Прозрачно-морские глаза и запах родного дома

Во всех этих тряпках было душно и жарко настолько, что пот под «одеждой» стекал тонкими струйками, неприятно щекоча кожу. Течка только усугубляла положение, в которое попал омега, как и головокружение, из-за нехватки кислорода. Течка, кстати, вторая за месяц, вызванная не каким-то сбоем в организме или появлением Истинного, а специальными таблетками, которые Тёма неосознанно принял вместе с предложенным ему кофе. Артём всю жизнь находился по уши в дерьме проблемах, и теперь, достигнув двадцати лет, он надеялся наконец закончить с неудачами, совсем не думая, что в модельном агентстве, с которым он буквально неделю назад подписал крупный контракт, уже успев побывать на трёх фотосессиях, где его как раз и допрашивали по поводу наличия близких родственников, квартиры, прописки, личной жизни, его «резюме» могут отправить состоявшимся и богатым мужчинам, которые решили сделать «подарок» своему особо продуктивному (А значит совсем не живущему нормальной для половозрелого альфы жизнью) коллеге, а потом и его самого… Вообще, шатен сразу насторожился, когда обсудить «очень выгодное рекламное предложение» его позвали в ресторан дорого и полузакрытого отеля. Всё-таки ничего хорошего от этого ждать не стоило, ведь омег в отель просто так не приглашают, но Артём был в таком отчаянном положении сейчас, что согласился бы даже на секс со своим рекламодателем, но того, что его чем-то напоят, прежде чем нарядить в какие-то тряпки и привести в спальню «хозяина» омеги, свяжут, чтобы тот точно не сбежал (Далеко с текущей задницей он всё равно бы не ушёл), шатен вообще не ожидал. Да только привязали его головой прямо в пышные шёлковые подушки так, что омежка еле-еле вдыхал, при чём через раз и прикладывая огромные усилия, чтобы повернуть красное от жары и слёз лицо в сторону. Тёма буквально висел над кроватью, надеясь, что всё-таки умрёт прежде, чем его кто-то жёстко оттрахает, но вдруг он услышал, как дверь в комнату была разблокирована, а после сразу открыта, и омежку только сильнее затрясло от напряжения в мышцах, запаха вошедшего и страха перед неизвестностью. Он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть на вошедшего, чтобы понять хоть что-то, а этот кто-то был похож на его «покупателя», хотя бы потому, что зашёл без стука в эту комнату, где для персонала или кого-то ещё, на ручке двери заранее висела табличка «не беспокоить», при чём надпись была на пяти языках… Артём был неподвижен до тех пор, пока первую верёвку на стёртом запястье не срезали. Тогда он опёрся на свободную руку и наконец смог нормально дышать и почти нормально видеть, потому что глаза всё ещё привыкали к приглушённому свету в комнате. Тот, кто его освобождал, был, как не странно, нежен и сразу начал целовать покрасневшие запястья, мокрую, холодную и фиолетовую ладонь и тыльную её сторону, что-то шепча. Вскоре и на щиколотках не было верёвок, чему омега был невероятно рад, ведь теперь он всё-таки мог не чувствовать боль и напряжение во всех затёкших мышцах. А ещё мог двигаться и хотя бы попытаться сбежать. Артём всё ещё лежал на боку спиной к вошедшему, поджав ноги и чувствуя жар по всему телу, усилившийся от запаха альфы. Шатохин стёр слёзки и поджал пухлые губы, понимая, что его сейчас трахнут, скорее всего, без малейшей подготовки и капли жалости, ведь именно так альфы обращаются с купленными омегами, да? У Тёмы была полная уверенность, что он просто игрушка в руках всех этих людей, которую можно иметь как, сколько и когда захочется, а не маленький нежный омежка, которого будут очень любить… Тёму взяли за плечи и развернули к себе лицом, смотря восхищёнными зелёными глазами, и понимая, что ни один фотоаппарат не сможет передать всей красоты этого омеги. За эти глаза Глеб был готов просто отдать всё, что имел… Они, казалось, сияли изнутри каким-то светом, завораживая. Тёма нахмурился, замер, рассматривая альфу, а когда к его лицу потянулись сильные руки, чтобы снять паранджу и оценить всего мальчика, он остановил их и сам снял тряпку. Похоже, этот альфа и вовсе не был стариком, да и на извращенца он не был похож (По крайней мере в привычном понимании шатена — точно). В нём Тёма узнал одного из основателей и владельцев модельного агентства, на которое Шатохин работал — Глеба Голубина. Альфу вело от белой мраморной кожи (Глеб, наверное просто отвык видеть перед собой сопротивляющихся белых мальчиков, потому что проработал представителем модельного агентства почти три года в Эмиратах: там, налаживая связи для открытия агентств и офисов, он последний год не имел возможности даже дня передохнуть и познакомится с кем-то, кроме коллег. Конечно, раз в месяц или чаще, в зависимости от занятости и желания, омег просто приходилось снимать, ведь иначе Глеб не мог, но все они были чёрными, а если и нет, то вели себя иногда даже хуже шлюх. Вообще, другой цвет кожи у партнёров под ним перестал для Голубина быть экзотикой ещё во время учёбы в Германии, но предпочитал и искал он всегда «себе подобных», потому что так просто было легче на каком-то ментальном уровне), тёмно-миндальных волос и прозрачно-морских глаз даже, наверное, сильнее, чем от чистого запаха течного омеги. А пах он будто бы голубыми васильками, стройными берёзами и родным домом, до которого Голубин так и не дошёл сегодня, хотя прилетел часов пять назад, сразу отправляясь на «очень важную встречу», «смысл» которой он понял, когда на ресепшене ему передали папку с чужими документами, запиской и  приложенной фотографией… Сейчас, закрывая глаза, Глеб как будто возвращался в деревню, где босиком бегал по сырой траве и собирал цветы для папы-омеги, который уже вышел замуж за богатого городского и отпросился с сыном на Родину буквально на неделю, чтобы повидаться и попрощаться с родными. По факту Голубин был зачат в России, и именно её всегда считал своим домом. В свои двадцать четыре он был в России всего несколько раз, и сейчас, после смерти отца, закончив все его начатые дела и наладив бизнес (Точнее он просто вывел отечественный модельный бизнес на мировой уровень), он поехал туда снова, но теперь один и не по работе, чтобы наконец почувствовать себя свободным и живым; осесть наконец на одном месте, не думая о работе и проблемах. Кто бы мог вообще подумать, что вести модельный бизнес может быть так проблемно и сложно? После всех этих явно ненатуральных или попросту невменяемых меркантильных дырок омег этот самый обычный, но очень красивый и изящный мальчик казался ему просто идеальным, а страх в больших светлых глазах вкупе с красными щеками и пухлыми клюквенными губами (Глеб хотел бы назвать их вишнёвыми, но мальчик был таким невинным, что сравнивать любую часть его тела с этой банально пошлой ягодой Голубину не хотелось), свели бы с ума любого. Альфа осторожно коснулся плеч Тёмы и посмотрел в затуманенные заплаканные глаза. Омежка теперь был бледным, испуганным, но даже от такого «детского» прикосновения неосознанно выгнулся навстречу, на секунду прикрывая глаза, ощущая, как по спине от горячих пальцев Глеба бегут мурашки, но тут же с каким-то сожалением и непониманием посмотрел ему в глаза. Зачем этому парню его насильно брать, если он, видимо, может трахнуть любого доступного омегу?  Вообще, если бы Шатохин не услышал чужой разговор о своей продаже и трате «кучи ёбаных денег», которые за него заплатили везде, где только можно, чтобы дальние родственники его просто забыли, например, а официально омегу внесли в список пропавших без вести, то посчитал бы, что это просто некий «обряд посвящения», для которого у него вызвали течку и во что-то нарядили… Но, так или иначе, почему этот блондин просто не оттрахает его наконец, зачем медлит? Парень погладил шатена по руке и переплёл их пальцы, понимая, что руки мальчика всё ещё холодные, хотя кровь постепенно прилила обратно. У Тёмы кружилась голова, и он очень хотел член пить, из-за чего тяжело дышал, ощущая боль от сухости во рту и глотке. Жидкость из организма убывала со всех сторон, но не прибывала ни с одной. Омежка решил исправить это и начал глазами искать хоть какую-нибудь воду. На тумбочке стояла бутылка, и мальчик потянулся к ней, но альфа опередил его, открыв и протянув её омеге. Шатен благодарно кивнул, тут же начиная пить, и понял, что у него совсем не слушаются онемевшие руки, а губы не могут нормально сжиматься, из-за чего жидкость стала стекать из уголка губ омеги вниз, по подбородку, хоть как-то охлаждая кожу. Альфа принял из рук шатена бутылку, жадно проследив за ручейком воды, который оставил мокрый след на коже, и, поставив её обратно, начал более напористо касаться омеги. Шатохин почувствовал, как внутри всё пульсирует болью и щиплет, как рану щиплет вода. Это явно не к добру. Тёма измучено выдыхает, чувствуя, как его начинает тошнить. «Вовремя», потому что Голубин тянется к нему и целует. Теперь омежка уверен, что это худшая течка в его жизни. Артём замирает, совсем слабо пытается оттолкнуть альфу, и то только потому, что вся ситуация слишком неправильная, дурацкая и мерзкая, но у него нет сил, и он просто принимает прикосновения и факт того, что сейчас переспит с этим парнем. Но ведь сейчас в постеле может произойти вообще всё что угодно. Может Глеб жуткий извращенец и задушит его в порыве страсти, может начнёт бить, может заставит сделать что-то нереально пошлое и отвратительное, а может просто трахнет и уйдёт, приглашая кого-то другого на своё место. На данный момент всё не так уж и плохо, по крайней мере на первый взгляд, но организм не может потянуть вторую течку в месяц, поэтому омежка неподвижно лежит под блондином, чувствуя, как силы его покидают. Ему страшно. Как бы он не хотел умереть буквально пару минут назад, сейчас он правда боится, но альфа уже стягивает с него последние одежды, начиная ненавидеть своих «весёлых» и особо «затейливых» друзей за то, что они нарядили его мальчика в традиционные арабские одежды, так подшучивая над Глебом; и с огромным наслаждением поглаживает его тело, прикасаясь к нежной и невероятно чувствительной из-за возбуждения коже, покрытой разными татуировками, которые по мнению Глеба этому мальчику невероятно идут. У моделей обычно вообще татуировок нет, а тут их не одна, не две, и даже не три… Пот, выступивший на коже, делает их только ярче и насыщеннее. Голубин был очень доволен «подарком», но больше решает не воспринимать мальчика так, не до конца понимая, что разницы нет, ведь теперь этот омега — его вещь. Как зубная щётка, или чемодан… Просто вещь. Собственность. Как угодно… Руки блондина скользнули к промежности парня и осторожно огладили не только небольшой стоящий член, но и дырочку, проникая сразу двумя пальцами в тело шатена, не ожидая такой жаркой узости. «Неужели этот омежка никогда не трахал себя чем-либо? Как же он без альфы в течку?..» - думал Глеб, поглаживая острое колено, продолжая разрабатывать дырочку омеги, а Тёма выгнулся, развёл ноги и страдальчески нахмурился от желания, тихо и тонко простонал, впервые чувствуя, что настолько нуждается в альфе (Точнее в его большом члене с крупным узлом внизу, а не в тонких, но безусловно длинных пальцах). Глеб разводит пальцы, быстро двигает ими, вскоре добавляет ещё один, но замечая, что все три уже гораздо свободнее скользят, на пару секунд отстраняется, что-то берёт в руки, а шатен вдруг ощущает, как на смену глебовым пальцам к его дырочке прикасается что-то слишком твёрдое и холодное для члена альфы… Он дёргается, пытается отползти, не зная, что это может быть, но в его совсем слабых попытках вырваться нет смысла, потому что парень притягивает его обратно, практически не прикладывая силы, хватает под коленом и целует, пытаясь отвлечь и успокоить. — Не надо, стой… — Впервые что-то говорит Тёма, но Глеб его не слушает, напористо надавливает на узкий вход, почти целиком вставляет достаточно крупную анальную пробку, чтобы больше ни одна капля смазки не вытекла на постельное бельё, а дырочка привыкла к чему-то внутри и как следует растянулась. Этот момент альфе был принципиален, потому что он очень хотел попробовать этого мальчика на вкус и как минимум раз пробыть с ним в сцепке. Без помощи пробки это сделать невозможно. Замечая, как она торчит из маленькой задницы, Глеб больше не может здраво думать о чем-либо, сейчас совсем забывая о контрацепции, защите, так же как и не подозревает о том, что эта течка должна быть только через два месяца, а не сейчас. Хорошо, что во время «искусственной» течки Шатохин не мог забеременеть… Нежеланный ребёнок — худшее что может случится в жизни. Тёма немного свёл ноги, ощущая, как пробка давит на простату и снова простонал. Ему было очень плохо и физически, и морально, но в то же время он ощущал нереальное удовольствие даже от самых незатейливых ласк и касаний, и от этого было действительно тошно… Он чувствовал себя самой настоящей шлюхой и хотел прекратить это всё, но стоило ему немного сдвинуться, ощущая трение внутри, как все мысли улетучивались вместе со страхом. — Тише, — шепчет альфа, когда мальчик вскрикивает и сводит тонкие гладкие ноги, пытаясь уйти ото рта парня, который помимо явного физического удовлетворения доставляет ощутимый моральный дискомфорт. Ещё эта пробка, доставляющая удовольствие на грани с болью из-за своего немаленького размера и типичной, но слишком ярко выраженной формы, которая давит не только на простату, но и на самого Шатохина, заставляя его ещё сильнее нервничать и стыдиться… «Откуда она вообще здесь взялась?» думает мальчик, понимая, что не видел её, когда осматривался. — Не трогай меня там! — Будто бы обиженно, но в то же время очень громко и испуганно просит Тёма, отталкивая блондина от своего паха. Чего-то подобного мальчик вообще не ожидал. Он думал, что если между ними и будет оральный секс, то исполняющей ролью будет никак не Глеб. — Расслабься, маленький, я не сделаю тебе плохо, обещаю, — говорит парень, прежде чем погрузить небольшой член омежки в рот и начать неспешно двигать головой. Шатохин хочет сказать, что ему и так плохо, при чём из-за Глеба (Мальчик просто не знает, что парень к его покупке по факту не причастен, ведь он никого не просил об этом, точнее даже не думал о чём-то подобном, да и денег не потратил пока ни копейки, хотя в итоге всё равно оказался владельцем), но лишь краснеет, отворачивается, ощущая, как по всему телу разливается тепло и удовольствие. За свои двадцать лет сосать приходилось только ему, и сейчас он впервые почувствовал каково это, быть принимающей стороной. Глеб осторожно надавливает пальцами на основание пробки, после тянет её наружу почти до половины, но сразу отпускает, дожидается пока она снова заполнит нутро омежки полностью, и начинает круговыми движениями поглаживать напряжённый вход в тело омеги, пытаясь расслабить Тёму, а тот по началу только кусает губы, боится посмотреть себе между ног, но через некоторое время всё-таки осмеливается опустить глаза вниз, чтобы понять, что именно блондин делает, чтобы заставить Шатохина так сильно течь и стонать страдать. Голубин всё это время смотрел ему в глаза, пытаясь запомнить все эмоции омежки. Блондин просто не мог понять и осознать, что теперь этот мальчик целиком и полностью его, но не только вместе со всеми документами, но и проблемами, хотя в любом случае Глеб может делать с ним всё и сколько захочет… Тёма не выдерживает жмурится, тем самым снова позволяя слезам катиться из и так уже мокрых глаз, а Глеб искренне не понимает, почему его мальчик мало того, что настолько бледный и вялый в течку, так ещё и плачет постоянно… Неужели он совсем не хочет альфу? Любой другой в течку (Да и без неё, как правило, тоже) уже бы давно набросился на Голубина и минут как пять скакал бы на его члене, выкрикивая имя парня от наслаждения, а этот омежка, от которого блондин как ни от кого другого как раз и ждёт активных действий, почему-то лежит, совсем слабо сопротивляется, давиться слезами и стонами, вообще не пытаясь доставить Глебу удовольствие. Обычно омеги в постели блондина ведут себя так, как сейчас ведёт себя сам Глеб, думая только о партнёре и его ощущениях, а этот мальчик вообще ведёт себя как жертва изнасилования (Это только так кажется, наверное, ведь Глеб очень нежен, да и навредить никак не пытается. Он просто не совсем понимает, что не так, но уже не может остановиться и всё выяснить, а Тёма не знает, чего ожидать, и поэтому думает на самое худшее, хотя пока ничто не предвещает беды. Просто он ещё не доверяет альфе, но это достаточно справедливо), и Голубину это совсем не нравится… Он не хочет чувствовать себя насильником, он хочет разобраться, понять в чём дело, но решает разговор отложить до сцепки, если этот «малыш» вообще доживёт до неё… Тёма хилеет на глазах, и Глеб решает поскорее трахнуть его, чтобы, будучи в вязке, всё узнать. Блондин под тонкий и протяжный стон мальчика осторожно вынимает пробку, перед этим немного подвигав ей внутри омежки, но прежде чем наконец войти в такое желанное тело, хочет попробовать мальчика на вкус: альфа шире раздвигает его ноги, крепко фиксирует их за лодыжки и начинает облизывать дырочку шатена, языком дразня податливый вход, разминая его, языком поднимаясь до яичек омеги, вслушиваясь во вскрики и тяжёлые выдохи, смешанные с надрывными всхлипами мальчика. Парень не понимает, как можно одновременно плакать явно не от удовольствия (Может от страха или просто переизбытка эмоций), но так сексуально стонать уже явно от наслаждения… В этом мальчике сплошные контрасты, и от этого Глеб просто в восторге. Хочется узнать этого мальчика и никому не отдавать. — Пожалуйста… — Просит шатен, сильно выгибась. Голубин усмехается, начиная активнее и глубже трахать парня языком. — Пожалуйста!.. — Снова повторяет омежка, но уже более эмоционально и жалостливо, после поскуливая. Он ненавидит себя за то, что просит Голубина о чём-то таком… Хочется просто почувствовать член парня, кончить проснуться, понимая, что это всё был всего лишь мокрый ужасный сон. Блондин ещё несколько раз проходится губами по припухшей дырочке омеги и резко отстраняется, пошло причмокивая, тут же притягивая Тёму за плечи для недолгого, но глубокого поцелуя. Так мальчика ещё никто не целовал… Сейчас, проникая в ротик Шатохина языком, Глеб только сильнее хочет проникнуть в  тело мальчика членом, но, пока омежка вот так просто лежит, брать его не очень-то легко и не совсем удобно… О том, чтобы поставить Тёму раком (Глеб вообще не очень много поз знает, просто за десять лет «половой активности» ему не приходилось как-то делать всё самому) и речи быть не может, ведь если он поставит мальчика в коленно-локтевую, то будет «обречён» видеть худую спину шатена, острые крылья лопаток, выпирающие позвонки, покорно опущенную голову и затылок омеги, имея возможность представлять кого угодно на его месте. Этого Глебу совсем не хочется… Пока ему не наскучил этот омежка, хочется трахать его параллельно целуя и заглядывая в прекрасные глаза мальчика, наблюдая за тем, как щёки парня краснеют, а бровки удивлённо изгибаются, когда Глеб членом попадает по простате. Вообще, кажется, что Тёма может быть, как минимум, официально его омегой, а после и чем-то большим. Немного подумав, блондин ложится на спину рядом с омежкой и пытается заставить самого мальчика сесть себе сначала на ноги, а после и на член. Но шатен не может это сделать, упирается, даже не смотря на то, как на самом деле хочет… Его разум мог бы быть затуманен течкой настолько, что он бы просто не смог сдержаться и сделал бы это даже не задумываясь, но из-за тянущей боли он всё ещё может думать, находясь практически в полном сознании, поэтому стыдится делать что-то такое сам. Пусть уж лучше его насильно возьмут, чем он растеряет последние крупицы гордости. — Ну же, давай, всё хорошо, это не больно, — подталкивает его Глеб, потому что сам не может больше терпеть и ждать. Он не понимает, почему омежка медлит, но Тёму это немного успокаивает, хотя вдруг он понимает, что пока он сверху и его никто не держит, он может сбежать. Но куда?.. Конечно, шатен может попросить у кого-то помощи (Не факт, что, во-первых, Глеб вообще позволит ему сбежать, а если Шатохин попробует, но ему не удастся это сделать, то блондин наверняка будет очень зол и по мимо того, что скорее всего свяжет омежку, так ещё и придумает жестокое наказание за непослушание, а, во-вторых, если и удастся, вероятность встретить «не альфу» ровно такая же, как и быть оттраханным кем-то гораздо более ужасным, чем Глеб, а не спасённым)… Но у Тёмы даже документов больше нет, как он сможет устроиться на работу, оплатить хотя бы простейшее лечение, и оказание первой помощи в больнице без страховки, полиса или денег? Шатен решает, что лучше он сейчас «прогнётся» под альфу, зато когда всё закончится, он сможет попытаться сам помочь себе или попросит блондина вызвать врача. Пусть это будет более чем обоюдно необходимо обоим, омега не хочет это признавать. Ему легче сейчас быть жертвой. Мальчик прикрывает глаза, стирает слёзы, выдыхает и направляет в себя член альфы, под его долгий и одобрительный стон. Тёме самому сейчас очень хорошо, хотя тупая боль никуда не отступила и по простате попасть он сам пока не может, но он тоже хочет громко простонать, как и Глеб, но вовремя закрывает рот рукой и опускается на член альфы почти сразу на половину. Голубин достаточно грубо убирает руку шатена ото рта и отводит её вниз, немного в сторону, резко дёргая, тем самым заставляя мальчика опуститься ниже. Шатохин кусает губы, болезненно сжимается, но не смотря на всё это, его «рациональная» сторона благодарна Глебу за  подготовку: если бы парень его не растянул, не трахнул бы сначала пальцами, потом пробкой и языком, то сейчас бы Тёма не чувствовал даже каплю удовольствия, а его дырочка даже от головки члена блондина порвалась бы, закровила… Так или иначе, удовлетворение было бы в любом случае, ведь его телу, готово оно к этому сейчас или нет, просто необходим член альфы. Глеб понимал, что нельзя торопить шатена, нельзя на него давить, ведь он должен привыкнуть к нему, постепенно принять, но ждать парню было очень непросто, поэтому он вымещал своё нетерпение тем, что до красных пятен мял и сильно сжимал ягодицы омеги, ожидая, пока тот наконец примет его член целиком и начнёт наконец на нём активно двигаться. Вскоре ждать стало совсем невыносимо, а Тёма только через минуту смог полностью опуститься на член альфы и ещё через минуту начал неумело двигаться на нём, несмотря на слабость. Голубин наслаждался не только узкой дырочкой мальчика, но и видом, открывавшемся ему: член омежки крепко стоял, прижимаясь багровой головкой к животу, немного испачкав его смазкой, не слишком тонкая для омеги-модели талия хорошо контрастировала с костлявыми плечами (Голубин ещё не мог смотреть на омежку, как просто альфа, а не с профессиональной точки зрения. Чтобы отойти от работы нужно было хотя бы на неделю абстрагироваться от мира и моделинга), а шальной взгляд и покусанные вишнёвые губы (Теперь Глеб просто не может не назвать их так, ведь сейчас этот нежный невинный мальчик скачет прямо на его члене) ещё сильнее возбуждают блондина, но в этих глазах он видит какую-то искренность и наивность. Но в то же время кажется, что наслаждение в глазах омеги — иллюзия, и он от любого неправильного слова или действия снова обидится, заплачет, но в таком случае хотя бы понятно от чего… В начале Глеб вообще не понимал, что не так, а сейчас надеялся узнать причину и сделать так, чтобы больше никогда омежка не плакал по этому поводу… — Вот так, мой хороший, продолжай, — выдохнул блондин, помогая мальчику насаживаться быстрее и резче. Прежде чем сказать это, парень понял, что даже имени шатена не знает (Первым делом узнает его, когда они оба кончат и будут сцеплены), поэтому выкручивается так. Тёма был на самом деле благодарен ему за то, что он хотя бы не называет его «сучкой», «шлюхой» или типа того… Конечно, он может называть Артёма вообще как угодно, тем самым окончательно растаптывая достоинство омежки, но «мой хороший» или «маленький» вполне мило и достаточно безобидно, но в то же время очень пошло… Хотя Тёме неприятно, что Глеб даже имени его не знает, Шатохин уверен, что могло быть гораздо хуже, но просто не хочет думать об этом. Сейчас ему морально легче быть жертвой, чтобы принять факт того, что больше он не принадлежит сам себе. Теперь он чей-то. Хочется сказать, что не по своей воле, но скорее не по своей вине… Глеб вообще хорош во всём. Тёма знает это, потому что в свои двадцать четыре, Голубин уже у многих на слуху, при чём не из-за денег богатого папочки (Без них, а точнее крупного крупного наследства, конечно, он скорее никто, но и сам по себе парень точно не пропал бы), а из-за природного таланта и желания трудиться, творить, создавать… Он, конечно, не самый гениальный экономист или предприниматель, но в бизнесе, тем более модельном, явно не промах, и точно знает, что делает, или хотя бы пробует, но обычно не ошибается… Но даже зная все плюсы качества Глеба, Шатохин всё равно не хочет стать просто его игрушкой. Он хочет быть кем-то более значимым и постоянным, а главное — единственным. Глеб тяжело дышит, смотрит на омежку из-под полуприкрытых век, а тот сбивается с заданного ритма, не выдерживая такого взгляда, но как только снова выравнивает темп, Голубин притягивает его для поцелуя и жарко шепчет на ушко, прикусывая мочку: — Давай, малыш, сожми меня посильнее, — что же… «Малыш» тоже не так уж и плохо, но всё равно слишком пошло. Но Тёме сейчас плевать. Он на грани, поэтому сжимает член парня и тут же гораздо сильнее чувствует, как тот двигается ему навстречу, толкается несколько раз особенно рвано, быстро, но вдруг резко замедляется и кончает, громко простонав, тут же плавно вжимаясь бёдрами в тело омеги… Член альфы ещё несколько раз выстреливает зарядом спермы, а Шатохин рукой доводит себя до оргазма (За что ему, кстати, очень стыдно) и ложится на альфу, ощущая, как тот немного меняет положение и неспешно вводит узел. Дырочка мальчика принимает его, будучи растянутой и подготовленной, а Тёма быстро отходит от оргазма, снова начиная рыдать. Сейчас боль ощущается сильнее, потому что возбуждение постепенно спадает, заставляя чувствовать не удовольствие от полной заполненности и сцепки, а ненависть ко всем узлоносцам и острую, будто режущую, боль. Блаженная улыбка с лица блондина мигом пропадает, он осторожно приподнимает голову омежки и смотрит ему в глаза, не понимая, что не так. Сейчас альфа уверен, что омежка здесь даже близко не по своему желанию. Тёма сильно дрожит, трясётся, отводит взгляд, а Глеб устало, но крепко обнимает его, согревая. Мальчик старается успокоиться, но это очень сложно, и он плачет ещё сильнее, пытаясь не показывать своё лицо альфе, скорее отвернуться. — Тише, маленький, что случилось? — Спрашивает парень, осторожно поглаживая Шатохина по спине, когда наконец отходит от оргазма и готов обо всём поговорить. Тёма только громче плачет, дёргается на члене Глеба, сжимается, заставляя последнего стиснуть зубы, чтобы не застонать. Шатохину хочется всё вывалить на альфу, наорать, может быть даже ударить, но ведь за это сам же шатен получит… Мальчику сейчас очень холодно и страшно. Он понятия не имеет, что будет дальше, а силы снова покидают его, но он не может вот так умереть на чьём-то члене… Это слишком ужасно и унизительно, но Глеб почему-то очень успокаивает его своими прикосновениями (Хотя в течку должен возбуждать ими, но либо эти таблетки действовали не очень долго, либо Тёма всё-таки умирает). Почему-то только прежде чем плотно сомкнуть тяжёлые веки, всхлипывая, Шатохин вспоминает, что, во-первых, он не спал почти четыре дня, волнуясь перед встречей с рекламодателем и усиленно занимаясь спортом, пытаясь как можно сильнее похудеть, во-вторых, он (Точнее его организм) только что перенёс огромный стресс и нагрузку (А ещё лишился девственности) и, в-третьих, после плача он всегда хочет спать (Так было всегда, наверное ещё с детства), а на груди и в руках Глеба так хорошо, уютно, спокойно и тепло… Голубин тоже прикрывает глаза, понимая, что поговорить сейчас с этим омежкой не получится, а Тёма, прежде чем уснуть (Спать на чьём-то члене ещё куда не шло), руками обвивает шею и плечи парня, опаляя его ключицы и грудь слабым горячим дыханием. — Отдыхай, ты заслужил, потом поговорим, — зачем-то произносит Глеб свои мысли вслух и целует омегу в макушку, вдыхая не только приторный запах средств для ухода, которые выдают всем моделям от фирмы, но и личный природный аромат омежки, который теперь смешался с глебовым. Тёма немного дёргается от этого, потому что совсем не ожидал… Ему вообще всегда казалось, что поцелуи в лоб, нос или макушку — очень личное и интимное (Тёме просто до этого момента никогда не доводилось лежать так на ком-то, и он не думал о том, что Голубин не может дотянуться до чего-то другого), но ничего не говорит. Ему всё равно ничего не изменить, Голубин ведь решает, как дальше сложится жизнь омежки… Может Глеб вообще после этого раза вышвырнет Шатохина на улицу; может отдаст своим друзьям, быстро наигравшись; может продаст кому-то; может убьёт… Если сейчас хочет — пусть целует, это не смертельно, а даже приятно. Но что будет потом… Все эти мысли очень невеселые, депрессивные… Положительные омежка просто не рассматривает, потому что ему даже в голову не может прийти, что Глеб устал от того, что в его жизни нет постоянства, и он готов к серьёзным отношениям. Он только раньше просто не мог отказать милым омежкам-моделям со сладкими текущими задницами, которые пользовались им, конечно, скорее по обоюдному согласию, и явно по обоюдному удовольствию, но как только Глеб кончал, от него сразу же требовали чего-то, а блондину просто стыдно было отказать… Он буквально чувствовал вину за секс со своими подчинёнными, как будто использовал он, а не его, поэтому теперь, даже в гон, старался обходится кем-то «более нейтральным»… Только близкие друзья парня знали об этой «проблеме». Именно они купили ему мальчика, которого можно трахать сколько влезет, совершенно забивая на обязательства и чувства. Только вот они не учли, что Глеб теперь не спит с кем попало, потому что секс для него уже полгода назад перестал быть просто потребностью, а на данный момент это для Глеба стало чем-то более обычным, обыденным, но в то же время более глубоким и серьёзным. Он хочет остаться с одним партнёром, не видит больше смысла трахаться со всеми, кто предлагает, даже очень настырно… Вообще именно в двадцать лет его отец-альфа уже заработал свой «первый миллион», а Голубин младший в этом возрасте только восстановился в институте, откуда вылетел, кстати, из-за пьянок, а как следствие — прогулов, и начал воодушевлённо вникать во многие вещи, старательно учиться, но в двадцать один, ровно через неделю после дня рождения парня, умер его отец-альфа, и Глебу в любом случае пришлось взяться за голову и начать решать проблемы, продолжать вести дела. Сначала на еблю времени не оставалось, но когда всё немного устоялось, и Глеб начал по-настоящему работать на молоденького богатого иностранца (Кто же не мечтает стать моделью?), многие положили на него глаз, и блондин по началу пользовался этим, буквально купаясь в омегах внимании, но когда даже тот омежка, которому он кончил только в рот, заявил, что беременен от Глеба, требуя либо немалые деньги, либо рабочее место, парень просто решил, что ни в его постели, ни под его столом, ни на нём, ни в его ванне, ни в его кухне больше никогда не будет модели. Если он не может нести ответственность за свой поступок, свою слабость, то значит он вообще не будет с ними спать. Только рабочие отношения. Только по делу. Глеб, решив это, просто вообще перестал проявлять свою человечность на людях, оставляя её избранным (Точнее просто настоящим преданным друзьям или тем, кто всё-таки заслужил его расположение. В России с Тёмой он решил так с ходу переспать, во-первых, потому что им обоим это явно было надо, во-вторых, мальчик его очень привлёк, правда понравился, и, в-третьих, в России он был известен только в узких профессиональных кругах, а о том, что этот омежка можно сказать работал на него, Голубин просто не знал, ведь из всего, что ему передали, он успел изучить только фото и записку), а омеги всё не унимались… Альфа знал, что даже если он и появится с кем-нибудь в свете, то всегда найдётся мальчик находчивее, настырнее красивее, моложе его пары, который сможет уломать Голубина на секс. Конечно, парень всё-таки срывался несколько раз после своего «обета», но и партнёры его ничего особо не требовали за эту близость, что не могло не радовать. А потом постоянные нападки как-то сами собой прекратились. Как будто омеги поняли, что это бесполезно… Глеб чувствует, как узел набухает, а мальчик так плотно сжимает его, позволяя прочувствовать, как его дырочка пульсирует, хотя судя по спокойному размеренному дыханию уже явно спит. Блондин осторожно меняет положение, пытаясь не разбудить омежку, потому что у него затекла шея, но не придумывает ничего лучше, чем вместе с мальчиком лечь на бок, всё также крепко прижимаясь к нему. Тёма немного поворочался сквозь сон, но глаза не открыл, продолжая спать. Глеб немного отклонился назад, рассматривая омежку. Шатен ему правда нравился по внешности, но и за ней Голубин видел в нём что-то… Шатохин явно не был пустышкой, но альфе ещё только предстояло узнать его, нормально познакомиться. Парень был фаталистом и правда верил в то, что всё в этой жизни не случайно, значит и этот омега появился в ней не просто так… Секс это, конечно, чудесно, но вы когда-нибудь чувствовали любовь? Глеб, например, нет, хотя мог и даже хотел, но как-то не складывалось… А сейчас в его жизни наступает новый период, и он не хочет больше быть один, он знает, что такое одиночество, и ему оно, поверьте, больше не приносит радости или облегчения. Глеб больше не хочет быть один в пустой квартире, и пусть люди его часто утомляют своей  назойливостью, тупыми проблемами и нескончаемым трёпом, раз он правда собирается строить серьёзные отношения, то без взаимопонимания у них ничего не получится. Голубину важно, чтобы партнёр его понимал и чувствовал, мог вовремя замолчать и отстать, а Тёма, вроде, не был особо разговорчив, зато был достаточно эмоционален и красив. Но с ним было уютно. Его запах успокаивал и заставлял Глеба его вдыхать, вспоминая о светлом. Большего блондин за тот час, который они провели вместе, о Шатохине сказать ничего не мог, но уже представлял, как во время ссор, которых всё равно не избежать, если он вдруг забудет, за что ему понравился этот омежка, выразительные глаза мальчика с пронзительным плавным взглядом ему обо всём напомнят… Через минут двадцать Глеб снова кончил, а узел спал и его можно было вынуть. Голубин решил выйти из мальчика, но вспомнил, что омежкам без возбуждения очень сложно переносить это, поэтому, чтобы сделать всё спокойно и без лишних проблем и боли, Глеб стал гладить и целовать Тёму, пытаясь разбудить. В сознании омежка мог хотя бы расслабиться. — Маленький, мы закончили, просыпайся, — нежно сказал парень и припал к губам шатена, а тот заворочался и открыл глаза, непонимающе смотря на парня. Осознание того, что в нём уже вялый член альфы пришло не сразу. Тёма понял это, когда немного сжался, тут же зашипев от боли. Его нутро сейчас так болело, будто его трахали часов сорок, при чём сразу огромным нечеловеческим членом. Шатен не стал вслух изъявлять своё недовольство, но отвернулся от настойчивых губ парня и тихо попросил: — Вынь его, — Глеб вздохнул, немного обижаясь на такой холод в словах омеги, но всё-таки послушал мальчика, начиная осторожно выходить. Омежка болезненно простонал, сжался, усложняя парню задачу, и вцепился в его плечи. Ему казалось, что из него вынимают не член, а часть него самого, но как только блондин вынул узел, поглаживая Артёма по спине, дальше всё пошло легче. Мальчика снова затошнило, но теперь он явно чувствовал, как его вот-вот вывернет, поэтому расслабился, чтобы всё закончилось быстрее. Вскоре дырочка опустела и Шатохин отвернулся от парня, еле передвигаясь, и стал искать хоть какую-нибудь одежду, чтобы прикрыться и пойти в туалет, но все его тряпки забрали, когда переодевали, и вместе с вещами унесли в неизвестном направлении. — Куда ты? — Спросил Глеб, когда омежка сел на кровати, болезненно придерживаясь за низ живота. Они даже не знали имён друг друга, хотя уже переспали, а Шатохин куда-то сбегает, снова откладывая разговор. — Мне плохо, — честно ответил Тёма, забивая на наготу. Глеб ведь всё равно уже всё там видел. — Ты болеешь? — Непонимающе спросил Голубин, вставая и одевая боксеры, которые даже не помнит, как снимал, а мальчик уже поплёлся в сторону туалета, тихо отвечая: — Не делай вид, что не знаешь, — у шатена была полная уверенность, что парень сейчас просто придуривается, но Голубин правда не знал, поэтому пошёл за Шатохиным, который только сейчас смог открыть дверь, немного облокотившись на неё, тем самым выставляя задницу прямо перед Глебом. Тот, конечно, не был против ещё раз отыметь мальчика, но сначала хотел понять, что именно плохо. Шатен прошёл внутрь и хотел по привычке закрыться на защёлку, но он не был уверен, что его «хозяин» адекватно воспримет это, поэтому Тёма просто взялся за белоснежную раковину и тяжело осел на мягкий белый ковёр рядом с унитазом, понимая, что блондин пошёл за ним. Поведение альфы бесило омежку. Он хотел хотя бы на пару минут отвязаться от него, побыть один, всё осмыслить, но Глеб заволновался, замечая эту ковыляющую походку и трясущиеся ноги. — Я не знаю, правда… У тебя всегда в течку так? — Произнёс Голубин, когда омежку всё-таки вырвало, но тот ничего не ответил, лишь зло посмотрел на парня, будто тот был правда виноват в этой «недотечке» и потянулся за водой, стоявшей рядом с раковиной. Блондин снова опередил его, открыл ему бутылку и стал ждать ответа, но мальчик был таким бледным и слабым, что Глеб не стал больше ничего спрашивать, укрывая дрожащего омегу большим белым махровым полотенцем. Шатен закутался в него и ответил: — У меня течка только через два месяца должна быть, а это, — Тёма красноречиво показал одной рукой на Глеба, а второй на унитаз, — последствия, — Голубин не совсем понимал, как это возможно, но в любом случае, «последствия» ему не нравились. Артём снова склонился над унитазом, очищая желудок, а на месте, где он сидел, образовалось красноватое пятно, выделявшееся на фоне светлой ванной комнаты. Парень понял, что на ковре его сперма и, похоже, кровь, но не понимал откуда она могла взяться сейчас, когда они уже минут семь как закончили… Если эта кровь пошла ещё во время секса, то почему её нет ни на белье, ни на члене Глеба? Это тоже «последствия»? Тёма понял, что больше его тошнить не будет, поэтому отпил совсем немного воды и смыл за собой, уставившись куда-то вперёд. Голубин хотел сказать омежке про кровь, но решил, что лучше вызовет врача, чем заранее напугает мальчика. — Слушай, давай я вызову врача, тебе может снова стать плохо… — А документы? Они не могут просто так ездить… — Сказал шатен совсем тихо, не ожидая такого предложения, а Глеб не ожидал, что этот омега, по факту его вещь, раб, будет разбираться в том, что можно делать, а что нет, когда тебя похитили и удерживают силой. Альфа присел рядом с Тёмой на корточки, понимая слабый намёк мальчика, но также понимая, что не хочет давать шатену «свободу». Конечно, он может просто извиниться за «недоразумение» и отпустить Шатохина со свеми его вещами, документами, но он искренне надеется, что у них сложатся отношения, а так этот омежка просто испарится из его жизни… Глеб уверен, что ему будет легче потом спокойно сойтись с кем-то, если он сам разочаруется в шатене, решая прекратить отношения. — Я им заплачу, тебе правда нужна помощь, — произнёс парень и пошёл за телефоном, чтобы позвонить. — Как тебя зовут? — Спросил Глеб, возвращаясь к омежке, когда вызвал врача, предупредив на ресепшене об этом. Мальчик не сразу ответил, сидя головой уперевшись в стену. Он был мрачный, скованный, уставший, болезненный и блондину даже показалось, что этот внутренний свет в его глазах совсем затух, но Шатохин сначала хотел спросить, как вообще Глеб его выбрал, если имени даже не знает, но решил не дерзить «хозяину», великодушно предложившему помощь (У Артёма просто сил не было хамить, так бы он это обязательно сделал. Ему, конечно, хотелось узнать, почему вообще Голубин решил прибегнуть к чему-то настолько радикальному, как покупка человека, да и вообще что-то спросить, но имея плохие отношения с парнем, информации от него омежка наверняка не дождался бы), и ответил, радуясь, что он, возможно, не всегда будет «маленьким»: — Тёма… — Голубин кивнул, ощущая себя неловко. Блондин сам немного замёрз и решил перенести мальчика в спальню, чтобы тот не сидел здесь, а лежал в тепле, поэтому подошёл и ловко взял его на руки, пытаясь понять, когда всё пошло не так. Шатохин не стал протестовать, хотя сначала испугался, что Глеб несёт его на кровать, чтобы ещё раз поиметь, но тот опустил его и сел рядом. — Я Глеб, кстати, — сказал блондин, чтобы заполнить тишину, понимая, что сам так и не представился. — Я знаю, — как-то на автомате ответил шатен правду, не зная как Голубин к этому отнесётся. Теперь парень вообще не понимал, что делать дальше. У него, конечно, были «серьёзные» (Скорее длительные) отношения, но они принципиально не начинались с секса. Глеба в их плане преследовал спортивный интерес, и он хотел понравится омегам не из-за денег, а за свою личность, харизму, поэтому знакомился с кем-то совершенно не из мира моды, с кем-то, для кого он обычный альфа, следуя примеру отца (Тенденция повторять что-либо за Голубиным старшим была только в плане омег. Так уж получилось, что на примере своих родителей, Глеб точно решил, что в мужья себе возьмёт только русского омежку, да и жить будет тоже в России, ведь богатые люди везде хорошо живут, так что место значения особо не имеет; а не таскать свою семью за своими деньгами в другие страны, как глебов альфа-отец. Постоянные переезды — вот что блондин ненавидел. Он только пошёл в пятый класс, как его выдернули и увезли в чужую страну, не дав даже попрощаться с дедушками. Глеб тогда впервые понял, как тошно ему без России, хотя и был маленьким. Тогда альфа представлял, как купит квартиру где-нибудь в центре города и будет жить там со своим омежкой). Если Тёма знает его, то всё вообще по-другому… Как они тогда могут нормально встречаться, если один уже всё знает про другого? — Откуда? — Спросил блондин, догадываясь, что его друзья могли сказать омеге только имя его «хозяина». — Я на вас работал, можно сказать, — продолжил мальчик также честно отвечать, всё ещё подрагивая от холода. Он перешёл на «вы», считая, что так ему будет легче «знать своё место». Шатен шмыгнул носом и натянул одеяло до шеи, чувствуя, как сейчас снова заплачет. Он ведь буквально вчера ещё принадлежал сам себе, работал, никому не мешал, а сегодня его, казалось бы свободного человека, купили и трахнули. Пусть пока всё было терпимо, даже неплохо, но Глеб мог просто быть в хорошем расположение духа, а в другой день Тёма уже будет лежать с переломанными конечностями прибитый гвоздями к чему-нибудь. Омежка думал, что всё будет настолько ужасно, что все его поступки будут зависеть от велений парня. Глеб может его искалечить, растоптать, убить, а может пощадить. Тёма вообще по своей натуре не был особо покладистый, но боль запомнил бы быстро, но всё равно его характер так просто было не сломить. Но не смотря на это, если бы альфа стал бы правда очень плохо обращаться с ним, то восставал бы мальчик против этого не долго, ведь иначе трудности настигали бы его на каждом шагу. Этого шатен хотел меньше всего. — Моделью? — Уточнил альфа, надеясь на отрицательный ответ. Будет очень обидно, если это так. Хотя пока мальчик вроде адекватный и не пытается понравиться Глебу всеми возможными и невозможными способами. — Типа того, но до показов я не доработал, только три фотосессии было, — сказал мальчик, вспоминая, как насторожился, когда визажист в первые же минут десять работы спросил его о родителях и прописке… Голубин вздохнул, потёр виски, понимая, что всё здорово усложнилось, но услышав стук в дверь, встрепенулся и быстро открыл её. — Здравствуйте, — сухо сказал врач, проходя в комнату. Омега кивнул ему и приготовился к расспросам, но решил не подставлять Глеба и не упоминать о том, что он — его «хозяин». Чем врач вообще мог ему помочь, если блондин всё равно заплатил бы ему? — Документы? — Спросил мужчина, доставая бумаги, чтобы заполнить факт вызова и создать историю болезни пациента. Тёма посмотрел на Глеба, а тот протянул врачу несколько стодолларовых купюр, уладив проблему, — отлично, — сказал врач, спрятав деньги во внутренний карман формы, сел на край кровати и спросил, — на что жалуетесь? — Я был в клубе и мне что-то подмешали в коктейль, началась течка, но она только через два месяца должна быть по циклу, и мы, ну… — Замялся мальчик, понимая, что не знает, как сказать о том, что они с Глебом переспали. — Понятно, продолжайте, — произнёс мужчина, понимающе усмехнувшись. Тёма достал руки из-под одеяла, положив их по швам, оголяя синяки на запястьях. Глеб ипуганно посмотрел на руки мальчика, понимая, что его друзья настоящие отбитые придурки, а тот продолжил: — Меня тошнило, слабость постоянная, голова болела, кружилась, внутри тоже… — Сказал мальчик, а Голубин неуверенно предложил: — Может быть вы осмотрите его? — Мужчина кивнул и стал что-то искать в чемодане. Тёма отодвинул одеяло до пояса и умоляюще посмотрел на Глеба, чтобы тот отвернулся, но парень решил вообще выйти на балкон. Так даже было лучше… Шатохин полностью снял одеяло и раздвинул ноги, а врач в это время надевал перчатки. Было немного неловко, но это ведь врач, а не просто бета… Мужчина повернулся к Тёме и нахмурился, увидев кровь. После в глаза бросились стёртые лодыжки и синяки на запястьях. Конечно, это не первый случай изнасилования на его практике, но почему мальчик покрывает альфу и не скажет правду? — Это он вас так? — Шепотом мужчина, показывая в сторону Глеба, осторожно прикасаясь к дырочке. Тёма вздрогнул и болезненно сжался. — Не важно… — Ответил шатен, покачав головой, а врач решил больше не лезть. Это их дело, в конце концов, а он с этой проблемы только заработал… Вылечить-то он вылечит, а в душу пусть другие лезут. — Разрывов нет, — сказал мужчина уже по делу, входя в омежку одним пальцем, прощупывая гладкие стеночки, а после второй рукой надавил на живот пациента, а Тёма сжался и зашипел. — Больно? — спросил врач, а Шатохин кивнул, рефлекторно немного сдвинув ноги. Мужчина ещё несколько раз надавил на живот шатена и сказал, вынимая палец:  — На данный момент два варианта развития событий: если это был просто очень сильный возбудитель, то течка придёт по расписанию, но если это было что-то более серьёзное, чем просто афродизиак или какая-нибудь наркота, то может сбиться цикл и возникнуть проблемы. Я склоняюсь ко второму варианту, потому что кровь от возбудителей обычно не идёт… Обратитесь лучше в больницу, сдайте анализы, там вам конкретнее про всё расскажут, — произнёс мужчина собираясь, а омежка переспросил, посчитав, что ослышался: — Кровь? — Да, — ответил врач. Тёма насторожился, понимая, что всё серьёзно. Глеб может побоятся или просто не захотеть вести мальчика в клинику, ведь там взятки больше, да и доктора менее сговорчивые, более принципиальные. — Присутствуют симптомы отравления, поэтому тошнить вас могло от непереносимости препарата или его компонента, или от смеси с алкоголем, — добавил бета, прощаясь уже на пороге. — До свидания, — Тёма кивнул и посмотрел в сторону балкона. Голубин всё ещё был там, и, судя по всему, он услышал достаточно, чтобы сейчас громко на кого-то ругаться. Блондин буквально через минуту зашёл в комнату, раздражённо откладывая телефон. Тёма испугался, что сейчас парень что-нибудь сделает с ним, но Голубин подошёл к тумбе возле входной двери, нахмурился, пытаясь найти в папке записку, снова перечитывая её. В ней было сказано про то, что омега в номере парня — «почти легальный подарок», что проблем с законом не возникнет, если Глеб не будет совать везде своего омежку, а в конце напутствие «хорошо развлекись, он ещё не пользованный. Пробка тебе в помощь. Удачи, Глебка, и будь осторожен». Если быть честным, то единственное, что Голубин сразу чётко понял, так это то, что это его шанс не только «хорошо развлечься», но и сойтись наконец с кем-то. К друзьям у него было много вопросов… Начиная от того, как им вообще в голову пришло купить человека, что они сделали с его именем и явно зарегистрированной жизнью и зачем нужно было вызывать у него искусственную течку?.. Всё узнать за один звонок не удалось, ведь его после первого же вопроса просто послали, пообещав, что он сам же потом «спасибо» скажет… — Тём, нам сегодня отсюда уехать надо ко мне на квартиру, ты себя нормально чувствуешь, дорогу выдержишь? — Неожиданно произнёс альфа, начиная собираться, а мальчик неуверенно кивнул и хотел спросить, как ему обращаться к Глебу, но если тот называл его по имени, значит и ему, наверное, стоило бы также делать… Вообще, это казалось такой мелочью, по сравнению со всем остальным, но в тоже время здорово меняло восприятие ситуации. — Вы не знаете, где моя одежда? — Спросил омежка, а Голубин выдохнул, понимая, что он также как и мальчик окончательно запутался. Альфа подался какому-то порыву и поцеловал Шатохина, понимая, что ему нужно набраться терпения, чтобы между ними всё началось нормально. — Ты бы стал называть своего молодого человека на «вы», Тём? — Произнёс блондин ненадолго отрываясь от губ омеги, зато лаская его руками. — Ну, я бы… — Глеб усмехнулся, и тихо сказал, обнимая мальчика за плечи. — Это был риторический вопрос, на него не надо отвечать, лучше ответь мне на поцелуй, — Шатохин немного улыбнулся (С ним просто давно никто не флиртовал, и он забыл, как это приятно) и стал отвечать альфе, но не очень активно, хотя физически ему уже было полегче. Просто слова Глеба смутили его… Артём не хотел думать, что всё будет хорошо, потому что боялся жестоко разочароваться. Голубин решил, что за этот месяц попытается узнать омегу, а если он ему не понравится, то альфа с чистой совестью отпустит его. Блондин поставил себя на место омежки и понял, что месяца ему было бы вполне достаточно, чтобы как минимум влюбиться в человека, который не делает ему ничего плохого. Конечно, на Голубина бы очень давил факт того, что у него нет свободы (Её получается вообще нет, если за какую-то сумму можно купить любого человека) и документов (Он ещё просто не до конца осознал, что получил официальное Российское гражданство и теперь имеет второй основной паспорт. В плане бизнеса и жизни это только плюс, но и стресса с ответственностью должно быть раза в два больше), он боялся бы сделать что-то не так, но когда бы привык ко всему (Люди вообще быстро привыкают, это человеческий фактор), то мог бы рассмотреть предложение нормально встречаться (В том плане, что больше никто никого не удерживает силой и отношения строятся на полностью добровольной основе). Единственный страх Глеба теперь был, что Тёма согласится стать его омегой, а потом просто сбежит, когда альфа начнёт ему доверять и отдаст документы. Это уж точно заставит блондина навсегда разочароваться в омегах и точно знать, что им всем от него надо что-то материальное. Хочется, чтобы кто-то просто полюбил его по-настоящему… Глеб одновременно и был доволен, что он такой «завидный альфа», ведь если мальчик знает его, то и про статус тоже догадывается, но значит шатен может также притворятся ради выгоды, быть покладистым, но цепким и меркантильным, как и остальные омеги. Но также Глеб понимал, что в любом случае его вторая половинка когда-нибудь узнала бы про деньги Голубина. Это был замкнутый круг и выходом из него оставалось всё продать, а деньги сжечь, устраиваясь на среднестатистическую работу по профессии. Тёма, наверное, не смог бы полюбить Глеба (По крайней мере в нынешнем положении вещей — точно), потому что если бы понял, что влюбляется в него, то попытался бы зарубить эти чувства на корню, считая, что это не любовь, а Стокгольмский синдром или ещё чего похуже… Не хотелось находить у себя какое-нибудь «страшное отклонение», но ведь Глеб не был насильником, он даже никогда бы и не подумал брать кого-то силой, причинять боль, а сейчас вообще нежно целовал омежку, даже не пытаясь обидеть, так что если всё и дальше так пойдёт, то мальчик не сможет сопротивляться природе… Если омеги и «слабый пол», то только в плане чувств… Просто пока Голубин имеет над ним власть и может делать что хочет, очень сложно расслабиться и начать ему доверять. Блондин, конечно, пока только шёл омежке на встречу и даже никак не сорвал на нём злость (Тёма мог списать это на выдержку альфы-бизнесмена, но ведь Шатохин его вещь, а на вещи срываться можно, они как минимум ничего не сделают в ответ, хотя и могут пострадать), но они провели вместе часа три всего, так что рано пока о чём-то судить. Альфа без какого-либо намёка заставил мальчика лечь обратно на кровать, нависая над ним, а Тёма сжался, пытаясь вывернуться, но Глеб быстро успокоил его, осторожно поглаживая тело шатена в самых чувствительных местах, но совершенно не касаясь члена или задницы. «Если бы он хотел, то уже давно бы трахнул меня. Чтобы брать свою вещь прелюдии не нужны», - повторял Тёма про себя, чтобы не дрожать и не напрягаться. Ему было страшно не только почувствовать боль… Последствия его также пугали. Тёме и так хреново, а если его ещё раз трахнут, то он совсем загнётся… Рядом с Глебом он чувствовал себя очень маленьким и слабым, а зная, что тот может сделать с ним всё в самом прямом и полном значении этого слова, мальчик снова чувствует, как глаза становятся влажными. Поведение Голубина не давало ему покоя, он хотел всё прямо спросить, чтобы хотя бы знать свою судьбу, но блондин снова припал к его губам и поцеловал так, что Тёма тихо и сдавленно простонал, забывая об опасности, да и вообще обо всём. — Не надо, Глеб… — Сказал омега, когда парень стал очень напористо целовать его шею, оставляя засосы и метки. Это вырвалось как-то само собой, по привычке (Как бы Тёма до двадцати лет смог сохранить девственность, если бы не останавливал альф, когда простые поцелуи и касания перерастали в прелюдию?), но шатен тут же испуганно замер, понимая, что только что остановил своего владельца. Глеб усмехнулся. Друзья Голубина подарили ему не какую-нибудь прожжённую умелую шлюху, а самого настоящего девственника, потому что знали, как любому альфе приятно быть первым. Да и девственника (А ещё и своего раба) можно было бы полностью воспитать под себя… — Извини, — ответил альфа, стушевавшись, отрываясь от мальчика. «Он сейчас реально извинился или я с этих таблеток ловлю галлюцинации?» спросил омежка сам у себя (Конечно, Тёма совершенно не знал Голубина, как человека, но в его представлении о взаимоотношениях «раб/хозяин» со стороны «хозяина» извинений не должно быть), а Глеб ещё несколько раз поцеловал Тёму в губы и щёку, отлипая отрываясь от омеги, выуживая из-под кровати штаны, начиная одевать их. Мальчик прикоснулся к губам, понимая, какие они горячие по сравнению со всем остальным его телом… Когда Глеб больше не касался его было ощутимо холодно, поэтому шатен встал с кровати и прошёл к тумбочке, под которой лежала его одежда, а на ней какая-то записка с приложенной фотографией Шатохина. Это же его первое фото… В этот момент он почувствовать себя даже не просто вещью, а вообще ничем, пустым местом… У Тёмы совсем опустились руки. Хотелось, чтобы всё наконец закончилось и он перестал на что-то надеяться. Пусть он лучше умрёт в каком-нибудь подвале, но точно будет знать, что надежды больше нет и в этой жизни у него не осталось близких людей, чем будет в агонии надеяться на спасение, ждать помощи… Мальчик не смог сдержать слёз, но не показал, что плачет, а Глеб только сейчас понял, что омежка может увидеть лишнее… Альфа подошёл к Шатохину, а тот сразу стал одеваться, специально не разворачиваясь к парню, пытаясь не выдать себя. А смысл? Голубин не был похож на психопата, он понимающе реагировал на слёзы мальчика, да и был единственным, кто сейчас мог хотя бы немного помочь мальчику справиться со всем этим, как бы глупо это не было… Но если альфа и правда адекватный и весь такой хороший, то зачем ему живая игрушка? В Тёме «играл его русский», и омега ждал подвоха, которого не было, ведь шатен просто не знал всей ситуации. «Зачем покупать омегу, если с тобой всё нормально, и ты и без абсолютной власти нравишься людям?» думал мальчик, чувствуя, как альфа крепко обнимает его и искренне говорит: — Я не собираюсь обижать тебя, не бойся, ты мне нравишься… — Тёма выдохнул, вытер слёзы и сказал, продолжая подрагивать: — Я понимаю, но ведь я даже к врачу не смогу сходить без проблем: везде нужны документы и деньги… А вдруг там что-то серьёзное, Глеб? — Шатен не пытался давить на жалость, он правда волновался, а Голубин его понимал, тоже боялся и не хотел осложнений, но парень не знал, откуда у омежки такая уверенность, что альфа будет плохо с ним обращаться. — Я разве сказал, что запру тебя в тёмном подвале и буду ежедневно насиловать и избивать? — Спросил Глеб, а мальчик вздохнул и произнёс, даже не имея малейшего понятия, к чему альфа ведёт: — Нет, но ты вообще ничего не сказал о том, что будешь со мной делать… — Ничего плохого… Поверь, я сам только часа два назад узнал, что у меня теперь есть омега, — честно ответил парень, немного усмехаясь. Тёма постепенно начинал понимать, что к чему, но решил поправить альфу, чувствуя, как от собственных мыслей ему самому больно: — Не омега, а вещь… — Глеб хотел шлёпнуть омежку по заднице, чтобы тот больше не смел так думать, но вовремя вспомнил, что попка шатена и так достаточно настрадалась, поэтому просто сказал, сильно взяв Шатохина за руку: — Тём, прекрати так считать. Если бы ты был для меня просто «вещью», то я бы не переживал за тебя, — альфа повернул мальчика к себе и стёр слёзки, целуя щёки парня. Только сейчас блондин заметил всю их разницу в росте, улыбаясь этому. Он всегда хотел такого маленького милого омежку, чтобы можно было нормально его обнимать и ласкать. — Я понимаю, что ты волнуешься за своё здоровье, но ведь я тоже за него волнуюсь, и мы хоть завтра пойдём к врачу, без проблем, но не надо только строить из себя жертву, я не насильник, — омега, конечно, был рад, что альфа такой весь понимающий и правильный, но ответа на свой вопрос мальчик так и не получил. Его будущее всё ещё было туманным, а Глеб не спешил что-то рассказывать. — Хорошо, извини, ты правда совсем не насильник, просто мне такого наговорили, и я сам тоже надумал… — Кто наговорил? — Непонимающе произнёс парень, а Тёма не хотел отвечать, потому что только успокоился. Парень же понимал, что друзья его получат при личной встрече. Причём отнюдь не благодарность… — Никто, неважно, идём, — сказал омега, натягивая любимую футболку, которая до этого дня по его мнению приносила ему удачу… Голубин вздохнул и надел толстовку, закидывая в рюкзак папку, после надевая его на спину, а в руки взял чемодан и пошёл. Тёма хотел спросить, где был блондин, но решил его пока не трогать, потому что тот выглядел очень сосредоточенным, хмурым и даже злым. Ехать до дома парня было от отеля не очень долго, но Шатохин толком не знал город, поэтому понятия не имел, где они находятся. Глеб пока они ехали задремал, предусмотрительно обняв мальчика за талию, крепко прижимая к себе (Шатен от этого чувствовал себя, как не странно, очень уютно и хотел тоже обнять парня, но сдержался, понимая, что ехать так будет неудобно, да и вообще трогать альфу просто так немного неловко), и уткнулся лбом ему в шею, чтобы мелькающий свет фонарей не мешал, а Тёма тоже почти заснул. Но вдруг альфа ослабил хватку как раз на светофоре, на котором они стояли будто бы целую вечность, и омеге показалось, что сейчас он точно сможет сбежать… Но куда? Работать ему больше явно негде, денег с собой нет, что он будет делать? Пойдёт торговать телом? Так его и так уже купили, хотя ему самому с этого выгоды никакой. Мальчику было так обидно… На секунду ему показалось, что он готов собственноручно придушить альфу, но что бы было дальше? Омега осторожно положил руку на голову Глеба и легонько провёл ей по гладким прядям до затылка, а блондин прильнул к его горячей руке и сильнее прижался к омеге сквозь сон. Шатен этими прикосновениями доказал себе, что альфу бояться не стоит, он хоть и сильнее его, но силу эту применять не собирается. Тёме даже показалось, что он приручил «дикого зверя», а Голубин был только рад… Блондин приоткрыл глаза, когда машина остановилась у его дома, и тут же улыбнулся, целуя омегу в открытую шею. Шатохин тоже улыбнулся, замечая, что неосознанно начал держать альфу за руку, пока задумался о чём-то. Глеб заплатил таксисту, вышел из машины и забрал вещи из багажника. Тёма вышел за ним и осмотрелся. Дома вокруг были больше двадцати этажей, но отделаны были качественно и красиво. Сейчас было достаточно поздно, но свет горел во многих окнах. Шатохин подошёл к альфе, а тот взял омегу за руку и повёл к подъезду. Омега не был против держания за ручку, но Глеб сжимал его руку очень сильно и шатен прекрасно понимал почему… Но на самом деле парень всегда так держал своих омежек, потому что на вопрос «Какой по-твоему мнению идеальный омега?» Голубин не задумываясь бы ответил «Мой». Собственник. Этим всё сказано. Пока блондин ехал в лифте, он немного нервничал, потому что совсем забыл, как выглядит его квартира, купленная полгода назад. Он ведь толком и не жил в ней, но она не была пустая. Мебель, интерьер и какие-то другие вещи остались от прошлых хозяев, но альфа хотел обставить свою квартиру по-своему, но это позже…  Омега заметил, что Глеб какой-то нервный, поэтому опасливо спросил: — Всё нормально? — Да, всё окей, просто я даже не помню, как выглядит квартира… — Честно ответил альфа, а потом пояснил. — Я её давно покупал, когда оформлял гражданство и разбирался с паспортом, чтобы потом переехать, — Тёма ничего не ответил, понимая, что это позже станет поводом поговорить, а Голубин решил разрушить шум поднимающегося лифта поцелуем. Омежка неохотно приоткрыл ротик и подался вперёд, подставляясь под ласку. Было непривычно так часто целоваться, и Шатохин воспринимал каждый раз очень ярко, пытаясь привыкнуть. Хотя по итогу это оказалось совсем несложно, ведь к хорошему быстро привыкаешь, поэтому после девятого или десятого поцелуя за несколько часов, Тёма не удивлялся и спокойно отвечал. Было даже очень приятно и омежка заметил, что все поцелуи Глеба разные, как снежинки, но неизменно нежные и страстные. Мальчик за свою жизнь с омегами целовался даже чаще, чем с альфам, а бет в его списке вообще не было… Просто нормальные альфы в его жизни последний год практически не появлялись, а омежки наоборот были в изобилие… Чего стоили только афтер-пати, на которых шатен ездил на правах запасного, где обычно милые мальчики-модели при первой же возможности начинали лобызаться, предварительно напившись. Тёму тоже часто вот так целовали и ему даже нравилось, потому что так он чувствовал себя не просто «запасным», а частью команды, чем-то нужным… С Голубиным тоже было хорошо и Тёму не смущало то, что они знакомы три часа, ведь с другими партнёрами он мог не быть знаком даже получаса… Но всё равно с Глебом всё было иначе. Шатен вышел из лифта за парнем, а тот, немного подрагивая, открыл дверь и пропустил омежку. Шатохин прошёл в прихожую, а Голубин зашёл за ним, включил свет и осмотрелся. Из квартиры веяло теплом и уютом, хотя бы потому что она была не очень большой. Две комнаты, в одной из которых панорамное окно, а в другой балкон; маленькая светлая кухня, ванная комната в бежеватых тонах и прихожая в которой до сих пор стояли неразобранные вещи, пакеты и коробки. Альфа добавил к ним свой рюкзак и чемодан, а после прошёл в глубь квартиры, предварительно закрыв дверь и выключив свет. Прятать ключи он даже и не подумал, просто ещё не до конца осознал всё. А омежка даже и не подумал о том, что может сбежать, когда альфа отвернётся. В любом случае он не решился бы, потому что видел консьержа внизу, которого Глеб при первой же возможности наверняка предупредит о мальчике… Из квартиры у него выход был только в окно, хотя и на окнах и на балконе были замочные скважины, а ключей рядом нигде не наблюдалось… Чёртова защита для детей. Голубин не особо ладил с домашними делами, поэтому омежке пришлось помочь ему вдеть одеяло в пододеяльник, нормально постелить простынь и надеть наволочки на подушки. Судя по тому, что альфа не дал Тёме ещё один комплект постельного белья, спать они будут вместе.  Шатохин не знал пока хорошо это или плохо, но слишком устал, чтобы протестовать, да и о том, что это единственная кровать в квартире не знал, а на полу спать себе дороже. Блондин тоже, конечно, хотел спать, но наверное больше он хотел не отпускать омежку даже в соседнюю комнату. Шатен еле дошёл до душа, а Глеб заботливо всучил ему свою длинную футболку, подходящую для сна. Мальчик не очень долго мылся, боясь попросту заснуть прямо в душе, а Голубин так привык к тому, что он либо липкий и потный от сорокаградусной жары, либо чистый, что даже сначала решил пренебречь гигиеной, но потом вспомнил, что большую часть дня провёл в аэропорту, такси, самолёте, а час назад вообще трахался, поэтому решил всё-таки хотя бы обмыться и почистить зубы. Когда Тёма вернулся в спальню, альфа его коротко поцеловал и пошёл мыться, понимая, что запах омеги сквозь пар от горячей воды только сильнее проникает в лёгкие, оставаясь там плотным мягким осадком. Это было так приятно, что Глеб добрых две минуты стоял и наслаждался этим ароматом, пока не почувствовал слабое возбуждение, но не смотря на это, он как и хотел быстро сполоснулся, почистил зубы и вернулся к Тёме. Рядом его запах всё-таки ещё лучше. Голубин улыбнулся, замечая, что его мальчик аккуратно сложил их вещи и сейчас сидит на углу кровати, не решаясь лечь. — Если хочешь, я могу тоже спать в футболке, — предложил альфа, не желая смущать шатена, а тот неуверенно кивнул (Голубин был правда красив, но омега не хотел на него засматриваться, чтобы альфа ничего не подумал, хотя будь они просто парой, шатен наверняка предпочёл бы видеть Глеба обнажённым как можно чаще, не только ради эстетического наслаждения, но и некой внутренней мотивации соответствовать ему или хотя бы не отставать) и спокойно лёг только после того, как блондин оделся. Глеб хотел прижаться к омеге, но он уже решил, что будет выстраивать с ним отношения по схеме «вопрос-ответ», поэтому спросил, перед этим установив зрительный контакт, чтобы увидеть реакцию мальчика:  — Можно я тебя обниму? — Омежка смутился, но посчитал правильным самому обнять парня и тем самым показать, что не против объятий (Тем более с таким альфой). Глеб прижал мальчика за талию и сам закинул его ножку на себя, не по наслышке зная, что так удобнее. Тёма уткнулся носом парню в шею и прикрыл глаза. Аромат альфы был очень приятным и каким-то особенным. Мальчику казалось, что Глеб пах сочной клюквой в пудре, свежей морозной мелиссой и китайским зелёным чаем. Шатохин не знал, что его собственный запах Голубин уже обожал. Шатен чувствовал, с каким удовольствием Глеб вдыхал запах его волос, довольно улыбаясь, но омежка не пытался выстроить причинно-следственную связь, он просто чувствовал, как это нежно… Парень будто бы его уже любил и пытался показать насколько… У Тёмы от этих мыслей мурашки пошли по затылку и шее, а блондин поцеловал его в ушко, опаляя горячим дыханием, этим вызывая ещё больше мурашек. Омежка выдохнул и немного сильнее обнял парня, а тот усмехнулся и сказал:  — Сладких снов, — Тёма закусил губу и нарочно прямо в шею альфе прошептал: — Спокойной ночи, — у Глеба сбилось дыхание от того, как жарко это было, а мальчик улыбнулся и почувствовал желание поцеловать парня, но вовремя одёрнул себя, понимая, что «вещь» без приказа «хозяина» ничего делать не может. Тёма не хочет сейчас доверится, а потом жестоко разочароваться. Да и вообще это всё дико и неправильно… Подвоха просто не может не быть, с омежкой умело играют, чтобы запутать, а потом сделать больно. Не может же быть всё так хорошо и просто… Или может?.. *** Дни идут за днями, а Глеб делает всё, чтобы Тёма перестал его бояться и окончательно поверил, привык. Время тянется бесконечной полосой, но омежка этого совсем не замечает, ведь они всё время проводят вместе и шатен наконец-то может расслабиться, а парень отдохнуть от работы. За этот месяц их любимым местом стала крыша, с которой открывался вид на весь город… Глеб чувствовал себя таким свободным и счастливым на Родине, что пообещал никогда отсюда не уезжать (А уж тем более не увозить отсюда своих детей и мужа)… Альфа считает успехом то, что мальчик больше не боится его, как раньше, иногда даже рассказывает что-то, сам целует, готовит, читает и улыбается, засыпая на груди парня… Но всё равно Тёма сдержан, будто опасается, что информацию, которую он даёт или какие-то его действия, могут потом использовать против него. Голубин замечает это, хочет напрямую спросить обо всём, поговорить, но с каждым днём всё сильнее понимает, что не сможет отпустить омежку, если тот захочет уйти… Всё указывает на то, что мальчик не пытается угодить альфе из меркантильных побуждений, а ведёт себя с ним, как в обычных отношениях, где никто никого никогда не покупал, и никто не хочет завладеть чужими деньгами. Глеб почти зависим, и всё бы ничего, но он и правда впитывает в себя как губка каждое слово мальчика, запоминает каждое действие, каждый взгляд, каждую эмоцию, словно для него это жизненная необходимость… Не такая, как есть, дышать и спать, конечно, но зато гораздо более ощутимая и физически, и морально. С каждым поцелуем он всё ярче понимает, что это не просто мимолётное чувство, а что-то большее, потому что он хочет связать свою жизнь с Артёмом, хотя раньше даже не задумывался о чём-то подобном. Вот только хочет ли этого омега — главный вопрос. Пока Глеб не пытается официально подтвердить их «совместное существование», как «серьёзные отношения», да и захочет ли мальчик вообще после всего быть его парой? Шатен вообще об отношениях не говорит, обходит эту тему, а иногда даже снова возвращается к тому, что Глеб его владелец и нельзя так просто взять и поцеловать его, например… Альфа с тоской понимает, что так больше нельзя, омежка человек, а не вещь, он свободен. По крайней мере должен быть… Но также блондин спрашивает у себя, а сможет ли он отпустить Тёму, если тот не захочет быть его омегой? Глеб не может больше думать об этом, поэтому решает провести в таких непонятных взаимоотношениях последний вечер. Завтра он точно поговорит с мальчиком и либо станет его альфой, либо через силу всё-таки отпустит. Голубин долго готовится к завтрашнему вечеру, нервничает, волнуется, собирается, пытается всё предусмотреть, но в итоге решает просто уже наконец поговорить с Тёмой, как раз тогда, когда шатен максимально расслаблен и спокоен: — Знаешь, я, кажется, влюбился… — Глеб прижимал мальчика к себе поперёк талии, сидя на крыше, а тот не смог сдержать улыбки, услышав это. Альфа взял омегу за руку и поцеловал в макушку, а тот повернулся к нему и посмотрел в глаза. Взгляд Голубина был направлен в сторону города, на мерцающие яркие огни, а Шатохин хотел, чтобы блондин посмотрел ему в глаза, но альфа задумался, подбирая слова. — Ты появился в моей жизни так неожиданно и при чём как раз тогда, когда я собирался найти своего омегу. Но судьба распорядилась иначе, и мне не пришлось тебя искать… — Договорив это, Глеб запнулся, понимая, что не стоит об этом вспоминать. Альфа перевёл взгляд на омегу, снял большие круглые очки с золотой оправой, чтобы видеть глаза шатена ещё лучше и продолжил:  — Будь моя воля, я бы познакомился с тобой по-другому, нормально, но время вернуть назад никто не может… — Глеб говорил с сожалением, но Шатохин не злился, он всё теперь понимал. — Никогда бы не подумал, что существует человек, который так меня чувствует и понимает. Мне иногда кажется, что я тебя просто придумал, потому что ты невероятный, правда… — Парень положил руку на щёку Артёма, поглаживая, и тихо произнёс, становясь серьёзным:  — Я знаю, что ты до сих пор не можешь полностью меня принять, но знай, что если ты уйдёшь, я не смогу больше никому доверять, — блондин ощущал, как от собственных слов горло сжимается, а глаза намокают, но он обещал сам себе, что сегодня даст Шатохину свободу, днём обратно договорившись с полицией. Осталось только передать вещи мальчику и ждать его решения. Глеб достал из рюкзака папку с документами шатена и почти без сожалений передал ему, а Тёма не смог не заплакать, взяв в руки родной паспорт… Голубин обнял шатена, чтобы тот не видел, что альфы тоже всё-таки позволил паре слёз скатиться из его глаз, но тут же стёр их, надевая маску «сильного самца» обратно. — Я знаю, что должен был сделать это раньше, но я не был уверен, что смогу, прости, — сказал блондин и вытер слёзы мальчика тоже, спрашивая. — Ты будешь моей парой? — Шатохин счастливо кивнул, потому что сил говорить не было, и осторожно прикоснулся к губам альфы своими, и это было так легко, так нежно, что Глеб даже ответить ему не смог… У парня внутри всё буквально перевернулось от этого действия и от осознания того, что его мальчик целует его будучи свободным, по своей воле… Тёма перестал винить себя за то, что его тянуло к альфе. Всё и правда было совсем не таким, каким изначально казалось. Конечно, о любви говорить было ещё рано, омежка ещё и не простил альфу полностью, потому что до сих пор не верил, что всё и правда так легко, но сейчас по крайней мере не боялся его и мог смириться с тем, что его непреодолимо тянуло к парню. Мысли в голове стали тягучими и тяжёлыми, как густое тесто, но Голубин теперь мог не обращать на них внимание, хотя последние  дня три не мог не думать, постоянно беспокоясь. Сейчас всё вокруг стало неважным, кроме одного омежки, к которому альфа снова прижался, как только мог, чтобы согреть и просто быть как можно ближе. Тёма сел на его бёдра и поцеловал уже по другому, по взрослому, как научился от блондина. Глеб охотно отвечал шатену, сжимая его талию, руками проходясь от костлявых плеч до призывно выпяченной задницы, касаясь сразу везде, а Тёма тихими стонами показывал своё отношение к этому. Альфа подхватил омежку и опустил на кровлю, возвращая свою законную позицию доминанта, но сегодня Шатохин хотел сделать всё сам, поэтому снова оседлал блондина. Голубин чувствовал своего омежку, касаясь его осторожно, нежно, а шатен цеплялся за его плечи, выгибаясь. Им обоим было так хорошо, что они совсем забыли обо всём на свете и просто отдались друг другу. Омеге даже показалось, что если они сейчас перестанут целоваться, то весь мир просто рухнет. Но ни Тёму, ни Глеба этот бешенный переизбыток чувств совершенно не пугал, хотя чувствовал они нечто подобное впервые. До секса этим вечером так и не дошло (Тёма, конечно, очень хотел, но Глеб ему не дал, аргументируя это тем, что они вообще-то встречаются первый день, да и вообще «трахаться на крыше — опасно и холодно, а ещё врач сказал до течки тебя там желательно не трогать», а омежка на это обиженно закатил глаза, но не стал протестовать, потому что Голубин этим доказал, что настроен серьёзно), но от поцелуев в итоге болели губы, а от улыбки скулы. С крыши они ушли, как только закончилась вторая бутылка вина и стало совсем холодно, благо идти было недалеко, ведь квартира альфы предусмотрительно была куплена на четыре этажа ниже. Глеб сразу же пошёл в душ, чтобы наконец подрочить погреться, но дверь не стал закрывать не то что на защёлку, а вообще, намекая мальчику, что ждёт его. Тёма понял красноречивое приглашение и, как только спрятал свои законные вещи от греха подальше, сразу пошёл к Голубину, чтобы хотя бы как-то удовлетворить друг друга. Альфа как раз кончил согрелся, выключая воду, а омега стоял, оперевшись на дверной косяк, и наблюдал за парнем. Блондин вышел к омежке, сразу же подхватывая его на руки, прижимая к своему горячему телу его продрогшее. Тёма такой податливый, желанный, нежный и красивый, что Глеб не может перестать касаться его, дорвавшись наконец до тела мальчика. Блондин оставил кучу засосов, меток и прочих следов «жаркой ночи» на коже мальчика, языком обойдя все татуировки и косточки, но когда член стоял так, что игнорировать его было уже просто нельзя, парень начал надеяться хотя бы на дрочку от Шатохина, но тот решил сегодня зайти дальше… Тёма резко разрывает поцелуй, опускается на колени и начинает надрачивать альфе, обнимая губами головку, обводя её языком, после играясь с уздечкой и уретрой. Блондин хочет целиком погрузиться в ротик омежки, ощутить его жар, прочувствовать сжимающуюся глотку, но Глеб уверен, что сегодня мальчик продемонстрирует многие свои умения, поэтому даёт ему возможность самому решить когда… Шатохин кладёт руки Голубину на бёдра, пока тот опускает свои ему на голову, вплетая пальцы в волосы, и начинает постепенно вбирать член парня глубже, но достаточно быстро и резко двигается обратно, так и не заглотив полностью. Это с непривычки, ведь до их первой встречи с Глебом даже орального секса у мальчика не было почти четыре месяца, а сам же блондин его сосать себе не заставлял. Альфа запрокидывает голову, чтобы не сорваться от вида так охуенно сосущего ему мальчика, терпеливо ждёт, пока омега по своему желанию возьмёт целиком, но Тёма решает вообще выпустить член изо рта и снова одной рукой двигает по стволу, надрачивая, а второй перебирает и массирует яички. Глеб стонет и смотрит на шатена, а тот немного хмурится и вместо того, чтобы наконец заглотить член Голубина целиком, погружает его себе за щёку, нарочно немного проходясь по нему зубами, и при этом ещё умудряясь хитро улыбаться. Альфа стискивает зубы и шипит, но скорее от желания оттрахать Тёму, чем от боли, замечая в глазах омеги помимо их обычной красоты также огоньки задора, которые не просто маленькими искорками загораются в светлых омутах, а сияют изнутри, завораживая. Глеб поглаживает свой член через щёчку мальчика, постанывая от удовольствия. Тёма самый настоящий подлец, раз так долго скрывал свои умения… Шатохину явно нравится его дразнить, хотя мальчик и улавливает серьёзное настроение альфы. Вскоре омега начинает активно двигать головой, игнорируя желание прокашляться и отдышаться. Челюсть через какое-то время начинает болеть, ныть, но шатен сам так возбуждён, что это кажется ему мелочью, поэтому он всё также упорно сосёт, подстраиваясь под движение навстречу. Глеб кладёт руку на щёку мальчика, большим пальцем обводя напряжённые алые губы, а после громко хрипло стонет, почти рычит, пытается отстраниться, но омежка так вошёл во вкус, что решил окончательно свести альфу с ума и широко открыл ротик, высовывая язык. Руки омеги послушно покоились на коленях, а шальной взгляд был неправлен прямо в такие же сумасшедшие глаза парня. Голубин кончает сильно, много, подрагивая всем телом, наполняя ротик шатена спермой, также пачкая его довольное личико и грудь. Шатохин быстро всё глотает и ищет глазами что-то, чем можно вытереться. Старая футболка вполне сойдёт. Блондин падает поперёк кровати и стоит ему отдышаться и немного прийти в себя, как он сразу же говорит, вспоминая о партнёре и его стараниях: — Это было очень круто и горячо, спасибо… Садись, — Тёма, не понимая намёка, садится рядом с альфой, а тот усмехается и подтаскивает мальчика ещё ближе, а после заставляет его развернуться к себе спиной и перекидывает его ногу себе через плечи. Тёма не понимает зачем, поэтому дёргается, но альфа прекрасно знает, что омежка испугается, запаникует, поэтому держит его за руки, не позволяя отстраниться. До Шатохина доходит, что собрался делать его альфа, поэтому он громко вскрикивает, отчаянно дёргаясь: — Глеб! — Блондин даже ухом не ведёт. Он сильнее сжимает руки Тёмы, вспоминая смазку омеги на вкус и молча держит его, ожидая, пока тот успокоится, чтобы начать. — Отпусти! — Обиженно просит мальчик, понимая, что вырваться так просто не удастся. Блондин ловко перехватывает две руки омежки одной левой (Благо запястья у шатена тонкие), после обхватывает этой же рукой его спереди под талией, продолжая держать. Омега ёрзает на плечах парня, но так и не расслабляется, а Глеб второй свободной рукой осторожно приподнимает сладкую текущую задницу и придвигает ещё ближе к себе. Тёма часто загнанно дышит, его немного потряхивает, но как только язык парня наконец касается его дырочки, он жмурится и снова вскрикивает. Удовольствие разносится по всему телу импульсами, а блондин ощущает, как его мальчик дрожит и выгибается. Ему стыдно, но так хорошо, что альфе в итоге просто не может справиться с таким количеством смазки и собственной слюны: они вперемешку стекают по его подбородку и щекам к шее, а по плечам альфы через несколько минут течёт ручей. Голубин  понимает, что теперь омежка никуда не денется, поэтому отпускает его руки. Шатохин упирается ими в живот парня и выгибается как кошка, начиная громко стонать и коротко тяжело дышать. Медленно. Мучительно. Мучительно медленно альфа входит языком глубже, и если по началу Тёма мысленно крыл Голубина благим матом, то как только тот наконец стал нормально двигаться, мальчик даже в мыслях стонал, на периферии сознания подмечая, с каким наслаждением альфа его вылизывает. Блондин придерживает омежку теперь и второй рукой, а тот жалобно скулит и единственное о чём мечтает — почувствовать глебов горячий язык ещё глубже… Омежка прикрывает глаза, тянет руки назад и одной несильно надавливает Голубину на затылок, заставляя проникнуть так далеко, как это только возможно, а второй раздвигает ягодицы ещё шире. Альфа усмехается, активно работая ртом, а омега чувствует, что кончит с секунды на секунду. Глеб снова одной рукой держит его, зная, что примерно через минуту после оргазма смазки станет ещё больше (Так задумано природой, чтобы принимать узел альфы было легче). Блондин твёрдо решает дождаться этого момента, чтобы проглотить как можно больше смазки своего мальчика, своего омеги. Наконец шатен кончает, выкрикивая имя парня, пачкая его живот и грудь. Пусть Шатохин кончал с именем Глеба на губах не впервые (Если быть точнее, в третий раз. Всё-таки мало кто сможет сдерживаться и не дрочить, особенно, если альтернативы нет, а стояк или хотя бы простое возбуждение появляется после нескольких минут поцелуев и ласк), но кончить, даже не успев притронуться к себе — это точно что-то новенькое. Мальчик сжался, пытаясь прервать этот бесконечный поток смазки, но оргазм отнял все силы и омега снова расслабил дырочку, теперь буквально заливая альфу своим соком. Глеб довольно промычал и наконец отстранился, пытаясь отдышаться. Тёма дрожит, но всё-таки слезает с парня и осоловело смотрит на альфу, понимая, что тот весь перепачкан в смазке, о чём совесть мальчика не даёт ему промолчать: — Глеб, прости, ты весь в моей смазке, — альфа довольно улыбается и собирает её пальцами с подбородка и шеи, с удовольствием облизывая их. Тёма видит как глебовы губы блестят от слюны и смазки, краснеют, налившись кровью, немного опухают от усердной работы, и омежка уверен, что это самое потрясающее зрелище из всех возможных. Ему так приятно, что альфе не противно… Сегодняшний вечер окончательно сближает их и теперь Шатохин правда готов начать всё с нуля и забыть о прошлом. Нет смысла больше ждать подвоха, его, видимо, и правда нет. *** Через месяц они всё-таки переспали, и омежка вдруг осознал, как приятно быть заполненным чем-то до предела, и практически сразу же понял, что помимо члена, он также переполнен нежностью и теплом. Почему-то от мыслей о том, что он мог бы быть практически идеальным омегой (Как раз таким, каким должен быть муж Глеба Геннадьевича Голубина) не было мерзко. Теперь желание подчиниться и стать чьим-то не вызывало отторжения, даже напротив… Просто сейчас, когда шатен понимает, сколько нежности и любви Глеб вложил в него, хочется отдать альфе столько же, а может больше (Просто у омеги есть стойкое ощущение, что это «вложение» совершенно точно беспроигрышное. То же самое, что поставить все деньги на то, что в Питере классная погода долго не продержится… Или что пенсионный возраст будет только расти… Слишком много факторов подтверждают это, так что шанс оказаться в итоге ни с чем минимальный). Хочется заботиться о нём, сделать ему хорошо, но прежде хочется услышать о том, что это не омега сошёл с ума и теперь живёт в каком-то выдуманном мире, а что они оба чувствует не просто мимолётное желание и потребность во внимании, а правда влюблены и готовы на метки и прочее… Мальчик осторожно тянется к губам блондина и вкладывает в этот поцелуй столько нежности и любви, что Голубин, чувствуя это, отвечает ему с её большей любовью, радуясь переменам в настроении омежки. Глеб просто знает, что за этой нежностью нет подвоха, и как бы глупо это не звучало, но именно из-за этой самой честности он не трахает омегу, а занимается с ним любовью. Просто не может иначе. Боится навредить, сделать плохо, перегнуть, не оправдать доверие… Омега под ним такой хрупкий, нежный и открытый, что альфе кажется, будто Тёма сейчас как доверчивый и очень ранимый ребёнок. Нужно подбирать слова, чтобы нечаянно не разрушить интерес омежки, не сломать его непорочность и веру в хорошее, а прежде чем что-то сделать нужно подумать не один, не два, а все десять раз. Когда любишь, то заботиться только в радость, особенно, если тебе отвечают тем же. Глеб и правда не злится больше на своих друзей. Он благодарен им, но не за этот «почти легальный подарок», а за возможность любить и быть любимым. А ещё за то, что они без проблем отнеслись к такому повороту событий. Главное ведь, что их пьяный и необдуманный поступок не привёл ни к чему плохому и сейчас все наконец-то счастливы.