Счастливая жизнь

      Прошло три года с того момента, как врач в белом халате, предвкушая проблемы от пациентки, отворил дверь в комнату Рейчел и не обнаружил ее там. Три года, чтобы заставить поверить всех вокруг, что сбежавший маньяк Айзек Фостер и пропажа этой ненормальной Рейчел Гарднер — всего лишь обычное совпадение. Им потребовались большие деньги, которые директор больницы лично отсчитывал полиции и другим очень важным людям, чтобы замять это дело и списать ее побег на суицид. Подставное тело легко найти, когда у тебя полно в палатах сумасшедших, желающих выпрыгнуть в окно. На коротком «Договорились» были закрыты все дела и забыты все люди, которые вспоминались при именах Айзек и Рейчел. Они бежали долго. Голубая луна необычайно ярко освещала им путь. На улице было сыро и очень ветрено. Ветер касался обнаженных ступней ног девушки и развевал подол ее легкой больничной сорочки, которая еле-еле прикрывала молодое тело. Царапая ноги об камни, ветки и побитые бутылки, она вместе с убийцей бежала так быстро, как только могла. Порезы на всем теле успели зажить, но ту ночь никто из них никогда не выкинет из памяти.       Они остановились в заброшенном домике на окраине забытой людьми деревушки. В ушах раздавался противный мышиный писк, стены были плотно укутаны мхом, а при входе в нос ударял запах мокрого дерева. Фостер никогда не жил в теплых местах, которые люди называли домом, даже его этаж походил на грязные улочки в давно забытом всеми городе. Зато Айзек, как казалось ему, был хорошо знаком с жизнью, людьми и умел выживать любыми способами. Рей мрачно смотрела на их новое жилище, но продолжала себя уверять, что лучше такая жизнь, чем белые стены ее палаты. В отличие от Рейчел, Зак цеплялся за жизнь.       Их обещание так и не исполнилось, и девушка до сих пор продолжала жить. Айзек оставлял малую надежду на то, что после психушки она оправилась и перестала нести херню про смерть, но каждый раз, когда он заглядывал хотя бы на секунду в ее мертвенно-голубые глаза, в них читалось одно: «Прошу, убей меня» Зак лишь чертыхался про себя, судорожно брал стоящую в углу косу и чистил ее от невидимых капель крови, стараясь больше не встречаться с ней взглядом. Он прекрасно понимал, что не сможет ее просто так убить.       Денег стало не хватать даже на самый дешевый хлеб. Рейчел отнекивалась, когда Фостер спрашивал, хочет ли она есть, но ее исхудалое тело и лихорадочно дрожащие руки, которые девушка прятала за спину, говорили сами за себя. Неудивительно, такой образ жизни убивал даже самого Зака. Тогда он принял нелегкое решение зарабатывать, чтобы добыть хоть какую-то еду. Всех жителей деревни не ограбишь да и сильного желания вернуться в тюрьму не было. Зак, натягивая капюшон так, чтобы не было видно лица, отправился работать лесником в ближайший лес за деревушкой. Там его приняли без лишних вопросов и пообещали за хорошую работу неплохую плату.       Тот человек солгал. Сколько бы Зак не пахал и не колотил топором по дереву, денег намного больше не стало. Но и этого хватало, чтобы он поздно вечером, шатаясь на ватных ногах от усталости, заходил к ней в комнату и отдавал ей в руки лапшу быстрого приготовления. Сам Айзек где-то внутри себя осознавал, что девочка не должна так питаться, и лучше бы она осталась в больнице, в которой безопасно, тепло и нормально кормят, но Рейчел не жаловалась и молча принимала от него пищу. Это оставляло скромную надежду на счастливое существование. Довольный Зак уходил в свою комнату, громко хлопая дверью. Сейчас он будет наматывать на обожженное тело бинты, которые выстирала для него Рейчел. До ужина он успеет отдохнуть. Так проходила их жизнь в молчании и коротких пустых переглядках.       Рейчел, опираясь на посеревшую крышку от унитаза, тяжело дышала. Очередной рвотный рефлекс, который заставлял вставать ее каждое утро и устраивать пробежки до маленькой комнатки на улице. — Выглядишь помятой, — объявил ей как-то раз Зак, но Рей списала все на болезнь из-за плохой погоды. С каждым днем ее состояние ухудшалось. Рвало все чаще, голова кружилась, и ноги постоянно подкашивались. Рей не спала уже много дней, и на ее лице появились синеватые впадины под глазами, а сам белок приобрел розоватый оттенок. Парень, глядя на нее каждое утро, стыдливо отводил глаза и натягивал капюшон до самого носа. В этот вечер он вернулся домой раньше и оставил у порога ее комнаты упаковку с тестом на беременность, но Гарднер все было и так понятно: косые взгляды Айзека, задержка и постепенно раздувающийся, как воздушный шар, живот.       Рей помнит, как мать, фальшиво улыбаясь, рассказывала ей, с каким нетерпением они ждали ее — эту чудную малышку со светлыми локонами и голубыми, как безоблачные небеса, глазами. Рей помнит, как мама показывала фотографии из старого семейного альбома, где они счастливые с ее отцом стоят около кроватки, в которой она спит. Такие радостные: мать стоит с цветами и улыбается, отец обнимает ее. Над фотографией позже надписали корявым детским почерком: «Самая счастливая семья» Рей так же никогда не забудет, что ее семья мертва из-за нее из-за любви.       — Я в порядке, — приглушенно кашляя в кулак, отвечает Рей, глядя, как Зак, оперевшись на дверь, смотрит на ее босые ноги, поджатые к груди. — Умойся, — кидает Айзек, разворачивается и шагает прямо к выходу, — Я на работу. Гарднер лишь кивает и тяжело опускается на холодный пол, хватаясь руками за свою сорочку. Денег до сих пор не было ни на ремонт жилья, ни на нормальную еду, а тут еще появится ребенок. Помещение плывет из-за накативших на глаза слез, но ни одна из них не падает на побитый кафель. Рей ладонью размазывает их по лицу и кричит так громко, как только может: — Я ненавижу тебя, Айзек. Входная дверь издает хлопок. Вечером они сидели у камина около тускло поблескивающего огня, и Фостер обещал и клялся ей, что все наладится и будет хорошо. Он проводил руками по ее голове, целовал щеки и шептал ей эти слова на ухо, а потом ее, наконец-то, охватил сон. И Рейчел верила, потому что Зак не может солгать.       Ее восхитительное молодое тело плыло в лунном свете, прямо как тогда, когда Зак, взяв ее за талию, выкрал из белых стен психиатрической больницы. Рей была обнажена больше, чем парень когда-либо мог себе представить. Изящность линий и немного дрожащие от холода плечи заставляли Зака дышать чаще. Это чувство напоминало ему то, которое он получал, когда крошил человеческие тела на куски. Если бы он был молод, то он определенно назвал бы это любовью. Кровать была только в комнате Рейчел, но желание охватывало, липло между ними и оседало где-то в области паха, и Фостер держался, черт возьми, правда, держался, но понимал — еще чуть-чуть и ему не потребуется ни кровать, ни простынь. Сейчас до бешеного стука в голове парень хотел обладать лишь одной вещью — Рейчел. И он не стал медлить. Айзек даже не снял одежду. Спешно кинув куда-то в угол комнаты свою толстовку, он с животным рыком накинулся на девушку и вдавил ее всем весом своего тела в деревянный пол. Гарднер стукнулась головой, но боль затмилась ощущением чужих губ на своей шее. Ледяные руки легли на грудь, которая почти умещалась в забинтованной ладони, а большие пальцы легко касались кофейно-молочных сосков, выделяющихся на ее матовой коже. Первый сдавленный стон слетел с губ Рей. Вяжущее желание избавляло и ее от остатков разума. Остро выпирающие ключицы были искусаны. На измученной дрожью коже девушки засосы расплывались алыми цветками камелии. Парню сносило башню только от того, что сейчас он сможет первым совершить это. На улице было морозно, но каждый из них задыхался от жара чужого тела. И Рейчел отдалась ему с таким бесстыдным желанием, которым могла обладать шестнадцатилетняя девушка. Он сделал это. Красное пятнышко потерянной девственности растеклось узорами по сорванной с кровати простыни. Девушка посапывала, когда рано утром Фостер, проведя рукой по ее разметавшимся на паркете волосам, чмокнул ее в лоб, оставляя лежать на полу одну, накрытой его толстовкой.       После этой ночи Гарднер еще долго не могла прямо смотреть в глаза Заку. Она избегала его, не подпускала к себе ближе, чем на метр, а на все его вопросы о самочувствии пищала что-то односложное. Вечером, когда Рей забывалась сном, парень осторожно, стараясь не выдавать свое присутствие, мазал настойкой из местных трав следы той ночи, которые еще долго не заживали и напоминали им двоим о содеянном. Айзек еще сам был молод и не осознавал, что он натворил.       Сидя вечером у горящего камина, блондинка поглаживала уже заметно округлившийся живот. Что-то внутри очень больно толкалось, упираясь в стенки живота своей маленькой ножкой. — Не работа, а пиздец, — из входной двери послышался хриплый голос Айзека, а вслед за ним шум от летящих на пол ботинок. — Привет, — с фальшивой теплотой произносит Рейчел, переводя взгляд на тлеющие огоньки в камине. Фостер подходит к ней на достаточно близкое расстояние, от чего девушка заметно напрягается, но старается не подавать виду. Айзек хочет спросить ее, все ли в порядке, но, остановившись в шаге от нее, он молча вытягивает руку так, насколько это возможно, чтобы дотянуться до ее светлой макушки и погладить ее шелковистые волосы. Парень ведет ладонь к ее лицу, но девушка резко отстраняется от него. Зак убирает руки обратно в карманы, стараясь больше не встречаться глазами с Рейчел. — Я постирала твои бинты, — как ни в чем не бывало, говорит блондинка. — А, спасибо, — говорит парень, стараясь как можно быстрее завершить этот с самого начала неудавшийся разговор, — Я это…тогда, наверное, пойду прогуляюсь. Получив слабый кивок от Рей, Фостер надевает на ноги сапоги и скоро выходит во двор. Прошло уже пять месяцев с того самого дня, но ничего лучше не стало. Догорала заря. На улице он пробыл до самой ночи, когда небо уже затянула кромешная тьма, а скромные огоньки соседних особняков стали расплываться на дороге светлыми пятнами. Дом был в ужасном состоянии: посуда, еда, вещи — все было разбросано по полу. Осколки от бутылок впивались в кожу ботинок, стол перекосило, а из-за поломанных табуреток невозможно было ступить и шагу дальше прихожей. Проходя мимо комнаты Рей, Айзек слышал частые всхлипы и тяжелое дыхание. Стук в голове и желание убить потихоньку возвращалось.       Время пролетало очень быстро. Зак уже давно понял, что все ее теплые речи, все движения и улыбки — все это ложь. И Фостер ненавидел себя за то, что также наигранно улыбается в ответ на ее фальшивую улыбку. Было очень тяжело перебороть это желание разорвать все на куски, смести остатки разума и прекратить этот незадававшийся спектакль. «За эту неделю пропали два человека из деревни»       — Сегодня он какой-то неспокойный, — тихо произносит блондинка, глядя на сидящего напротив нее Зака за столом. Словив на себе озадаченный взгляд парня, она осторожно взяла его забинтованную руку и аккуратно положила на свой живот. Почувствовав отцовскую ладонь, ребенок немного присмирел, и Гарднер облегченно выдохнула. — Рей, — вдруг тихо позвал ее парень, — Скажи, правильно ли я поступил? Рейчел смотрела сквозь Зака. Она точно не сможет ответить на этот вопрос. Ведь этот ребенок — остаток той похоти и боли, нанесенной ей в ту ночь. Этот ребенок то, что мешает ей умереть. В горле пересохло от недоверчивого взгляда Айзека. Наклонившись к его уху, она вкрадчиво шепчет, стараясь вложить, как можно больше правды в свой нежный голосок: — Конечно, я же люблю тебя, — лживое обещание проходит сквозь их горло и завязывается на сердце большим путаным узлом, — Разве этих слов недостаточно? — продолжает шептать она, склонив голову набок. Зака просто выворачивает от ее слов. Каждое ее движение губами отдается в ушах противным: «Это л о ж ь, Зак, я никогда тебя не любила». Стук в голове нарастает, смешивается со словами «убить», но ему так хотелось этой любви. Чтобы хоть кто-то раз произнес ему эти слова, приласкал и убрал это щемящее чувство одиночества внутри. Он, опьяненный ложью любовью, утешает себя тем, что ему показалось. Правда же показалось? — Я тоже, — говорит он, прижимая девушку к себе, чувствуя, как нитки вонзаются в его кожу, связывая их фальшью. Сегодня они ужинали вместе. Весь вечер парень поглаживал ее живот, руки и голову, стараясь вложить, как можно больше ласки, которой так не хватало ни ему, ни ей все эти годы.       Девочка родилась на неделю раньше срока. Бабки из деревни просто охали и восхищенно повторяли, глядя на очаровательное розовое личико ребенка, который так сильно походил на свою мать: «Боже, какой ангел!» «Словно с небес спустилась!» «Такая хорошенькая!» Рейчел появилась дома поздно ночью с младенцем на руках, Зак сидел на табуретке и чистил свою косу от крови. — Покажи, — глядя на вошедшую Рей, проговорил Айзек. Сняв с себя обувь, девушка подошла поближе и протянула ему маленький кулек с ребенком. Пухленькие чистые щечки, закрытые глазки и еле заметные бровки — девочка и правда выглядела так же, как и ее мать. — Миленькая, — сухо кинул Фостер, — На тебя похожа. — Можешь подержать. Гарднер улыбается и еле смеется, когда Айзек, откладывая косу в сторону, пытается взять ребенка на руки. От ругательств парня, девочка поднимает свои веки и с удивлением смотрит на парня, хлопая короткими ресницами. — Что за черт у нее с глазами? — спрашивает Айзек, поглядывая на девочку, у которой правый глаз был голубого цвета, а левый желтовато-коричневого, как у него самого. — У нее гетерохромия, — поясняет Рейчел, — Различаются цвета радужной оболочки. Зак продолжает всматриваться в лицо своей дочери, не понимая, как это глаза могут быть разного цвета. — Тебя этой медицинской хрени тот хрен с B5 научил? Рей кивает: — Дэнни был хорошим, даже если он притворялся, что обо мне заботился., — опуская взгляд, говорит она, — Хотя какая разница, он же мертв, — девушка резко поднимает с пола такой холодный взгляд на парня, что ему самому стало не по себе. Личико девочки с каждой секундой становилось все более розовым, и она начинает дергаться и всхлипывать. Блондинка торопливо, забирает ее из рук парня, шепча дочери успокаивающие слова. Хлопнула дверь в ее спальню, и послышался щелчок дверного замка. Зак дотронулся до своей ладони, на которой еще осталось тепло от чужого тела. Сейчас он снова один. Летом темнело поздно, поэтому Айзек стал больше пропадать на работе. Утром он приносил большие пакеты с едой, купленные на местном рынке, а вечером бездумно шатался по лесу, чиркая ножом по стволам деревьев, и пинал пустые бутылки, оставленные местными пьяницами. «В колодце был найден труп XX»       Девочка росла очень умной, но до жути худой и бледной. На выступающие ребра и впалый живот было тяжело смотреть. В старых ящичках на кухне было много еды быстрого приготовления, а на столе всегда лежала дешевая упаковка чая. Рейчел, а уж тем более Айзек, не умели готовить, но хорошо понимали, что любыми способами они будут жить. Кэти недавно исполнилось четыре года, и пора было задумываться об каком-то образовании. Зак лишь хмыкал, когда Рей начинала разговор об этом. — Я вот как-то прожил без твоей учебы и ничего, — зевая, сказал он, — Пустая трата времени и средств. Кэтрин сидела на полу и увлеченно листала какую-то детскую книжечку с картинками. Девочка увлеченно тыкала пальцем в нарисованных персонажей и восхищенно пищала. — Я разберусь, Зак, — говорит блондинка, обрывая очередной бессмысленный разговор.        — Здравствуйте, — сказала девушка, проходя в особняк, стоявший в центре этой деревушке, — Здесь кто-нибудь есть? — ее голос эхом разлетелся по большому помещению. — Приятно Вас видеть, Вы же Рейчел? — так же отозвался мужской голос сверху, — Поднимайтесь на второй этаж в мой кабинет. Девушка прошла по паркету до огромной лестницы, ведущей наверх. Здесь было невероятно красиво, и комнаты чем-то напоминали этаж B2, где также были витражные стекла, а вокруг витал аромат чего-то очень приятного и успокаивающего. Мужчина был не старым, но и молодым его назвать сложно. На нем сидел недавно выглаженный строгий костюм, а на его изящных руках блестело золотое кольцо с вставленным большим камнем. Поднявшись с кожаного кресла, он оценивающе посмотрел на Рей, а после подошел почти вплотную и произнес: — Я готов обучать вашу дочку, но, понимаете ли, не за просто так, — говорил мужчина. Когда он заглянул ей в глаза и сложил руки у нее на талии — все стало понятно без слов. Рейчел согласилась на эту цену.       — Я могу тебя проводить, если того пожелаешь, — мужчина стоял у окна, положив руки на подоконник, и курил сигарету. Рей сидела на краю кровати и натягивала на себя нижнее белье. — Это лишнее. — Как хочешь, — мужчина разводит руками, продолжая любоваться видом из окна, — Поговаривают, что в деревне люди пропадать стали. Есть подозрения, что… Дверь в спальне шумно хлопнула. Гарднер так и не дослушала, о чем говорил ее собеседник.       — Откуда деньги достала? — спросил как-то раз за ужином Зак, наматывая на палочки остатки лапши быстрого приготовления. — Заняла у соседки, — уклончиво ответила блондинка, стирая в раковине свой порванный за прошлый вечер бюстгальтер. Девочка и правда стала лучше учиться и с легкостью могла прочитать все книги, начиная с вырезок из старых газет отца.       — Какие интересные вырезки ты принесла, Кэти — произнес мужчина, рассматривая фотографии с трупами, — Такие старые. Это твой отец на них? — Кэтрин кивнула головкой. — Только не говорите папе, что я принесла все эти газеты сюда — он будет очень недоволен, если узнает, что я без разрешения их взяла, — пролепетала девочка, сжимаясь на стуле. — Конечно, я ни-че-го не скажу, — по слогам произнес мужчина и хитро улыбнулся, — Давай же приступим к занятиям. За три слова «У меня есть информация» ему хорошо заплатили.       Мужчина улыбнулся, смотря, как парень в толстовке перепрыгивает через заборы, скрываясь от пронзительно воющих звуков машин. Пересчитав деньги, он улыбнулся еще шире, обнажая зубы, в которых была зажата тлеющая сигарета. Приятно быть полезным обществу. На улице стоял холодный октябрь. Небо затянулось тонкой пеленой мрачных серовато-черных облаков, шел сильный дождь, прибивая пыль на дорогах. В такую погоду даже пьяницы не выходят на улицу. Веранды домов стояли в полном одиночестве. Слышались визгливые стоны ветра. Природа сама была готова стонать. Зак бежал так быстро, как только мог. В боку неприятно кололо, а мысли вертелись в голове с большой скоростью, заставляя стонать от этой каши в мозгу. Он не понимал, почему так. Почему именно сейчас. Стук в голове перерос в бешеный барабанный ритм, сливающийся с дождем.       Рей громко ахнула, увидев, что Кэтрин вытаскивает из рюкзака вырезки из тех самых газет. Тарелка полетела вниз и вдребезги разлетелась на две большие с неровными краями половинки. Девочка дернулась от неожиданности и пискнула, словно мышь: — Все в порядке, мама? — произнесла она, глядя, как ее мать впилась в нее безумным взглядом. — Откуда ты это взяла? — жутко произнесла Рейчел, — Кэтрин, солнышко, кому ты показывала эти газеты? Девочка застыла в шоке, мурашки усеяли ее оголенную кожу на плечах. Она еще была слишком маленькой, чтобы понять, что натворила, но ощущение чего-то очень ужасного не покидало ее. Кэти ничего не ответила. Рей, криво улыбнулась, увидев ее реакцию. Резкое ощущение смерти и свободы пронзило ее искалеченное существованием тело. Сейчас нитки на ее теле растягиваются, обнажая гной на теле. — Ты умная девочка, Кэти, — девушка шепчет ей над самым ухом, прижимая ее к себе, — Не волнуйся, папа разберется, — Гарднер произносит это совсем по-детски, перебирая тонкими пальцами светлые пряди волос своей дочери. Ее мать также говорила ей это, когда она закинула мячик на верхушку высокого дерева.        Зак видит газеты в руках Кэти и со скрипом сжимает зубы. Сейчас уже не важно, что она его дочь. — Отойди от нее, Рейчел, — крикнул Зак, поднимая остриё косы на горло Кэти, — Я убью ее, — говорит он, обнажая свое широкую и безумную улыбку. Рей послушно отходит, оставляя девочку молча дрожать в одиночестве. Ее больше не волнуют ее крики и здоровье. Сейчас уже ничего неважно. Голова девочки отлетела быстро, и тело с большим шлепком хлопнулось на пол. Рейчел стояла в сторонке и не поднимала взгляда от пола. С каждой секундой пятно крови становилось все больше, и вскоре она уже дошла до стола. С каждой капелькой крови, стекающей с косы Айзека, Гарднер ощущала на себе это пленительное чувство свободы, смешанное с запахом железа. — Ты ведь даже не любишь меня, Рейчел? — спрашивает Зак, глядя на девушку. Звук машин был все ближе и ближе. Сейчас они огибали последние дома Рей не понимает к чему говорит это Фостер, ведь все и так до чертиков ясно. Нитки натягиваются в струну, швы болезненно распускаются. Она качает головой. — Лгунья, — Айзеку смешно, ведь все так было очевидно, — Тебе лишь бы сдохнуть от моих рук. Узелки выходят из кожи с мясом. Лезвие косы касается горла. Рей стоит на месте и не двигается, наблюдая за тем, как неестественно быстро меняется выражение лица Фостера. — Ну, так умри, — шепчет он. Металлический лязг прошел через всю комнату. Нитки обрываются, и Фостер чувствует одновременно свободу и пустоту. Сирены выли под окнами. В этот день его наконец-то казнят. Сегодня он понял, что никакой счастливой жизни не бывает.