no escape

треск. так, не иначе, лишь так можно описать то, что он сейчас чувствует. треск, по швам, расход стежков, хруст рвущейся бумаги, шелест скользящих кусков ткани. питер трещит. и он трещит, и голова трещит, и реальность рядом — трещит, разрывается, обрывается на каждом втором неровном стежке. он слишком неловок, чтобы держать иголку в пальцах — она выпадает, скользит в потных пальцах, не хочет проталкиваться в остатки полотенца, что он разрезал для маски. полотенца, твою мать, питер, это хуже, чем собственноручно собранный из мусора компьютер. реальность вокруг себя он шьёт точно так же — неумело, неловко, трясущимися от волнения руками: смотрите, я делаю! в реальность вшивается куча деталек — крошечных, незначительных, неровных по краям, друг без друга — не таких уж и огромных. учёба, учёба, дополнительные занятия, стажировка, подработка, права, геройство, поступление, тётя мэй простудилась, не забудь забежать в аптеку, доклад для поступления, вчера ребёнок чуть не упал под поезд в метро, питер справляется с этим. не спит, правда, почти, шьёт и шьёт и шьёт, как растягивает паутину в бесконечность сложностью. вместо ниток — уставшая юность, вместо пластырей на пальцы — мозоли под вебшутерами, вместо лоскутов — тони старк. тони старк связывает всё это воедино, как клей, как стальные нити, как деревянные прищепки, сделанные на совесть. у питера на совесть почти не остаётся времени, и он нагло пользуется этим. связками, твёрдыми стяжками. костюм у него теперь стягивающий. обтягивающий. иногда ему кажется, что в нём невозможно дышать — но дышать невозможно вне него, питер вшивается в него, как тони старк в его жизнь. — мы теперь неделимы, или типа того, — да, тони, типа того. он отбирает собой у паркера всё — от уставшей юности на задворках семнадцати до будущего, еле дышащего. — ты теперь можешь не бояться насчёт завтра, я всё устрою, — говорит тот с нередким для него довольством. питер не хочет, чтобы за него всё устраивали. питер хочет быть значимым, быть взрослым, чтобы что-то уметь — но без понятия, как записаться на приём к стоматологу. питер — оголённые провода. тони разбирается в проводах, тони любит всё, где есть они, и любит их — и паркера тоже, самый важный из всех проводов. именно поэтому в старк индастриз уже несколько месяцев мёртвая душа — всего лишь одна, пеппер закрывает на неё глаза, — местечко для питера. и машина новая в их гараже — потому что тони знает, что паркер сдаст на права через несколько недель. у питера уставшая юность в семнадцать, старк же повязан будущим — будущее постоянно просит быть увиденным, просит заметить, и тони замечает, смотрит, изучает, присматривается. его, как проводами, опутывает это — он заложник будущего, его настоящего не существует. он никогда не вспоминает о прошлом — у него нет такой функции. именно поэтому у паркера есть будущее. именно поэтому старк дарит ему будущее — чтобы тот смог поладить с настоящим. — счастье никогда не будет в моде, — как-то говорит тони. — все вокруг страдают, мы можем лишь отвлечься от этого, — и возвращается к проводам. питер тоже провод, вернись к нему, тони, займись им, пока не рвануло, пока не выяснилось, что провод торчит из ядерной бомбы, что отсчёт уже пошёл, что слишком поздно. — я не страдаю, — отнекивается питер. — правда ли? питер молчит. уже не уверен. даже тони старк страдает, кто такой питер? оголённый провод, уставшая юность, выжженная прерия, парень с будущим от человека, который его творит. — не творю, — говорит тони. — вижу и делаю так, чтобы все картинки сошлись в одну. питер думает — в одну. в одну. все картинки сошлись в одну. он шьёт свою реальность, как учит тони — миллионы картинок-деталек в одну. всё, что у него получается — покорёженная личность. ну, упс. и треск. совсем не близкий к упс, громче и рванее по краям. — нарисовать человека не так просто. нарисовать человека-паука ещё сложнее, — тони не знает, как ещё объяснить. питер паркер существует — со своей историей, своей реальностью, чужими руками построенным будущим. то, что он пытается сшить — не больше, чем побег от настоящего. в будущее. куда всегда бежал тони. где тони прятал всех, кто ему дорог, кому нельзя умирать слишком рано, кого слишком страшно без страховочных тросов пускать бегать по настоящему. питер бежит — напрямик, через стены, прямо в свои восемнадцать, в будущее. — я не рисую себя, — с возмущением говорит питер. — ты пытаешься, и у тебя не выходит. у него не выходит. питер признаёт — не выходит, но признаёт ли он тогда, что пытается рисовать? словно пытается создать другого человека, лучшего, чем он сейчас. — лучше уже не получится, — без сожаления говорит тони. треск. — ты уже лучший, питер. питер не лучший. питер не соглашается, питер сломанный с уставшей юностью в восемнадцать, с продуманным будущим, с крошащимся настоящим. — это потому что вы смотрите на того меня, что ещё не родился, — с горечью говорит он. тони тогда понятливо хмыкает. не убеждает в ином. — говорят, что гений заключается в том, чтобы наслаждаться процессом подхода к великому. питер лишь непонятливо хмурится. какая прелесть в том, что сейчас он — не лучший? — нельзя сразу прийти к концу. — почему? — питер верит каждому его слову. тони старк почти дошёл — до того будущего, что строил себе. — конец не всегда начало. питер не понимает — непонятливо хмурится, и уставшая юность просто вздыхает. тони старк позволяет себе улыбку — вымученную, надорванную. треск. тони трещит. по швам, рвётся с мясом, — в этом с паркером они похожи.