(Не)люди

Его зовут Финниан, он самый сильный и самый быстрый из людей, никто не сможет догнать и остановить его, и ему можно доверить самое ценное. Ему можно доверить молодого господина Фантомхайва, пока Себастьяна нет рядом. Финни мчится по лесу с Сиэлем на руках и старается не думать о том, кто бежит за ним следом. Если бы только поблизости был Себастьян… Но его нет — как странно, почему он оставил Сиэля, разве сейчас есть что-то важнее? Себастьян бы расправился со всеми врагами в считаные мгновения, но Финни, хоть и очень силён, но силён недостаточно, к тому же, он не любит и не умеет драться, зато он умеет очень быстро бегать, и вес Сиэля для него почти не ощутим, он меньше случайной пушинки. — Пожалуйста, пригните голову, — торопливо говорит Финни, замечая, что Сиэль пытается выглянуть из-за его плеча. — Где Себастьян?.. — спрашивает Сиэль растерянно, почти сонно. — Я отнесу вас к нему. А пока доверьтесь мне. Я вас защищу. — На самом деле, Финни понятия не имеет, где искать Себастьяна, но сейчас нет времени размышлять, нужно бежать прочь, в безопасность, и он бежит. И, конечно, он не завидует Себастьяну за то, что Сиэль зовёт его так упорно; Финни никогда не завидует, особенно тем, кому он благодарен до конца жизни. Ему нечего завидовать — он Финниан, нечеловечески быстрый, нечеловечески сильный. Очень по-человечески преданный. Его ноги движутся быстрее, чем можно разглядеть, сменяют друг друга без заминки, пока одна не подгибается самым предательским образом. Финни не сразу понимает, что случилось: он не споткнулся и не поскользнулся; и ему некогда понимать. Он вскакивает и бежит ещё быстрее прежнего, и нога подчиняется неохотно, онемевшая, как после удара. Он всё-таки не удерживается и оборачивается: позади кровавые следы, и его ноге вдруг становится горячо, и в его штанах прореха чуть повыше колена, и всё наконец-то становится на свои места, и с опозданием приходит боль. — Ты уже достаточно оторвался, — спустя самые долгие минуты в его жизни говорит Сиэль, который, конечно же, всё заметил. — Остановись ненадолго, перевяжи рану. — Не могу, — мотает головой Финни, и Сиэль больше не вмешивается: этот побег — не его ответственность, он лишь драгоценная ноша. Финни думает о том, как они спасутся, и всё будет хорошо: благополучием Сиэля займётся Себастьян, а сам он, пожалуй, отдохнёт немного, может быть, целую неделю не будет заниматься садом, может быть, даже не будет ходить денёк-другой, но всё это будет потом. У самого сильного и быстрого есть свои обязательства, вот только он больше не самый сильный и самый быстрый; он не летит, а плетётся едва-едва и больше не может контролировать своё тело. Раньше он всё ломал, едва прикасаясь пальцем, а теперь не может заставить свои мускулы служить хотя бы с долей прежней мощи. Рядом мелькает смутная чёрная тень, и Финни успевает подумать, что бежал слишком медленно, и их настигли. Но это не преследователи. Это… — Себастьян!.. — восклицает Сиэль, и Финни передаёт своего господина в руки дворецкого. — Финни! Себастьян, поставь меня на землю, я не ребёнок. Лучше помоги ему. Каким-то непостижимым образом Себастьян умудряется одновременно удерживать Сиэля и перевязывать Финни. Каким-то непостижимым образом Себастьян умудрился возникнуть словно из неоткуда и разметать всех противников без особых усилий — как и предсказывал Финни. Иногда Финни кажется, что Себастьян — и не человек вовсе. Финни самый быстрый и сильный из людей, а Себастьян всё равно быстрее и сильнее; это ему, только ему одному можно доверить защиту молодого господина. Себастьян ловко затягивает жгут посередине его бедра, и Финни чувствует боль в полной мере, и ему так больно, так больно, что слёзы выступают на глазах — но это ещё и слёзы облегчения оттого, что всё закончилось так хорошо, насколько было возможно, за исключением одной-единственной ерундовой раны. — Спасибо, — говорит Сиэль, и обращается он не к Сабастьяну, а к нему, Финни, и Финни улыбается изо всех сил. Да, Себастьян, способный совершить невозможное в самый последний миг, определённо не человек — правда ли это? Но Финни не собирается совать нос в чужие дела, а что касается его самого — пусть он самый быстрый, самый сильный человек, но человек тем не менее; наверное, только люди могут испытывать одновременно такую боль и такую радость.