После возвращения

И было у него два осколка: один - в глазу, другой - в сердце

0. В этом городе каждый день продают пряники, у прохожих понимающие улыбки, если скажут что-то дурное - то только по пьяни, если обидят - то только случайно, только по глупой ошибке. В этом городе люди умеют согреть друг друга, чаем ли, словом, вином или поцелуем, здесь стихают метели, здесь вмиг замолкают вьюги, здесь тебя встретят как друга в любом захолустье. Здесь любому дадут столько любви, подарят столько тепла, то забудешь об одиночестве и смутной больной тоске, будто исчезли тревоги, дела пошли сразу на лад, (а ещё вчера казалось, что всё висит на волоске). В этом городе, в этом тихом уютном городе, не помнят о севере рядом, не помнят о холоде, о подступающей к сердцу зимней ночной пустоте, о скрипе снегов (или чьих-то мёртвых костей?) 1. Девушка-девочка стояла у белоснежного трона, лицо в морщинах от ветра, волосы по-мужски короткие, невысокая, хрупкая, а никто не посмеет тронуть. И было ещё одиночество, и оно свило два гнезда у неё в глазах, тех, что смотрели только вперёд, никогда - назад, и Каю как будто бы кто-то тогда сказал, что скорее над Северным полюсом будет дождь и гроза, скорее среди ледников даст плоды лоза, скорее Северное сияние позволит себя связать, чем эта девчонка посмотрит назад. И одиночество у неё в глазах смеялось, звало с собой, звало бросить всё и уйти в город, где вечный бой, где люди за годом год сражаются с холодом и зимой, где о границу бьётся метель и не смолкает вовек её вой, где в Рождество исчезнуть может любой, погибнуть может любой, где нельзя бояться встречи с самим собой. И одиночество поблёскивало у неё в глазах, и Кай тогда посмотрел на неё, позабыл про страх, и тогда он понял, что это его сестра. 2. У тех, кто покинул свои дома, кто ушёл, не сказал "прости" и не крикнув "прощай", не бывает братьев или сестёр. Рядом с сердцем у них колдовской туман и чужой дурман, их душа летит в неизвестность, как будто её метнула вечность-праща, а в конце полёта - сказка или костёр. Этих не держат чужие ласковые слова, эти не набирают себе долгов, эти не позволяют себя любить, не дают себя целовать, эти умеют лишь расставаться - и жить им слишком легко. И в дорогу им нужен только заплечный мешок, примерный маршрут путешествия, и вот эта лёгкость в душе. 3. И Кай смотрел в лицо своей странной, своей названой, и видел у неё в сердце те же клубы тумана, те же узоры колдовского дурмана. И лицо у неё было тёмным, как в омуте злая вода, и от ветра и холода всё в морщинах (каждая - как борозда) а глаза - прозрачнее льда. И Кай смотрел в глаза своей нежданной, своей незваной, и видел принцев и разбойников, залы и балаганы, знакомые городишки, дальние страны. И каждый из тех, кто встречался с её глазами, забывал о том, что он не хотел никому помогать и вообще был занят, и был как будто студент, который пришёл на экзамен, и сдать его - помочь той, которую ты не знал и не знаешь, вещами, едой или куском маршрута, внезапным знаком, словом и делом, явью и снами. И эти глаза требовали бросить свой замок, коньки и кристалл, потому что есть эта безумная, неправильная чистота, та, что почти что уродство, но всё же ещё красота, и если она ведёт, то остаётся только всё бросить, покинуть, отдать и шагнуть в никуда. 4. Братик мой, братик, застывший, замёрзший, холодный, что же тебя унесло, увезло, увело-то? Что же ты мёрзнешь, когда распускаются почки? "Вечность" зачем ты опять говоришь ночь за ночью? Что ты не смотришь на наши любимые розы? Что не смеёшься? Не плачешь? Не прячешь и слёзы? Что ты так бледен, как будто бы обморожённый? Что ты со мною опять говоришь, как с чужою? Снова тебя обнимаю, ласкаю, болтаю. Что же тогда твоё сердце молчит и не тает? Снова тянусь к тебе, снова тебя согреваю. Ты же - почти не живой... Только я-то - живая? 5. В этом городе, в этом тихом уютном городе, забывают об одиночестве, о звенящем холоде, о жестокой вере, о злой надежде, бессмысленной гордости. В этом городе не произносят злые слова, не умеют искать своих, насмешничать, предавать, в этом городе даже зимой по-весеннему молода трава. В этом городе закрыли границы, свернули в клубки дороги, чтобы по ним не прошли ни слишком безбашенные, ни слишком строгие, чтобы не примчались весело убивающие метели, чтобы вьюги сквозь весенний воздух не пролетели. В этом городе каждое сердце полно заботы, понимания и любви, каждый подходит, говорит "согрейся скорей, оживи". В этом городе у моей незваной, моей названой кожа становится светлей: каждый день принимает ванну, исчезают морщины - такую можно и сватать. В этом городе у моей безумной, моей нежданной, из глаз постепенно вылетает одиночество, из сердца - туманы, она даже выглядит чуть моложе (в этом - ни капли обмана), она теперь ищет новую линию поведения, новый стиль, так, чтобы рядом с ней было не страшно идти, на садовой дорожке не думалось о тяжёлом пути. И она просит меня "согрейся скорей, я буду тебе примером". Нет, Герда. 6. На границе города дороги складываются в икосаэдры, воздух кажется похожим на мерцающий неярко кристалл, деревья сплетаются в ловушки, силки, засады, земля вдруг оказывается тёмной и прочной, как сталь. Мальчик стоит на границе, и его лицо обдувает ледяной ветер, и сквозь его глаза исподволь прорывается вечность, и слишком рано, по-зимнему рано наступает вечер, и тогда змея-позёмка выползаем ему навстречу, и танцовщица-вьюга вылетает ему навстречу, и убийца-буран выходит ему на встречу, и под ним из льдинок случайно складывается "вечность", и лицу мальчишки больно от ледяного ветра, глазам его больно от снега, больно от света, и он смотрит на город, и вьюга вокруг него вертит. Мальчик стоит на границе, и пятисотлетние деревья начинаю клониться, и ищут укрытия птицы, прячутся в норы куницы, а Герда вдруг просыпается: ей что-то страшное снится. А потом этот город замирает в кромешной пугающей темноте, и в него влетает метель.