стало таким страшным ударом для него. - сказала Шарлотта, когда поняла, что я больше ничего не расскажу. - Дело не только в ребёнке. Хенрик доверчивый, привык видеть в людях только хорошее, в этом его большой плюс, но это также делает его очень уязвимым и тогда он сломался. Конечно, он верил в этого ребёнка. Но с того времени о детях мы не говорим вообще. Ему больно не только потому, что он потерял его. Его обманули. Долгое время дурачили, водили вокруг пальца. Я, все близкие друзья его, все говорили, что ему не стоит так разбрасываться деньгами, нужно было хотя бы настоять на ДНК тесте. Но он не слушал никого. И когда понял, что всё было ложью, начал очень сильно винить себя. Решил, что не достоин всего того, что имеет сейчас. Я думал, надеялся, что всё обойдётся, как и в прошлый раз, но не обошлось. Там ещё и проблемы на работе подключились и в отношениях между нами какое-то время было не всё гладко. Он просто не смог вынести всего в одиночку. Именно один. Я долго думал, что он всегда попросит меня, если ему будет слишком плохо и поэтому старался особо не лезть, а вышло так, что он решил, что стал обузой для меня. - я глубоко вздохнул и сморгнул слёзы, выступившие на глазах. Всё-таки такие воспоминания были тяжёлыми. Я залпом осушил свой стакан, в котором ещё оставалось немного кофе, и поставил его на столик. Шарлотта молчала, о чём-то задумавшись, а я не хотел ни о чём думать. Не хотел снова попасть в самый страшный день в моей жизни. - Но БДР же неизлечимо, как вы живёте с этим сейчас? - спросила девушка то, над чем, видимо и размышляла всё это время. Теперь она смотрела на Хенрика и в её взгляде были чисто женские нежность и забота, которые ещё некоторые называют материнским инстинктом. Да, к моему парню многие знакомые девушки, кто достаточно хорошо знал его, относились с подобными чувствами. Я не считал, что это плохо и видел, что мой парень чувствует себя весьма комфортно в такой атмосфере. И что тогда в этом плохого? - Да, неизлечимо, но и не проявляется остро, без внешних обстоятельств. Ему бывает плохо в моральном плане, но теперь он точно знает, что я всегда рядом. У него часто бывают нервные истощения, врач говорит, что это тоже отзвуки болезни. Но он живёт полноценной, счастливой жизнью. Мы оба живём ею. И... У нас всё хорошо. - ответил я и как раз в этот момент у меня зазвонил телефон, лежащий на подлокотнике. - Извини. - сказал я Шарлотте и, взяв телефон в руку, посмотрел на экран. Звонила Юсефина, видимо Софи рассказала ей, где Хенрик и она теперь волнуется. Юсефина была как раз той близкой подругой, которая всегда старалась заботиться о Хенрике и оберегать его. - Да, Юси. - я ответил на звонок и поднёс телефон к уху. - Хенрик не отвечал... Софи сказала... Всё в порядке? - запыхавшись говорила она. Странный парадокс, когда бы не звонила Юсефина, она всегда звонит в момент бега или через несколько секунд после него, ещё не успев восстановить дыхание. На самом деле блондинка просто любила быстро ходить, а то, что она запыхалась, значило, что только что уже с кем-то разговаривала (Наверное с Софи) и сбила дыхание. - Да, Юси. Все живы. Всё в порядке. У Хенрика снова истощение. - коротко и спокойно ответил я ей, с Юсефиной только так и нужно разговаривать, если у тебя нет времени на двухчасовые диалоги. - У нас завтра ещё одна панель в Осло. Хенрика нужно снимать с неё? - протараторила девушка так быстро, что я еле успел уловить смысл сказанных слов. - Да, было бы очень хорошо. Ты же знаешь, сам он никогда не откажется, но сейчас ему нужно отдыхать. - Хорошо. Я всё поняла. Пока. - Юсефина бросила трубку. Я снова положил телефон на подлокотник и посмотрел на Хенрика. Он крепко спал и я начал медленно перебирать рукой его кудрявые волосы. - Почему родители Кэсси не приезжают? - озвучил я вопрос, вдруг возникший в моей голове. - Они не приедут. По крайней мере не скоро. - ответила Шарлотта, покачивая ногой. - О её отце я ничего не знаю. Они с матерью вдвоём переехали где-то полгода назад и практически сразу после этого, мать уехала за границу. Она только изредка появляется и даёт дочке деньги. Они вроде как регулярно созваниваются, но в целом Кэсси живёт одна. - Понятно. - Да, теперь всё понятно. Если бы Хенрик, во время своей депрессии остался один, наверняка в нашей старой квартире царил бы такой же срач. Но оставить девочку-подростка одну, можно сказать на произвол судьбы. Разве это может закончиться хоть чем-то хорошим? Нет, определённо нет. Дети должны жить в родителями и должны заботить своих родителей. Иначе начинаются проблемы.***
Мы с Хенриком сидим перед телевизором, в нашей маленькой уютной квартирке, как обычно проводим вместе вечер рабочего дня. Мой парень сидит по-турецки, перед ним стоит прозрачная миска с попкорном, а я сижу за его спиной, обвив свои руки вокруг его талии и пристроив свою голову над его плечом. Он по очереди кладёт попкорн себе и мне в рот. Что в этот момент происходит на экране? Там может быть абсолютно всё, что угодно. Мы просто наслаждаемся обществом друг друга. Нам хорошо вместе и для счастья больше ничего не нужно. Хенрик поворачивает голову ко мне и улыбается. Эта улыбка греет душу. Она – самое прекрасное и счастливое событие, произошедшее за последнее время. Я сдерживаю слезы, навернувшиеся на моих глазах. Мне не хочется спугнуть такую родную и тёплую улыбку. Мой парень отставляет миску в сторону и поворачивается ко мне всем телом. Я улыбаюсь ему в ответ и пододвигаюсь ближе к его лицу. Он нежно берёт моё лицо в свои руки и начинает покрывать его поцелуями. Мне так хорошо, я начинаю гладить его руки и чувствую, как он напрягается и слегка вздрагивает, но не отстраняется. Чёрт… Такая реакция тут же отрезвляет меня, и я вспоминаю о бинтах, всё ещё покрывающих руки моего парня под рукавами. Как бы извиняясь за причинённую боль, я опускаю руки на его талию и забираюсь под водолазку. Чувствую, как мой парень снова вздрагивает, но уже не от боли, а от ощущения моих рук на его теле. Он завлекает меня в глубокий поцелуй и толкает на диван, наваливаясь сверху. Как будто издалека я слышу грохот упавшей на пол миски. На секунду разорвав поцелуй, Хенрик снимает с меня футболку и, оставив засос на плече, начинает медленно спускаться вниз, одновременно с этим расстёгивая мою ширинку. Я закидываю ноги на его талию и это видимо перемещает центр тяжести, и мы оба перевернувшись падаем с дивана на пол. Я успеваю только подложить свои руки под голову своего парня, прежде чем он соприкасается с полом, и я падаю на него сверху. - Упс… - подняв брови в своей неподражаемой манере сквозь зубы говорит Хенрик и его глаза при этом смеются, а через секунду он просто заливается смехом, и я улыбаюсь, смотря на его веселье. – Ты не хочешь меня? – обиженным тоном, пытаясь убрать улыбку с лица, устремив свои, светящиеся счастьем глаза прямо на меня, спрашивает Хенрик. - Просто вселенная подсказывает нам, что сегодня моя очередь быть сверху. – отвечаю я и тоже начинаю смеяться. Как же хорошо… Я сажусь на бёдра лучшему мужчине в мире и стягиваю с него водолазку. Бинты снова попадают в зону моей видимости и сердце защемила тоска. Хенрик видит это в моём взгляде и быстро притягивает руками к себе, я падаю на его грудь. Он крепко прижимает меня и целует в макушку. – Давай мы навсегда останемся здесь. – тихо предлагаю я, сглатывая ком, поднимающийся в горле. - Я согласен. – отзывается мой парень, начиная водить пальцем узоры по моей спине.***
Шарлотта дремала в кресле, я был занят сценарием, который привезла Софи. Я в первый раз знакомился с текстом, отмечая свои реплики любимым красным маркером. Хенрик тихо простонал и заёрзал на моих коленях. - С добрым утром, любовь моя. – сказал я, улыбнувшись, но не отрываясь от чтения сценария, который я держал в руке. Мне, конечно, хотелось обнять своего парня, прижать к себе, расцеловать. Показать, насколько он мне дорог. Показать, как сильно я люблю его. Но я сдерживался. Я хотел проверить, узнать, насколько всё плохо. Если это всё ещё мой Хенрик, то он обязательно заставить меня уделить себе внимание, а если Хенрик заперт где-то внутри, то вряд ли он хоть как-то отреагирует на моё наглое поведение. Мой парень повернулся на спину и упёрся лицом в листы моего сценария. - Хм… Доброе утро, мистер лист. – Всё ещё мой Хенрик… Я с облегчением вздохнул, стараясь не выдать себя. – Что тут у нас? – спросил мой парень, выхватив из моих рук стопку, скрепленных между собой, листов. Он посмотрел на название и, поморщившись, начал быстро перелистывать страницы. – Je vous aime, mon ange (Я вас люблю, мой ангел) – тихо, с коварной улыбкой, проговорил он, куда-то в листы бумаги. - Милый, я не знаю французского… - с притворной обидой сказал я, разумеется поняв, что сказал мой парень, так как я и сам уже давно выучил эту фразу, ведь Хенрик её обожал так же сильно, как желал при любом удобном случае блеснуть своими знаниями французского, которого он не знал совершенно, за исключением пары фраз, которым выучился где-то на просторах интернета. Я был уверен, что он говорит с жутким акцентом, но всё же, это было жутко романтично и я обожаю моменты, когда Хенрик делает что-то подобное. Мой парень опустил руки, вместе со сценарием, себе на живот. - Жаль, Тай, очень жаль. Ведь теперь ты не узнаешь, как сильно я люблю тебя. – сказав это, Хенрик потянулся ко мне и я, обхватив его руками и притянув к себе, поцеловал. Мой любимый мужчина нисколько не удивился, даже напротив он только этого и ждал. Он быстро проник своим языком в мой рот и провёл по нёбу. Моё сердце затрепетало и ушло в путешествие, от захлестнувших меня тёплых, приятных ощущений и я ощутил щекочущее чувство внизу. Хенрик, медленно, не разрывая поцелуя, подбирался ко мне и скоро оседлал меня. Я позволял ему делать всё, что он хотел. Если это его отвлекает, если помогает, если ему лучше от этого – просто прекрасно, а пока, я наслаждаюсь нашей близостью и имею возможность продемонстрировать своему парню свою безумную любовь к нему, так же, как он делает это для меня. Окружающего мира больше не существует. Никаких рамок и границ. Нас ничто не держит и не останавливает. Только я и самый дорогой человек в моей жизни. Только мы вдвоём. Только мы друг для друга. Навсегда. Что бы ни случилось. Я люблю его и точно знаю, что он испытывает те же чувства ко мне. Я не представляю жизни, без своего мужчины и не хочу представлять. Сейчас и всегда я сделаю что угодно, просто ради того, чтобы видеть улыбку, отражающуюся в любимых голубых глазах передо мной, чтобы ощущать его губы на моих и получать безумное наслаждение от рук, блуждающих по моему телу. Хенрик наконец разрывает поцелуй, и я жадно хватаю ртом воздух, несмотря на то, что внутри поднимается волна разочарования. Он просто сидит на моих ногах, держит моё лицо в своих руках и улыбается. Но его глаза уже не горят. Уже нет в них того тёплого света, смеющихся искр и весёлого блеска, который так затягивал, манил меня, всего пару секунд назад. Его дыхание сбилось, и я с успокаивающимся и уже сжимающимся от боли сердцем следил за тем, как улыбка быстро покидает его лицо. Я тянусь рукой к его лицу и легко, почти невесомо, провожу кончиками пальцев по скуле своего мужчины. Он вздрагивает от этого движения, но не отстраняется. В его потухших глазах отражаются страх и боль, которые он испытывает внутри. И я не знаю, чем ему помочь. Не знаю, что мне сделать для него, чтобы изменить всё то, что он чувствует внутри себя, всё то, что, кажется, убивает его изнутри. Хенрик слез с меня и устроился рядом, положив голову на моё плечо. Мы держались за руки, и я поглаживал тыльную сторону его ладони большим пальцем своей руки. Он глубоко вздохнул. Я посмотрел на Шарлотту. Она всё ещё дремала в кресле. В комнату вошёл врач. Тот же самый врач, который уже приходил к Хенрику – доктор Рейнольдс, кажется. Шарлотта, как по сигналу, тут же открыла глаза. Мой парень поднял голову и сел ровно. - Вы приехали вместе с Кассандрой Марией Джорджес? – холодно спросил он, прочитав имя на одной из бумаг, в руках у него была целая папка. - Да-да. - отозвалась Шарлотта, поправляя растрепавшиеся волосы. Кассандра Мария? Красиво звучит, но немного неожиданно, учитывая столь простое обращение - Кэсси. - Я - доктор Рейнольдс, но это вы уже знаете. - сказав это он посмотрел на нас с Хенриком, в его взгляде уже не сквозил тот холод, который слышался в голосе пару секунд назад. Он был сдержан, но добродушен. - Лечащий врач Кассандры. - Кэсси. - поправила Шарлотта. - Она ненавидит это имя. - А, ну теперь всё понятно. - Хорошо. - врач качнул головой, как бы подтверждая своё согласие и продолжил. - Операция прошла успешно. Сейчас она находится в реанимации. Состояние стабильное. Но в себя он не приходит, хотя уже должна. - Что это значит? - спросил Хенрик, который всегда считал, что врачи своими этими дежурными фразочками только вводят людей в заблуждение и не рассказывают всей правды. - Это значит, что Кэсси лежит в коме. Мы не знаем, почему она не приходит в себя и сколько ещё времени она пробудет в таком состоянии. Возможны сильные повреждения головного мозга. Я обязан сообщить, мы ещё не знаем наверняка, но, возможно, мозг девочки уже мёртв и в этом случае мы уже ничем не сможем ей помочь. Сейчас остаётся только ждать. - сообщил нам врач. Эти слова, конечно не были смертным приговором для Кэсси, но всё же очень сильно повлияли на нас. Хенрик спрятал лицо в коленях, притянув их к себе, и замер в этом положении, в глазах Шарлотты читалась тревога. Я... Я чувствовал, что тону. Я понимал, что для меня ещё ничего не кончено. Кэсси всё ещё практически мертва. - Нужно надеяться на лучшее. - прозвучали последние слова доктора, эхом пронесшиеся по моей голове и потонувшие в тёмной бездне сознания.