Справедливость, которую мы заслужили

      Солнце палило нещадно. После полудня Нижний Город всё больше напоминал жаровню или раскалённую кузницу.       Тишина, воцарившаяся на площадке перед грязной обшарпанной лестницей, натянулась до предела и вот-вот должна была лопнуть подобно струне толстой лютни. Той самой лютни, на которой так отвратительно бренчал Андерс несколько дней назад, аккурат после бурной ночки; помнится, у Изабеллы тогда от похмелья раскалывалась голова, а Фенрис зажимал уши подушками и гневно скрипел зубами… Забавное было зрелище.       Хоук нервно дёрнул уголком губ в попытке улыбнуться, но все старания разрядить обстановку сошли на нет, стоило ему только поднять глаза. Мередит и Орсино спорили целых полчаса — Защитнику, честно говоря, порядком поднадоело считать снующих прямо перед носом мух — однако с минуту назад вдруг замолчали и вперились друг в друга нехорошими взглядами. Чутьё настойчиво подсказывало Гаррету, что добром это не кончится.       Да ещё эта вонь…       Нестерпимое пекло послужило катализатором для реакции разложения. Из каждой подворотни, закоулка или тупика доносилось смрадное дыхание Города, будто остальных неприятностей, выпавших на долю его жителей, было мало. Миазмы были настолько сильны, что и крепкие парни время от времени теряли сознание прямо на улице.       Только кунари стояли на постах у своего лагеря, как ни в чём не бывало — кто знает, может, Кун запретил им дышать.       Не стоит удивляться, что за каких-то три года жизни в Киркволле Хоук научился безошибочно определять своё местоположение именно по запаху. Как опытный сомелье, он без труда различал неуловимые оттенки зловоний: стойкий душок скисшего пива — Нижний Город, около Висельника; благоухание немытых тел, капусты и протухшей рыбы — Порт; тяжёлый запах застоявшихся канализационных стоков — Клоака; сладковатый аромат гниющих пищевых отходов — Эльфинаж; резковатые нотки вчерашней мочи — Штольни; крепкий алкоголь и дешёвые духи — Цветущая Роза… Кажется, Андерс был автором шутки про «постепенно раскрывающийся букет венерических заболеваний». Как назло, именно сегодня эти фимиамы усилились в сотню раз — вслед за назревавшими в Городе противоречиями. Всё это скверно пахнет… В том числе буквально.       Тишина наконец оборвалась. Будучи не в силах самостоятельно совладать с соперницей, Орсино уронил голову и сокрушённо произнёс:       — Так мы ни к чему не придем… Владычица Церкви Эльтина положит этому конец.       Откровенно заскучавший Гаррет успел обрадоваться, что это идиотское противостояние наконец разрешится без него, но не тут-то было. Не успел бедняга Чародей и шагу ступить к спасительной лестнице, как Рыцарь-командор мёртвой хваткой вцепилась ему в предплечье и отчеканила:       — Не смейте впутывать сюда её милость!       Надежда на относительно безбедный остаток жизни рассыпалась, как карточный домик. Защитник, вновь разочарованный капризом судьбы, театрально возвёл глаза к небу и вздохнул. Задница Андрасте, ну сколько можно разыгрывать эту дрянную пьеску? Гаррет то, Гаррет сё, подай-принеси и магов спаси… Ладно, если бы ему приплачивали за моральный ущерб — он бы вытерпел, выдержал эти бесконечные разборки высокопоставленных избалованных детей — но на него только перекладывают ответственность!       Приоткрыв рот, из которого вот-вот должна была вылететь очередная остроумная реплика, Хоук с удивлением услышал голос Андерса. Кстати, где он был всё это время?       — Владычица Церкви вам не поможет!       Мередит, оставив в покое измученного Орсино, обрушила всё своё презрение на подошедшего целителя; Защитник только причмокнул и уставился на своего напарника, ошарашенно моргая — вид у того был, мягко говоря, не товарный, да и по коже заструился до боли знакомый синеватый свет.       — Объяснись, маг.       — Я не собираюсь стоять и смотреть, как вы равняете магов с преступниками, — Андерс с чувством ударил посохом о каменные плиты. — Пока наши предводители пресмыкаются перед своими тюремщиками.       — Да как ты смеешь…       Первый Чародей возмущённо вскинул брови, но Андерс всё равно окончил свою речь.       — Я принес в этот мир справедливость, которой ждали все маги.       Дело принимало опасный оборот. Хоук изучал застывшего на месте смутьяна, и подозрения сводили его с ума. Неужели Варрик, этот чёртов гном, был прав, и Андерс действительно готовил взрыв? Не на зелье же они всем отрядом собирали селитру и драконий камень… Полное дерьмо.       Все присутствующие на площади замерли каменными изваяниями, замаскировавшись от греха подальше под желтовато-пепельные стены. Происходящее напоминало Хоуку дурно поставленный спектакль или оперу, где актёры первого плана упиваются своими партиями, вовсе не слушая других, а сценарий подозрительно смахивает на какую-нибудь Тетрасовскую трагикомедию. Однако у Гаррета Хоука была роль главного скомороха в этом балагане — и он сыграет её блестяще.       Он бесшумно подобрался к отступнику со спины, чтобы обезвредить на месте; по пути вынул из ножен упрятанный под плащом кинжал. Как бы Защитнику ни претило снова проливать кровь — тем более, лучшего друга! — в сложившейся ситуации никакая предосторожность не была излишней. Интуиции своей он подчас доверял больше, чем рассудку. И поэтому остался жив.       — Что это ты задумал?       Андерс вздрогнул от неожиданности, но не обернулся. Отозвался хрипло, с едва заметной дрожью в голосе.       — Дороги назад быть не может.       — О чём ты говоришь?.. — Хоук терял терпение. Он не выносил сложностей, а туманных речей и вовсе терпеть не мог. — Какая справедливость? Какая дорога?       Маг тихо фыркнул и сощурился от солнца, скользнув взглядом по золочёной статуе Андрасте. Полосы света угасли, а мятежника будто подменили — следующую фразу он бросил небрежно, даже нагло, так и не повернувшись к собеседнику лицом.       — Уже не важно. Скоро увидишь всё сам.       Открытая издёвка окончательно вывела Гаррета из себя. Схватив разбушевавшегося Андерса свободной рукой, он приставил к его горлу сильверитовый кинжал.       — Знаешь, ты мне чертовски нравишься. Но вот незадача: в последнее время ты стал злоупотреблять моим доверием. — Хоук прорычал это прямо в ухо другу, красноречиво сверкнув наточенным лезвием у самой его шеи. — Говори, что задумал, мессир маг, иначе поздороваешься со своим духом по ту сторону Завесы!       Защитнику на миг показалось, что его заложник улыбнулся. Возможно, ярко-алый всполох неверно высветил лицо мага, который в довершение всего заговорщическим тоном прошептал крайне странную вещь:       — Я уверен, тебе понравится.       Но Хоука это уже не беспокоило: он смотрел, как на фоне потемневшего средь бела дня неба разрывались снопами искр…       Магические фейерверки.       С моря потянуло приятной свежестью, и зловоние Города Цепей отступило, однако Гаррету было уже не до насущных проблем: как заколдованный, он наблюдал за разноцветными вспышками, с раскатистым грохотом озаряющими небосклон то тут, то там. Огоньки вылетали из узких окон под самыми сводами церкви, чтобы прямо над головами невольных зрителей разразиться потоками пёстрых брызг. Несколько огоньков пробежали по бархатной синеве, оставив за собой пылающий след; казалось, сам Создатель начертал имя Хоука своей властной десницей.       Красочное представление захватило всё внимание собравшихся, а Доблестный Защитник Магов так и уставился в небеса, разинув рот. В конце концов Андерс, не слишком рассчитывая на своего захватчика, аккуратным жестом отодвинул нож от своего горла.       — Не думаю, что прирезать меня будет хорошей идеей. По крайней мере, в твой день рождения.       Остолбеневший Хоук послушно опустил холодное оружие и принялся дальше созерцать салют со слегка глуповатым видом. Не отрывая глаз от зрелища, полуутвердительно пробормотал в пустоту:       — У меня… День рождения?       Целитель тщательно пригладил измятый крепкими объятиями именинника воротник.       — Поздравляю, ты — единственный в Киркволле, кто не помнит биографии Хоука. В какой-то степени повод для гордости.       Гаррет посмотрел на друга с искренней благодарностью, кулаком вытер выступившие скупые слёзы. Может быть — кто знает? — это были первые слёзы счастья на его веку, но в одной вещи Хоук был уверен до конца: таким счастливым он не был как минимум три года, три самых долгих года на его памяти. Защитник не утерпел и добродушно ударил мага в плечо рукой с зажатым в ней кинжалом.       — Здорово ты меня уделал, революционер хренов.       — Ох, даже не знаю. — Андерс усмехнулся. — По-моему, ты был намного убедительнее.       Хоук, проследив за взглядом собеседника, вспомнил про досадное недоразумение и виновато спрятал нож в складках плаща.       — Ну… «Разнести церковь в щепки ради свободы магов» — цель вполне в духе Мести. Скажи мне кто, что ты организуешь салют — я бы ему точно двинул.       — Взрыв был изначальным планом, но потом… — Маг тяжело вздохнул. — Потом я понял, что пора остановиться. И что гибель ни в чем не повинных людей не облегчит судьбу магов.       Защитник было снова потянулся к кинжалу за пазухой, но потом замер и молча кивнул самому себе. Несколько минут оба простояли, с наслаждением любуясь огненными вихрями.       — А как это… — Хоук замялся и указал головой наверх. — Связано со справедливостью?       Маг внимательно посмотрел в глаза Защитника.       — За эти три года я многому у тебя научился. И знаешь, что я понял?       Гаррет озадаченно поскрёб затылок, пожал плечами.       — Что не стоит запивать крепкую выпивку разбавленным пойлом из Висельника?       — Нет. Я понял, что справедливость, которую ждали все маги — это ты.       Андерс взглянул наверх, туда, где щедрая рука всё ещё рассыпала пригоршни магических звёзд.       — Ты защищаешь нас с самого начала. Ты вдохновляешь нас своим примером. В конце концов, ты не даёшь отчаянию завладеть нами и превратить в мерзких чудовищ. — Отступник перевёл светящийся взгляд на Хоука. — Это и есть та самая справедливость, которая нам так нужна. Поэтому тот факт, что даже Защитник забыл про свой день рождения, мы с духом сочли вопиющей несправедливостью, которую надо было исправить во что бы то ни стало.       На улицах стало тесно из-за желающих поглазеть на фейерверк. Мередит что-то злобно рявкнула пару раз, но смекнув, что её резковатый голос заглушает восторженный рёв толпы, которой до неё нет ровно никакого дела, лязгнула кованным сапогом и поспешно ретировалась в Казематы. Орсино, скромно наблюдавший за всем со стороны, проводил её задумчивым взором.       — Ну и шутник же ты! А по манифестам и не скажешь…       Хоук растроганно шмыгнул носом, сгрёб своего закадычного дружка в охапку и похлопал когтистой лапищей по укрытому чёрными перьями плечу.       В Киркволле подходил к концу вполне обычный летний день.