Хунган

       Сначала всегда Легба.        Матушка Николаса Дж. Фьюри почила полтора десятка лет назад, а ее слова все еще звучали у него в голове. Как наяву он чувствовал запах ароматических палочек, купленных за сорок центов в магазинчике через дорогу, тошнотворно сладковатые ароматы подгнивающих на блюде фруктов, сливочно-белые косточки мышиных черепов и черепаховые браслеты на жилистых матушкиных руках.        Сначала всегда Легба. Хорошо попроси его, и он откроет ворота Ле Гвинеи, позволит тебе обратиться к другим лоа. А лоа всегда тебе помогут — нужно только выказать им достаточное уважение по всем правилам.        Теперь, когда ЩИТ рухнул, когда все так переменилось, когда крохотная Ваканда вышла на политическую арену — и оказалась богатейшей и опаснейшей… теперь Ник в Новом Орлеане. Впервые за последние десять лет он стоит у могилы матери.        Маленькое кладбище за городом, строгие католические кресты. За могилой следят. Совсем не удивительно.        Ник Фьюри знает, что молодой король Ваканды собирается с ним связаться. Не только потому, что Ник — бывший (и ныне единственный живой) глава ЩИТа.        Мысли путаются, от запаха увядающих роз слегка мутится в голове. Матушка обожала розы, всегда носила их в волосах. Розы и пряности приносили ей благодарные просители, розы и пряности и белых петухов, которых она резала в комнате с задернутыми бархатными шторами.        После ее смерти тот дом опустел. Полиция так и не решилась его обыскать, хотя Ник не собирался им препятствовать.        Оказывается, за десять лет можно здорово отвыкнуть от влажного тропического воздуха, пропитанного болотным душком. Новый Орлеан — большой сияющий город. Однако в его подворотнях, на его окраинах все еще ютятся лавчонки и притоны, где за пятьдесят долларов вам соберут гри-гри с лавандой и косточками сороки, а за двести — сошьют на скорую руку куклу из волос и холстины и дадут в комплект иголку из зуба тропической змеи, украшенную резьбой и розовым кварцем…        Король Ваканды умен, король Ваканды поднял старые файлы и правильно оценил «смерть» Николаса Дж. Фьюри.        Над кладбищем заходит в красноватой дымке бархатное тропическое солнце. На болотах сейчас собирается туман, бордовые жабы раздуваются от собственной важности и низко квакают в темных камышах. Мальчишкой Ник собирал их, нанизывал на прутики и относил матушке, а она смеялась, и ожерелья из жемчуга и монет звенели на ее эбеновой шее.        Матушку уважали в городе, а с маленьким Ником никто не хотел играть.        — Иди-ка, — говорили ему другие мальчишки хмуро, отводя глаза. — Иди-ка ты подальше, а то мало ли. Еще нос расквасишь, а тетка Лотт превратит нас в зомби!        На самом деле, матушка вовсе не любила зомби. Она говорила с разными лоа, но, в пику традициям, старалась не пересекаться с Бароном Самди и десятой дорогой обходила ночами большие городские перекрестки.        Но крест на ее надгробии все равно начертили гаитянский.        Ваканда — забавная страна. Люди там верят в вибраниум, в Черную Пантеру, в богов-животных. Сами они не знают, во что верят. Думают, они умеют обращаться с традициями как подобает.        Они в своей изоляции позабыли, что истинная вера расцвела здесь, в Америке, под палящим солнцем рабских плантаций, на черных душных болотах.        Теперь молодой король Ваканды хочет узнать. Он умный малый, этот король Т’Чалла, умный и острословый. Николас Фьюри отошел от дел ЩИТа, Николас Фьюри выжил после покушения.        «Но как это возможно?» — спросила однажды Наташа. Все прочие, Ник точно знал, сполна разделяют ее любопытство.        Король Ваканды догадывается, как, он же вправду умный малый. Вот только Николас Дж. Фьюри не готов ему рассказать.        Еще десять лет назад он не думал, что вновь окажется здесь, в этом городе, у этой могилы с крестом-перекрестком, что будет дышать ароматом роз и смотреть на багровые полосы орлеанского заката.        Он дослужился до невероятных высот, хотя многие недоумевали, как — так запросто, так стремительно.        Он позволил себе обмануться и поплатился. Так капитально поплатился, что пришлось поворошить прошлое горящей головней.        Ему повезло, что матушка давным-давно приучила его не выходить из дому без пузырька смешанной с ромом петушиной крови, надежно зашитого в подкладку плаща.        Первый — Папа Легба, Привратник, старик с коварной улыбкой.        Потом…        Ник Фьюри медленно раскуривает крепкую кубинскую сигару, самую лучшую, стоимостью в половину хорошего автомобиля. Во фляжке на поясе у Ника Фьюри — ром со жгучим черным перцем, в кармане — гри-гри с пряной мятой и пястными косточками кого-то давно почившего.        У всего есть своя цена. Молодому королю Ваканды следовало бы знать это. Откуда он вообще узнал, где скрывается Ник?        Наташа, небось, подсуетилась.        Наташа тоже очень умная девочка. Наташа понимает: с такими ранами, какие перенес Фьюри — не живут. Наташа не купилась на рассказы об искусственном замедлении пульса, не из того она теста.        Это и правда очень забавно. Ник в юности крепко ругался с матушкой, отчаянно не желая принимать сан хунгана. Можно сказать, он всего добился в пику ей, назло ей, насмешливой белозубой старой женщине в широком темном платке.        И вот теперь… королева мертва пятнадцать лет, он стоит на ее могиле, и королева была права.        Король Ваканды так хочет узнать правила, что ж, пускай узнает.        С ранами как у Николаса Дж. Фьюри выжить невозможно.        Сначала всегда Легба. Поднеси ему фрукты и кровь только что зарезанного белого петуха, зажги ему благовония и поцелуй край его мантии — и он пустить тебя в Ле Гвинею, где ты сможешь поговорить.        Чего ты хочешь, мальчик, сын мамбо Лотт? Не ищешь легкой смерти, ищешь наглой жизни?        Вот тебе табак, вот тебе ром и жгучий черный перец, смешай их в блестящей медной чашке, иди и поклонись перекрестку, а потом, когда будет времечко, придешь на могилу матери, подышишь закатом и духом увядающих роз.        Не хочешь умирать, боишься в смерти оставить дело всей жизни на потеху врагу — не умирай. Сделай все по правилам. Не умирай, Николас Дж. Фьюри, не умирай, а молись Барону Субботе.        Поднеси ему рому с перцем, поднеси ему сигар и фруктов, теплой крови своей ему поднеси, и он придет.        Он всегда откликается, он внимательно выслушает, учтиво придерживая свой цилиндр.        Он не откажет.        Что до цены… кто ее знает, эту цену?