Часть 1
30 апреля 2018 г. в 09:44
Первый день на службе у Томаса не задался с самого утра. Он предвкушал его, как Рождество, но подарками день не радовал. Лейтенант хмурился на него, будто он уже напортачил тем, что напросился в команду к лучшему офицеру полиции этого участка и всего города, а потом проинформировал его, что лучший офицер вот-вот отбудет в патрулирование без него. И Томас слетел по лестнице, выбежал на улицу, чуть не сбив кого-то по дороге, рванул к машине, около которой угадывался знакомый силуэт. И даже почти не сбился с дыхания, хоть сердце и колошматило о ребра от бега.
— Томас Ортега, — отрапортовал Томас радостно, улыбаясь во все зубы, — но вы и так ведь знаете, сэр.
— Наглый, — спокойно произнес Маркус.
Поправил солнцезащитные очки пальцем, протянутую руку проигнорировал, сделал шаг вперед, Томас сдержался, чтоб не попятиться. Маркус наклонил голову набок, изучал его за этими скрывающими глаза очками. Черные стекла авиаторов, казалось, высасывали душу. Маркус стоял почти впритык, возвышался едва ли на полголовы, но ощущение мощи и силы, исходившее от него, выбивало дух. Томас вмиг подобрался, вытянулся в струнку.
— Наглый? — повторил Маркус вкрадчиво, уже вопросительно.
— Да, сэр. Нет, сэр, — он смотрел в эти черные стекла, не моргая, а стук его сердца отдавался в чужую грудную клетку.
Брови поднялись за край очков, и край рта дернулся в мимолетной ухмылке.
— Садись. Пристегивайся. Больше не опаздывай.
Томас прикусил язык за опоздание и сел на водительское сидение. Минут десять они ехали в тишине, только по внутренней связи трещало.
— Значит, священник? И что в полицию потянуло? Никак видение? — не глядя на него спросил Маркус.
— Так точно, сэр. Явился Архангел Гавриил и потребовал меня в свое войско для борьбы с нечистью.
Маркус слегка наклонил голову в его сторону. Улыбка Томаса отразилась в темных очках.
— Шутка, сэр. Простите. Просто решил расширить сферу деятельности. Сэр.
Томас лукавил и недоговаривал. Но как расскажешь своему тренирующему офицеру, что вначале был сон, а во сне был он — Маркус Кин собственной персоной сидел на водительском сиденье, смотрел в окно, не на дорогу, очков не было, взгляд тоскливо-задумчивый, а лицо и все кругом заливало мертвенно-синим светом мигалки. Томас проснулся с гулко бьющимся сердцем, но большого значения сну не придал. Маркуса Кина нередко показывали по телевизору. Его лицо могло прийти в сон из недавних новостей. Только вот в новостях он всегда был в очках или с невозмутимым лицом и той звериной тоски, что была во взгляде из сна, наяву и не видно.
С того сна в Томасе и зародилось внезапное, нежданное желание служить в полиции, оно росло и росло, стало почти навязчивым. Пойти в полицейскую академию оказалось неожиданно просто, священников там ждали с распростертыми объятиями. А когда между делом Томас узнал, кто считается лучшим тренировочным офицером, вот тогда он сон и вспомнил. И опять забилось сердце. Томас тогда наступил себе на горло, впервые пошел просить за себя, поднял все свои связи, очаровывал всех и каждого, и свое место получил. Две тренировочных недели — невозможный максимум, столько времени Кин тренировал только пять человек, и все пятеро нынче стали большими шишками. Неделя тренировок — это тоже было много, и ее получили десять человек, но Томас хотел максимум. Невозможный и прекрасный максимум, ибо Маркус Кин вот уже три года брал новичков только на день.
— Шутник и наглец, — опасно спокойным голосом констатировал Маркус.
— Вы там досье на меня составляете?
— И болтун.
Он собирался оспорить, но его спас вызов.
Мелинда Осборн. Хорошие пятьдесят или плохие сорок: тускло рыжие волосы, забывшие про расческу, бесформенная, но удобная одежда приглушенных цветов, худое лицо без косметики, в тонкой сетке морщин. Вокруг левого глаза — кровоподтек.
— Соседи жаловались на шум, мэм.
— Простите за ложный вызов, — Мелинда дернула губами в подобии улыбки, — это соседка. Она за меня переживает.
Она потрогала разбитую скулу, не поморщившись.
— Ничего страшного. Просто недопонимание. Я опять сказала правду, хоть и не надо было. Они не ожидают правды, им надо утешение... А я опять... простите. И деньги он оставил. Я не в обиде. Да, и шумел не сильно. Мои соседи шумят сильнее. По ночам особенно.
Томас видел как Маркус, что сторожевая собака встал в стойку.
— Какие соседи? — спросил вежливо.
— Через дом. Рядом — пожилая пара, глухие совсем, их не беспокоит ничего. А мне и жаловаться то не к лицу, вы же не первые, кого Сюзи вызывает.
Тут она покраснела, явно испугавшись, что сболтнула лишнего.
Маркус прошел мимо нее в кухню. Томас ждал у двери. Он оглядел гостиную: забитая вещами небольшая комната, стол, на котором мерцал колдовской шар — извечный атрибут любого медиума, диван и кресло были завалены какими-то тряпками. На подоконнике горели крупные буквы, которые было видно снаружи. «МЕДИУМ». Букву «Е» заедало, она то и дело гасла, а потом, потрескивая, словно с усилием, упорно загоралась вновь. Маркус вернулся, приложил к лицу женщины лед, обернутый полотенцем.
— Скорая скоро прибудет, мэм. Надо проверить на сотрясение.
— Не надо беспокоиться, я в порядке! — разволновалась Мелинда, и Томас понял, что у нее проблемы со страховкой.
— Вызов скорой от полиции — бесплатно, — улыбнулся ей Маркус, и тут же спросил, словно отвлекая, — говорите, в основном по ночам шумят?
В дом Маркус вошел первым, — дверь была открыта. Томас, оглядевшись, пошел следом. В такой же небольшой, как и у Мелинды, гостиной пространства было еще меньше: весь пол был уставлен гробами, в которых кто-то шевелился.
Маркус подковырнул одну крышку, пока Томас держал гроб на прицеле. Внутри был связанный по рукам и ногам юноша, рот заткнут тряпкой. Он выглядел совсем живым, совсем юным. Только бессмысленный взгляд и ломкие движения выдавали зомби.
— О, черт, — ругнулся Маркус, открывая второй гроб, — свежие. Проклятые зомбофилы.
Томас слышал про такое. В тех же новостях. Где-то в другой жизни. А теперь видел. Он сглотнул.
— Порядок? — спросил Маркус, открывая очередной гроб.
— Да, сэр, — и повернул пистолет на скрипнувшую входную дверь.
Высокий мужик держал пакеты в обеих руках, еще один холщовый пакет выпал из зубов, когда он выпалил: «Вот черт!», — а потом выскочил за дверь.
— Фас, — только и сказал Маркус, и Томас рванул следом.
Он бежал быстро, до ветра в ушах, перескакивая мусорные баки, неудачно припаркованные машины. С одной такой и прыгнул на убегавшего мужчину, впечатал его в землю, скрутил руки. Отдышался, все еще сидя на мужике. Маркус медленно подъехал на патрульной машине. «Хорошая собачка» — беззвучно прошептали его губы, и у Томаса зачесался средний палец. Но он чувствовал себя странно живым и довольным от этого внезапного выброса адреналина, в церкви так не побегаешь. Маркус словно его мысли прочитал:
— Не как в церкви? — спросил, пряча улыбку.
— Да, сэр. Нет, сэр, — выдохнул и поднялся, поднимая мужика следом.
— Надо ждать группу зачистки. А потом уже в участок.
Второй вызов был к старушке божьему одуванчику. Она медленно двигалась и подслеповато щурилась.
— Нам надо осмотреть ваш дом, мэм, — с порога сообщил Маркус и аккуратно просочился мимо нее внутрь.
Томас кивнул. Бабулька перекрыла ему дорогу грудью и яростно смотрела вверх.
— Что вы? Зачем? Почему?
— Где ваш муж, мэм? — спросил из кухни Маркус.
— Он никому зла не делал! — тут же переключилась на него старушка.
— Он съел кошку вашего соседа, — Маркус появился в дверях раньше, чем бабулька до них доковыляла, — на глазах вашего соседа.
— Он это не со зла! Она же мяукает все время, спать мешает. Да и голодный был.
Маркус кивнул Томасу на дверь в гостиную. Томас послушно шагнул туда, положив руку на кобуру.
В комнате было темно, толстые шторы задвинуты наглухо, пахло пылью. Томас щелкнул выключателем и, не сдержавшись, вздрогнул. Посреди комнаты в кресле сидел человек. Его руки были привязаны к ручкам кресла, а ноги — к ножкам. Яркие атласные ленты были затянуты не сильно, и венчались пышными бантами. Старик в кресле хлопал беззубым ртом и сжимал-разжимал пальцы.
— Видите, он совершенно безобиден, — старушка встала около Томаса, автоматически выхватившего пистолет.
— Мэм, зомби категорически запрещены на территории города, — ровным голосом произнес Маркус. — Категорически.
— Но мы пятьдесят лет вместе. Куда же я без него.
— Это уже не он, мэм. Ортега, — Маркус кивнул на его пистолет, потом на кресло.
— Нет, — взвизгнула старушка и вмиг оказалась за спиной старика.
Она погладила его по голове. Жидкие волосы отделились вместе с кожей, шлепнулись на пол. Резко запахло мертвечиной.
— Черт, — Томас прислонил ко рту свободную ладонь.
— Я прошу вас отойти, мэм. Это опасно.
— Еще чего удумали, — старушка крепко вцепилась в спинку кресла. Зомби максимально возможно вывернул шею и пытался укусить ее беззубым ртом.
— Вы живете тут вдвоем, мэм? — внезапно переменил тему Маркус. — Я видел фотографии. У вас взрослая дочь? Живет с вами?
— Мэгги, — захихикала старушка, и подняла плечи, почти прижав их к ушам, — да.
— Покажете мне ее? — улыбнулся Маркус.
— Конечно,— старушка словно забыла про мужа, пошла к Маркусу, как мотылек к огню.
Он вывел ее из комнаты, кивнув Томасу. Томас не спеша достал глушитель, прикрутил. Правая рука старика почти высвободилась из слабой ленточной хватки, дернулась, еще, еще, освободилась и потянулась к Томасу. Тот поднял пистолет, подошел ближе, нажал на курок.
— Ты не торопился, — упрекнул его Маркус на улице, старушка сидела на заднем сиденье, без наручников. — Готово?
Томас кивнул. Маркус недобро ухмыльнулся.
— А мог и не стараться. Зачистку ждем.
Томас вскинул руки и скривил лицо.
— Ты издеваешься? У нее что, в каждом шкафу по твари?
— Не десяток, но семерку насчитал. В подвале. Прикормыши.
Маркус стоял в расслабленной позе, прислонившись спиной к машине.
— А в мое время старушки разводили котов.
Команда зачистки приехала скоро, посмеялась мимоходом — «на каждом вызове улей». Томас только пожал плечами. И запомнил на несколько лиц и имен больше. Ведь часто будет иметь с ними дело.
Потом была обычная бытовая человеческая разборка, холостой вызов и уже в темные сумерки, перед концом смены, пришел запрос на «темного», соседи видели возможное перемещение по потолку. Томас хмурился на рацию, запоминая. Про внутреннюю связь Маркус выдал самое главное жизненное правило «Никогда не путай флудильню с официальным радио. Никогда». И общался в основном по официальной наводке, изредка включая внутренние переговоры.
— Мы едем, — сказал Маркус в рацию.
— Я вызываю священника. Вы же не уполно... Ах, да.
Томас нахмурил лоб еще сильнее, подозрительно покосился на напарника.
— Темный?
— Подозрение на демона, — пояснил Маркус и тут же уточнил: — Тебя ведь обучали?
Томас нервно кивнул. Конечно, всех священников обучали. Но его район был чрезвычайно благополучным, как в социальном, так и в демоническом плане. Сталкиваться с ними не приходилось.
— А вы, сэр, уже изгоняли когда-нибудь?
— Было пару раз.
Томас тут же вспомнил — видел даже не в новостях, епископ распинался, что простой полицейский против демона справился лучше опытного экзорциста. Правда, это был единичный случай, точнее — один-единственный полицейский.
У нужного дома было темно. Фонарь горел тускло, делая спустившуюся тьму еще более зловещей. Маркус пошел обходить вокруг дома с пистолетом в руках. Вокруг его ладони, рядом с пистолетом, Томас заметил длинное распятье необычной формы. Томас сжал кулаки от злости на свою забывчивость, достал из кармана крест, тоже обмотал цепочку вокруг кисти, пошел в обход с другой стороны. В животе было холодно, тьма давила. Пальцы вцепились в пистолет, как в спасательный круг. Черная фигура появилась резко, словно ниоткуда. Томас испуганно выдохнул, вскинул руку с распятием.
Черный человек стоял к нему спиной, руки его были вытянуты перед собой. В сторону Маркуса. Синяя полицейская форма сливалась с темным фоном, но Томас сообразил, что Маркус кажется выше, чем есть. Выше!
Черный человек слился с демоном, Томас чувствовал это, не видя его глаз. Просто знал. Как внезапно понял, что Маркус, возможно, парит в воздухе в паре сантиметров над землей, и лишнее движение кистью демона будет стоить ему сломанной шеи. Такие выходки могли совершать только полностью интегрированные, впустившие зло в себя, пропащие.
Томас поднял пистолет и прицелился в затылок. Выстрел в другую часть тела демона не остановил, а только разозлил бы.
— Опустите руки, сэр. Сэр!
Он сделал шаг в бок, чтобы убрать Маркуса с линии выстрела, увидел, как изогнулась ладонь демона, и нажал на курок более хладнокровно, чем когда стрелял в зомби.
— Что ты... — услышал он Маркуса перед выстрелом.
Черный человек упал на землю. Томас опустил пистолет. Маркус смотрел на него потрясенно, черные очки, давно снятые, висели на груди, глаза блестели в темноте.
— Это был демон, — твердо сказал Томас.
— Ты не видел глаз! Не удостоверился!
— Ты парил! Он был готов свернуть тебе шею!
— Я стоял! — Маркус закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Ты не видел глаз. Это был человек, Томас!
— Он обернулся, — у Томаса мелко затряслись руки.
Он сжал распятие в кулаке. Поставил пистолет на предохранитель.
— Это был демон, я знаю.
Маркус открыл рот, закрыл, прикрыл глаза ладонью.
— Нам предстоит веселенький вечер. Черт, я двадцать лет не убивал людей, Томас. Зомби, оборотни, вампиры — скопом. Но людей?! Двадцать пять лет назад застрелил одного отморозка, в первый год службы. А ты в первый же вечер... Побил мой рекорд. Молодец.
Лучше б ругал последними словами, чем вот так. Томас протянул дрожащий пистолет Маркусу. До выяснения. Маркус замолчал, качнул головой, выдохнул и внезапно положил руку ему на плечо.
— Все будет хорошо, слышишь?
Томас кивнул. Больше они не говорили.
В коридоре, где Томас ждал своей очереди, было пусто. Оглушающе громко тикали часы. Томас нервно барабанил пальцами по коленке. Ужасно короткая служба получилась. А ведь так старался. Но он поклясться готов был, что тот мужик — демон. И до сих пор так чувствовал. Не было у него раскаяния и чувства вины от убийства человека. Только вот в полиции клятвы не проходят. А факты и доказательства были не на его стороне. Показалось, что напарник висит в воздухе? Тот, который 15 лет в одиночку с нечистью боролся и все еще живой? Тот, который уже изгонял демонов? Глупо.
Томас выдохнул через стиснутые зубы. Попытался представить, как тот мужик, имени которого он не знал, оборачивается. Мимолетно. Но чтобы глаза в этой темноте видно было. Горящие глаза. Томас-то до сегодняшнего дня демона вживую не видел, как и зомби. Могли ли у них в темноте глаза светиться? Он представлял и представлял себе эту картину, гонял в голове по кругу. И когда полицейский медиум — милая светловолосая девушка, стала расспрашивать его об инциденте, так и продолжил крутить эту картинку в голове. Не совсем честно, но как иначе показать медиуму, что ты верил, чувствовал, знал, что с человеком что-то не так? Он, как священник, привык чувствовать внутреннее состояние людей, читал настрой, как книгу. С детства.
Вот, вроде, и недолго разговаривали, а несколько часов ушло. Томас посидел в коридоре еще. Попил безвкусный кофе из автомата, побрел, наконец, на стоянку. Смена уже закончилась, новые полицейские спешили на работу. Свежие и бодрые. С пистолетами на бедрах. Томас хлопнул дверцей и попытался выехать с парковки, когда в стекло постучали. Томас дернулся, резко нажал на тормоз. Выдохнул «Маркус», схватившись за сердце. Тот знаком показал опустить стекло. Передал в окошко значок и пистолет.
— Там подняли все видео. Со светофоров, магазинов — всё. Ты прав. Он был демоном. И, видимо... обернулся. Человека ты не убивал. Завтра утром — жду тебя в обычное время. Не опаздывай.
И ушел. А Томас еще с минуту держался за сердце.
Утром он принес кофе на двоих. Черный и крепкий, один сладкий, другой нет. Предложил на выбор.
— Я пью со сливками, — сказал, как отрезал.
Томас, угнездив стаканчики на приборной доске, с видом фокусника вытащил порционные пакетики сливок из кармана. Маркус фыркнул, но кофе принял. Про вчерашнее только кинул:
— Ты был уверен? Как?
— Я видел, как ты парил Маркус. Видел.
— Я стоял на земле, Томас. Твердо и обеими ногами. Как и всегда. И — «сэр». Не забывайся.
— Да, сэр. Простите, сэр. Испугался за вашу жизнь, сэр.
— А вот это оставь, — в голосе Маркуса появился металл, — со мной увязался — каждый день рисковать будешь. И за меня не волнуйся.
— Очень сильно попытаюсь, сэр.
Этот день был спокойнее. Практически без нечисти, одни только люди. Только вот от этого «людского» иногда вставали волосы на загривке. С зомби чего возьмешь, одни инстинкты. У оборотней так же. Вампиры — сплошь холодный расчет. Все понятно. Но вот людская жестокость вымораживала Томаса больше всего. Потому и попытался вклиниться в семейную разборку. Видел, чувствовал со стороны, что могут жить вместе, молодые еще, горячие просто. Хотел поговорить. Чуть не получил сковородкой по голове. Чугунной.
— Ты что творишь! — орал на него Маркус, чуть в стороне от машины, где Ромео и Джульетта продолжали цапаться и в наручниках. — Совсем голову потерял! Ты не священник тут, Томас. Это не твой приход, это не люди, которые пришли к тебе за советом! Они не слушают! Хочешь поболтать? Отлично! Только через решетку, усек?
— Да, сэр. Нет, сэр! Я мог помочь, я чувствовал…
— Чувствовал?! — совсем взъерепенился Маркус и шагнул ближе, так что все-таки стукнулся грудью в грудь, наклонил голову и их носы почти коснулись друг друга.
— Чувствовал? — повторил тихо ледяным тоном. — Мы здесь не для того, чтобы чувствовать, Томас. И даже не для того, чтобы наказывать. Мы тут для того, чтобы предотвращать, догонять, и ловить. И попытаться не убиться в процессе. Понял?
— Да, сэр. Простите, сэр. Это все мой юношеский идеализм, сэр. Пройдет со временем. И я стану таким же занудным ворчуном, сэр. Очень опытным и крутым.
Злился он больше на себя, но и Маркусу досталось, раз уж так близко стоял. Маркус неожиданно фыркнул горлом, будто совсем не рассердился, а наоборот. У Томаса вспыхнули скулы, он наклонил голову, не отступил. Стоять вот так близко, молча, становилось неловко, скулы краснели все больше. Маркус сверлил взглядом его макушку еще мгновение, а потом опять фыркнул и отошел в сторону.
Этим вечером его не отпустили домой. Остальные полицейские зазвали его посидеть в кафе, знакомиться. Маркус только махнул рукой на приглашение.
— Он всегда отказывается. Всегда один. Как Гизанда. Только с Гизандой все понятно, мы и сами его редко зовем. А вот Маркус... Какой он? — спросила светленькая Кейси, тоже новенькая, но с приходом Томаса переставшая ею быть. Он словно перенял стяг новичка.
— Его Капитан Беннетт хорошо знает, — отмахнулся Энди, — да Мышь он тренировал.
— Это было тыщ-щу лет назад, — Мышь, крепкая, боевая и бойкая, вгрызалась в куриное бедро, говорила сквозь мясо, — и всего сутки. Теперь обходит меня стороной, как прокаженную. Я из невезучих.
— Что? — поднял брови Томас.
— Ты же знаешь, что он как царь Мидас? Побудет твоим наставником чуть больше недели, и карьера твоя пойдет в гору? Как ты выбил эту сделку? — взгляд Мыши был цепким и серьезным.
— Я просто узнал, что он лучший и, — Томас пожал плечами, — попросился к нему.
— Попросился, — развела руками Мышь, — он просто попросился! Твои друзья явно выше его друзей. Обычно он всех отшивает.
— Я... я не знаю. Не думал, что это так сложно.
— Он еще и не думал, — Томасу показалось, что второе куриное бедро может прилететь в его лоб.
— Да, ладно тебе, — Кейси погладила ее по плечу, — мы вот вообще у других тренировались, а нас он избегает так же, как тебя.
— Верно, — мгновенно успокоилась Мышь, и тут же хищно улыбнулась. — Каково это, убить человека?
Томас в компании Маркуса больше расслаблялся, чем за теми посиделками. Но с людьми ладить умел. Раз в неделю можно было и посидеть, посплетничать.
А еще через день случился вызов на съемки порнографического фильма. Вызов был на драку, это по приезду выяснилось про порнографический фильм. И драка та была липовая, нужна была машина с мигалками, настоящая, крупным планом. За это готовы были и штраф оплатить и в кутузке отсидеть. Главная актриса так томно поприветствовала их «Офицеры!», а потом протянула с придыханием «сэ-э-эр», что Томас не мог этого упустить, просто не мог. Он взял это слово на вооружение, и каждый следующий раз использовал ее произношение. Пару раз даже на людях. Маркус каждый раз вздрагивал, стискивал зубы и кидал на Томаса злые взгляды.
— Ты бы не мог не передразнивать актрису порнографичного жанра, Ортега?
— Конечно, сэ-э-эр.
— Томас!
— Маркус?
Маркус смотрел на него очень долго, пристально, не моргая. Томас держал взгляд.
— Я твой тренирующий офицер, я — старший в паре, я старше по возрасту.
— Я знаю, Маркус, — у Томаса жгло изнутри, он сам не понимал, почему так настойчиво пытался влезть к Маркусу под кожу, — и я не спутаю флудильню с официозом.
Маркус хмыкнул, улыбнулся быстро и незаметно, перевел взгляд на молчащую рацию.
— Подхалим, — покачал головой.
— С вкусным кофе, — добавил Томас и тоже улыбнулся, чувствуя себя, словно выигравшим битву.
Перед выходными был день оборотней. Полнолуние. Одного пьяного снимали с дерева, сидел там и жалостливо, но очень громко выл. Вызвали службу защиты животных, пожарных и команду зачистки. В зачистке было на одного человека меньше, Маркус хмыкнул на удивленный Томасов взгляд, кивнул в подтверждении.
— Заметил что-нибудь?
Томас наморщил лоб. Не было худого парня, который в прошлый раз нес оба огнемета. Он еще поморщился на подходе к дому, как от внезапной вони, которой не было слышно людям.
— Сильный. Запах учуял издалека.
— Выходные стабильно на полнолуние. Плюс до и после. Зато в обычные выходные отрабатывает.
С дерева сняли дрожащего паренька. Тот уже весь оброс, но вид имел человеческий. Подождали еще минут тридцать и отправили со службой защиты животных. Уже их юрисдикция.
Еще разгоняли забастовку полуволков. Мэрия как всегда стратегически отложила рассмотрение поправок к закону об оборотнях на полнолуние, и опять оборотни не смогли внятно его облаять.
Томас думал на выходных, чему он учится у Маркуса. Спокойствию? Уверенности? Знанию жизни? За эту неделю с ним произошло больше, чем за последние десять лет. И события рабочей недели не желали стираться из памяти на выходных. Он не мог отпустить мысли. Углубился в научную литературу об оборотнях, перескочил в раздел про зомби, повторил обряд экзорцизма. Руки чесались позвонить Маркусу, хоть он и не знал его телефона. Пошел стрелять на стрельбище. Пытался представлять на месте мишени лицо интегрированного или свежего зомби. Руки дрожали все меньше и меньше.
Он учился у него силе сострадания. Тому, как Маркус кинулся утешать мать, увидевшую смерть своего сына. Томас привык к горю, но как священник всегда имел дело уже со свершившимся. Он всегда был после. После хирурга, после патологоанатома, после полиции, после гробовщика. Не на передовой. Он не слышал выстрелов, не слышал, как глухо звучит стук мертвого тела, упавшего на землю, не слышал яростный вопль осознания потери. Не видел столько крови на асфальте.
Маркус держал бьющуюся женщину в крепких объятиях, пока Томас на ватных ногах, подходил к телу, проверял пульс, вызывал коронеров. Он боялся обернуться, увидеть силу горя на еще молодом лице. Энди с Розой погнались, врубив сирену, за стрелявшими, а Маркус выбрал самое тяжелое. Остаться и утешать.
Он учился у него чутью и внимательности. Почему Маркус остановил эту машину? Превышение скорости было минимальным. Водитель сразу сбавил ход, увидев встречный патруль. Номера в порядке. Никаких повреждений. Но Маркус лихо развернулся вслед желтому доджу, а ведь они ехали на вызов. Томас присмотрелся к машине. Она его тревожила. Как тот демон. Что-то было не так.
Он учился у него невозмутимости. Томас сидел в машине, видел, как Маркус стоял ровно, терпеливо слушая ругань водителя доджа. Не бесился в ответ, раздражая этим водителя еще больше. Здоровяк вопил что-то про налоги и кому он их платит, что любая шваль гуляет и процветает, а честные налогоплательщики страдают от полицейского произвола и все в таком же духе. Вены на его шее надулись, глаза чуть не вылезали из орбит, он явно накручивал сам себя. Маркус просто терпеливо ждал. Чего? Наказуемого всплеска агрессии? Какой-то зацепки? Здоровяк вел себя слишком нагло, слишком борзо, галдел так, как нарушители обычно не делают. Если есть, что скрывать — ведешь себя тихо и нежно. Или специально отвлекаешь внимание? Здоровяк изначально вылетел из машины на взводе, хлопнул дверцей так, что машина покачнулась. И тут Томаса словно холодным душем окатило. Багажник. С ним было что-то не то. Он смотрел на багажник, в голове начинало шуметь, стучать часами, тик-так, и глаза было не отвести. Тоже чувство, что с демоном. Знание, бегущее впереди фактов и улик. Интуиция. Он вышел из машины, Маркус слегка повернул к нему голову.
— Откройте багажник, сэр, — попросил вежливо, спокойно, монотонно.
— С какого это хуя? — опешил здоровяк.
— Я видел кровь, — соврал Томас.
Звучало уверенно. Если будет не прав, сошлется на отсвет. Маркус прикроет, точно прикроет. Томас на это надеялся.
Здоровяк смотрел на него, открыв рот, а затем развернулся и, вопреки комплекции, резво и быстро побежал. Маркус бросился следом. Томас взял из открытого салона доджа ключи, открыл багажник. Внутри лежала девушка в одной комбинации: тонкие лямки сползли на локти, ноги голые, в синяках и царапинах. Руки были привязаны к коленям, рот заклеен скотчем, длинные волосы закрывали лицо. Дыхание ее было частым и неглубоким.
— Вы в порядке, мэм? Сейчас я перережу скотч, не бойтесь. Это полиция.
Он осторожно перерезал все путы, она даже не вздрогнула. Вызвал по рации скорую помощь.
— Я сейчас вернусь, мэм.
Он отошел к своей машине за тонким пледом. Девушка неуверенно вцепилась в край багажника, перевалилась за борт самостоятельно, Томас сделал шаг вперед, чтобы помочь ей и замер. Она стояла сама, покачиваясь, колени повернуты вовнутрь, руки висели плетьми, а голова странно клонилась набок. Через длинные волосы, закрывавшие лицо, можно было увидеть открытый рот с высунутым языком и дергающийся нос. Она не моргала.
Томас чертыхнулся. Это были знакомые с недавних дней симптомы. Он на ощупь потянулся к аптечке, не спуская с девушки глаз, достал транквилизатор, осторожно ступая, пошел в ее сторону.
— Все в порядке, мэм. Я не причиню вам вреда.
Она повела в его сторону носом. Томас замедлил шаг. Встал не за спиной, рядом, плавно накинул плед, почти обняв рукой за плечи, приблизил иглу транквилизатора к шее, девушка дернулась, и щелкнула зубами.
Маркус привел здоровяка в наручниках, закинул его в патрульный застенок, подошел к Томасу, сидящему на краю водительского сиденья доджа. У его ног, на земле, лежала укрытая пледом девушка. Маркус присел перед ними на корточки, приподнял одеяло, осмотрел девушку, выпустил ткань из пальцев, укрыв ее снова, поднял взгляд на Томаса и сразу напрягся.
— Что?
Томас разжал кулак, показывая ровный красный след зубов на ладони, между запястьем и большим пальцем.
— Понятно, — глухо сказал Маркус, положил ему ладонь на шею, сжал.
Так и просидел с ним до приезда скорой помощи. Потом они поехали в разные места: Маркус с задержанным — в участок, Томас с девушкой — в больницу.
Томаса потряхивало. В голове бродили черные мысли. Укус оборотня — не укус зомби. Жить можно. Только как? В полиции оборотни не служили, полицейское руководство отказывалось менять график дежурств в связи с «лунными особенностями», тогда женская партия выбила бы аналогичный закон на «критические дни». А явное продвижение бдсм — ошейник контроля, сами оборотни носить отказывались. Про священников-оборотней Томас тоже ни разу не слышал. Потому что такого не было.
Как ни сочувствовал, как ни помогал он людям «иной категории», на себя такое никогда не примерял. Не быть человеком? Сердцу стало холодно. Да к тому же — у девушки замедленное обращение, которое вышло за фазу луны. Такое он уже видел — у наркоманов.
— Потерпите, сэр, — теперь успокаивали его самого.
Молодая и улыбчивая парамедик колола ему что-то в руку. В больнице он просидел несколько часов в коридоре, начисто игнорируя все телефонные звонки, разглядывал стену.
— Все хорошо, — улыбнулась ему та девушка из скорой помощи.
У нее был бейджик. Аманда. Она уже привезла кого-то нового.
— Вам не сказали?
— Что? — встрепенулся Томас.
—Она обратилась уже тут. Вас укусила до. Ну, может воспалиться рана. Вы знаете, как много на зубах бактерий?
Томас заторможено кивнул.
— Анализы все чистые. Я у дежурной посмотрела, — она солнечно ему улыбнулась. — Будьте осторожны в следующий раз.
И пошла катить тележку с кем-то буйным, раза в четыре больше ее.
— Да, — кивнул ей вслед Томас, — спасибо!
И пожелал ей хорошей смены от всей души.
Он уточнил детали у дежурной, та флегматично подтвердила, что заражения нет. «А вам доктор не сказал?». Знать бы еще доктора в лицо. Из головы все вылетело. Он подписал все нужные бумаги. Устало побрел на выход. В приемной, у самых дверей, которые то и дело раздвигались, на пластиковом ряду стульев у стены дремал Маркус. Уже в гражданском: черные джинсы и потертая кожаная куртка. Рядом лежал вещмешок из шкафчика Томаса.
Томас тихонько кашлянул. Маркус открыл глаза, оглядел его сверху вниз, спросил, нахмурившись:
— Нормально?
— Ошейник не понадобится, — пожал плечами Томас, — уж прости, если рассчитывал.
Они посидели в ближайшей забегаловке. Томаса только сейчас нагнало чувство голода, он ел за двоих.
— Ты точно ничего не подхватил? — подозрительно смотрел на него Маркус.
Томас помотал головой — «голодный». Спросил, проглотив последний кусок:
— За что он ее?
Маркус чуть закаменел, отвернулся.
— Ты не захочешь знать.
— Не хочу. Должен.
Маркус посмотрел на него с сожалением.
— Она была его девушкой. Недолго. Бросила. А он в отместку ее оборотнем сделал. «Кому теперь такая нужна будет». Прямая цитата. Ну, и зоофил, наверное.
— Кто ее укусил? Нашли? — Томас отодвинул тарелку.
Маркус кивнул.
— Всех. Весь притон повязали.
Они еще посидели там немного. Томас не торопился уходить — было уютно сидеть вот так вдвоем после тяжелого рабочего дня. Он заказал на двоих молочный коктейль и мороженое, рассказал про свои мысли в больнице. Маркус слушал, смотрел непривычно теплым взглядом, открытым и ясным.
— Столько возни из-за одного маленького укуса, — усмехнулся Томас, разглядывая ладонь, — отделался пластырем.
Маркус подвез его до дома. Фыркнул на район проживания, обозвал «золотым мальчиком». Из машины Томас не спешил выходить, хотел позвать Маркуса в гости, на языке вертелись слова, которые никак не складывались в фразы.
— Иди, — не дал ему рта открыть Маркус, легонько толкнул ладонью затылок.
Лицо расслабленное, полуулыбка, а в глазах — печаль. Та, тоскливая, из сна.
— Маркус, — подался к нему Томас.
— Иди, — теперь ладонь обнимала его затылок, всего мгновение тепла, потом Маркус убрал руку и выпрямился на сиденье, принимая строгий вид.
— Ты же не думаешь, что завтра у тебя выходной из-за сегодняшнего инцидента? Еще и часы пришьют на отработку.
— Иди, — сказал третий раз, мягко, но пресекая любые разговоры.
Томас кивнул. Подчинился.
А следующим утром на работе его встретил Маркус версии первого дня знакомства: холодный, расчетливый, ехидный и в очках, скрывающих глаза. Злопамятный: «золотой мальчик» звучало через раз.
— Эй, — поднял руки Томас в середине дня, — уймись.
Чуть помолчал и добавил «сэ-э-эр». Маркус скрипнул зубами и привычно фыркнул, но немного сбавил обороты, став более «вчерашним», с этой мимолетной полуулыбкой и пальцами в его волосах, которые, Томас знал точно, ему не приснились. Было.
Но вызовы Маркус фильтровал тщательно. Томас заподозрил неладное, когда они в очередной раз за день приехали на вызов к старикам. Сильно пожилые леди стремились долго и много общаться. Им привиделись возможные насильники средь бела дня, проникновение со взломом. Маркус осматривал дверь, пока Томас беседовал с гостеприимной хозяйкой.
— Ты такой красивый мальчик, — сразу взяла его в оборот Хельга, дама с лиловыми волосами, держала за руку и поглаживала бицепс, - второй мальчик тоже симпатичный, но мне всегда больше нравилась южная кровь.
Томас покосился на второго «красавчика», которому худая и длинная Анне рассказывала что-то яростно жестикулируя, улыбнулся.
— Как давно вы живете вдвоем, мэм? — спросил он ее, вспоминая исповеди, и потом долго и не перебивая слушал историю ее жизни.
Маркус мотнул головой, поймав его взгляд. Привычное уже дело: сами забыли ключи, сами попытались открыть дверь, сами же и забыли об этом на утро. Анне выглядела ошарашенной и пристыженной. Хельга продолжала что-то рассказывать, не переставая гладить его руку.
— Вы не хотите переехать в социальную общину? — спросил он осторожно.
То, что они видели в доме — не радовало. Запустение, беспорядок, тревожные детали — опаленный чайник на плите, просроченные продукты в холодильнике сильно пахли, но обе дамы даже носом не вели, проводка в доме старая.
— В дом престарелых? Нет!
Томас провел там намного больше времени, чем им полагалось по вызову. Маркус не торопил. Томас не стал настаивать, но постарался рассказать о новых общинах все, что знал, попытался заглушить их страх, развеять ложные опасения. Дать пищу для размышлений.
Привычное всегда кажется удобным, в других людях прежде всего видится угроза. Менять что-либо страшно.
— Вы там так же можете жить вдвоем в одной комнате. И мы чаще туда приезжаем, чем по обычным вызовам. Контроль социальных учреждений, мэм.
Она улыбнулась. Возможно, семена его слов в скором времени дадут свои плоды. Дай Бог, чтобы проводка выдержала до того времени.
— Я еще заеду к вам, — сжал ее руку, — Хельга.
Оттуда они уезжали затемно. Сумерки сгущались, Маркус медленно вел машину по безлюдной окраине их участка.
— Стой! — заорал Томас, углядев что-то за окном. — Человек в опасности!
Они как раз проезжали «ничейный пустырь» — ту часть унылой, безлюдной территории, которую условно можно было отнести к двум соседним участкам сразу. Оба участка эту зону исправно игнорировали, что делало ее этаким «слепым пятно». Почти каждый день там находили чей-нибудь труп, вампирский, или оборотня или члена местной банды, ибо «ничейная земля» была также условно нейтральной зоной для местных разборок. Обычные люди избегали этот пятачок, как геенну огненную. Кто попал туда — был сам дурак. И Томас очень четко разглядел этого дурака в толпе из местных головорезов. Полсотни человек, оборотней и вампиров окружили высокого, полного мужчину в очках, Томас разглядел его недоуменное, испуганное лицо, услышал жалобное «пожалуйста».
Маркус кинул взгляд за окно, сморщился, скорость не сбавил.
— Если ты едешь в Африку, а потом прямиком топаешь ко львам, то памятник тебе не поставят. И со львами драться никто не полезет! Там свои законы, Томас! А какой-то идиот их не знал. Спасибо. Человечество прорядилось.
У Томаса засосало под ложечкой. Это ему говорил человек, который не забоялся драки один против семерых и вышел победителем? Который отбил девочку у толпы зомби одной битой? Человек, который прошел через жернова наркокартеля, а потом этот картель сгинул, человек за человеком? Тот, кто всегда плевал на приказ, когда дело касалось человеческой жизни?!
— Ох, — выдохнул он, сообразив.
Первый день и убийство демона, вчерашний укус полуоборотня... Маркус сомневался в его компетентности? Боялся за его жизнь больше, чем за жизнь незнакомого человека? Томас сглотнул. Его не устраивала такая цена.
— Останови машину, — попросил он тихо.
Маркус его игнорировал, вызывал подмогу по рации. Но сколько им ехать? И десяти минут у того мужчины не было. Томас приоткрыл дверцу, с четким намерением выпрыгнуть, даже если Маркус увеличит скорость за сотню.
— Стой! — теперь закричал Маркус, понял его намерения, понял, что не отступит.
Чертыхаясь, развернул машину, проехав брюхом по разбитому поребрику. Маркус не пустил его сразу, тормознул за плечо у багажника, достал бронь, сигнальные ракеты, огнемет. Спустились по склону, как в бездну.
— Полиция! — предупредил Томас.
Как крикнуть толпе нацистов: «негр!».
Они бы не справились с этой толпой. Не безмозглые зомби, которых можно взять силой и ловкостью, тут было слишком много ярости и злости. Томас крепко сжимал рукоять пистолета, старался держаться невозмутимо, как Маркус. Не показывать страх. Он выбрал в оппоненты высокого прокачанного юношу из оборотней, которых было явное большинство. В нем четко угадывался лидер стаи. И мексиканская кровь. Томас заговорил по-испански, парень хмыкнул — хмыкнули все. Он убавил враждебности на самую малость, недостаточную для победы. Им нужно было продержаться пару минут до подкрепления, но Томас ощущал угрозу, как сгущающийся туман, у них не было даже минуты.
Спасение пришло, откуда он не ждал. Взгляд альфы задержался на его рукаве с нашивкой, брови чуть приподнялись в удивлении.
— Падре? — в голосе альфы звучало уважение, признание авторитета.
Гляди ж ты. Возможный насильник, разбойник и убийца. А верующий.
— Si, — подтвердил Томас и протянул руку толстячку, который стоял ни жив ни мертв в кругу вооруженных бандитов.
Альфа позволил им уйти. Его стая была больше группы вампиров, остальная треть — татуированный человеческий молодняк — косилась недобро, но не вмешивалась. Томас шел в гробовом молчании до машины, затылком ощущал все направленные на него взгляды. Выдохнул только, когда Маркус газанул.
— Они бы меня убили, — хлопал глазами толстячок, — я — Барри, кстати сказать. Очень рад. Они бы меня убили. Машина заглохла. Эвакуатор отказался ехать. Решил срезать. Четвертовали и съели бы. Никогда тут не был. Они собирались. И вас бы убили. Чудо! Чудо же!
Маркус издал звук, будто кто его в живот ударил. Томас сжал одну дрожащую руку между колен, другой прошелся по волосам.
— Черт, выдохнул он, — ладонь в волосах тоже дрожала, — вот, черт!
Маркус хлопнул его по плечу и рассмеялся.
Вечером Томас уломал его сходить в бар. В качестве причины показал свои руки. Те все еще подрагивали. Маркус выделил ровно десять минут, на что Томас просто выпил все порции залпом и в один присест. Маркусу пришлось отвезти его до дому, и он ругался всю дорогу. А следующим утром специально ездил на высокой скорости и травил запахами еды. Томас иногда зеленел, но держался крепко. Взломы, кражи, изнасилование, пьяные драки, неуместное поведение, отец приблизился к ребенку на недопустимое расстояние, человеческая кость, найденная в мусоре, зомби перелез через городскую ограду, Томас собирал эти вызовы в шаблоны, каталогизировал, запоминал на будущее.
На демона их вызвали еще один раз. Девушка уже была привязана к кровати, изгибалась, плевалась грязными словами. Они говорили слова изгоняющей молитвы в унисон, а потом Маркус подошел ближе, и демон в девушке сказал ему что-то мерзкое, что-то про все его потери и «в этом ты тоже будешь виноват», кивая в сторону Томаса. Томас только увидел, как плечи Маркуса опустились от этих слов, и заорал: «Во-о-он». Громко, четко и на английском. Демон послушался: внезапно девушка замерла на кровати, перестала дергаться, ее лицо порозовело, дыхание стало ровным. Маркус наклонился над ней, проверил пульс, глаза. Томас стоял неуверенный.
— Это всегда так... просто?
—Нет, — тихо ответил Маркус и посмотрел на него странным взглядом, — совсем нет.
В последний их тренировочный день Маркус наотрез отказался идти в бар, выдохнул, словно Томас был нелегким бременем на его плечах. Ушел, вежливо пожелав удачи. А Томас отправился сидеть в бар с остальными полицейскими, и весь вечер свербело в груди. В выходные маялся. Поехал проведать ту девушку, которая укусила его. Полдня утешал ее родителей и рассказывал, как жить с дочерью-оборотнем. Потом съездил в больницу, повидал Аманду, пообедали вместе. Та смеялась, что она замужняя женщина, поздно обедами угощать, он ссылался на капелланскую нашивку, ревновать не к кому. «Хороший ты», — улыбалась Аманда.
Адреса Маркуса он не знал.
Утром нерабочего дня обрадовали, что он рабочий. Прав был Маркус про больничные часы. Вызвали на короткую смену. Маркус аж побелел от злости, когда его увидел.
— Всего пара часов, — пожал плечами Томас, — ты часто работаешь в выходные?
Маркус был весь как на иголках. Внешне — спокойный, как всегда, но Томас уже видел разницу: белые пальцы на руле, скорость на грани черепашьей, и вызовы Маркус фильтровал как никогда раньше. Выбирал какие-то самые слабые. Это Томас уже мог различить, а еще он сам чувствовал тревогу.
Не уберегся.
Бытовое насилие. Семейная драка. Томас даже не лез никого успокаивать, помнил заветы Маркуса. Но мужчина кинулся на женщину с ножом и Томас просто прикрыл ее собой, спрятал за спину, сам то в бронежилете, Маркус без него из машины не выпустил. Так и получил поварским ножом в подмышку, между ребер.
Грянул выстрел. Женщина заорала. Белый потолок над головой давил и не давал дышать. Потом потолок перекрыло лицо Маркуса, женщина рыдала где-то рядом. Томас только открывал рот, как бьющаяся на берегу рыба, не понимал, почему не может говорить. Маркус ловко расстегнул бронежилет, приподнял его, чтобы снять, все шептал: «терпи, терпи».
Изо рта что-то потекло, Томас закашлялся. Маркус откинул бронь в сторону, осторожно придерживая за затылок, опустил Томаса обратно на пол. Пальцы так и остались в волосах, правая рука невесомо летала над раненым боком. Томас не видел и едва ощущал касание, лицо Маркуса таяло как в дымке. Губы немели, стало холодно.
— Держись, пожалуйста, держись, малыш.
У Томаса екнуло в груди от «пожалуйста», совсем ухнуло сердце от «малыша». Он отчаянно цеплялся взглядом за Маркуса, все открывал рот, порываясь что-то сказать, и не мог. Кто-то возился вокруг него, уже другие люди: поднимали, несли, что-то говорили. Томас изо всех сил смял руку Маркуса, когда тот попытался отстраниться, и он остался рядом, крепко сжимал ладонь, гладил волосы. Сквозь неприятный тяжелый шум в ушах Томас слышал обрывки фраз «не успеем», «ближайшая — частная больница», «военные не возьмут». И голос Маркуса, который рявкнул — «едем туда» так, что Томас на месте врачей непременно бы послушался. А потом он окончательно потерял сознание. Из темноты он вынырнул лишь раз, чтобы увидеть знакомое добродушное лицо Барри, услышать неожиданно строгое «Что тут у вас?», а потом лицо и голос враз смягчились и: «Я возьму! Срочно анестезиолога!».
— Повезло, — сказал потом Маркус.
Заходил всего единожды, проверить, принес пончики, которые Томас не любил, усмехнулся, достал из-за спины коробку с куриными палочками. И ушел.
Барри потом съел все пончики, навещал часто, главный врач все-таки. Развлекал разговорами, морил проверками. Больница была исследовательской. Барри вкалывал Томасу новые, едва проверенные лекарства, следил за ним на тренажерах — спортивный зал там был, как на сотню человек. На Томасе заживало все быстро, а с такой программой лечения — вышел из больницы здоровее и сильнее, чем был.
Тем не менее, его посадили за «бумажную» работу. Временно, как он надеялся. И после награждения.
Церемония была пышной. Его и еще парочку полицейских торжественно облобызал мэр, вспышки телевизионщиков слепили глаза. Томас все высматривал в толпе Маркуса. Когда вручали медаль — видел его в самом конце зала, у дверей. Парадная форма, белые перчатки. Теперь было не найти, будто появился на минуту, как в больнице, и сгинул.
Тут и там ему жали руку, лицо ныло от постоянной вежливой улыбки, тут и там слышал про себя «золотой мальчик», «восходящая звезда», «далеко пойдет». Возможно, и Маркус все это слышал? Решил, что сделал свое дело. Как там Мышь говорила? «Царь Мидас»? Возможно, и сам Томас, выбирая его себе в напарники, рассчитывал на такой старт. Он уже не помнил. Почему-то в груди было больно. И не от раны.
Сидеть в участке было... странно. И народ был, а ощущение пустоты присутствовало. Пустые дела, которые он думал, делают секретари. Утром пытался поймать Маркуса, каждый день приносил ему кофе. Когда все-таки выловил, Маркус отшатнулся, как от прокаженного, не взял, улетел на вызов. Томас привычно выпил оба стаканчика, пустая работа усыпляла, а следующим утром пришел в участок сильно заранее. После планерки засел на крыше: наблюдать, как Маркус подходит к машине, замирает, оглядывается, а потом берет горячий кофе с крыши и греет об него руки. Подогреватель для стаканов Томас тоже купил.
Стало спокойнее. Навязчиво? Ну и пусть. Он помнил его пальцы на своих руках и голос: «Раз, два, три - дыши. Знаю, что больно. Дыши, пожалуйста, дыши» Воспоминания из скорой, такие зыбкие и хрупкие, накатывали ночью, и он просыпался, задыхаясь. Хотелось плакать и позвонить Маркусу. И тут его запоздало осенило. Ведь теперь у него был доступ к базе данных, время и отсутствие надзирателя за плечом.
Воровато озираясь на рабочем месте, он открыл досье Маркуса. Телефон, адрес, личное дело.
Идеальные показатели. Все последние дела — одно тяжелее другого. Все последние напарники ныне известные люди. Маркус никогда не просил повышений и отказывался, если предлагали. Всегда один. Ни семьи, ни друзей. Наград — завались. Легенда.
Томас копнул документы глубже, сопоставил данные и заледенел.
Самое начало работы — три убитых напарника, еще трое стали инвалидами. Отметка медиума, 13 лет назад, как только их ввели в полицию — «чисто». Но что-то явно было не чисто!
И что бы там ни было, Маркус боялся за него.
Томас закрыл лицо руками. Потом просмотрел дело еще раз, цепляясь за детали. Что такого случилось давным-давно, что Маркус никого к себе не подпускает уже почти четверть века? Томас задумался, вспомнил свой первый день и слова Маркуса про убийство человека в первый год на службе. То дело не было оцифровано, информация на экране давалась одним абзацем. Внезапно это показалось важным, таким важным, что Томас вскочил из-за стола и направился в архив, где лучезарно улыбаясь, врал, что «по делу», а там потратил два часа рабочего времени на поиски и прочтение. Краткая сухая выжимка: вызов поступил, вызов принял, приехал во столько-то, подозреваемый такой-то, перечень преступлений на две страницы, угроза жизни заложникам, угроза жизни полицейскому, результат. А потом шли фотографии. У Томаса подкосились ноги, он уперся спиной в стеллаж. От черно-белой фотографии мертвого тела на земле жгло, било в голову болью, ужасом, ненавистью. Томас захлопнул папку. Сразу стало словно светлее в комнате. И дышалось легче. То, что всякая нечисть массово вылезла на свет Божий пятнадцать лет назад не означало, что этой самой нечисти не существовало раньше. И если сильных медиумов и сейчас днем с огнем не найти, то что было, когда их и не искали?
Вечером он задержался на работе и подловил Маркуса со смены, уже на парковке. Тот на секунду улыбнулся, коротко, совсем незаметно, но так искренне, что Томас не сомневался, Маркус был рад его видеть, хоть потом и нахмурился грозовой тучей.
— Сходим в кафе? — улыбнулся, сверкая всеми зубами.
Маркус фыркнул в ответ, потер шею, сказал словно нехотя.
— Слушай, Томас, — Томас помнил, как он называл его «малыш», — ты вдруг решил, что мы друзья, но... Нет.
— Партнеры? Коллеги? Сослуживцы? — не отстал Томас и пошел с ним рядом.
— Нет, Томас, — Теперь в голосе звучал настоящий металл, Томас остановился.
— Это из-за трех трупов и трех инвалидов? — спросил в спину.
Спина напряглась, Маркус положил сумку на асфальт, развернулся, подошел вплотную, почти толкнулся грудью о грудь, глаза горели яростью.
— Нет, — прошептал слово, — Это из-за восьми трупов и шести инвалидов.
Развернулся, отошел, на ходу подхватил сумку. Томас проводил взглядом его стриженый затылок, сглотнул, а потом решил проехаться по одному знакомому адресу.
Буква Е все также припадочно мигала. Мелинда настороженно оглядела его с порога, узнала.
— У вас еще остались вопросы, офицер?
Томас приподнял смотанную трубочкой банкноту.
— Я тут по личному вопросу, мэм.
Она нервно кивнула, показала на кресло, скинула с со стола какой-то бумажный мусор, села напротив, на диван. Шар извивался сине-красными молниями.
— Возможно ли, — он прикусил щеку изнутри, — может ли существовать долговременное проклятие?
— Я черной магией не занимаюсь, — тут же вскинула руки Мелинда.
— Теоретически! — также поднял ладонь Томас, — у... моего друга был инцидент. Двадцать пять лет назад. И с тех пор люди рядом с ним... Им не везет. Иногда смертельно.
— О-о-о, — протянула Мелинда, — двадцать пять лет? Это нужно быть очень сильным человеком, чтобы самому не сломаться. Теоретически? Я о таком не слышала.
Томас достал из-за пазухи папку, кинул ее на стол, быстро открыл и сразу отстранился. Мелинда лишь слегка нахмурилась, наклонившись над фото.
— Что? О, да. Тут чувствуется отголосок злобы.
Она взяла снимок в руки, Томас поморщился.
— Простите, я аккуратно. Не помню.
— Я не..., — Томас вздохнул, — я не из-за этого. Вы не чувствуете? Оно словно жжется.
Мелинда опустила фотографию обратно на стол, внимательно посмотрела на Томаса, поводила бровями вверх-вниз, качнула головой влево-вправо до хруста в шее, а потом интенсивность ее взгляда изменилась, он стал напряженным, жалящим. Томас чуть отклонился от него на спинку кресла, ощущая взгляд физически.
— Ох, — Мелинда моргнула и ощущение, что его щупают взглядом, исчезло.
— Ох, — повторила она потрясенно, прикрыла рот рукой, глядела на него, как фанатка на кумира.
— У тебя столько силы! Ты не знаешь, да? Чувствуешь, но не знаешь... Ты — медиум, мальчик. Очень сильный медиум.
— Вы ошибаетесь, — вежливо улыбнулся Томас, — меня проверяли. Нет.
— А ты очень хотел быть полицейским. И закрылся. Ведь такой силой по патрулям не разбрасываются…
— А сейчас вы вдруг видите? — перебил ее Томас. Сарказма в голосе уже не скрывал.
— Ты не ожидал. Казалось, не важным... Ты не знаешь своей силы, делаешь все подсознательно, интуитивно. Не умеешь пользоваться... О, Боже! Хочешь, научу? Дай мне чуть-чуть, совсем немного. Дальше я сама справлюсь. Моя вся истощилась, жалкие крохи остались... А у тебя... Ты копил-копил и не использовал... Мне самую малость, немного совсем. Дай...
Она широко распахнутыми глазами смотрела на него, не моргая, взгляд так и замер где-то над его головой. Она сложила ладонь лодочкой и протянула к нему, будто и правда хотела взять что-то от него, невидимое, непонятное, невозможное. Томас отшатнулся.
— Нет.
Она вздрогнула, моргнула, как морок сошел, тут же покраснела.
— С такой силой ты сможешь увидеть, что с ним не так. Я не смогу. Ты сможешь. Я научу.
— Окей, — Томас убрал снимок в папку, поднялся, собираясь уходить, — спасибо за консультацию. Я подумаю.
Он уже достаточно повидал наркоманов, а Маркус вбил в него подозрительность к каждому, особо не стараясь, что он понимал: глупо вот так, одному, бесконтрольно вверять свое «что бы там ни было» зависимому человеку. Даже если не врет, даже если порядочная, что мешает высосать его до дна, как вампиру в сушняке?
Плохо спал, не верил, потом вспоминал, что и как с ним было раньше, все его предчувствия, утром тоже все просчитывал, обдумывал. Дождавшись удобного момента в участке, окликнул:
— Гизанда!
Вампир оскалился, зарычав тихонько, дернул уголком длинного рта.
— Что тебе? — спросил вкрадчиво.
— Помощь нужна, — подкатил на стуле Томас с папкой в руках, будто по работе.
Гизанда изогнул бровь. В участке его не игнорировали, опасливо избегали. Томас словно видел вокруг него невидимую сферу, ближе, чем на два метра без дела к нему не приближались. Все в участке работали парами, иногда устоявшимися, иногда как получится, все, кроме Гизанды и Кина.
— Нужна поддержка, — сказал тихо, глядя прямо в глаза. Черные зрачки на черной радужке. Страшно и красиво, неестественно. Мало кто выдерживал этот взгляд. Томас выдержал. — Сегодня.
Гизанда приподнял вторую бровь.
— А если у меня планы на вечер? — но Томас уже чуял его любопытство.
— Не беда, можно завтра, — легко согласился он.
— А твой... бывший напарник? — танцы с кофе было трудно не заметить.
Томас был уверен, что это уже не раз и не два обсудили во всех подробностях все полицейские участка.
— Скорее всего, не одобрит и…
— Дело касается его?
— Частично.
— Во сколько?
Мелинда открыла дверь и тут же сделала шаг назад.
— Вампир! — пискнула она.
— Офицер полиции, — поправил Гизанда вежливо и широко улыбнулся, обнажив клыки.
В его исполнении улыбка всегда смотрелась угрожающе. Мелинда нервничала, у нее дрожали руки. Она указала им на диван, а сама села в кресло, сцепив ладони на коленях.
— Мне нужна была страховка, вы же понимаете? — кивнул Томас на Гизанду, Мелинда кивнула.
— Итак, — Томас достал секундомер, — я почитал, что минуты для начала хватит?
Мелинда опять молча кивнула, покосилась на вампира.
Она осторожно коснулась указательным пальцем его лба. Легонько стукнула.
— Напрягайся тут, расслабься остальным телом, — она легонько стукнула, и палец словно прошел внутрь черепа, Томас видел это, но ничего не почувствовал.
— Основная проблема новичков — видение. Новенькие не могут осмыслить вещь за гранью разума. Настрой себя на привычное. Фильмы, книги, что помнишь... Как там описывают ауру? Представь. Что ощущаешь тревогой, злом — черное. Остальное — белое, золотое, розовое, как хочешь. Потом привыкнешь — сможешь... корректировать. Попробуй на мне. Открой глаза. Щелкни тумблером в голове.
Томас моргнул. Представил себе рычажок переключателя, как в старых сериалах про будущее. Гизанда разглядывал его с любопытством, выглядел как всегда, только... Томас сфокусировался. Да, вокруг вампира клубилась темная дымка, словно от одежды пар шел. И еще в черных глазах мерцало что-то красное. Томас повернулся к Мелинде: вокруг нее серебристо-серая дымка, а вокруг головы как кокошник из яркой золотой материи, которая знакомо пульсировала, ощущалась своей.
— Я взяла немного, видишь? — нервно сжала руки Мелинда.
— Да, — он опустил взгляд. Что-то тревожило его, казалось неправильным. Он сузил глаза, всматриваясь.
Внутри этой серебристо-серой женщины он видел кирпичи, целая куча темных и выпуклых кирпичей сгрудились у нее в груди. Особенно — в районе сердца. Каким бы новичком Томас не был, а сразу понял, что так быть не должно. Он протянул руку, Мелинда дернулась, Гизанда рядом тоже и она тут же замерла. Кирпич был тяжелым. Томас отодвинул его только двумя руками. На втором кирпиче пот заструился со лба. На пятом он почувствовал себя грузчиком, разгрузившим целый грузовик, на десятом он уже не чувствовал рук. Мелинда смотрела на него огромными глазами.
— Что ты сделал? Что ты делаешь? — ее глаза блестели.
— Так не должно быть, — прохрипел Томас, откидываясь на спинку дивана.
Все лицо было мокрым от пота, руки потряхивало. Последний кирпич был самым тяжелым. Мелинда прижала руку к груди и заплакала.
— Спасибо.
Томас чувствовал жуткое опустошение, хотелось завалиться на бок и уснуть. Рука Гизанды ему в этом помешала. Жесткие пальцы впились в плечо то ли в поддержке, то ли в предупреждении. Томас посмотрел на Гизанду, усмотрел то, что не увидел с первого раза. В груди вампира была дыра. Маленькая черная дыра, в которой кружил спиралью ветер, из которой веяло холодом.
— Ох, — Томас по наитию потянулся к своей голове, ощутил что-то теплое, свое, отщипнул кусочек и шлепнул это в сторону черной воронки.
Светлая заплатка приладилась прямо по контуру, вздыбилась, словно парус на сильном ветру, а потом разгладилась и натянулась как кожа на барабане, крепко. Гизанда резко выдохнул:
— Что ты…
— Так лучше, — внезапно смутился Томас.
Чувствовал себя выжатым и бессильным. Гизанда стрельнул взглядом в Мелинду, потом потянул Томаса вверх.
— Я смотрю, ты у нас совсем блаженный, — гаркнул в ухо, закидывая руку к себе на плечо, - на улице своим добром не кидайся.
Томас слабо засмеялся, тряхнул головой, выключая видение, подгибающимися ногами добрел до двери.
— Завтра пройдет, — шептала Мелинда и утирала слезы, — Спасибо. Спасибо, Томас.
— Отвезешь меня до дома? — попросил Томас.
—Да, ты сам и до такси не доберешься, — помотал головой Гизанда.
И отвез. Утром было чуть-чуть лучше, но вставать со стула Томас не решался, когда никто не видел, растягивался на столе. Спал потом двенадцать часов. И только еще через день решился посмотреть на Маркуса. И ничего не увидел. Маркус был далеко, так и продолжал избегать его, обходил по окружности даже в короткие мгновения своего пребывания в участке. Но Томас разглядел в этот короткий момент много ненужного о других. То, что Энди не изменяет жене с Розой, как все в участке думали. Он просто понял это вдруг, пришло знанием. Как и то, что у Мышки все мысли были направлены в сторону Кейси, а та печалилась из-за сестры. Он даже разглядел шрамы от операций на животе у лейтенанта, хотя так и не понял как. Но у Маркуса он ничего не увидел. И что страшнее, он понял, что за этим ничего что-то есть. Вечером опять стрельнул глазами в Гизанду. Тот догадливо подождал его на автостоянке.
— К Мелинде? — только и спросил, садясь на пассажирское сидение.
Томас кивнул. Мелинда выглядела лучше. Лицо разгладилось. Не морщины, горечь ушла. Балахонистое платье в пол на удивление симпатичное и по фигуре. Пара браслетов звенела на руке. И улыбка — радостная, а не испуганная. Настоящая.
— Здравствуйте, — улыбнулась она еще шире, — я так рада вас видеть!
И в доме, словно генеральная уборка случилась. Окно чистое, пол вымыт, буква Е сияет со всеми остальными, не выделяясь. Вещи по-прежнему валялись то тут, то там, но создавали при этом ощущение обжитого уюта, а не унылого бардака.
— Я ничего не увидел у Маркуса. Вообще ничего, — сразу сообщил Томас.
Мелинда нахмурилась.
— Ничего? Никакого свечения?
Томас отрицательно мотнул головой. Добавил.
— Но у меня есть ощущение... чувство, я будто знаю, что там есть что-то. Или я просто хочу, чтобы было? Чтобы было, что чинить?
Мелинда понимающе улыбнулась. Медиумов часто путали с психологами, даже в полиции они были взаимозаменяемы и часто совмещали специальности.
— Но напарники то его погибли, — свел брови Гизанда, — и девушка, и друзья с армии, со школы.
— Что, — уставился на него Томас, — откуда ты... В досье ничего нет!
— Я поговорил кое с кем, — пожал плечами Гизанда, словно пустяк и делов-то.
Томас поднял брови в обвинении.
— В полиции запрещено использовать Вампирский Взгляд!
— Как и выносить материалы из архива! — повысил голос Гизанда, — а ты вот вынес почему-то.
Томас открыл рот, закрыл, кивнул.
— Верно.
Гизанда глядел на него с подозрением.
— Нормально?
— Ты выяснил больше моего, за день. Детективом хочешь стать?
— Думал об этом.
— Тебе пойдет, — задумчиво окинул его взглядом Томас, Гизанда, кажется, удивился его реакции и спокойствию, хмыкнул, прочищая горло.
— Так что с ним явно что-то случилось.
— Девушка? — спросил Томас, сконцентрировавшись на важном.
— Беременная была, — помрачнел лицом Гизанда.
В груде кольнуло и стало холодно. Томас выдохнул, еще раз кивнул. Расспрашивать подробности было больно.
— И друзья... В живых которые остались - с ним связь не держат?
— Только Беннетт.
— Капитан Беннетт? — уточнил Томас и застонал от того, что не понял раньше, вспомнил про хромающую походку капитана, — у него же протезы...
Прикрыл рукой рот на мгновение. И понятно, почему именно капитан завернул его просьбу на постоянное партнерство с Маркусом после окончания срока бумажной работы. Еще и наорал в кабинете, словно Томас просил о немыслимом. Он-то, как раз хорошо знал о невидимом проклятье.
— Как я могу это увидеть? — повернулся он к Мелинде, — как?!
Мелинда прикусила губу, смотрела на него с сочувствием.
— Я сама не умею, но могу попробовать научить тебя. Ты — сильный. Надо чуть сдвинуть реальность, как занавеску отодвинуть. Делаешь так...
На выход Томас опять шел сильно шатаясь. Но Гизанда не спешил к машине, он замер у порога в нерешительности.
— Доедешь сам?
Томас открыл рот, посмотрел на дверь дома, на Гизанду, закрыл рот.
— Ей... больше, чем тебе, — сказал неуверенно, уже начиная улыбаться.
— Кто бы говорил, — фыркнул Гизанда, и Томас не понял наезда.
— Вообще-то, нет, — ответил Гизанда, смягчившись, — она даже младше, наверное, на пару лет. Мы в детстве одни мультики смотрели точно.
— Доеду, — хлопнул его по плечу Томас и поковылял к машине.
Следующим вечером Томас топтался на одном месте, засунув руки в карманы. Караулил на автостоянке. Маркус резко остановился, увидев его.
— Что тебе? — спросил недружелюбно, открывая машину.
— Поговорить, — Томас быстро, пока Маркус не заблокировал двери, скользнул на пассажирское сидение. — Одну минуту! Дай мне одну минуту, хорошо? От нее хуже не будет.
Маркус молчал, смотрел подозрительно, из машины не гнал.
— Я... —Томас сжал обе ладони коленями, выдохнул, и признался, впервые произнес вслух, — я — медиум. Мелинда говорит, — сильный.
Маркус открыл рот, чтобы сказать что-то, судя по лицу, скабрезное, но Томас поднял руку, в знаке внимания.
— Минута, помнишь? Я тоже не поверил сразу. Но все, что я делал раньше... То, как узнал демона, не видя его лицо, то, как угадывал разное раньше. Я был хорошим священником, знаешь? Знал, что люди чувствуют. Знал, как им помочь и... Да, минута, прости. Мне вроде как надо тебя просканировать.
Маркус наклонил голову на бок, смотрел пристально.
— Я уже пробовал... по-обычному. Как полицейский медиум. Ничего не видно. Понятно, почему у тебя отметка «чисто» в досье.
Маркус резко выпрямился, и Томас тут же зачастил.
— Да, я читал твое досье, а Гизанда опросил старожил. Мы в курсе дела.
Глаза у Маркуса потемнели, Томас приложил палец к его губам, чтобы тот не начал на него орать. Маркус оскалился, и пальцы Томаса коснулись зубов, он тут же отдернул руку.
— Я думаю, тот человек, которого ты убил тогда, Чемберс, помнишь? Мне кажется, он был сильным медиумом. А тебя не почистили после. Никто же не знал тогда про посмертные проклятия медиумов, да мало кто и сейчас знает... А прокачанные медиумы сидят в Эппл и никому слова не скажут... Я много болтаю, понял. Просто дай мне минуту, одну минуту. Попробовать. Разреши мне?
Маркус приподнял бровь. За весь монолог Томаса он словно ни разу не моргнул.
— Будто тебя остановит, если я скажу «нет».
Томас облегченно выдохнул, расслабился телом, напряг мозг, крутанул шеей, как Миранда, и для усиления эффекта — взял Маркуса за руку. Тот не протестовал. Томас поводил руками в воздухе, снимая тонко слой за слоем. С каждым движением руки, будто нырял на глубину, где становилось темнее, тяжелее и воздуха не хватало. Когда показалось, что голова взорвется, добрался. Ахнул, увидев.
Из головы Маркуса, от самого темечка кружилась тонкая черная воронка. Она была почти невидимой ниткой у головы и расширялась в диаметр небольшой кружки под самой крышей, уходила ввысь, явно выходила за корпус машины. Томас сглотнул, присмотрелся. Не зря показалось, что стало темно. За окошком водителя было хоть глаз выколи, как в самую темную безлунную ночь в лесу. Томас огляделся: за всеми окошками было темно. Томас крепче сжал ладонь Маркуса, сфокусировался. Тьма за окном была «живая». Она пульсировала, лилась по стеклу и издавала тихий рокот, как огромный двигатель, работающий где-то далеко-далеко. Томас осторожно открыл дверцу со своей стороны. Черная гладкая лента тут же змеей скользнула внутрь и обвила его ногу. Томас дернулся и увидел, как из-за спины метнулось нечто яркое, золотое и стукнулось в темень, возомнившую себя лианой. Черная лента собралась кольцами и утянулась наружу. Золотая лента, живая, пульсирующая и, несомненно, его, медленно втянулась обратно за его спину. Томас захлопнул дверцу.
— Ох, ты ж, черт, — пробормотал себе под нос.
— Что такое? — голос Маркуса звучал глухо.
Томас мотнул головой, и, выныривая из видения, как из воды, обнаружил себя вжатым в бок Маркуса. Он практически сидел на краю водительского сидения, стискивая руку Маркуса и дрожал.
— Томас, — мягко позвал Маркус, таким голосом он обычно разговаривал с жертвами преступлений.
— Оно — огромное, — прошептал Томас, — Маркус, я видел.
Маркус весь напрягся, смотрел исподлобья.
— Нам надо к Мелинде. Сейчас же.
Она встретила их, широко улыбаясь: растрепанная, счастливая, совершенно не похожая на ту женщину, которую видел Маркус в их первый совместный день. Маркус посмотрел на нее, потом на Томаса, сощурился.
— Он мне помог, — кивнула на невысказанный вопрос Мелинда, — сильно. И не один раз.
Томас смутился. Поработал немного грузчиком, да свел с вампиром. И поделился еще малостью... дара? Силы? Сахарной ваты, что сладким облаком висела вокруг его головы? Та еще фея-крестная.
Внутри Маркус огляделся, будто впервые увидел место, опять кинул взгляд на Томаса. Тот пожал плечами, привычно сел на диван. Маркус рядом. Что-то неуловимо щекотало ноздри, какой-то запах.
Мелинда пристально смотрела на Маркуса, долго. Потом качнула головой.
— Ничего не вижу.
— А так?
Томас сделал мысленное усилие, и золотистые ленты-змеи рванули из-за его спины в сторону Маркуса, опутали его фонтанирующую темень, подняли с пола, окутали, уплотнили, обвязали лозой, закрыв в золотую клеть. Теперь огромный черный шар, весь в перехлестах золотых лент, висел над головой Маркуса, чуть за его спиной, а одна маленькая золотая змейка окрутила воронку и, закружившись, как в гончарном круге, спустилась к самой макушке. Маркус вздрогнул.
— Ох, — Мелинда приложила ладонь ко рту, — ох.
Томас вытер пот со лба. Маркус сидел окаменевшей статуей рядом, смотрел странно.
— Что ты сделал? — спросил тихо.
— Лучше? Стало лучше?
Без этой давящей тьмы, которая глушила звуки и словно съедала воздух, а еще рокотала так тревожно и угрожающе, Томас и сам почувствовал внезапный прилив сил.
— Да, — ответил Маркус, все так и смотрел, не отрываясь, — Лучше.
— Видно? — спросил у Мелинды внезапно пересохшим ртом. Отрывать взгляд от голубых глаз не хотелось, изнутри все больше щекотал странный запах.
— О, да! Ты так красиво сделал! Очень наглядно. Невероятно! Оно в него укоренилось, вросло. Стало частью, но так, как дар не врожденный, то очевидно, механизмов управления нет. Надо придумывать самим, как это регулировать. Для окружающих, особенно близких — это как рядом с вулканом жить. Само жерло цело, а вот кто рядом...
Томас прослушал, что она говорила дальше. Запах отвлекал, будил что-то звериное внутри. Что-то забытое, первобытное, глубоко запрятанное. На диване занимались сексом совсем недавно. Теперь он знал это точно. Этот запах животной силы ни с чем не спутаешь. И он бил в нос, выбивал почву из-под ног, кружил голову, отметал все мысли. Хотелось коснуться. Томас протянул левую руку: кожа на шее Маркуса была теплой, жилка билась в руку. Маркус кинул на него странный взгляд, приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, и пальцы правой накрыли его губы. Теплое осязаемое «ох» облачком вылетело сквозь пальцы, вызывая дрожь.
Мелинда тихонько ойкнула. Томас ткнулся носом в щеку Маркуса, глубоко вдохнул.
— Томас, — как-то беспомощно выдохнул Маркус.
Томас открытым ртом повел по подбородку. Не поцелуем, стыдной лаской. Маркус дернулся, тут же перехватил обе его кисти железной хваткой, чуть отодвинул.
— Что с ним? — спросил у Мелинды, смотрел на нее, но Томас видел, как расширились его зрачки, слышал учащенный стук сердца.
— Оу, — Мелинда резко встала, - моя вина. В таком состоянии все чувства острее, а мы с Карлосом тут...
Она кивнула головой на диван и стала ярко пунцовой. Маркус встал, утягивая Томаса за собой. Томас послушно поднялся, ткнулся головой ему в шею, прикусил губами, лизнул. Он чувствовал тепло в груди, в животе, в паху. Краем глаза углядел, как золотая лента, тонкая, но шустрая, ползла по его плечу, через грудину вниз, в пах. Тело вспыхнуло, желание вырвалось голодным зверем из тесной клетки. Маркус руки его не отпустил, но Томас терся носом, щекой, ощупывал губами бешено стучащую жилку, пытался прижаться телом, чтобы потереться пахом.
—Мелинда! — в голосе Маркуса звучала паника. Томас ощущал ее ледяные искорки, но понимал суть. Не от действий Томаса, а от собственного страха поддаться.
— Ох, Маркус, — простонал Томас ему в ухо.
И тут Мелинда сделала движение рукой, и по животу, словно хлыстом ударило. Томас взвыл, чуть не упал, хорошо, что Маркус держал его:
— Что?! — теперь был страх за него.
Томас сообразил выключить видение. Сразу стало легче. Но отстраняться от Маркуса не спешил. Тот прижал его к себе. Так близко.
— У него... Его... Сила... Как-бы изнутри, — Мелинда махнула рукой в сторону паха, а потом сделала интернациональный и всем понятный жест передергивания затвора.
— Уведи его. У меня слишком... Его провоцируют отголоски секса... И, Маркус, ты должен быть рядом с ним. Нельзя уходить далеко. Томас связал ваши силы, я не думаю, что он будет в состоянии их развязать в скором времени. Я треснула, как битой по яйцам. Только изнутри. Ты уж прости.
— Ничего, — выдохнул Томас, — Спасибо.
Маркус неосознанно гладил его по затылку. Было тепло и хорошо, боль уходила.
— Пойдем, — потянул его Маркус, так и повел к машине, обнимая за плечи.
В машине Томас откинулся на сиденье, прикрыл глаза ладонью. Кружило голову, как с похмелья. Всю дорогу чувствовал на себе тревожные взгляды Маркуса.
— Я нормально, — повернул к нему голову Томас, — не скажу, что хорошо, но нормально. Надо научиться так делать.
И он щелкнул пальцами, как Мелинда. Потом осмотрелся, не узнал пейзаж за окном, приподнял брови, облизнул губы, повернувшись к Маркусу.
— Я ночую у тебя? — спросил неуверенно.
Маркус крепко сжал руль, смотрел на него, не моргая, потом отмер, кивнул, вышел из машины.
— Мне нужно собрать вещи, — сказал, нахмурившись.
Томас приподнял брови. На небе уже луна сияла, почти ночь.
— Могу переночевать сегодня у тебя, а завтра можем у меня? — сказал уже при заходе в квартиру, подумал над словами, рассмеялся.
— Не хочу пугать тебя, но, кажется, мы вступили в долговременные отношения.
— Завтра съездим к Мелинде, — хмурая складка так и не покинула лоб, — проясним ситуацию.
— Как скажешь, — согласился Томас, все еще улыбаясь, огляделся.
Аскетичная обстановка: чисто, комфортно, удобно. И до звона в ушах тихо. Пусто. И запах Маркуса повсюду. Возбуждение так грубо отторгнутое, накатывало второй волной. Он поежился, задышал глубоко и медленно. Надо было ехать к себе.
— Ты в порядке? — тихо спросил Маркус.
Стоял в дверях спальни, в руках комплект спортивной одежды, для сна, видимо. Ему. Свое. С запахом. Томас длинно выдохнул сквозь зубы. Надо было ехать домой. Потер лоб ладонью, кивнул, подошел ближе.
— Это мне? — взял аккуратную стопку одежды, заглянул за спину, углядел нечто интересное и бесцеремонно просочился внутрь.
Стена спальни была увешана рисунками: черным мелком по белой бумаге. Мрачно, тревожно, больно. Тени, деревья, звериные морды, лица. Маркус замер в дверях странно изломанным силуэтом. Плечи напряжены и приподняты, руки застыли вдоль тела и чуть спереди.
— Твоя девушка? — Томас указал на один набросок, выделявшийся легкостью линий, на фоне остальных черных рисунков, он словно излучал свет.
Маркус кивнул, смотрел на него неотрывно. Томас неторопливо рассматривал рисунки. Некоторые лица он узнавал - бывшие напарники, некоторые — совсем незнакомые.
— А это? — женщина, молодая, чернокожая.
— Проститутка, — Маркус выдвинул вперед подбородок, будто Томас был вправе судить его за это, словно он ждал осуждения, не дождавшись, расслабился, добавил имя, - Эдна.
— Она... в порядке? — свел брови Томас, страшно было услышать ответ.
— Почти, — шея у Маркуса напряглась, на мгновение он отвернулся, отвечая, — живая.
Томас кивнул, силясь понять, как Маркус выдерживал эту отрезанность от людей, вынужденное отшельничество? Отсутствие человеческого тепла рядом? Как вариант, который, судя по всему, не помогал тоже — быстрый одноразовый секс, постоянная смена партнеров. И это при том, что - Томас знал это, Маркус был из редкой породы однолюбов.
Будучи священником, Томас чувствовал себя отстраненным от людей. Изолированным. Всегда рядом и постоянно вне. Вне семьи, вне детей, вне общей постели. Один дома, один в мыслях, один в кровати. Но то был его выбор, его призвание. А Маркуса этого выбора лишили. Томас прижал ладонь к сердцу, пуговица на кармашке царапнула кожу. Он стянул с себя блейзер, кинул на табурет, потянулся за футболкой, да так и застыл на месте. Табурет был около окна, там же стоял мольберт, на нем были прикреплены рисунки — его, Томаса, портреты.
Он так и стоял с открытым ртом, потом сделал шаг ближе, протянул ладонь, не решаясь коснуться. Пальцы обвели контур собственного лица, в миллиметре от бумаги.
— Ты рисовал меня, — в груди щемило, он обернулся и поймал смущенный взгляд Маркуса, пальцы так и висели в воздухе около нарисованного черным лица.
— Маркус, — произнес имя, как Отче Наш, как Аминь, как Позволь мне.
Он остро почувствовал этот момент. Они вдвоем в спальне Маркуса, большая кровать рядом, он — с голым торсом, а под пальцами — шершавая бумага. И взгляд Маркуса, выражение его глаз... Он плавился под этим горячим взглядом, в котором от смущения не осталось и следа. Желание накатило жаркой болезненной волной, выбивая дух, заглушая мысли.
— Маркус, — прошептал Томас и сделал шаг к нему.
Он никогда за все свои тридцать лет никого так не хотел в свою жизнь. Никого так сильно не желал, тем более мужчину.
Маркус дернулся назад, но так и остался стоять на месте, завороженно разглядывая его. Томас видел, как высоко и часто вздымалась его грудная клетка, как быстро дергался вверх-вниз кадык, как нервно сжимались-разжимались в кулаки пальцы.
— Маркус, — повторил еле слышно, остановился прямо перед ним, почти касаясь.
Он чувствовал ответное желание и без видения, ощущал его мурашками на спине, вставшими дыбом волосками на руках, запахом, стуком сердца, расширенными зрачками, взглядом. Потому так внезапно было это резкое «нет» и шаг назад.
— Нет, — повторил Маркус, он смотрел на что угодно, кроме Томаса. — Нет,
И он вышел из комнаты.
Томас дрожал, не понимая, включил видение. Маркус горел, пылал тем же огнем, что и он. Только у Томаса не было четверти века для тренировок воли и разума над прихотями и желаниями. Томас спустил одну светлую змейку, ослабив основы золотой клетки, повел ее вниз по телу Маркуса. Сильная дрожь, почти судорога, прошла по телу Маркуса, когда золотистая лента змейкой нырнула ему в штаны. Он откинул голову и застонал.
— Томас, прекрати. Томас!
Его имя, произнесенное с такой мольбой в голосе, произвело не тот эффект, на который рассчитывал Маркус. Совсем не тот. Томас расправил плечи, расстегнул верхнюю пуговицу на джинсах и пустил еще одну змейку от клетки вниз по телу Маркуса, огладил затылок, повторил форму подбородка, окутал грудь, нарочно цепляя соски. Маркус дернул руками в сторону и обе змейки трепыхнулись от его движения, словно живые, словно ощутили его злость.
— Это принуждение! — прокричал Маркус отчаянно.
Томаса встряхнуло, как от сильной пощечины. На мгновение, от неожиданности, золотая клеть раскрылась огненным цветком, распахнутыми пальцами и темная энергия Маркуса с силой вырвалась наружу.
— Ох, черт! — только и успел воскликнуть Томас, когда сгусток этой черноты прошел сквозь него, прямо через грудь, прошив сердце.
Он задохнулся, грудь сдавило. Падая на колени, он следил глазами за разрозненными черными ошметками, разлетевшимися по комнате. Основная черная масса вспучилась ядерным взрывом над головой Маркуса, золотые лианы быстро вернули ее обратно под замок, а брызги черного вулкана, некоторые - неторопливо, а некоторые —молниеносно, кружились около него. Одной привычной золотой змейке он придал форму гигантского сачка и поймал все тучки разом, утянув края, закинул эту малую часть в общий шар, крепко стянул лианы. Только тогда услышал: «Томас! Томас!!» у самого уха, понял, что Маркус стоит рядом с ним на коленях, держит за плечи. Его руки были горячими и тяжелыми.
— Я собрал, — еле слышно произнес Томас, губы не слушались, язык еле ворочался. — Прости. Пожалуйста.
Томасу было холодно, глаза закрывались. Сердце сбоило. Горячее на лице, на подбородке. Звуки, как из другой комнаты, совсем не слышно.
— Не оставляй меня, — прошептал Томас, теряя сознание.
В больнице Барри смотрел на него с осуждением. Как на человека, не оценившего выпавший шанс. Он пришел к нему посетителем, а остался консультировать лечащего врача. У того было очень забавное выражение лица, когда Барри утянул его в коридор, рассказывая по памяти медицинскую карту Томаса.
— Кажется, у тебя появился свой собственный лечащий врач, — произнес Маркус из угла, — примчался через час после скорой. Умеешь ты друзей выбирать.
Он сидел в темноте, далеко от кровати, силуэт сгорбленный. Томас махнул ему пальцами правой руки, они едва шевельнулись.
— Привет, — сказал едва слышно, от одного слова и одного движения навалилась жуткая усталость, — не уходи.
Повторил заветное, что стучало в голове. Силуэт в углу сгорбился еще сильнее, и опять стало темно. Во второй раз Томас очнулся один. В теле зудело. Он с трудом сел, практически вывалился из кровати, поковылял в коридор. Никто его не останавливал. Было тихо. Наверное, ночь.
Он шел по своему внутреннему компасу, ориентировался на то странное чувство зуда.
Маркус стоял на балконе, курил. Чертыхнулся, обернувшись, подскочил, поймал на руки. Так и понес его в палату с дребезжащей капельницей, верной собачкой катящейся сзади.
— Не уходи далеко, — пробормотал Томас, пояснил, засыпая, — тянешь.
А утром пришли Мелинда с Гизандой.
—Что случилось? — с порога спросила Мелинда и Томас, кинув быстрый взгляд на Маркуса, густо-густо покраснел.
Маркус посмотрел на него, вздохнул, и увел Гизанду в коридор, обсудить что-то по работе.
Мелинде он рассказал все, не стесняясь. Она сидела ядом на стуле, разглаживала юбку на коленях, смотрела ласково, понимающе.
—Эта твоя вспышка… В моем доме, в его доме. Это не пройдет само собой. Это часть тебя, она идет изнутри. Одиночество, желание любви, потребность не быть одному. Чувства можно похоронить, завалить камнями, раз в год, позволяя себе помечтать о несбыточном, а потом выгорать снова. А можно, как ты, нахрапом, штурмовать замки, ломаться каждый раз, а потом вставать снова и опять лезть на рожон.
Мелинда улыбнулась и похлопала его по руке. Томас сморщил нос смущенно.
— Я… не очень подкован в этих делах.
— И он тоже, — кивнула Мелинда, — у вас идеальный тандем.
Она засмеялась, а потом очень серьезно добавила:
— Он очень за тебя боится.
— В последнее время я зачастил по больницам.
— Очень за тебя боится, — повторила Мелинда и потрепала его по щеке. Вошедшие в этот момент, Гизанда и Маркус одновременно хмыкнули.
— Ну что ж, я пришла сюда не разговоры говорить. Нет, и это, конечно, тоже, но в основном я надеялась, что буду тебя лечить. Это по моей специальности.
Она без предупреждения переменила взгляд и стала водить руками над его грудью. Томас завороженно смотрел на танец ее рук, с каждым па ему становилось лучше. Томас свое видение не включал, хватит с него. Он просто чувствовал, как легкость возвращается в тело, здоровье, силы.
— Вот и все, — опустила руки на колени Мелинда.
— Все? — сверлил ее недоверчивым взглядом Маркус.
— Ну, настоящую рану я залечить не смогу, как ни крути. Пулевое не вылечу, грипп не вылечу, настоящий инфаркт не вылечу. Но это был не настоящий инфаркт, ты же знаешь. А всю темень я вычистила. Он здоров.
Гизанда протянул ее руку, она приняла ее, поднялась со стула.
— Приходите, как… проясните ситуацию. Будем учиться. Мне самой ужасно любопытно. По нашей специальности нет стоящих учебников, Томас, одни досужие домыслы. И личный опыт. Хорошего вам дня, - вежливо улыбнулась она и тихонько добавила себе под нос, только Томас и услышал. — И хорошей ночи.
Больше всех потрясен был Барри.
— Ты кудесник! — сиял как новенький слиток золота. — Никаких следов! Совсем! Что ж в отчете то писать? Переутомление? Остаточная слабость? Что тебе для работы надо? Чтоб в патруль вернули побыстрее?
— Умеешь ты друзей заводить, — повторил Маркус, когда они выходили из больницы, Томасу почудилась тень былой тоски и легкая зависть в голосе.
— Умею, — кивнул он Маркусу, глаз не отводил.
Отвернулся Маркус. Молчал в машине. То и дело ерошил рукой волосы на затылке. Привез его домой.
— Взял свои вещи? — деловито уточнил Томас, пропуская его внутрь.
— Слушай, Томас, — Маркус почесал за ухом, — если ты здоров, то уже можешь попробовать расцепить нас.
— Я так тебе надоел? — механически улыбнулся Томас.
Прислонился спиной к стене. Нужна была опора. Маркус оглядывался по сторонам. Острый взгляд явно подмечал детали: музыкальные диски, фото семьи на тумбочке, мягкая мебель, белые стены, его квартира была меньше Маркусовой, но более обжитой.
—Так что, хочешь разбежаться? — в глазах начинало жечь.
Обида накатывала, выталкивала слова наружу, грубые, честные. Он давно не исповедовался.
—Я не… — Маркус улыбнулся, тут же нахмурился, облизнул губы, посмотрел на стену в отчаянии, словно там написаны нужные слова, — я давно один, Томас. Уже привык. Смирился. Живу одной работой. А ты…
Он раскрыл ладонями, сделал жест руками «вы только посмотрите на это».
—Ты молодой, красивый, перспективный.
Последнее слово он произнес по слогам. То ли сарказм, то ли усиление смысла.
— Я, возможно, единственный человек, который может быть рядом с тобой. А ты до сих пор не веришь?! То есть столько лет верил, что с тобой что-то не то, отталкивал людей, а меня не надо! Я могу, я справлюсь, слышишь? Я научусь. Ты не веришь, потому что не видишь, да?
Лицо Маркуса болезненно искривилось.
— Я не об этом… У тебя столько всего впереди. Карьера, жена, дети…
— Прости, ты… Что за чушь ты несешь?
— То что я оказался в тот момент рядом, на диване… это было случайностью и…
— Блядь, — ругнулся Томас и стукнулся затылком о стену, — блядь, блядь, блядь!
— Прости, — теперь не понимал Маркус, наклонил голову, смотрел нахмурившись.
— Ты в благородство решил поиграть что ли? – слова вырвались шипением, — слышал вообще, о чем я? Я могу быть с тобой, я хочу быть с тобой?
— Томас, — брови надломились.
В груди бешено застучало.
— Ты думал, что я на любого готов влезть? Несколько лет без секса и вдруг свобода? Плейбой-карьерист, а не священник?
Он сжал кулаки, стукнул ими о стену сзади.
— Нахрен мне сдалась карьера! Я Беннетта просил дать мне тебя в постоянные напарники, он меня послал. Грозился перевести в другой участок. Женщины? У меня было целых три, наверно, меньше, чем у тебя. А ты…
Томас старался не частить словами, но они лезли и лезли, подгоняемые горечью обиды.
— Я ведь только сейчас, в больнице все сложил. С этим, — он крутанул кистью около своей головы, — даром, с ранением... Я пока дома был — ко мне вся родня приезжала. И мама узнала тебя по фотографии. И она сказала: «О, твой кумир! Надо же!». И потом я, когда твое досье смотрел — почти вспомнил. Ночью сегодня, как ударило. И то, что мама говорила: мне было лет семь, я мешался ужасно под ногами, к Рождеству готовились, а в гостиной был телевизор. И мама говорит — я застыл. Пробегал мимо, увидел награждение героев-полицейских и все, замер, не отлепить от телека до окончания церемонии было. А тогда их долго показывали. Говорит, потом года два только в полицию и играл. А потом — развод, переезд, я злой ужасно был. Тот еще сорванец. Бабушка со мной не справлялась, я ж чуть в уличную банду не вступил. И опять — твое награждение. И я решил, что не хочу бандитом. А лет в пятнадцать-шестнадцать, когда гормоны-девочки и никаких серьезных мыслей, бабушка стала давить, чтоб в священники. А каково в 15 лет про это думать? Только кивать и планировать другое. И опять ты по телевизору.
Томас невесело рассмеялся, прижал вывернутую ладонь ко лбу.
— И ты там был такой... Вроде как всегда: парадная форма, белые перчатки, военная выправка. Настоящий супергерой. А в глазах такая боль... Я не понимал, как другие не видят? Все оглядывался на семью, вдруг кто скажет: какой страшный взгляд! Никто не увидел этого. А меня как пронзило, ударило, стукнуло? Откровение случилось? Я понял, что хочу быть священником, понял, что хочу убирать эту боль из взглядов... Понял, что хочу убрать ее из твоего взгляда.
Томас беспомощно развел руками.
— Ты в некотором роде моя путеводная звезда, Маркус.
Маркус выглядел ошарашенным, глаза сияли, смотрел завороженно.
— Так что не думай, пожалуйста, что у меня недотрах, и я на стенку лезу и готов от этого запрыгнуть на первого встречного, или, что я пойду искать себе подходящую жену, потому что ты думаешь, что мне так удобнее. Не решай за меня, хорошо?
Маркус вздрогнул. Томаса пугало его умение не моргать. К которому явно присоединилось умение задерживать дыхание. Всю его речь Маркус, словно не дышал, слушал, затаив дыхание.
— И я не буду решать за тебя. Если ты не хочешь меня рядом постоянно, если это так трудно, ты не привык... Я попробую разъединить наши... — он махнул рукой вверх, так и не придумал правильного слова для определения, — штуки... субстанции. Я попробую сделать это максимально безопасно. Научусь, поверь.
Он приложил средние пальцы к краешку глаз у переносицы, сильно сжал. Когда отнял руки от лица, Маркус стоял совсем рядом, блуждал взглядом по его лицу.
— Но от тебя не отстану, не надейся. Уж поверь мне. Я упрямый.
Маркус кивнул в подтверждении. Положил ладони ему на плечи. Томас говорил громко, экспрессивно.
— Если это из-за того что ты боишься за меня? То не надо. Я справлюсь. Я же сейчас — единственный, кто может тебя выдержать! Кто может быть рядом и сдерживать твою... штуку!
Ладони Маркуса переместились с его плеч на шею, потом поднялись к подбородку, обхватили его с обеих сторон. У Томаса жгло глаза. Он почти кричал:
— И уж прости, что я не длинноволосая блондинка, или кого бы ты хотел видеть на моем месте.
— Ох, да заткнись ты уже, — мягко сказал Маркус и потянул его за подбородок вверх, в поцелуй.
Словно кинул зажженную спичку в ворох сухих веток. Томас вцепился в его плечи, вжался всем телом. Маркус целовал его с ненасытной жадностью, стонал ему в рот и звук вибрировал, отдаваясь крупной дрожью во всем теле.
— Стой, ты же после больницы, — отстранился Маркус, рук с лица не убрал, дышал трудно.
— Ты сейчас шутишь ведь, верно? — лихорадочно прошептал ему в щеку Томас, Маркус поцеловал его в шею, ухо, придержал рукой подбородок, поцеловал в губы, прислонив затылком к стене.
Его колено приладилось к паху Томаса, терлось, приподнимало тело. Томас охнул, когда Маркус поднял его за ягодицы, притянул к себе, и опять прижал к опоре стены. Томас, обхватив ногами бедра Маркуса, повис в воздухе. Он вцепился в плечи Маркуса одной рукой, второй держался за затылок. Маркус придерживал его двумя руками снизу, терся щекой, носом, целовался открытым ртом, потом не выдержал, заскользил правой рукой по телу, по шее, обвел большим пальцем губы, обхватив ладонью щеку.
Томаса накрыло: от этих поцелуев, жарких и влажных, от трения в паху, через грубую ткань джинсов, от этой ситуации, еще день назад совершенно невозможной, его затопило таким сильным оргазмом с отголосками даже в кончиках пальцев так, что он повис на Маркус, дрожал всем телом, а Маркус прижимался к нему, как к стене и сбито дышал в ухо.
— Вот, черт, — прошептал он хрипло и засмеялся, — завтра у нас день прачечной.
*****
Они стояли у здания суда. Уильям Слейтер выглядел презентабельно, приятный молодой человек: в костюме, аккуратно причесанный, улыбался им издалека улыбкой менеджера среднего звена, на которого снизошла благодать в виде лопухов-клиентов. Он совсем не походил на себя недавнего: злого, грубого, брызжущего слюной и проклятиями отморозка, в багажнике которого лежала девушка-полуоборотень. У Слейтера был прекрасный адвокат, перевравший и приукрасивший действительность.
— Хотел помочь, как же, — сплюнул под ноги Томас, — Хорошо, что еще ее виновной не сделал.
Испуганные, недоумевающие глаза Марии и напрягшаяся челюсть ее отца до сих пор стояли перед глазами. Было муторно.
—Так бывает, — излишне спокойно ответил Маркус, Томас чувствовал те эмоции, которые бурлили за этой показным безразличием, — иногда слишком часто.
Он докуривал третью сигарету. Томас уже знал, тот так курил, когда сильно нервничал. Или злился.
— Эй, — Томас положил ему ладонь на плечо, — это мне тут полагается возмущаться несправедливостью жизни, как новичку.
Маркус расслабился под его рукой, улыбнулся. Магия прикосновений.
— Знаю. Не могу привыкнуть. Каждый раз злюсь.
— Офицеры? – говнюку хватило наглости подойти. — Было приятно иметь с вами дело.
Лощеный, холеный, с дежурной улыбкой, которая источала злорадство, он бесил до дрожи в теле. Томас был готов признать свои способности медиума на суде, подтвердить ранг, поклясться на Библии, что Уильям Слейтер заранее обдумал и спланировал все действия, что он хотел причинить боль, как можно больше боли. И, о, как Томас хотел рассказать про дальнейшую судьбу Марии, которая случилась бы, не останови они ту машину на дороге. Только вот показания медиумов до сих пор не принимали в суде. То, чего не видно — не подтверждено. А Томас знал, знал все помыслы и действия этого гнилого человека.
— Хорошего дня, — Слейтер развернулся и вальяжной походкой пошел к своей новенькой блестящей машине.
Томас скрипнул зубами, протянул к Маркусу руку, отщипнул кусочек тьмы и запустил его ровнехонько Слейтеру в спину. Тот пошатнулся, словно споткнувшись, выпрямился, отряхнул невидимые соринки на костюме и пошел дальше, но уже не такой уверенной походкой. Томас удовлетворенно кивнул. Маркус смотрел на него, не мигая, сигарета в пальцах тлела, золотистая полоска пепла дошла почти до кожи. Маркус стряхнул его, кинул окурок в мусорку около которой они стояли все это время.
— Ты же не убил его? — спросил вкрадчиво, тихо.
— Я был священником, — укорил его Томас, — как ты можешь так обо мне думать?
Потом усмехнулся.
— Нет. Но боли он испытает много. Очень много.
— Хорошо.
Маркус кивнул. Все так же смотрел пристально, у Томаса начинали краснеть щеки.
— Тут люди, — прошептал он, улыбаясь, — не смущай меня.
— Я очень люблю смущать тебя, — также тихо ответил Маркус.
Прикоснулся пальцами к шее, послал дрожь мурашек по всему телу, с сожалением убрал руку.
— Вечером, — пообещал твердо то ли Томасу, то ли уговорил сам себя.
— Значит, самосуд? — проводил взглядом машину Слейтера.
— Высшая справедливость. Я вижу все дела и помыслы, а ты прямо карающая десница. Вдвоем – мы идеальный тандем, как говорит Мелинда, — Томас улыбнулся.
Погладил Маркуса по круглому шраму над костяшками пальцем. Он теперь знал все его шрамы.
— Идеальный тандем, — эхом повторил Маркус.
Опять смотрел на него, как на икону. Еще недавно — натянутый, невозмутимый, с каменным лицом. А теперь — расслабленный, сияющий, с тонкими лучиками морщин вокруг глаз — от улыбки. Не без его, Томаса, участия.
— Я на тебя хорошо влияю, — похвалил сам себя, провел пальцами по улыбке.
— Тут люди, — теперь вспыхнул Маркус.
— Вечером?
Маркус уже целовал его пальцы, глаза темнели, интенсивности взгляда могли позавидовать самые сильные медиумы.
— Да, к черту, у меня куча лет идеальной выслуги. Можно и перерыв сделать.
Он переплел его пальцы со своими, и потянул к машине.
До их дома ехать было недалеко, но он установил рекорд скорости в этот раз.