Рокэ и детский сад

      Рокэ сидел привязанный к стулу и терпеливо считал про себя. Он остановился на цифре пять тысяч триста пятьдесят два, когда назвавший себя судьей — Альдо чуть не свалился со своего стула, непонятно какими силами установленного на воспитательском столе. С одной стороны Алва был бы не против такого расклада, мальчишка явно напрашивался на хорошую оплеуху или в угол до конца дня, но с другой стороны потом посыплются жалобы со стороны родителей и тогда Дорак его точно со свету сживет.       Рокэ пожалел, что не может заткнуть уши, от криков русоволосого мальчишки уже начинала болеть голова, да и счет грозил сбиться. А ведь этот сероглазый — как же его зовут? — по началу даже показался милым, сидел себе тихонько в уголочке и играл с пластмассовым мечом, бормотал что-то себе под нос. Но теперь этот, казалось бы, скромный мальчишка носился перед импровизированным помостом судьи и кричал обвинения в сторону его воспитательской персоны. Остальная группа шумела где-то за спиной, надо полагать изображала скамью присяжных.       В воцарившейся тишине послышался громкий и обреченный вздох Робера, который посмотрел на наручные часы, мысленно посчитал сколько еще будет длиться местный закат, оперся на левую руку щекой и снова вздохнул. Алва мысленно посочувствовал бедняге, над головой которого новоявленный «вершитель судеб» пытался что-то говорить и творить.       Игрушечный меч взмыл ввысь, склеенная вчера на трудах косенькая корона честно держалась на кудрях блондина.       — Я, Альдо Ракан Первый, осуждаю Рокэ Алву за то, что он запер меня вчера в спальне!       Пять тысяч четыреста. Сколько раз этой малышне повторять, что фамилия Алва не склоняется. Ах да, запер, за дело же запер, нечего было у девочек бусы отнимать и на себя навешивать, а то потом окажется, что Рокэ лично приложил руку к воспитанию этого гайифского петуха, не хватало еще такого счастья.       Сквозь рифленое стекло двери можно было увидеть, как по коридору прошла фигурка в сером платье. О нет! НЕТ! Только не Катарина, безумно влюбленная в Рокэ глубоко несчастная в браке, воспитательница старшей группы. Она всегда оказывалась в ненужное время в ненужном месте, вот как сейчас. Пять тысяч четыреста тридцать восемь… Дверь с грохотом отлетает к стене. С героическим криком: «Я спасу вас, Рокэ, любовь моя!», — Катарина упала перед ним на колени и принялась развязывать нелепые детские узлы, сковывающие ноги. Разумеется, детям такое самоуправство не понравилось.       — Сговорщики! — заорал Альдо со своего пьедестала, в очередной раз чудом не приземлившись на голову Роберу. — Взять их!       Притихший было за спиной выводок только этого и ждал. Катарину тут же рядом повалили на пол под ее истошные вопли. Пять тысяч четыреста сорок четыре. Пять тысяч четыреста сорок пять. Пять тысяч… Все таки сбился, Карьяра! Один, два, три, четыре…       Тихий час подходил к концу, летнее солнышко ускользало все дальше на запад. В уголке комнаты, около открытого настежь окна звонко хлопнули книгой.       — Моя практика на сегодня закончилась, — ровным и совершенно спокойным голосом произнес Валентин и, отложив труд Павсания по воспитанию детей на стол, молча удалился из комнаты.