Отголоски

- Что у нее с лицом? Хищное лицо Ская вытягивается от удивления, стирая кривую, ехидную, всезнающую улыбку. - Зачем ей разбили губу? – уточняет дракон. – Ты сам сказал, что хочешь получить ее в жены. Есть не так много действительно хороших способов усмирить эльфийский норов. Деймос морщится. Зубастый дракон не понимает – он сам не понимает, и уж точно не собирается даже пытаться ему что-либо объяснять. Разодранная латной перчаткой губа здесь совершенно ни при чем. Что-то не так с ее лицом, ее походкой и ее платьем. Она не так – и не то – говорит. Там, в тронном зале, Деймос решил, что когда-то видел ее во сне – хрупкого призрака с копной густых волос и легкими пальцами. Но сходство теряется с каждой минутой, с каждой секундой. На этом лице не должно быть ненависти. На этом лице не должно быть отчаяния. Обвинять его, презирать, требовать призрак не должен. Этого он не видел и не помнит. Это раздражает его, терзает, мучает – испорченностью, неправильностью. Глупое наваждение. Маленькая эльфийская кукла, от которой толку – не более чем от прочих. Деймосу душно с ней. - Если ты не прекратишь колдовать – пожалеешь об этом. Пленница поднимает на него усталые глаза. - У меня нет отцовского дара. Она ему лжет – не может не лгать. Его не смущают чужие слезы. Его не жжет чужая ненависть – угольками, прижатыми к оголенной коже. Он не смотрит в чужие лица, не вспоминает призраков, не задыхается от вопиющей несправедливости, неправильности: когда он прикасался к той, другой, щеке, призрак улыбался и переплетал с ним длинные пальцы, а не кривился от отвращения. Деймос не чувствует ничего веками – и нынешняя боль приходится ему совсем не по вкусу. Алатиэль смотрит на него прямо и говорит с каким-то злым удовлетворением: - Кажется, я нравлюсь тебе уже гораздо меньше. На самом деле ей страшно. Мысль странная, почти чужая. Деймос видит чужие мысли и чувства с помощью магии, но никогда – вот так, зная, какая интонация сопровождает ту или другую эмоцию. Никогда. Он знает, что принцесса не ощущает в себе ни капли того задора, который пытается демонстрировать, просто слушая ее голос. - Тебе не придется бояться меня, если перестанешь делать глупости. - Не придется? Глупости? – она толкает носком туфли лежащий на полу обломок. - Я пришел не для того, чтобы причинять зло. - Твоя ящерица об этом явно не знает. Раскаленный уголь на сей раз прикладывают не к коже – кажется, прямо к сердцу. Он уже слышал это. Слышал, как этот голос называл Ская «ящерицей». Слышал нотки недоверия. Слышал… - Ты королевской крови и знаешь, что меняются и времена, и правители. Твой отец погиб в поединке – смерть чистая и достойная. Тебе не обязательно следовать за ним. Она опускает голову. Боль отпускает. Призрак не знал смирения, а принцесса обнимает локти и… - Но я последую, - она поднимает к нему искрящиеся глаза. Они слегка воспаленные, красные – отчаяние из них вымыло, а смирения, которое должно было быть вбито страхом и латной перчаткой, нет и в помине. – Хочешь королевской крови – забирай. Но женой тебе я не буду. Не буду рабыней и пленницей в собственном доме! Огонь мешает ему говорить и дышать. Он слышал – не слова, но интонации. Он видел ее непреклонные глаза – однажды во сне, который забыл, проснувшись. …женой… …пленницей в собственном доме… …последую!... - И если решишь принудить меня – клянусь, ты об этом пожалеешь. Ты не сможешь повернуться ко мне спиной, не сможешь спокойно спать, не сможешь есть и пить. Я не прощу тебе отца. Не прощу моего разоренного дома. Не забуду! …не забуду!... …не заставишь… …не… Звон Деймос слышит на периферии – ее голос течет прямо в сердце, жжет и раздирает его. Слышит ее и чьи-то чужие фразы, видит ее лицо – и то, другое, и руки, и пальцы, и ярмарочные ленты в густых волосах, и свадебные колокольчики, детский смех и уколотый шипом розы палец, «Дельвиэт» в самое ухо и шелест птичьих крыльев… Неугомонную принцессу от него оттаскивают – едва не ломают руки, выдирая из них отобранный ею меч, снова ударяя по лицу и заставляя осесть на колени. - Никогда! – яростно кричит ему Алатиэль. – Никогда! Деймос пытается поймать звуки и образы, но каждый из них вызывает такую боль, что, в конце концов, все застилает сначала яркий свет, а потом – темнота. Когда он приходит в себя, Скай верно ждет его распоряжений – улыбается острыми зубами, и эта его улыбка – самая паскудная из всех, что Деймос только видел за прошедшие века. Он даже слушает какое-то время повисшую между ними тишину. Не из такта или вежливости, дракон не подозревает, что такие понятия вообще существуют. Просто наслаждается моментом – словно шуткой, вся соль которой понятна ему одному. Деймосу сейчас плевать на обнаглевшую ящерицу. Он трогает разодранную грудь руками – все цело. От боли не осталось даже зуда, и внутри больше ничего не горит – заросло привычной ледяной коркой. Он не сдерживается – выдыхает с облегчением. - Что, повелитель, - интересуется Скай, - привести ее снова? Или пусть посидит подольше? Деймос запахивает мантию на груди. - Пусть сидит в темнице до самого ритуала. Чтобы я не видел и не слышал ее. - Забавный способ угодить будущей супруге. Одна мысль о возвращении воспоминаний – и боли – заставляет дернуться. - После ритуала, Скай, я также не желаю слышать и видеть принцессу. Дракон булькает хохотом. - Темные амулеты любят эльфийскую кровь – послужат тебе вернее, раз ты дашь им напиться этой крови как следует. Улыбается – словно самой удачной своей шутке.