Дракон, вернись домой

      Джим лежит на пыльном полу чужого дома и медленно курит. Белая пыль штукатурки опадает ему на лицо, ложится вычурно-мертвым театральным гримом, превращая лицо в гипсовую венецианскую маску. С пустыми глазами. Джим не замечает этого, он чувствует только, как дьявольски горячий пепел украдкой жалит щеки и шею. Курить лежа — дурная затея, полная дешевого сериального драматизма. Но Джим делает так не из позерства. В его закаленном битвами теле не осталось сил даже чтобы просто сидеть, а курить-то хочется. Даже больше чем просто дышать.       Джим курит только в этом заброшенном, мертво-уютном доме, и весь пол здесь оплеван сигаретными окурками. Первое время привыкший к порядку и аккуратности Джим заметал позорные следы своего пребывания и травился табаком исключительно в туалете. Теперь же ему наплевать, если пепел прожжет старый узорчатый ковер до рванных черных дыр. Этот дом брошен, сюда больше никто не придет. Никто не включит свет, потому что Джим предпочитает сизый мрак, черно-оранжевый огонек сигареты и редкие желтые отблески проезжающих машин. А ведь тот, кто жил в этом доме, вопреки своей проклятой сущности, любил свет. Впрочем, и повелителя демонов звали Люцифером.       Джим никогда не принадлежал этому дому, но он чувствует странную связь между ними. Они оба были некогда любимы, о них заботились, беспокоились об их внутреннем мире, обустраивали его со вкусом и расчетом, а потом одним днем их обоих оставили, как нечто ненужное, отслужившее. Все это сделал один не-человек. Бог или черт его знает, жив ли он ещё и где его носит вот уже как пять лет. И почему он не вернулся, после того как Джим ради него нарушил свою величайшую клятву — спасти всех похищенных детей из Темных земель. Старый идиот, знал бы он, как тяжело было объяснять полоумным шумным гоблинам, что вот этого ребенка нужно спрятать подальше и продолжать заботится о нем. Чтобы тот, кто украл его лицо и судьбу, продолжал ходить под солнцем.       Джим — герой, давший сбежать дракону. Потому что бывают такие двуликие герои, которые прощают драконам все их смертельные грехи, отбрасывают меч в сторону и помогают тому, кто миг назад был врагом, подняться с колен. А в благодарность они получают полный печальной нежности взгляд, бирюзовый всплох магии и пятилетнюю мертвую тишину.       Эй, дракон, какого черта ты улетел навсегда? Хоть письмо бы прислал, дьявол тебя дери.       Но нет никаких писем, вестей, едва правдивых слухов, нет вообще ничего, будто тот, кто должен был вернуться, вдруг исчез из двумирья, рассыпался серой каменной пылью без шанса на воскрешение. И страшнее всего, что это «будто» может оказаться бескомпромиссной правдой. У него было столько врагов и вообще не было друзей, он привык ходить один, не доверяя никому своих страхов. Он силен, но сила расчетливого разума в нем преобладала над физической. Его могли поймать и безжалостно линчевать на потеху пестрой громкоголосой тролличьей толпе.       От этих мыслей по горлу растекается ядовитая горечь. И сглотнуть её больнее, чем проглотить отточенный до блеска нож.       Джим лежит на полу никому не нужного дома и не может понять, в какой миг отвращение в нем сменилось вожделением. Вожделение. Ужасно опошленное вычурное слово, но Джим действительно страстно желает новой встречи с тем, кто покинул этот дом. Он не знает, что будет говорить, если встреча по воле неправдоподбно приторно-сказочного случая всё-таки произойдет. Он не знает даже, зачем в принципе хочет вернуть Стриклера в свою жизнь. Будто без этого перевертыша, загнанной мышью мечущегося между добром и злом, у него проблем не хватает.       Это что-то не поддающееся разуму, но чувствами диктуемое как жизненно необходимое.       Джим лежит в доме Уолтера Стриклера и уже пятый год ждет его возвращения.