Caricature

      Я не люблю тебя, — спокойно. Я не люблю тебя, — быстрее. Больше. Теперь. Я не люблю тебя… больше. Теперь. Последняя фраза звучит отрывисто, но уже почти спокойно. Спокойнее, чем раньше. И даже не так болезненно. Тайлер качает головой. Привычно поджимает губы. Новое постельное белье смято. Тайлер снова качает головой и выходит вон из комнаты. Ставшей в один миг такой противной и… чужой. Тонкая ткань светлее, чем кофе. Наверное, это какой-нибудь оттенок, с неплохим названием вроде «Пена от капучино» или «Миндальный». Тайлер проходит в кухню. Она обставлена в бежевом стиле, мило. С минимумом техники и мебели, но с большим холодильником последней модели. Тайлер оглядывает пустой и круглый деревянный стол, который они вместе выбирали в Икее сразу после покупки этого дома. Воспоминания кажутся занавесками, взлетающими от легкого порыва. Они тогда очень, очень здорово провели день, катаясь на огромных тележках для коробок и меряя какие-то ужасно странные, четырехрукие, банные халаты. А потом всю ночь целуясь на надувном матрасе. По-настоящему счастливо… Тайлер проходит на кухню, тихо шлепая босыми ногами по шершавому кафелю. Кафель прохладный, потому что, кажется, кто-то забыл закрыть окна, оставив их распахнутыми на всю ночь. Тайлер не знает, кто и почему. (Он знает). Тайлер проходит на кухню очень тихо. По привычке, тихо. Постельное белье, которое Тайлер постелил только пару дней назад, как будто по-издевательски смято. И сброшено на пол одеялом. Тайлер открывает холодильник и ежится от волны прохладного воздуха. Он совсем не пытался ничего скрыть: на подушке ярко-розовые, с блестками, мазки, на простынях засохшие мерзкой корочкой белые пятна. Тайлер не хочет знать, что они значат. Совсем нет. (Он знает). В пустом холодильнике только не открывавшийся картонный пакет молока. И наполовину опустошенная бутылка недорогого десертного вина в дверце. Тайлер берет в руку бутылку. На ее горлышке все те же блестки. Тайлер усмехается, почти истерически. Он замахивается и бросает бутылку в противоположную, чистую и пустую, как и круглый стол, стену, где они хотели в будущем повесить общие любимые снимки… А теперь стене как будто прострелили брюхо. Потому что в мгновение она взрывается сотнями стеклянных слез и кровавых брызг. Теперь на стене пятно. Тайлер усмехается снова. Без капли злости. Ему не стало легче. Почему же ему не стало легче? Может, потому что он и не любил? Или потому что все еще любит. Тайлер достает из кармана светлого пиджака черную блестящую зажигалку. А ведь он думал, что никогда не будет курить… Мысль поджечь кровать пробегает по мозгу, точно молния или электрический заряд. Тайлер хмыкает.       Устал. Устал. Стал никем, — нервно качает головой. Тайлер идет в гостиную. Шторы болтаются наполовину за окном. Кажется, они хотят улететь в небо к облакам или звездам. Вот и распахнутое окно. Как их прекрасная карикатура на отношения… Такие же забытые всеми и покинутые. Тайлер смотрит в окно, и там светло и ярко светит солнце. Небо удивительно чистое и голубое, по улице бегут дети, чуть впереди своих родителей. И все это похоже на картинку мира из учебников начальной школы или брошюрок в церкви… Но никто ведь не может догадаться, что вон та женщина, мирно гуляющая с пуделем, в сиреневом пиджаке и с щедро припудренными щеками, когда-то убила собственного ребенка. Или вон та, милая и выглядящая чертовски заботливой, пара родителей на самом деле избивает своих детей до гребаных синяков… Их квартал, город, мир черный, а они до сих пор уверены, что Бог существует. Тайлер хмыкает. Он возвращает к тому, от чего пришел. Не буквально. Джош. Тайлер. По чуть запыленному подоконнику ползет маленький вытянутый жучок. Тайлер видит в нем себя. Потому что он такой же жалкий… Они думали о вечности. Они думали, что будут и дальше заполнять свои пустые комнаты общей мебелью. Они обещали друг другу. Но, видимо, они забыли, что их черный мир никуда не исчез. Даже несмотря на влюбленность. Да, теперь это кажется просто влюбленностью, — никакой любви. И осознание не оставляет даже эмоций. Тайлер закрывает окно. Жучка на подоконнике сдувает последним порывом. Он кладет давно приготовленное письмо на стеклянный столик. В нем все написано. Он идет снова на кухню, переступает осколки. Кладет свои ключи на деревянную столешницу. Никаких эмоций. Он идет по коридору, где должны были висеть когда-нибудь подаренные кем-то картины, в прихожую. У двери одиноко ждут коричневые чемоданы «Для отпуска». Теперь его половина шкафа пуста. Как и голова. Тайлер думает, было бы легче, если бы они никогда не давали друг другу никаких обещаний… Но теперь все равно. Тайлер открывает дверь и выходит на крыльцо. Ему осталось только захлопнуть дверь. — Моя любовь, твоя ложь, наша пародия и карикатура, — тихо шепчет он, как будто в надежде, что будет услышан. Тайлер захлопывает дверь, слабо оправляет светлый пиджак, поднимает нетяжелые чемоданы. В письме всего два слова: «Прости меня». Потому что хоть кто-то из них двоих должен быть прощен. На грязном, но новом постельном белье забыта совсем свежая роза. Она должна была стать подарком на их маленькую годовщину…       Я не ненавижу тебя. Больше, теперь.