Полнолуние

Знакомые стены бесконечного коридора сомкнулись за спиной Бакуго, когда он нашёл заветную дверь и громко постучал, царапая металл ногтями, больше напоминавшими когти. Кровь буквально вскипала в жилах от нетерпения, разум давно заволокло пеленой, Бакуго знал, что он забыл здесь, напротив чужой квартиры. Инстинкты упорно вели его сюда. Зверь, мирно дремавший в клетке его сознания почти месяц, сегодня решил вырваться наружу, ломая стальные прутья самоконтроля. Он почти взял контроль над разумом, разрывая в клочки связные мысли, обнажая суть. Голод. Зверский голод – это единственное, что бьётся в обожжённом мозгу. Невыносимое желание выть, скулить и украсить чёртову дверь длинными царапинами, а после разнести её к чертям было единственным стремлением сходящего с ума. Кулак вновь встретился с холодным металлом, а Бакуго тяжело привалился к стене, пытаясь унять нетерпение. Штаны давно стали слишком узкими и ненавистными, пот катился градом по горячему как печь телу, заставляя одежду неприятно липнуть к коже. – Деку! Громкий рык, сорвавшийся с обкусанных до крови губ, совпал с щелчком дверного замка. Мидория, на котором был лишь свободный халат, не говоря ни слова, отошёл с дороги, давая гостю ввалиться в коридор и прижать себя спиной к кремовым обоям. Взгляд жадно скользил по полуобнажённому подтянутому телу, Бакуго с трудом сглотнул вязкую слюну и вздрогнул от новой порции нестерпимого жара. Никаких разговоров – они оба забудут эту ночь, как только горизонт окрасится в алый. Бакуго сходу жадно впился в губы Мидории, делясь нестерпимым возбуждением, что глодало его тело подобно стае голодных пираний. Янтарные глаза его давно уже приобрели красный винный оттенок, из горла всё чаще вырывалось звериное рычание. По коже, казалось, пробежались искры – напряжение в теле Бакуго стремилось вырваться на свободу. Горячие языки сталкивались, дарили друг другу особое удовольствие мягкого трения, посылающего импульсы удовольствия прямо в мозг. Мидория был сладковатым на вкус, хотелось целовать его целую вечность, пить словно амброзию его дыхание и оседающие на губах тихие стоны. В груди Бакуго горело пламя, готовое сожрать его изнутри, сжечь, спалить дотла, если он не найдёт партнёра. Хотя бы на ночь – этого хватит, чтобы не сгореть от возбуждения и звериной похоти, бежавших по венам вместе с кровью. Контроль был давно утерян где-то по пути сюда, разум позабыт за порогом. Сейчас прижал Мидорию к стене уже не совсем Бакуго. Совсем не тот Бакуго. Раз в месяц Бакуго неосознанно шёл сюда, дабы насладиться жаром чужого тела, погрузиться в него. Это продолжалось на протяжении нескольких лет, и Мидория был совсем не против происходившего здесь каждое полнолуние. Он позволял брать без остатка, сам дарил себя, сам раздвигал ноги, чтобы принять всё, что Бакуго мог ему дать. Бакуго терзал губы Мидории, прихватывал зубами самый кончик его языка, скользил носом вдоль линии челюсти, вжимался в шею, наслаждаясь запахом и бешеным пульсом под тонкой смуглой кожей, которая под резкие вздохи окрашивалась кровоподтёками. Руками Бакуго водил по телу Мидории, очерчивая подушечками пальцев каждый кубик пресса, каждое ребро, каждый шрам, каждый выступающий позвонок на спине. Халат был сброшен, как и помятый пиджак Бакуго. Мидория дрожащими руками попытался расстегнуть мелкие пуговицы на чужой белоснежной рубашке, но не смог, и, тихо зарычав, просто вырвал их с мясом, обнажая желанное тело и вцепляясь ногтями в крепкие плечи. В вихрастой голове мелькнула мысль, что сегодня они дойдут до кровати только ко второму заходу. Мидория с невинной улыбкой втиснул бедро между ног Бакуго, потираясь о выпуклую ширинку, под которой явственно ощущалось ноющее возбуждение. Он сходил с ума от мысли, что от этого действия Бакуго потеряет контроль над собой. Он ждал этого. И был полностью готов к последствиям. На секунду мир остановился для Бакуго, замер после острой вспышки удовольствия. Цепи разума спали, клетка сознания отворилась, выпуская на волю зверя, метавшегося внутри. Мидория тихо вскрикнул, когда острые зубы до крови впились в его плечо, в его изумрудных глазах мелькнули боль и страх, сменившиеся шальным блеском удовлетворения. Привкус металла на языке одурял Бакуго, пробуждал древнюю как всё живое жажду, наполнявшую тело огнём, теснившим грудь и опалявшим кожу. Жажду, которой невозможно было противостоять. Жажду обладания. Визг молнии, тихий шелест одежды – и горячий, истекающий смазкой член оказался на свободе, зажатый между телами. Бакуго, будто одержимый, выцеловывал веснушчатые плечи и грудь, затем отстранился и подхватил Мидорию под ягодицы, вынуждая того скрестить ноги в районе поясницы Бакуго. Горячий член оставил влажный след на нежной коже промежности, упёрся в чуть раскрытое колечко мышц. Бакуго инстинктивно двинул бёдрами и едва слышно заскулил, погружаясь во влажную тесноту чужого нутра под аккомпанемент громкого сладостного стона. Мидория выгнулся, вжимаясь лопатками в стену, и запрокинул голову, подставляя шею под жёсткие укусы. Бакуго заполнял Мидорию толчками, с каждой новой фрикцией входя всё глубже, пока не засадил на всю длину, резко вздыхая и с силой сжимая пальцы на крепких ягодицах. По телам катились капельки пота, поблёскивающие в полумраке. Движения Бакуго были будто беспорядочными, рваными, глубокими, но Мидория, положив ладонь на часто вздымавшуюся грудь Бакуго, мог почувствовать, что этот ритм не случаен – так билось его сердце. Немного загнанно, неровно, но быстро и сильно. Грубые толчки сопровождались тяжёлым хриплым дыханием, тихими стонами, вырывавшимися сквозь плотно сжатые зубы и влажными звуками соединения двух тел. Мидория лихорадочно впивался пальцами в напряжённые плечи, оставляя краснеющие царапины, вжимался спиной в стену, стараясь прижаться ноющим членом к животу Бакуго, потереться. Этого было крайне мало, и Мидория протяжно и разочарованно застонал, попытался помочь себе рукой, но едва не упал, потеряв равновесие, в его затуманенных наслаждением глазах мелькнула обида, сменившаяся тут же мстительным предвкушением. У них будет ещё много времени, чтоб он смог достойно «отомстить» Бакуго за такую преступную невнимательность, а пока Мидория послушно принимал в себя каждый толчок, выбивающий из лёгких воздух с хриплыми вскриками, сжимался вокруг члена, с ухмылкой внимая всхлипам. По его покрытому веснушками телу пробегались электрические разряды удовольствия, пальцы судорожно поджимались, ногами Мидория прижимал Бакуго ближе, помогая ему двигаться быстрее, грубее, балансировать на самой грани. Пальцами одной руки Мидория зарылся в светлые жестковатые волосы, а другой рукой обхватил Бакуго за шею, и, согнувшись, приник к чужим губам, сплетая языки в чувственной ласке. Боль от пальцев, стискивающих ягодицы до синяков, и от впивавшейся в позвоночник стены причудливо смешивалась с удовольствием от мягкого скольжения языков наверху и великолепного чувства наполненности и усиливающегося трения внизу. Бакуго особенно жадно толкнулся в Мидорию, изливаясь внутрь с протяжным стоном, вынимая член из поджавшейся дырки и опуская дрожащие ноги Мидории на пол. Оба тяжело прислонились к стене, пытаясь выровнять загнанное дыхание, со свистом впуская воздух в горящие лёгкие вместе со стойким запахом секса. Огонь в груди Бакуго чуть утих, мысли медленно и лениво текли в голове, но жажда продолжения была неоспоримой, она подгоняла, стегала ивовыми розгами, заставляя прижиматься ближе к Мидории, слизывать с его кожи солоноватые капли, спускаться влажными поцелуями вниз по груди к животу. Вздыбленный и требующий внимания член Мидории истекал смазкой, подрагивал, когда мышцы пресса сокращались, блестящая головка приковывала внимание, спелой ягодой ложась на шершавый язык Бакуго. Терпкий вкус был пряной приправой к основному блюду этой ночи. Мидория внимательно смотрел, как его член медленно погружается в горячий рот, как щёки Бакуго втягиваются, а губы кольцом смыкаются у основания. Волна удовольствия прокатилась по позвоночнику, и Мидория запрокинул голову, закрывая глаза и сосредотачиваясь на ощущении восхитительного трения и давления. Бакуго то полностью заглатывал в рот член, расслабив горло, отчего по подбородку потекла тонкая ниточка слюны, то брал лишь наполовину, играя языком с уздечкой и толкаясь кончиком в уретру, вызывая протяжный всхлип. Одной рукой Бакуго удерживал бедро Мидории, чтобы тот не толкался навстречу, а другой теребил мошонку, кружил вокруг поджимавшегося влажного отверстия, изредка погружая внутрь палец, чтобы позволить собственной сперме свободно стечь на ладонь. Это действие всегда доставляло Бакуго неописуемое наслаждение – знание, что он присвоил, пометил, заставляло рычать от удовлетворения, отчего горло вибрировало, посылая по телу Мидории яркие вспышки удовольствия. Никогда в своей жизни Бакуго не смог бы вообразить или допустить, что он будет сам с таким рвением насаживаться ртом на чужой член. Так шумно дышать и причмокивать, выпускать его изо рта и снова вбирать в себя полностью. Что будет закатывать глаза от удовольствия, стоит Мидории сжать пальцами светлые пряди, насадить голову Бакуго на член и с хриплым задушенным стоном излиться глубоко в глотку. Бакуго бы лично размазал шутника по ближайшей стене. Но это правда. Лишь на каких-то три дня в месяц, когда жажда и древние инстинкты берут верх над разумом. Правда. Бакуго чуть закашлялся, когда последняя порция спермы попала не в то горло, отстранился, но быстро вытер рот рукой, стирая смесь слюны, спермы и смазки с губ, и поднялся, прижимаясь к крупно дрожащему Мидории. Пот неприятно холодил разгорячённую кожу, рука Бакуго была липкой от подсыхающей спермы. Необходимо принять душ – теперь у него достаточно времени до следующего приступа бесконтрольного возбуждения, сжигающего мозг. Бакуго до конца разделся, бросил мешающую одежду на пол, резко подхватил Мидорию на руки и, запачкав его в сперме, направился в ванную комнату. Вода приятно ласкала кожу, смывала липкий пот, расслабляла сведённые судорогой мышцы. Бакуго поморщился – расцарапанные плечи чуть пощипывало, но, увидев укусы, покрывавшие плечи и шею Мидории, довольно ухмыльнулся. Вот кому сейчас будет действительно неприятно. Пальцами Бакуго бережно обводил каждую метку, каждый след от зубов, каждый синяк, гладил подрагивающие бока и бёдра, спускался к полукружьям ягодиц. Мидория вздрогнул, прогнулся и схватился руками за гладкую стену, подаваясь навстречу ласкающим рукам. Струйки сбегавшей по спине Мидории воды и обводившие по контуру каждую мышцу завораживали Бакуго, следящего за каждой каплей переливающейся влаги, стекавшей по разгорячённой коже вниз. Возбуждение медленно растекалось по телу Мидории в такт движениям пальцев внутри его тела. Кровь и мысли устремились в направлении паха, рождая потребность прикоснуться к себе, но об этом не могло быть и речи – руки дрожали, едва удерживая тело в нужном положении. В вихрастой голове калёным железом зажглось желание сладостной пытки для любовника, на которую тот, конечно же, не согласился бы, будучи в здравом уме. Но этой ночью все запреты сняты. На губах Мидории расцвела предвкушающая улыбка, которая тут же была стёрта волной жара, прокатившейся вдоль позвоночника. Мягкие губы Бакуго коснулись самой кромки вмиг покрасневшего уха. – Ты чёртова сучка, Деку. Пальцы легко выскользнули из растраханного отверстия, Мидория лишь тихо выдохнул и попытался вернуть ощущение наполненности, подавшись назад, но Бакуго резко шлёпнул его по ягодице, оставляя на тут же покрасневшей коже отпечаток своей ладони. – Вылезай. Живее. Короткий приказ – и Мидория на дрожащих ногах выбрался из тесной ванны, и, взяв полотенце себе и протянув гостевое для Бакуго, принялся стирать влагу с тела. Взгляд красных глаз не отрывался от капель воды, что срывались с мокрых тёмных волос, падали на плечи Мидории, скатывались по спине и скрывались между ягодиц. Мир застыл. Сердце Бакуго сбилось с ритма, дыхание стало частым и глубоким. Жар на секунду оглушил, сжёг дотла любой самоконтроль, мышцы задеревенели и перестали слушаться. Бакуго тяжело привалился к стене, которая чуть охладила его тело, но пожар в груди никак не желал униматься. Новая волна возбуждения накрыла его с головой, не оставляя надежды сдержать инстинкты. Все мысли сосредоточились на обнажённом Мидории, на совершенстве такого гибкого и податливого тела, на бархатистой коже. Бакуго напрягся и подобрался, как хищник перед прыжком, и шагнул вперёд, прижимаясь грудью к чужой спине и чуть прикусывая кожу на задней стороне шеи Мидории. Руки блуждали по желанному телу, нажимая на чувствительные точки, давно уже выученные наизусть. Бакуго жарко и влажно дышал на ухо Мидории, отчего веснушчатая кожа покрывалась россыпью мурашек, прикусывал и вылизывал тонкий хрящ, подталкивая не сопротивляющегося Мидорию к прочному на вид керамическому умывальнику и заставляя упереться руками в холодный гладкий край. Бакуго наклонился ближе к чужой спине, потёрся истекающим смазкой членом между округлыми ягодицами и едва слышно зарычал, зарываясь носом в шею вздрогнувшего Мидории. – Каччан, прошу, постой. Смазка, – резкий выдох, сорвавшийся с припухших губ, – навесной шкаф, на второй полке. На самом деле, смазка была припрятана в каждой комнате его дома – Бакуго мог возжелать его где угодно и в любой позе, выходя из себя от неповиновения, что лишь подливало масла в огонь возбуждения. Даже эта пара секунд без ощущения под руками горячего тела изводила тупой ноющей болью в груди. Но Бакуго хотел, чтобы Мидория кричал под ним не от боли. Не сегодня. Сейчас он желал дарить удовольствие. А мучить можно и другими способами. Раздался щелчок крышки, и Мидория с готовностью подался навстречу скользким пальцам Бакуго, мягко растягивающим подрагивающие стенки прохода. Он нарочно не задевал простату, разводил пальцы в стороны, но не касался её, каждый раз ухмыляясь, когда Мидория со всхлипом подавался назад, пытаясь насадиться глубже, сильнее, чтоб получить максимум удовольствия. Возбуждение вновь ударило в голову, жар растекался прямо под кожей, и Бакуго свободной рукой обхватил свой член, размазывая предэякулят по сочащейся головке. По комнате разносились влажные хлюпающие звуки смазки, жутко смущающие Мидорию, заставляющие его сжиматься вокруг пальцев Бакуго и подрагивать от каждого движения. Желание сжигало изнутри, не давало думать, оставляло лишь жажду немедленно оказаться внутри, раздвинуть податливые стеночки, наполнить подрагивающее нутро своим членом и трахать. Трахать жёстко, беспощадно, вырывая вскрики и всхлипы из часто вздымающейся груди. Обрывки образов подогревали разум до точки кипения, Бакуго вынул пальцы из поджавшейся дырочки, приставляя ко входу в тело влажную головку и с силой толкаясь внутрь. Волна удовольствия ударила в голову Мидории, когда такой желанный и восхитительный сейчас член нажал на нужную точку. Его дрожащие ноги чуть разъехались в стороны, давая больший доступ. Мидория закусил губу, чтобы не застонать развратно и громко, но тонкая дорожка слюны всё равно стекла по подбородку, когда Бакуго начал втрахивать его в жесткий край умывальника. Громкие шлепки бёдер и хлюпанье смазки больше не смущали – Мидории стало плевать на то, что о нём подумает Бакуго. Он подавался назад, навстречу каждому толчку, и всхлипывал, до бледных костяшек сжимая пальцы на потеплевшей керамике. Шум крови в ушах – это всё, что слышал сейчас Бакуго. Он с силой вбивался в гладкое нутро, каждый раз сходя с ума, когда Мидория сжимался вокруг его члена, увеличивая трение и не выпуская из себя ни на секунду. Спустя несколько минут руки Мидории устали от такой нагрузки, и ему пришлось упереться животом в умывальник, острый край которого теперь неприятно упирался в тело. Яркий контраст удовольствия и боли оплавлял нервы, заставлял вскрикивать от каждого толчка и переизбытка ощущений, но Бакуго не останавливался. Он продолжал набирать темп, сжимая бёдра Мидории в ладонях и буквально натягивая его на член с каждым толчком. Воздуха катастрофически не хватало, он с трудом проходил в горящие лёгкие, не задерживался надолго, покидая тело с хриплыми вскриками и глухими стонами. Мидория не выдержал первым. Он громко застонал, выгнулся дугой и прикрыл глаза от нахлынувшего удовольствия, пачкая умывальник спермой. Волны оргазма заставляли мышцы бёдер судорожно сокращаться, пальцы на руках и ногах поджиматься, а в темноволосой голове будто взорвалась водородная бомба, полностью очистившая разум от лишних мыслей, оставляя кристально чистый разум. Бакуго зарычал, впиваясь зубами в загривок Мидории, и кончил следом, когда тот сжал в себе его член. После творившегося здесь безумства наступившая тишина казалась обоим оглушительной. Возбуждение ненадолго отступило, Бакуго отстранился от Мидории и покинул его тело, с каким-то особым наслаждением наблюдая, как горячая сперма стекает по внутренней стороне чужого бедра. Он снова пометил свою территорию, и доказательства этого расцветали на веснушчатой коже алыми и фиолетовыми разводами и потёками, оставляя в душе Бакуго чувство довольства. Мидория же едва смог распрямиться, его ноги дрожали, а в душе царил кавардак. Обычно Бакуго всё же мог дотерпеть до спальни и не набрасывался на него, едва зайдя в квартиру. Но, по всей видимости, сегодня Бакуго был более разгорячён, чем обычно. Мидория ухмыльнулся украдкой. Он просто не мог упустить такой шанс. – Каччан, может быть, ты хочешь в следующий раз трахать меня уже на кровати? Чуть охрипший голос и сладкая патока в нём сделали своё дело – глаза Бакуго вновь загорелись животной похотью, он подошёл к Мидории и широко лизнул его губы, увлекая в собственнический поцелуй, клеймя своим горячим ртом. Бакуго облизнулся и подтолкнул Мидорию к выходу, наблюдая, как тот уходит, соблазнительно покачивая испачканными ягодицами и бёдрами. Ничего не оставалось, кроме как молча последовать за ним, тихо ступая по прохладным доскам паркета. Знакомая спальня встретила их своей недолговечной тишиной. Мидория развернулся, подошёл к Бакуго и, нахально улыбаясь, указал на кровать. Красные глаза гневно сузились. Чёртов Деку даже думать не должен о том, чтобы указывать Бакуго. Кажется, Мидория понял свой просчёт, и прильнул к чужому сильному телу, оглаживая ладонями грудь, спускаясь к животу и обхватывая полувозбуждённый член ловкими пальцами. – Я всего лишь хотел доставить тебе удовольствие, Каччан. Сам. Можно мне..? – Мидория не знал, как ему следует выразиться, чтобы Бакуго воспринял его предложение как просьбу. Он заглянул в чужие горящие глаза и потянулся за новым поцелуем, с довольной улыбкой ощущая чужое растущее возбуждение. Полдела было сделано. Бакуго резко выдохнул, отвечая на поцелуй и будто сдаваясь, позволил Мидории опрокинуть себя на кровать и завести руки над головой. Трение языков и губ медленно распаляло, член уже гордо вздымался, на его вершине блестела первая капелька смазки. Возбуждение брало контроль над разумом, а Мидория лишь добавлял масла в огонь, садясь верхом и раздразнивая чувствительное тело. Он водил руками по груди, пощипывал и облизывал соски, оставлял влажные дорожки на животе, затем вновь поднимался выше, вылизывал напряжённую шею и плечи, а пальцами водил по рельефным рукам. Бакуго растворялся в удовольствии и предвкушении, но резкий, как гром среди ясного неба, сдвоенный щелчок немного отрезвил его. Мидория. Чёртов плут обманул его, и теперь Бакуго мог похвастаться крепкими на вид браслетами наручников на запястьях. – Де-е-еку-у-у, – угрожающее рычание пробрало Мидорию до костей, он задрожал, но не отступил, ухмыльнувшись. – Я доставлю тебе удовольствие, Каччан, как и обещал, – мягкий шёпот на ухо в момент вернул схлынувший жар, и Бакуго стало глубоко плевать, как Мидория собрался удовлетворять его. В конце концов, прибить засранца он сможет в любой момент. Прохладные пальцы скользнули по бёдрам Бакуго к паху, но тут же переместились на живот и бока. Мидория улыбался. Ему нравился такой Бакуго: раскрытый, жарко дышащий, злой и непокорный. На прикроватной тумбочке лежали несколько тюбиков со смазкой. Мидория чуть призадумался, а затем щедро выдавил на руку прозрачный гель с клубничным ароматом. Он хотел снизить трение до минимума, чтоб Бакуго сходил с ума от остроты ощущений, но их недостаточности для оргазма. Влажной ладонью Мидория мягко обхватил член, равномерно распределил смазку по всей длине и тут же ослабил хватку, надрачивая едва ощутимо. Хлюпающие звуки возбуждали сильнее, дыхание Бакуго стало неровным, более частым и неглубоким, а мышцы его пресса сокращались, выдавая напряжение. Слишком медленно. Слишком мало. Мидория сжал член сильнее, начал двигать рукой резче, быстрее, с ухмылкой наблюдая, как Бакуго всеми силами удерживает себя на месте, чтоб не проиграть, не податься навстречу влажным пальцам. На его щеках выступил румянец, а глаза заволокло мутной пеленой возбуждения. Ещё немного – и Бакуго отпустит на волю свои желания, плюнет на то, что это «проигрыш». Ещё немного, всего несколько минут – и Мидория сможет сполна насладиться мнимой победой, но сейчас он вкруговую обводил ладонью головку, дразнил большим пальцем уздечку и быстро-быстро надрачивал горячий член. Бакуго дёрнул бедром, чуть отставляя его в сторону, напряг руки, отчего раздался тихий стук наручников о прочное дерево изголовья кровати. Мидория, заметив это движение, ухмыльнулся и на пару секунд убрал руку, затем провёл влажными пальцами по мошонке вверх и вновь обхватил пальцами головку. Происходящее ему нравилось до разноцветных искр перед глазами, он сжал в кулаке собственное возбуждение и тихо застонал. О себе пока что придётся забыть, чтоб получить удовольствие более ценное, чем простая разрядка. Бакуго запрокинул голову, и с его губ сорвался первый тихий стон, по щеке потекла слюна, напряжённые бёдра бесстыдно разъехались в стороны, давая Мидории больший доступ. Хриплое частое дыхание Бакуго становилось всё более поверхностным, он толкался вверх, навстречу пальцам, всеми силами пытаясь достичь разрядки. Но Мидория с тихим смешком выпустил из руки его член, напоследок коснувшись губами головки. Бакуго разочарованно застонал, отпустив сквозь сжатые зубы несколько проклятий и угроз. Прошла, казалось, целая вечность до того момента, как Мидория снова сжал в ладони чужое возбуждение, сразу взяв быстрый темп. Бакуго показалось на мгновение, что он сейчас просто сойдёт с ума. Всё тело было будто объято пламенем, внутренности горели и плавились от возбуждения, бегущего по венам вместе с раскалённой до температуры кипения кровью. Из пересохшего горла Бакуго рвались стоны вперемешку с рычанием, он лихорадочно метался по кровати, мучимый нежной рукой, не в силах достичь оргазма – внимательно следящий за ним Мидория каждый раз убирал руку за долю секунды, за полшага до разрядки, и выжидал, когда острая чувствительность немного притупится. Головка члена Бакуго была уже бордовой от прилившей крови, но Мидория продолжал раз за разом останавливаться, не давая желанной разрядки. – Чёртов Деку! – громкий рык мог бы напугать кого угодно, но Мидория ухмыльнулся – даже сейчас Бакуго не просит, он проклинает, злится, сгорает от возбуждения и прячет шалый взгляд в изгибе плеча, но не просит. Никогда не попросит. Именно эта черта его характера нравится Мидории больше всего. Бакуго выгнулся, резко хватая ртом раскалённый воздух, когда Мидория с силой сжал в пальцах истекающий беловатой смазкой член, и начал теребить скользкую головку. В это раз Мидория не отдёрнул руку, продолжив оглаживать и надрачивать. Оргазм накрыл Бакуго с головой, он будто сорвался в пропасть, на секунду полностью оглушённый удовольствием. Горячая волна прошлась по всему телу, заставляя каждую мышцу напряжённо и судорожно сокращаться. Хриплый вскрик вырвался из груди Бакуго, в ту же секунду запачкавшего белёсой спермой свой живот. Цветное марево перед глазами переливалось всеми оттенками алого. Мидория наклонился вперёд, руками размазывая белые потёки по коже и ощущая крупную дрожь чужого тела. Игра была окончена. Мидория понимал – чем быстрее он освободит Бакуго – тем лучше будет для него самого. Тихий щелчок наручников заглушался шумным дыханием и биением крови в ушах. На свободных теперь запястьях Мидория с досадой увидел синяки. Кое-кто будет очень зол. Он не прогадал – едва ощутив свободу, Бакуго схватил Мидорию за талию и резко повалил на кровать, руками вжимая его в матрас. Красные глаза метали молнии, губы кривились в оскале. – Ты покойник, Деку! – с придыханием озвучил Бакуго. Мидория на это заявление лишь раздвинул ноги и запрокинул голову, принимая позу, которая всегда заводила Бакуго с пол-оборота. В изумрудных глазах мелькнул страх, который тут же сменился игривым блеском. – Конечно, Каччан.

***

Утро после таких ночных вакханалий никогда не нравилось Мидории. Бакуго не задерживался в его доме дольше необходимого – даже если очередное полнолуние выпадало на выходной день, Бакуго всегда рано вставал, доставал из шкафа свои запасные вещи и уходил, громко хлопнув дверью. У них были свободные отношения, и Мидорию всё устраивало. Каччан никогда не согласится принадлежать ему, не согласится быть зависимым. Но всё равно упрямец раз в месяц почти что неосознанно приходил в небольшую квартиру, проводил там ночь, выпуская взрывное возбуждение, и вновь уходил. Но Мидория точно знал – он обязательно вернётся. Вернётся, как и всегда, туда, где его по-настоящему ждали…