Игра

      Иссиня-черные волосы переливались под лунным светом, который так и норовил просочиться в окно, заполнив достаточно скромную, но уютную комнатушку своим сиянием, создавая впечатление скорее холодного и облачного дня, нежели глубокой ночи.       Ангела трепетно, с некой долей интереса, наблюдает за прекраснейшей обладательницей татуировки в виде паука на спине, и по совместительству — хладнокровной убийцей, с которой швейцарка делит свое ложе. Казалось бы, ничего занимательного в том, чтобы наблюдать за спящим человеком, нет.

Не в этом случае.

      Циглер отчаянно старалась запомнить каждую малейшую деталь происходящего, в попытках отыскать в снайпере ту, которой уже давно нет. Лишь ночью, после очередного визита француженки с всегда одинаковой целью, когда она сладко засыпала, Ангеле удавалось созерцать на первый взгляд совершенно невинное лицо дьявольски красивой женщины, которую она по неволе умудрилась полюбить. Искренне. Всем своим сердцем. Или тем, что от него осталось.       С Лакруа никогда не было просто — она была подобна дикому зверю, идущему на поводу лишь у собственных желаний и инстинктов. Она приходила тогда, когда ей этого хотелось. Она делала то, что ей хотелось. И брала то, что ей было нужно. Однако если раньше между хищницей и ее жертвой проскальзывала некая взаимность: чувства страсти и симпатии порой брали верх над, казалось бы, несломимой брюнеткой, вынуждая ее проявлять некоторые знаки того, чего ей так рьяно не хотелось показывать — заботы и.. любви? — то сейчас Циглер являлась лишь игрушкой в умелых лапах пантеры, действующей исключительно ради утешения своего эго. И только потому что так было у д о б н о. Удобно брать то, что она хочет, где хочет, и когда хочет. Зная, что противопоставить что-либо хотя бы самой себе, остановить очевидное самоуничтожение Циглер не в силах.       Глаза цвета чистого неба, глаза, некогда мерцающие от переполняющих их доброты, надежды и жажды помогать окружающим, сейчас наполнялись очередной горькой порцией слез, обжигающих щеки и заставляющих сердце сжиматься от глубокого отчаяния и беспросветной безысходности. Она тихо всхлипывает, в страхе разбудить виновницу происходящего. Ей меньше всего хотелось бы, чтобы сейчас ее оставили навсегда, наедине со своей ничтожностью. Она едва не забывает дышать, проводя тыльной стороной ладони по щекам, старательно смахивая последствия своей минуты слабости. Выжидает еще несколько мгновений, позволяя себе несколько больше, чем можно на самом деле — мягко обнять брюнетку, оставляя на лбу легкий поцелуй. Последний вопрос, которым задается Циглер, прежде чем погрузиться вслед за француженкой в мир Морфея : «Снится ли ей еще что-нибудь?»       Она знает, что утром в кровати останутся лишь воспоминания, в перемешку с эмоциями, которые нельзя описать словами. А вечером, возможно, бестия снова решит нанести свой визит. И Ангела продолжит тонуть в этой бездне.