Our hearts condemn us

Ноль. Squrl – Funnel of Love Комната залита летним солнцем. Блики касаются острых лиц Хошино и Имаи, мягкими мазками ложатся на лицо Атсуши. Он входит в небольшое помещение, залитое догорающим солнечным светом, и оно заполняется запахом пудры и цветов; Имаи старается вдохнуть больше. Что-то важное происходит сейчас, пока пластинка под тонкой иглой играет мягкий инопланетянский рок с английскими буквами. Хошино улыбается – нежно, детски, непонимающе, но приветливо. Он не видит всей Химии, но чувствует её в воздухе. Не понимает, почему Имаи так жадно поводит носом, смотрит во все глаза. Атсуши робкий, на нём просторная белая рубашка, он застывает посреди комнаты, бросает взгляд на книжные полки, выискивая знакомые названия на корешках. Явно чувствует себя не в своей тарелке. Имаи следит, как одержимый, за мутным взглядом Атсу. Every breath you take, every move you make, - вспоминает Хошино текст откуда-то знакомой песни. Во всём этом что-то есть. Что-то определённо есть. - Виски будешь? – спрашивает Имаи в воздух, безадресно, но Хошино и не думает принимать эту реплику на свой счёт; он покорно сжимается, растворяется в наэлектризованном воздухе, служит амортизатором между этими двоими. Атсуши кивает, придвигается к ним ближе; песня на пластинке отчего-то играет по третьему кругу. Хисаши наливает в пластиковый стаканчик дешёвый бурбон, отдающий ванильным привкусом, поливает сверху сладкой же колой, приглашает Атсуши кивком – садись на пол, на цветастый индийский ковёр. Они садятся, пьют и слушают, пока вращается пластинка, а потом ставят её снова и снова. Хошино думает, что это прекрасно. Хошино думает, что не зря согласился на предложение Имаи. «Это Атсуши, он придёт к нам сегодня послушать музыку». Один. Jozef Van Wissem – The Taste Of Blood А потом оказывается, что Имаи просто жизненно необходимо его к кому-то ревновать. Спаивать водкой и ревновать к окосевшим ребятам из малознакомых групп, на которых Атсуши никогда и не посмотрит. Договариваться о сотрудничестве с Иссеем, покупать им двоим красное вино, оставлять договариваться о вокальных партиях, чтобы был повод метаться по квартире загнанным зверем – Иссей действительно может быть конкурентом. Чтобы был повод приехать к Атсуши домой, открыть дверь ключом, который буквально вытребовал, дышать запахом, живущим в этих стенах, переставлять книги на его полке. К тому моменту, когда Атсуши отпускает волосы почти женской длины, пользуется красной помадой и вцепляется в шипы роз на концертах до крови, Хошино начинает разбираться в ситуации. Он играет глупость во плоти, звоня Имаи, предлагая выпить по пиву, силком вытаскивая того из квартиры Атсуши, пока сам её хозяин пьёт где-то в другом месте. К этому моменту в тёмных глазах Атсуши начинают распускаться цветы зла. - Ты его вырастил таким, - однажды доверительно сообщает он Имаи. – Твоя вина, - резюмирует. Имаи кивает, продолжает опустошать рюмку за рюмкой. На репетициях и в жизни Хошино смотрит на Атсуши и пытается понять, где в пустоте его взгляда прячется то двойное дно, ради прикосновения к которому Имаи вновь и вновь бросается грудью на жестокую водную гладь. Хошино не видит и не чувствует ничего на поверхности, но его сердце начинает биться быстрее, когда Сакураи вдруг за бокалом красного начинает читать ему Исикаву или цитировать «Цветы зла»; когда хватает тонкой, но сильной кистью за запястье и тянет на ночные улицы, по которым они собирают приключения. Раз за разом они ступают на темную сторону света, мир переворачивается. Кажется, именно тогда Хидехико начинает понимать, с кем имеет дело. Почему и он, и Имаи. Почему каждый, кто посмотрит ему в глаза. Это детские игры, но они работают. Это детские игры, но каждый из них соглашается поиграть. Это детские игры, но победитель не получает ничего, кроме боли и способности вырастить в своём сердце сад – розы с колючими шипами ранят твоё нутро, и каждое утро, просыпаясь и глядя на себя в узкое зеркало в ванной, ты чувствуешь, как капли крови бегут вниз по твоему горлу. Чужой крови. Это почти вампиризм. Хошино вспоминает, что на той пластинке, которую когда-то пришёл послушать Атсуши, была композиция на крови. The Taste Of Blood. Имаи ревнует, рвёт и мечет. Ему было бы всё равно, если бы Атсуши всё-таки переспал с Иссеем. Он не может простить, что Атсуши читал Иссею Бодлера. Два. Jozef Van Wissem – Streets of Detroit А потом оказывается Лондон и Англия, и Атсуши поёт в каком-то клубе вместе с сумасшедшим англичанином, а Имаи кусает ногти, дымит, но разрешает это всё. Сердце слишком растерзано и устало; хочется опустить его в кислоту, чтобы оно растворилось бесследно. "Я сам тебя создал, и теперь ты меня разрушаешь". Уоттс по-свойски закидывает руку на плечи Атсуши, тот смеётся, обнажая зубы, и горечь в уголках его губ слегка оттеняется полузабытым ощущением абсолютного счастья в стране, где курить можно только в специально отведённых местах, а нормального саке – днём с огнём. Но Имаи находит и нажирается раз за разом, перед концертами и после них, но никто не видит и не чувствует разрывающего его отчаяния. Здесь все привыкли пить. Здесь пьют на каждой унылой вечеринке, которую скрашивают только невероятных масштабов возлияния и приводимые Уоттсом английские проститутки. Каждый раз всё повторяется. Имаи тоскует по Японии, пока Атсуши подбирает себе солнцезащитные очки в этом городе вечных дождей и туманов. На память о невероятно странном периоде жизни – позже Хисаши его не вспомнит почти, слишком много пил каждый день, что притупляло восприятие, делало реальность похожей на серенький размытый фильм, делало не так больно, стой, зачем же так – Уоттс вручит Атсуши какой-то невероятно редкий альбом Нила Янга, Атсуши оставит Уоттсу кимоно цвета красного же вина. Сидя в самолёте, Хисаши будет молиться, чтобы тот летел ещё быстрее. Ещё в Лондоне он написал смс Хошино, попросил сорваться с ним в бар по приезде. Он готов бросить Атсуши с его багажом прямо в аэропорте. У него самого багажа, разумеется, нет. Три. Jozef Van Wissem – Streets of Tanger А потом всё рушится снова, потому что Уоттс зовёт Атсуши в Марокко и тот соглашается. Хисаши ставят перед фактом. Хисаши должен отпустить; они ничего друг другу не должны, но… Он не может смотреть на улыбающееся лицо Атсуши, когда тот присылает ему ммс. Это какая-то дурацкая попытка склеить их, Уоттса и Атсу, отношения. Они едят морепродукты и щедро политые маслом местные блюда, занимаются сексом, тратят деньги, делают вид, что что-то будет после. Уоттс на это действительно надеется; Атсу понимает, что на паре сообщений через границы стран и часовых поясов многого не построишь, да и надо ли? Достаточно того, что есть сейчас. Город-порт и гроздья мандаринов над головой. Уоттс покупает дурацкую шляпу, чтобы защититься от солнца, Атсу вырывает её у англичанина. Когда они оба смеются, обоим начинает казаться, что у этой истории ещё будет хороший конец. Атсуши идёт по узкой улице, и небольшая сумка с деньгами, фотоаппаратом, только что купленными сувенирами для знакомых стучит при ходьбе, и кажется, что всё это - фильм, солнечный фильм о мире, где совсем нет японских лиц. Когда Уоттс провожает его до зоны паспортного контроля в аэропорте, Атсуши легко касается центра его ладони. Прощание выходит невесомым. Четыре. Jozef Van Wissem - Our Hearts Condemn Us Атсуши не отвечает на сообщения в фейсбуке, ему не хочется разгребать почту. Он всё равно знает, что там найдёт. Знает, не читая. Старая пластинка крутится на проигрывателе множество дней, с утра до вечера; он снимает её с проигрывателя, только когда ложится спать, но и тогда знакомые с восьмидесятых мелодии атакуют сознание. Он не отвечает на звонки, не проверяет почту. Он выходит из дома, чтобы купить еду кошкам и стиральный порошок. Он не включает свет. Когда он перечитывает «Цветы Зла», он чувствует их глубже, чем в свои двадцать с лишним, и думает о том, что если это плата за всё, что он прошёл, то он не имеет права плакать о несправедливости и боли. Однажды он возвращается домой из магазина – ходил в другой квартал – и с волос стекает вода, дождь за окном красит небо в глубокий серый цвет. Из окна видно пагоду и огни, освещающие центр. Имаи сидит на его бордовом диване. Сжимает мобильный двумя руками. Я знал, что ты придёшь. Our hearts condemn us.