Всепрощающий металл

      За маской темно, свет приглушён и нет никакого периферийного зрения. Даже в середине дня блеск жгучего солнца, проникающий внутрь через окно, кажется мягким лунным светом. Темнота в комнате — как успокаивающее воспоминание из детства.       Пальцы Стива на его шее тёплые, они обводят контур маски там, где под кожей бьётся пульс. Баки чувствует собственное сердцебиение, эхом отдающееся в ушах. Устойчивое, ритмичное тук-тук-тук.       (Периодически его сердцебиение ускоряется — когда он мысленно возвращается в прошлое, задыхается от паники, от возникающих в сознании образов крови, хаоса, дыма, льда, холодного, острого металла, вновь льда, и пульс громко колотится в ушах — как резкое та-та-та-та стрельбы.)       Тук.       Тук.       Тук.       Точно разбивающиеся о берег волны.       Тук.       Тук.       Тук.       Как звук мяча, отскочившего от пыльной кирпичной стены здания школы, который он бросает, пока ждёт Стива, чтобы вместе пойти на обед.       Это успокаивает, почти что гипнотизирует. Нет ничего общего со звуком стрельбы, ничего.       Баки полностью обнажён — конечно, если не считать маски. Длинные волосы касаются подбородка, щекочут затылок — Стив мягко потирает большим пальцем пульсирующую жилку, убирает мешающие пряди. Солнечные лучи падают на голую кожу, согревая до крови.       Баки тихо вздыхает. Маска ловит его вздох, тёплое дыхание отражается на его собственных губах.       — Ты такой хороший, — произносит Стив, прижимается губами ко лбу Баки, целует влажно и долго.       ... Это неправда. В памяти Баки — шрамы, припадки, начала. Порой — на кончике языка, в удручающей недосягаемости, иногда он задыхается, горло наполняется желчью, он тонет. У хорошего человека нет прошлого, наполненного таким количеством крови и льда. У хорошего человека не может быть...       Но когда губы Стива исчезают, Баки подается вперёд, опускается на колени в попытке продлить контакт. Он хотя бы на время позволит себе поверить.       Покачнувшись, он теряет равновесие и падает, успев выставить перед собой ладони и в итоге оказавшись на четвереньках. Волосы Баки падают ему на щёки, на металл маски. Всё вокруг тусклое, бронзовый свет, вздох Стива над ним, горячая крепкая ладонь у него на плече. Твёрдый пол под коленями.       Стив шумно сглатывает, и Баки видит, как напрягаются его пальцы, сжимающие мягкое волокно ковра.       — Можешь постоять так минутку, Бак? — спрашивает он, и Баки кивает, втягивая голову в плечи.       — Да, сэр, — отвечает он. Нет смысла задавать ему вопрос — он будет делать всё, что скажет Стив, неукоснительно, каждый раз. Маска всё значительно упрощает. Да, сэр. Спасибо, сэр. Нет сложных решений, нет каждодневной борьбы за то, чтобы стать лучше. Но Стив всегда спрашивает его. Потому что он Стив.       (Это хорошо. Нет ничего общего с резкими, похожими на удары плетью приказами из прошлого.)       Баки остаётся на четвереньках, держит спину прямой, как доска. Он в своём теле, осознает себя, но он не разоблачён. Он обнажён, но точно не уязвим — просто податлив. Готов выполнить любое желание Стива. Он непрерывно и глубоко дышит, взгляд, направленный на участок пола между ладоней, слегка расфокусирован.       Он слышит — но не видит, в поле зрения лишь узкий, тусклый участок, — как Стив обходит его тело кругом. Убрав ладонь с его плеча, он гладит ей по линии спины и кладёт на прогиб поясницы.       — Боже, какой ты красивый, — шепчет Стив, опускаясь на колени рядом с Баки. — Я бы часами наблюдал за тобой, если бы ты просто стоял вот так, я мог бы любоваться тобой, рисовать на изгибах твоей спины, пропускать волосы через пальцы. Целовать тебя везде.       — Да, сэр, — отвечает Баки, собственные слова вибрируют в маске, отдаются дрожью в теле. — Я бы делал это.       — Конечно, — соглашается Стив и наклоняется, чтобы поцеловать метку на спине Баки: старый шрам, полученный в какой-то давней перестрелке, которой Баки не помнит. Он кожей чувствует улыбку Стива, его тёплое дыхание и долгое влажное касание. — Потому что ты идеален. Такой хороший мальчик.       Баки ощущает, как что-то ползёт по его позвоночнику — словно насекомые под кожей. Он издаёт мягкий протестующий стон.       — Жёлтый, — бормочет он, чувствуя, как кишки скручиваются в комок. Слова, кажется, застревают в горле, ощущение такое, словно что-то острое царапает гортань, но он знает, что сейчас должен говорить. Сейчас. — Не то, эти слова вместе. Не то. Они...       — Тише, всё в порядке, — шепчет Стив в ответ, целуя спину Баки с бо́льшим нажимом, успокаивая и центрируя. Позже они, вероятно, обсудят это подробнее — но сейчас им ясно, что Баки пока лучше не заострять внимание на старых воспоминаниях. — Прости, я не подумал. Я больше не буду, обещаю.       — Всё хорошо, — заверяет его Баки, позволяя себе смежить веки и оставаясь в той же позе — приглушённый свет, тёплое солнце на коже, твёрдый пол, мягкий ковёр под ладонями и коленями, влажные поцелуи Стива вниз по спине. — Не беспокойся.       — Извини, — вновь бормочет Стив. — Ты в порядке? Хочешь продолжить?       — Ага, — соглашается Баки, кивая, и сглатывает — адамово яблоко чуть сдвигает жёсткий контур маски. — Да, сэр, — добавляет он. — Пожалуйста, сэр.       Стив улыбается в его кожу.       — Спасибо, что позволил, — произносит он, касаясь пальцами рёбер Баки — робко и щекочуще. — Ты идеальный, такой хороший, правда.       Баки выдыхает и вдыхает, возвращается в тишину. Он чувствует себя поверхностью спокойного океана, поглощая тёплый свет Стива, позволяя ему блестеть на его обнажённой коже. Его губы за маской чуть приоткрыты, на них — самая мягкая из улыбок.       Поцелуи Стива покрывают его поясницу, дразняще касаются полушарий ягодиц. Баки чувствует, как его рука — та, что из плоти и крови — чуть дрожит от напряжения, но это даже приятно, боль утихает. Он глухо постанывает, когда Стив прижимается губами к местечку над ложбинкой между ягодиц.       — Я бы с удовольствием попробовал тебя, — произносит Стив, его ладони скользят ниже и мягко сжимают ягодицы, просто подразумевая желание развести их в стороны. Баки уже чувствует, как его затвердевший член подрагивает от предвкушения. Он тщательно мылся в душе, надеясь на то, что его капитан может захотеть.       Стив, кажется, чего-то ждёт, всё ещё нежно целует копчик Баки, мягкую кожу поясницы — слишком нежно, недостаточно близко.       — Пожалуйста, — умоляюще выдыхает Баки. — Пожалуйста, сэр. Я был для Вас хорошим, пожалуйста.       Горячее дыхание опаляет его чувствительную кожу, когда Стив тихо смеётся.       — Ты всегда хороший, — говорит он, и порой Баки хочется возразить. Отрицать это, спорить. Но не так, не сейчас. В маске, склонившись подобным образом, выставив себя напоказ. Так гораздо легче просто слушать и принимать. Стив — его капитан, его хозяин, его всё. Стив прав, всегда прав. Должно быть, прав и сейчас.       Однако он всё ещё чего-то ждёт, лениво целуя его везде, но не там, где нужно Баки. Звук отражается в его маске, Баки вновь выдыхает и вдыхает. Немного сдвигается, бессознательно подталкивая зад навстречу Стиву, который смеётся тепло и счастливо.       — Я могу быть лучше, — умоляюще произносит Баки. Мольба. Это забавно, почти неестественно для Баки — желать подобного в эти дни. Давно забытый навык. Обычно с маской на лице (с коленями на полу, или на постели Стива, с руками за спиной, или связанными спереди, или надрачивающими сочащийся смазкой член Стива, пока его капитан бормочет что-то поощрительное, хвалит его, или стоя на ковре, как сейчас) он столь податлив и послушен, что Стив любит это, любит, когда он проявляет настойчивость касательно любого вопроса.       Верный себе, Стив нависает над его телом, наваливается сверху — тяжёлый, горячий, — сгребает волосы, тянет его голову вверх и целует в макушку.       — Ты уже безупречен, — хвалит он его, и это...       ... это неправда, кровь стекает по пальцам Баки, на каждой его кости отпечатаны ошибки, которые не могут быть стёрты...       ... это похоже на тепло, благословение, почтение и безопасность одновременно. Баки расслабляется и вздыхает, его щёки под маской горят, и он чувствует, как Стив снова прокладывает дорожку поцелуев к ложбинке между его ягодиц, но на этот раз разводит их в стороны соответствующим образом и обводит языком тугое, чувствительное колечко мышц, каждый раз заставляя Баки скулить и растворяться в происходящем.       Он почти сразу падает на локти, пока Стив медленно, вкруговую водит языком, лижет дразняще, не вталкивая его внутрь. Больше невозможно держать себя в руках. Он задыхается от жара и позволяет себе уткнуться лбом в ковёр, чуть прогибая спину и непроизвольно вскидывая бёдра и подаваясь ими назад.       — Простите, простите, простите, сэр, — на автомате выдавливает он из себя. Нужно оставаться на месте и просто принимать то, что ему дают. Просто позволить Стиву вести, потому что Стив знает, что лучше для них обоих. Быть хорошим, быть самым хорошим, он просто хочет быть хорошим.       Капитан лишь усмехается и, ещё раз коротко лизнув его дырку, прижимается влажным поцелуем к изгибу ягодицы.       — Восхитительно, — хвалит он его. — Боже, что ты делаешь со мной, Бак.       Он снова вылизывает его, на этот раз проталкивая язык в колечко мышц и начиная медленно прокладывать им путь внутрь, раскрывая Баки своим умелым ртом.       Баки в считанные минуты превращается в дрожащее недоразумение, прижатый к животу член сочится смазкой. Он рушится на пол, зад остаётся приподнятым, ягодицы раздвинуты сильными, но нежными руками Стива, и бёдра дрожат от пронзающего тело удовольствия. Он сгибает пальцы и сжимает кулаки, елозит плечами по ковру.       Челюстью, защищённой маской, он прижимается к ковру и беспомощно корчится под Стивом. Ему начинает не хватать воздуха каждый раз, когда Стив обводит языком колечко мышц или проталкивает его внутрь, раскрывая его, вылизывая так замечательно глубоко.       Вокруг тускло, свет тонируется очками маски — но у него перед глазами искрятся звёзды, тепло наполняет его тело по мере того как Стив подводит его всё ближе и ближе к краю. Солнце из-за окна согревает его кожу, он чувствует, что всё его тело переполнено ощущениями, пробуждёнными в нём Стивом, который контролирует его удовольствие, который — пусть временно — может контролировать каждую его часть.       Когда он в таком состоянии, нет ничего, о чём стоит беспокоиться, за исключением того, что Стив будто собирает и разбирает его на части, нечего слушать, кроме журчащего голоса Стива, когда он отстраняется, чтобы протолкнуть палец внутрь Баки и помассировать его простату, при этом бормоча нескончаемые слова похвалы и обожания.       — Ты лучший человек из всех, кого я когда-либо знал, кого я мог полюбить, — мечтательно и тихо произносит Стив, словно он говорит это не только Баки, но и самому себе. Говорит это всему миру. Говорит это потому, что это непреложная истина, потому что это так же естественно, как дыхание или моргание. — Мне так повезло, что у меня есть ты, Баки. Ты прекрасный, ты замечательный, идеальный, сильный, я так люблю тебя. Ты такой хороший, ты очень хороший.       Издавая тихий, протяжный всхлип, Баки чувствует, как свободной рукой Стив обхватывает его член, надрачивая его, гладкий и скользкий от смазки. Двумя пальцами другой руки он растягивает его задний проход, заставляя нервные окончания разрываться. Но Баки всё ещё держится: позволяет ощущению накапливаться, развиваться внутри, пока Стив прикасается к нему, доверяя ему, позволяя вести себя туда, куда нужно Баки.       — Посмотри на себя, — ободряюще бормочет Стив, касаясь губами его кожи. — Посмотри, насколько ты идеален для меня, насколько ты потрясающ, когда позволяешь себе раскрепоститься, Бак. Ты сделаешь это для меня? Я хочу увидеть, как ты кончаешь, Баки. Хочу почувствовать, как ты кончаешь мне на пальцы, хочу ощущать тебя везде. Ты сделаешь это для меня, Бак? Кончишь для меня?       Баки, прерывисто дыша, кивает и выдавливает из себя:       — Да, сэр. Всегда, сэр, — и выплёскивается на кулак Стива, забрызгивает ковёр. Всё его тело сотрясает дрожь.       Он медленно опускается на пол, Стив гладит его, массирует до тех пор, пока он не растекается по полу с ощущением, что в теле не осталось костей.       — Чем я заслужил тебя? — с благоговением спрашивает Стив, подталкивая Баки, чтобы тот перевернулся на спину, свободно и податливо. Баки моргает, глядя на потолок — за маской всё приглушённое, мягкое, близкое. Его глаза кажутся чуть остекленевшими, взгляд расфокусирован — но он улыбается, а Стив ложится рядом, прижимается к его телу своим, склоняется к нему, крепко, с обожанием целуя его шею, лоб и висок, и твёрдый, всепрощающий металл маски.