Порох

            Когда ты остаешься наедине со своими мыслями, начинаешь невольно пробираться в лабиринт своего мозга, заглядывая в самые потаенные уголки. В этот самый момент начинается это бесконечное самокопание и появляются эти нескончаемые вопросы к себе. Твое приподнятое настроение сразу улетучивается, уступая место тоске и какой-то непонятной апатии, пожирающей тебя изнутри. Эта апатия потихоньку превращается в зловещую черную дыру, которая вот-вот затянет тебя с головой в свои бесконечности. Те бесконечности настолько ужасны, что само возвращение хотя бы в нейтральное состояние уже начинает казаться глупой мечтой. Человек будто тонет в болоте, которое постепенно поглощает, не оставляя шансов выбраться. Сколько бы он не старался, все равно не вылезти из этой серой безразличности. Такое ощущение, что все твои внутренности разом исчезли, оставив лишь противное чувство одиночества. Все это смешивается в один ком, который на вкус как горькие таблетки, а ощущается как колючая проволока в желудке.                    Все это было бы лишь красивыми и грустными словами, если бы это не происходило с Юрой. В его желудке буйствовала та самая пресловутая колючая проволока, а на языке ощущался вкус горьких пилюль. Они заставляли страдать влюбленного долговязого журналиста, который просто мечтал вырвать себе все органы, чтобы просто избавиться от этой боли. Запираясь в кабинке туалета, он рычал, как зверь, ударяя кулаком по непрочным стенкам, ведь боль из колющей превращалась в жгучую, будто горячий воск от свечи капает на открытую рану.Она застилала пеленой глаза, мучила, пытала самыми зверскими способами, а человек должен был страдать за свои чувства, ведь только истинно любящий мог вытерпеть эти муки. Так и Юра, всхлипывал от боли, закрывшись от всех. Он не мог допустить, чтобы его кто-то увидел в таком состоянии. Эта боль длилась всего пару недель, но журналист не смог привыкнуть к ней, даже вливая в себя тоннами анальгетики. Он пробовал не обращать на нее внимание, советоваться с друзьями, ходить к врачам, моля их сказать, что это всего лишь гастрит. Но врачи как назло твердили, что это та самая пресловутая невзаимная влюбленность, из-за которой так много людей в последнее время шагают с двенадцатых этажей. Весна все-таки.                    Юра слишком сильно любил жизнь и своих родителей, поэтому он решил, что он выйдет максимум только из двери своей квартиры за лошадиной дозой анальгина. Покопавшись в интернете, молодой человек вычитал на одном из форумов, что подобное состояние, продолжающееся длительное время, постепенно приводит к слепоте. То есть, если твоя пассия не ответит тебе в итоге взаимностью, то ты ослепнешь безвозвратно. Белки глаз постепенно сереют, заполняется все пространство глазного яблока. Юра никогда этого не замечал, но оказалось, что по Москве таких людей множество. Они ходят понурые, тяжело опустив голову и задевая постоянно то плечом, то рукой других прохожих. Но на них никто не срывается, ведь эти люди переживают одно из самых тяжелых душевных испытаний. Сердца этих людей бьются через раз, норовя остановиться прямо посреди рабочего дня, но оно, как и эти несчастные, продолжает работать, смиренно гнать кровь по больному бренному телу. Ведь никто не может ничего сделать, процесс уничтожения необратим.                    Впервые Юра задумался о том, что в последнее время его зрение стало потихоньку ухудшаться. Бледноватое и итак худощавое лицо начали украшать синяки под глазами, а руки время от времени теряли привычную им теплоту. Смотря в зеркало по утрам, журналист понимал, что в таком состоянии его не самый сильный организм не протянет. Началась беготня по врачам: терапевты, окулисты, эндокринологи и даже психологи. Все это лавиной сошло на неподготовленного к таким поворотам судьбы парня. Все специалисты лишь пожимали руками, говоря, что ничем не могут помочь, прописывали какие-то препараты, назначали антидепрессанты. Эта бутафория лишь нагоняла еще большую тоску, поэтому, чтобы хоть как-то расслабиться, Юра начал пить. С алкоголя он перешел на травку, с травки на кокаин. Родителям он перестал показываться на глаза, говоря, что засел по уши в учебе. Вся серая жизнь молодого и перспективного журналиста стала еще серее. Теперь он, человек всегда готовый рубашку рвать на себе за ЗОЖ, плавно переходил от одного московского притона к другому, в надежде найти своего дилера. Желание жить также плавно уходило, как и зрение: глаза напоминали туманную субстанцию с неясным очертанием радужки и зрачка.                     Будучи обдолбанным в хламину, Юре часто виделись разные образы, настолько реалистичные, что порой хотелось прикоснуться к ним. Одним из самых частых «гостей» был Андрей, поэтишка среднего звена, живший в Питере и любивший вступать в словесные перепалки с журналистом, в виду их разных взглядов на окружающий мир. Ничем не примечательный на внешность, примерно того же возраста, что и Юра,но обладающий невероятной силой слова и харизмой. Ох уж эта чертова харизма. Андрей писал, на первый взгляд, какую-то чушь, которую на трезвую голову не разберешь. Но именно это и подкупало искушенного читателя, такого как Юра, обожающего копаться в поэзии, вычленять скрытый смысл, читать между строк. Эта журналистская пытливость нашла свой рай в стихотворениях непризнанного поэта, пишущего только для узкого круга лиц. В «видениях» журналиста Андрей часто читал свои стихи, мог долго смотреть Юре в глаза и в немом укоре покачивать головой, когда тот пытался коснуться поэта. Чертовски реальные образы человека, который всего лишь своим существованием прожигал дыру в душе и заставлял страдать, выводили Юру из коматозного наркотического состояния, обличая серую и депрессивную реальность без этого человека. Такие перепады между реальным миром и вымышленным не могли не влиять на психику журналиста, побуждая его все больше окунаться в вымышленный мир, чтобы только снова увидеть своего любимого поэта.                    Когда ты остаешься наедине со своими мыслями, ты иногда можешь с ними совладать. Когда ты остаешься наедине со своими галлюцинациями, то ты можешь лишь подчиняться им, ведь в их мире ты слишком слаб и ничтожен. Юра практически полностью ослеп и уже не мог сопротивляться ни жестокой реальности, ни обманчивому вымышленному миру. Реальная слепота стала отражением его внутренней. Он был как осенний сгнивший лист, ведомый пронизывающим ветром. Андрей все также являлся Юре в качестве образа, гладил по голове отчаявшегося журналиста и читал ему свои стихи. Может, в какой-то момент эта галлюцинация и стала парню некой иллюзорной опорой, помогавшая не свихнуться окончательно.                    В один из промозглых и серых дней, Юра шел недалеко от Ленинградского вокзала, потупив туманный взгляд вниз и не замечая никого вокруг. Этот однообразный и нечеткий мир практически полностью перестал существовать для молодого, теперь уже, не журналиста. Университет, узнав обо всем, что творилось с парнем, немедленно отчислил его, даже не предоставив никакого шанса восстановиться. Теперь он, слепой и никому не нужный, брел по тротуару, задевая прохожих то плечом, то рукой.Промозглая осенняя Москва выедала скудные остатки внутреннего тепла и, казалось, что от той влюбленности, что на первых порах возвышала, а потом уничтожила, не осталось и следа. Была лишь пустота, холодная и мрачная.             Остановившись у знакомого МакКиоска, Юра взял на последние деньги кофе, чтобы хоть как-то согреться по пути домой, как вдруг ощутил тяжелую ладонь на своем плече. Видимо, то был достаточно крепкий мужчина с поразительно теплыми руками. Повернувшись, Юра своими практически полностью ослепшими глазами осмотрел человека, стоящего рядом с ним.              – Юр, здравствуй. Ты меня не узнаешь, что ли? Что с тобой? Что с твоими глазами? – говорил подозрительно знакомый голос.       – Мужчина, вы кто? Что вы от меня хотите? – с недоверием в голосе ответил Юра, пытаясь отстраниться.       – Господи! Юра, что с тобой, черт возьми, произошло? Блять! В кого ты превратился? Что блять с твоими глазами?!       – Мужчина, отойдите от меня, а! Я вас не знаю. Отстаньте от меня –, начал отстраняться парень, пытаясь хилыми руками оттолкнуть собеседника. Все происходило максимально странно.       – Юр, блять, очнись! Это же я, Андрей. Тот самый поэт, что бесил тебя тупыми рифмами и нежеланием выставлять свои стихи напоказ. Ну вспомни же, Юр. Вспоминай!              Как не хотел бы Юра, но в туманную голову ничего не приходило. Не видя картинки, он не мог быть уверенным в том, что какой-то Андрей не ссыт ему в уши, затирая про какую-то поэзию.              – Миг - перешёл на бег. Где же, где мой бережок и плед? Беженец я или божий кент, но если так, то отчего арестован?Фиг - предрешён ответ: вешать, резать, невиновных нет…ты помнишь эти строки, Юр? Это же я писал, помнишь? – начал цитировать свои стихи Андрей. В его сердце теплилась надежда, что незрячий внешне откликнется хотя бы душой.              Юра стоял и тупо смотрел немигающим мутным взглядом на собеседника. Белки парня уже были практически полностью серые, а этот «туман» застилал полностью зрачок. На лице парня не дрогнулась ни одна мышца от прочтения строк стиха.              –Вы меня спутали с кем-то, скорее всего. Я пойду, пожалуй. Всего доброго. Надеюсь, вы найдете того Юру, которого так ищете, – монотонно сказал парень, разворачиваясь, чтобы уйти. Где-то глубоко в душе ему было жалко, что он не тот Юра, которого искал тот мужчина. Ему бы хотелось, чтобы хоть кто-то так его любил.                    Отдаляясь от собеседника, Юра чувствовал, что тепло, которое ощущалось рядом с этим человеком, ускользает, как вуаль, падающая с плеча прекрасной девушки, легко улетучиваясь, оставляя мягкое ощущение на коже. Такое было с ним впервые за долгие месяцы его никчемной жизни. С каждым шагом было все сложнее идти, ведь то тепло манило. Но решив, что незнакомые люди врут в девяносто девяти процентах случаев, Юра поплелся в сторону дома, попивая давно остывший кофе.                    Дома в кармане пальто парень нашел небольшой кусочек картона, на ощупь похожий на визитку. На этой визитке шрифтом Брайля был написан номер телефона. Решив, что терять все равно уже нечего, Юра решил позвонить. Трубку долго не брали, и когда тот уже решил сбросить вызов, на том конце провода послышалось негромкое «Алло».              –Я догадался, что это вы положили мне ваш номер телефона в карман, – начал было Юра – поэтому, раз вы такой упрямый, то расскажите мне поподробней о вас и об этом Юре, которого вы так усердно ищете.              – Конечно расскажу. Меня зовут Андрей. Я живу в Питере, ну а если быть совсем точным, то на окраине. Пишу непопулярные стихи, люблю пиво, вискарь и заумные слова. Мой друг, которого я ищу, самый лучший человек на свете. Он учится на журналиста и у него гигантские перспективы. Его пытливый ум, дотошность и любовь к своему делу меня вдохновляет на написание стихов. Мы провели с ним в Питере очень много времени, сидя в разных местах и обсуждая всякое. Он пытался найти скрытый смысл в моих стихах, а я пытался объяснить ему, что он всегда все усложняет. Мы любили выпить, сидя на набережной, любили орать всякую околесицу, валяться на траве, смотреть на звезды. Юра пах лучше всех цветов на свете и улыбался самой лучезарной улыбкой. Только я не ценил всего этого, и когда Юра уехал, я понял, что потерял настоящее сокровище. Пускай немного нескладное, чересчур высокое и иногда заносчивое. Я влюбил его в себя, а сам повел себя как последнее чмо. Правда я осознал это слишком поздно, когда сам начал слепнуть. Теперь, я приехал в Москву, чтобы попытаться исправить то, что натворил.                    Пока Юра слушал Андрея, по щекам парня из белесо-серых глаз катились слезы. В его голове всплывали туманные эпизоды из того времени, о котором говорил Андрей. Вспомнил тот сад, в котором они пели всякую старую херню с MTV, пили пиво и радовались компании друг друга. Спустя долгое время Юра почувствовал тепло, разливающееся внутри него, будто что-то вязкое и теплое залили в желудок. Это приятное ощущение разливалось по всем клеточкам его тела, заполняя постепенно ту пустоту, что разъедала тело на протяжении нескольких месяцев.              –Андрей…я скучал, – пытаясь подавить всхлипывания, сказал Юра, улыбаясь сквозь слезы. Парень слышал, как на другом конце провода раздался звук похожий на радостный вздох, продолжившийся громкими всхлипываниями. Чертовски было тяжело сдержать слезы, ведь наконец все встало на свои места.                    Встретившись на следующий день, Андрей и Юра не могли отлипнуть друг от друга. Для них двоих светило солнце в тот момент, пели птицы, а серые панельки казались не такими уж и серыми. Выедающая душу тоска постепенно отступала, правда зрение так и не улучшалось. Юра завязал с наркотиками, помог Андрею перевезти немногочисленные вещи к себе на квартиру и даже притащил однажды котенка домой. Квартирка в сером панельном районе превратилась в обитель скромного, но очень теплого уюта, где по вечерам готовили всякую полезную еду, по ночам происходила любовь, а по подоконникам ходил белый пушистый кот.