Меня не нужно спасать

Мы идём по тёмному коридору. Я практически ничего не вижу. Только чувствую тёплую и мягкую руку, крепко и ободряюще сжимающую мою. От этого мне тепло, спокойно и свободно. Начинаю оглядываться вокруг. Различаю тёмные двери, выделяющиеся чёрным едва заметным пятном на тёмно-серых стенах по обе стороны от нас. Где-то вдалеке слышится тихое, равномерное капанье. Здесь темно и сыро, мне кажется, что я пару раз даже видела крыс, шмыгающих вдоль стен. И, если бы не парень, идущий рядом со мной, я бы уже давно убежала отсюда, но в этом то и проблема, я не знаю, куда мне бежать, потому что не помню. Я ничего не помню. Кажется, только Риг знает путь отсюда, и я ему доверяю. Мы с ним знаем друг друга слишком хорошо, мы слишком близки, я не могу отступить от него ни на шаг. Я чувствую, что не хочу его терять. Хочу остаться вместе с ним, навсегда. С ним мне хорошо и спокойно где бы мы не находились. Как не странно, это я осознавала очень чётко, несмотря на то, что моё сознание было затуманено и я практически не могла думать. - Где мы? – наконец спрашиваю я и этот вопрос эхом разносится по коридору, затихая где-то вдалеке. - Я не могу сказать. - парень чуть крепче сжимает мою руку и шумно сглатывает. – Но, если ты действительно хочешь узнать, понять, что случилось, тебе нужно заглянуть сюда. – он машет рукой в сторону дверей, но продолжает идти вперёд, крепко держа мою руку и смотря прямо перед собой. - Это может быть больно, то, что за этими дверями. И, ты не обязана… Мы можем просто уйти. - Что там? – напряжение и беспокойство, читающиеся в этот момент на лице Рига, настораживают меня. - Ты сама должна увидеть. – парень резко останавливается, и я немного заваливаюсь назад, от того, что он потянул мою руку к себе, но всё же удерживаю равновесие и подхожу к нему. – Ты должна решить: либо мы просто идём дальше, и ты никогда не узнаешь, что там, либо мы можем заглянуть за любую из этих дверей и потом продолжить свой путь, если ты решишься на это. - Там что-то, что может меня убить? – только сейчас в моей голове начинают появляться здравые и пугающие вопросы: Что происходит? Как я здесь оказалась? Почему я не помню ничего, что произошло до этого? Почему Риг рядом со мной? – всё это кажется таким фальшивым и неправильным, но я не могу понять почему, ведь всего минуту назад мне было крайне хорошо и комфортно идти по этому коридору, держа за руку этого человека. - Нет, то, что находится за этими дверями не сможет причинить тебе физический вред. – ответил Риг и прикусил губу. Он всегда так делает, когда нервничает или что-то скрывает. Мне становится очень страшно. Я не хочу заглядывать за эту чёрную дверь, на которой, при внимательном рассмотрении, я замечаю высеченные цифры 378. Я так хочу просто пойти вперёд. Быть с Ригом. Быть счастливой и не задумываться об этом, но моя рука уже сама тянется к лакированной круглой ручке. Поворот. Толчок. Я чувствую руку на своём плече и судорожно вздыхаю.

***

Серый свет из окна освещает маленькую, аккуратно убранную комнатку. На первый взгляд она кажется совершенно нереальной, нарисованной, игрушечной. Односпальная кровать в углу, рядом с окном, напротив письменный стол, с ровной стопкой каких-то книг и настольной лампой. Дальше по стене стоит шкаф для одежды. Всё вокруг имеет какой-то мёртвый, настораживающий серый оттенок. Стул придвинут к столу ровно по центру. На покрывале, которым накрыта кровать, нет ни единой складки. Даже серая штора, прикрывающая окно изгибается идеальной волной и совершенно недвижима, хотя, судя по холоду, царящему в этом помещении, окно должно быть приоткрыто. На первый взгляд порядок пугающе идеальный, но я замечаю чёрную ручку, с потёкшими чернилами. Она одиноко лежит на полу, но от этого атмосфера комнаты становится только ещё более давящей. Это помещение кажется мне очень знакомым, но я всё ещё не могу вспомнить, почему дрожь проходит по телу, когда я смотрю на эту кровать, почему мне хочется кричать, смотря на параллельные прямые полосы серых обоев на стенах, почему сердце сжимается в комок, когда я смотрю на совершенно свободный участок стены между окном и полом, прямо напротив меня, и почему ветвистый рисунок под окном вызывает во мне волну отвращения. Я чувствую, что здесь, в этой комнате, происходило что-то страшное, что-то такое, о чём я пыталась забыть и у меня получилось. Так стоит ли снова вспоминать? И эта чёрная ручка, лежащая в пятне чернил, похожих на нефть, как будто притягивает к себе, заставляет задумываться, заставляет меня снова задаваться вопросами, на которые я не хочу знать ответов. Мои руки трясутся, и я тянусь к двери, чтобы закрыть её. Закрыть и убежать подальше. Вперёд, к свету, покою и умиротворению. Чтобы никогда больше не видеть эту комнату, никогда больше не вспоминать, никогда больше не бояться.

***

Я уже была готова закрыть дверь, как вдруг, уловила какое-то движение. Там, за дверью, кто-то был. И, мне кажется, что я услышала сдавленный всхлип. Мой разум кричал мне побыстрее убираться отсюда, а ноги сами сделали шаг внутрь. Я заглянула за дверь. Комок из чёрных и клетчатых, непонятного цвета, который всё равно выглядел серым более светлых и тёмных оттенков из-за плохого освящения, перепачканных тряпок, вжимающийся в самый угол, поначалу сложно было принять за человека. Но, присмотревшись, я начала различать чуть подрагивающие руки, обхватившие колени, голову, прячущуюся где-то между грудью и ногами, запутанные волосы когда-то аккуратного каре, торчащие во все стороны. У меня в детстве тоже было каре... Клетчатой тканью оказался плед, в который она, а я была уверена, что это девочка, старалась завернуться полностью. С оголённого запястья левой руки на пол капала тёмная жидкость, еле слышно, равномерно ударяясь об пол. Лужицы крови уже сформировались у ног девочки, а на пледе, в некоторых местах, можно было заметить тёмные капельки и струйки. На полу, наполовину прикрытое пледом, блестело лезвие, запачканное кровью. Я слышала тихие всхлипы, кажущиеся такими отчаянными и беспомощными. Передо мной сидел абсолютно сломленный и уничтоженный ребёнок, который буквально призывал на помощь, я практически слышала эти беззвучные крики, звоном разрезающие гнетущую тишину вокруг. Немая мольба. Тихая боль. Я знала, что должна помочь, но в то же время понимала, что не могу сказать ничего, что могло бы утешить её. Потому что я являюсь точно таким же сломанным, бесполезным и брошенным ребёнком, невидящим смысла и желающем лишь побыстрее прекратить свои страдания. Я не знаю, что делать. Я не имею ни малейшего представления о том, что должна сказать человеку, который сейчас готов пойти на крайние меры, лишь бы боль прошла, потому что сама готова принять эти меры тут же и не знаю ничего, что способно меня остановить и помочь мне в этой ситуации. Как я могу спасти кого-то другого, если даже саму себя спасти не в состоянии? Не является ли это чистым двуличием? Убеждать человека, что жизнь прекрасна и что ему есть ради чего жить, если сам не веришь в ту бурду, которую несёшь. Или для спасения жизни хороши любые средства, даже наглая ложь и лицемерие? А может я хочу жить? Просто мой больной разум так устал и запутался, что уже не может найти иного выхода, кроме как самоуничтожится. Что, если лишение себя жизни – лишь защитная реакция, попытка избежать страданий? На самом деле я стремлюсь к жизни и люблю её, просто поставлена в ситуацию, из которой уже не существует иного выхода, но я всё ещё могу помочь кому-то, кто не пал на самое дно этого колодца, из которого нет выхода. Является ли это лицемерием? Как-то не похоже, но сути всё равно не меняет. Я не могу поддержать и успокоить, потому что не знаю, как это делается и боюсь навредить. И вот я снова в тупике. Хрупкое, такое тоненькое, как спичка, тельце девочки, время от времени резко дёргалось, то ли от холода, от которого я тоже уже порядком озябла, то ли от сдерживаемых внутри эмоций, а может от всего сразу. Я глубоко вздохнула, пытаясь утихомирить мысли, разбушевавшиеся в моей голове, и присела на колени, прямо перед этим беззащитным клубочком когда-то живой, а сейчас просто существующей энергии. При близком рассмотрении я начала замечать некоторые детали во внешности этого ребёнка, а то, что она всё ещё никаким образом не отреагировала на моё присутствие, вызывало внутри меня полнейший диссонанс. Я совсем потерялась и перестала понимать, что вообще делаю. Моя рука потянулась вперёд, а губы шепнули: - Ты не одинока. - Она тебя не слышит. – раздался голос за моей спиной. – И не видит. Кэсси… в каком-то смысле нас здесь нет. – Риг говорил тихо и спокойно, но его голос эхом разносился по комнате, заставляя мурашки пробегать по коже. - Что это значит? – тихо спросила я, всё ещё не отрывая взгляда от, сотрясающегося в бесшумных рыданиях, ребёнка передо мной. - А ты всё ещё не узнаёшь это место? – вопросом на вопрос ответил Риг, на этот раз его голос был ближе, но звучал холоднее и отстранённее. – Присмотрись. – шепнул он, склонившись к самому уху. Я глубоко вздохнула и встала с колен. Всё та же бесцветно-серая комната, строгий порядок, ничего лишнего, всё настолько идеально, что взгляду не за что зацепиться. Но мои глаза почему-то останавливаются на куске стены под окном. Он манит, притягивает, я не понимаю, почему какой-то кусок бетона заставляет мои лёгкие сворачиваться, это неправильно. Почему мне так страшно? Я, преодолевая нарастающую внутри панику, прохожу вглубь комнаты, к этой самой стене. Весь мир как будто сжимается вокруг меня. Становится душно, тяжело дышать, когда я провожу дрожащей рукой по шершавой поверхности обоев. И только теперь понимаю, что это не витиеватый рисунок - обои были ободраны. Во все стороны тянулись четыре параллельные полосы – следы от ногтей. «Нет, нет, НЕТ! Пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, НЕТ!!! НЕ НАДО!» - истошные крики заполняют комнату. Слишком много. Слишком громко. Слишком больно. Я затыкаю уши руками и падаю на пол: «нетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнет» - шёпот? Это у меня в голове? Кто-то говорит мне на ухо или я сама прошу прекратить это мучение, молю о пощаде? Пощада… неприятное слово. Грубое. Некрасивое. Пощада не бывает тёплой, не бывает нежной. Это не забота, это прекращение пагубного влияния. Пощада – это не милосердие, это лишь небольшая отсрочка неизбежного, не помощь и не поддержка, лишь немного времени, но иногда это время просто необходимо, чтобы прийти в себя, перевести дух, остаться в живых. Для поддержания человека в жизнеспособном состоянии большого труда не нужно, дайте только сон, воду, немного еды и всё – этот человек уже спокойно существует. Для того, чтобы поддерживать в человеке жизнь требуется масса усилий. Многие не поймут разницы между жизнью и существованием, так же, как не видят её между пощадой и милосердием. Жить – значит чувствовать. Существовать – значит находится в живом виде. В последние годы своей жизни я лишь существовала, жизнью это назвать трудно. Я не ощущала мир вокруг себя. Я лишь погружалась всё глубже и глубже в бездну пустоты. Абсолютное ничто. Этого ведь даже не представить, верно? Если подумать, то темнота – это уже что-то, хоть она часто ассоциируется с пустотой. Ничто – это скорее прозрачность, она не может существовать сама по себе, точнее мы не можем представить себе такую пустоту, не наделённую ничем: ни цветом, ни какими-либо другими свойствами. Но, может я и не права, ведь чёрные дыры всё ещё чёрные. Являются ли они абсолютной пустотой? Я не знаю. Мне кажется, что нет. Даже внутри них что-то есть. Что-то, о чём мы не знаем, но оно есть. А я ощущала абсолютную пустоту вокруг себя и внутри. Этого нельзя объяснить, этого нельзя увидеть, можно только ощутить. Поэтому так сложно описать пустоту. Может быть это как огромный мыльный пузырь, внутри него нет ничего, кроме тебя самого и он ни к чему тебя не подпускает. Вокруг вакуум. Его нельзя потрогать или увидеть, но всё же можно понять, что ты находишься в вакууме, когда начинаешь задыхаться. Крики затихли, но я всё ещё никак не могла прийти в себя. Воспоминания накрыли меня волной, не давая возможности сопротивляться. Вопросов больше не осталось. Я лежала на полу в собственной комнате.