Горький шоколад

Для Уорда Мэй цвета тёмного шоколада. Терпкая, горчит на языке. Как… нет, не коньяк. Виски? Да, виски. Крепкий шотландский виски. Чистый, без примеси колы или еще какой дребедени. Элита. Мэй суха, как пустыня. Или, скорее, как высохший котлован озера. Там, где раньше плескалась вода, дул легкий бриз, и солнце бликами отражалось от волн, осталась лишь потрескавшаяся земля. Раньше Мелинда была другой, — так говорит Коулсон. Уорд не верит. Или не хочет верить. Называть агента Мэй Мелиндой не хочет тоже. Мелинда имя мягкое, нежное, обволакивающее. Для Уорда это имя пахнет миндалём. Миндалём в шоколаде. Но не горьком, нет. Мелинда — это миндаль в молочном шоколаде, гладкий, скользящий шёлк, тёплые летние ночи и какао. Агент Мэй — это крепкие сигареты, горький — девяносто девять процентов какао, не меньше — шоколад и дорогой виски. И обычные, вовсе не шёлковые простыни. Это запах пороха, тяжесть пистолета, оттягивающего руку, и чёрный цвет. Стук берцев по полу ангара и бьющие без промаха удары. Когда они остаются вдвоём за закрытыми на замок дверями её каюты, агент Мэй всё ещё солдат. Когда она раздевается (сама, что почему-то не удивительно), когда она кусает его за губу почти до крови, когда ведёт пальцами по его плечам, когда жестко ерошит волосы — агент Мэй по-прежнему солдат. Но Уорду это не нужно. Грубости, жесткости, чёткости, войны — всего этого хватает итак. Сейчас необходимо иное. Он снимает её руки со своей шеи одним движением, прижимает к кровати и замирает. Ждёт, что она сейчас вывернется или по привычке — рефлекторно — сожмет его руку в захвате. Этого не происходит. Агент Уорд записывает это как личную победу. Он изучает её тело медленно, методично, чертит дорожки невесомых поцелуев. Ведёт ладонями по изгибам фигуры — по талии, по спине. Под подушечками пальцев — шрамы. Как же их много. Застарелые рубцы и новые, ещё не зажившие с последних заданий. Задевает случайно один из свежих, заставляя болезненно вздрогнуть, и тут же извиняется — целует со всей нежностью, на которую способен. Чувствует, как расслабляются мышцы. Волосы у неё мягкие, зарываться в них руками приятно. Уорд целует шею, выступающие ключицы, ведёт языком по коже, оставляя влажный след. Агент Мэй для него всё ещё горький шоколад. В каюте темно и жарко, бархат ночи окружает их со всех сторон. Может, сейчас и не ночь вовсе, но иллюминаторы закрыты плотно, и Уорду нравится так думать. Это придаёт какой-то романтики. В голове дурман, мысли тягучие и вязкие. И отдают янтарём, как тот виски, что они пили минуту? — час? — назад. Простыни на ощупь шершавые, жесткие, но сминаются под ладонями одним движением. Губы у Мэй странно мягкие — не вяжутся с образом. Странно… хотя в голове Уорда сейчас вообще ничего не вяжется, там только виски и шоколад. И привкус миндаля. *** Он просыпается первым. Одеяло где-то на полу, но каюте всё так же жарко. Ночник включается беззвучно, чуть разгоняя темноту и оставляя лёгкий сумрак. Воспоминания вчерашней ночи накрывают теплотой, странной негой и тихой радостью. Отливают янтарём. Не янтарным отливом виски, нет, — скорее мёдом. Сладким, тягучим, ароматным. Она спит рядом, лицом к нему. Волосы разметались по простыням, руки обнимают подушку, дышит ровно и тихо. — Мелинда… — он произносит это беззвучно, едва шевеля губами, чтобы не разрушить момент. Это ощущение спокойствия и тишины. Сейчас Уорд готов поверить, что это её имя. Мелинда — имя женщины, не агента. Она выглядит нежной, даже хрупкой, беззащитной и по-домашнему уютной. Такой, как летние ночи и духи с миндалём. И шоколад. Молочный, обязательно молочный. Уорд рассматривает её спящую, пользуясь случаем приглядеться к чертам лица, к изгибам тела. Вчера было не до этого, но сейчас… Это непривычно и странно, но странно в хорошем смысле. Смотреть на её губы — мягкие, он помнит — на темные ресницы, на линию скул. Она красивая. Женственная. Без этой резкости движений, без чётких приказов и жесткого взгляда. Он старается запомнить её такой, сохранить в памяти этот образ, это утро, эту тишину. Сколько проходит времени, Уорд не знает. В какой-то момент её ресницы вздрагивают, она чуть морщит нос и отбрасывает со лба прядь волос.  — Доброе… — её взгляд ещё несколько секунд расфокусирован, а на лице сохраняется выражение умиротворения и спокойствия. Но лишь несколько секунд. Сон уходит окончательно, и он вновь видит привычный взгляд темно-карих глаз. Цвета горького шоколада. — Доброе утро, — она чуть медлит, будто решает, стоит ли говорить. Видимо, стоит, — …агент Уорд. Вся женственность и беззащитность испаряются. Агент Мэй щелкает выключателем, и полумрак исчезает, изгнанный ярким светом потолочных ламп. «Солдатка», — усмехается Уорд. Но теперь он смотрит на неё по-другому. Теперь знает, что где-то там, под слоем стали и железа, за звуком выстрелов и взрывов, за запахом пороха и крепких сигарет, где-то там всё же есть и нежность, и духи с нотками миндаля, и сладость молочного шоколада.  — Доброе утро, Мелинда. То, как она замирает при звуке собственного имени — на долю секунды, но всё же — он предпочитает не замечать. *** Перед тем, как Мэй уходит, Уорд всё же успевает поймать её за руку и поцеловать. Легко и нежно. Не так, как целуют агентов — так, как целуют женщин.