Дважды в одну реку

— Это точно она? — Ошибки быть не может, — адмирал Скварца заложил руки за спину, глядя на маленький экран. Луиджи открыл рот — и промолчал. Облизнул губы. Девушка, похожая на оленёнка, смирно лежала на узкой койке. Наверняка понимала, что за ней могут наблюдать. Завидное хладнокровие. На впавшую в ступор от отчаяния она совсем не смахивала. — А ноги? — неуверенно спросил он. — Протезы, — адмирал сочувственно покачал головой, — совсем молодая девчонка. В какой-то степени хорошо, что справилась, продолжила жить и летать. Хоть она и сбила «Мурену», «Малька» и «Каракатицу» — не могу не уважать. — Эти бордонские бабы-истребители совсем без тормозов, — поделился доктор Донелли, — вы будьте осторожны, Джильди, от них всего можно ожидать. — Он — боевой офицер, — вступился адмирал. — Бывший боевой офицер, — неловко уточнил Луиджи. — Морпехи бывшими не бывают, — адмирал хлопнул его по плечу. В самом деле, не съест же она его. Глупо бояться встречи с собственным прошлым. Луиджи поправил белый халат и шагнул в лифт. ...Царила мясорубка. В наушниках скороговоркой сменялись приказы. Луиджи поправил винтовку, аккумулятор, визор шлема. Стоять на месте было невозможно. — Стыкуюсь, — напряженно доложил пилот. Шлюз распахнулся, вперед бросились техники — взламывать шлюз вражеского корабля. Бордонский крейсер и рад бы потрепыхаться, но гравилуч «Птицерыбодевы» так удачно вывел из строя их маневровые двигатели — командование не могло не воспользоваться. Еще пара мгновений — техники слаженно отступили, в проход поспешили морпехи. Луиджи махнул двоим прикрывать коридор — сам повел своих в атаку. Рядом, упакованный в бронескафандр, бежал старший сапер — обезвреживать возможные ловушки. Добыча тогда оказалась знатной. Сестра бордонского главнокомандующего. На нее выменяли пятерых фельпских офицеров. Шаткий мир, который продлился почти пять лет. Все эти пять лет Луиджи не мог забыть огромных глаз девушки, похожей на олененка. Она лежала в луже собственной крови, с размозженными рухнувшей переборкой ногами. Ее отправили в госпиталь для военнопленных в реанимационной капсуле. «Как ее звали?» «Мичман Поликсена Лагидис»... Она вежливо кивнула, заговаривать не стала. Луиджи придвинул стул, сел. — Лейтенант Лагидис? — Да, — голос у нее тихий и мелодичный. Как эту дивную найери занесло в действующую армию? — Я — доктор Джильди, помощник адмирала Скварцы, занимаюсь психологической атмосферой на базе — в том числе, среди военнопленных. Если вам что-то требуется, вы можете ко мне обращаться. — Мне ничего не требуется. — Вас ознакомили с распорядком дня и вашими правами? — спросил Луиджи — для проформы — пленникам предоставляли брошюрку в первый же день. Она помолчала. Потом села, изящно скрестив щиколотки. Если не знать, что протезы — в жизни бы не подумал. Поправила серый мешковатый комбинезон. — Почему вы не оставите меня в покое? — Мы по разные стороны прицела, но все равно остаемся людьми, — Луиджи постарался говорить как можно мягче, — мы хотим, чтобы вы благополучно дожили до ближайшего обмена пленными. — В первую очередь выкупать будут не меня. — Почему? Вы — ас, блестящий истребитель. Смелая, целеустремленная патриотка... — Ах, оставьте, — перебила она. Отвернулась к окну — маленькому, с двойным бронебойным стеклом. — Возможно, вам нужен ортопед? Вы не выходите на прогулки — вас беспокоят протезы? — Меня беспокоите вы. Ваша сахарная ложь. Вы меня ненавидите — ну так я вас тоже! — она сорвалась на крик, сжала кулаки. — Говорите, обмен? Как только я вернусь в строй, сразу запишу на свой счет еще парочку ваших кораблей! Ненавижу! Луиджи молча налил воды из крана, подал кружку. Давясь рыданиями, она сделала несколько глотков. Глубоко вдохнула, вскинула голову. Под растрепанной челкой зло блеснули глаза — остатки воды выплеснулись в лицо Луиджи. — Жаль, — он поднялся, утерся рукавом — все равно халат отправится в стирку. Она молча проводила взглядом. Хорошо, что сюда пошел не Донелли. Записал бы ее в ту же категорию «бешеных бордонских баб». Ей должно быть всего двадцать пять. ...Что-то сломалось в нем. На попойке в честь подписания мирного договора он сидел, глядя в никуда. Стакан в его руке оставался полным — Луиджи даже не обратил внимания, что его угостили. — Что с тобой? За что Луиджи всегда обожал адмирала — тот не позволял себе формулировок вроде «ты в порядке?» Предполагается, что боец с оторванной конечностью вскочит и проорет «так точно»? — Разрешите мне подать в отставку. Адмирал посмотрел на свет сквозь свой стакан. Покачал головой: — Я подпишу прошение. Но куда ты пойдешь? — Не знаю. Получу мирное образование. Я не могу так больше. — Луиджи, это ведь не первый твой бой. Он не выдержал. Рассказал всё — на трезвую голову, что еще более позорно — но иначе не мог. Адмирал внимательно слушал, кивал. Потом, когда Луиджи выдохся, положил ему руку на плечо: — Я бы отпустил тебя. Только для начала найди себе мало-мальский якорь. При таком настрое — кто знает, в какие бурные воды тебя унесет. Получай свое образование и возвращайся на базу. Я найду для тебя должность. Спустя три года он вернулся — с сертификатом социального психолога... Досье было небогатым. Выросла в семье мелких аристократов. Отвергла несколько удачных партий. В восемнадцать лет завербовалась в космофлот. Быстро прибилась к адмиралу Гастаки, той самой сестре главнокомандующего. После возвращения из плена и получения протезов попала к ней же. Прошла ускоренные летные курсы — и весьма успешно. Длинный список сбитых кораблей. А потом крейсер Гастаки вновь подставился. Сама адмирал погибла, Поликсена попала в плен. Луиджи отложил планшет, потер переносицу. Ну, если бы адмирал Скварца погиб у него на глазах, он бы тоже не шел на контакт с врагами. Бедная Поликсена. Наверняка обожала эту свою командиршу, хотя он и не представлял — за что. Покойная Гастаки не отличалась военными талантами. Впрочем, ее подчиненные с лихвой это компенсировали. Да и мало ли офицеров высшего звена, которые добрались до своего звания не подвигами. Хорошо, что осталась жива сама Поликсена. Он помедлил, прежде чем набрать номер. Дернул плечом, коснулся сенсора. — Слушаю. — Доктор Донелли, это Джильди. Я хочу отказаться от наблюдения за Лагидис. — Что случилось? — Она мне нравится. Я боюсь утратить объективность. — Бросьте, Джильди. От вас не требуется ее перевоспитывать. Просто проследить, чтобы бордонским правозащитникам не на что было жаловаться. А что касается ее прелестей — уверен, вы сможете отыметь ее так, чтобы ей понравилось. Луиджи задержал дыхание, прикрыл глаза. — Ясно. Отбой. — Давайте, — посмеиваясь, Донелли отключился. Ее точно нельзя доверить Донелли. Как он мог подумать, что... Луиджи поднялся, принялся ходить по комнате. Просмотреть список охраны. Лучший бордонский истребитель, конечно, может за себя постоять, но когда такой соблазн... Нет, он лично оторвет яйца любому, кто посмеет ее обидеть, но ей это уже не поможет. Он резко остановился. Лейтенант Поликсена Лагидис — такая же военнопленная, как и все остальные. А, проклятье... — Что вам опять надо? — она села, выпрямившись и вздернув подбородок, едва открылась дверь. — Я пришел с вами поговорить. — Мне не о чем с вами говорить! — рядом с его виском просвистела кружка, ударилась о стену. — Разве таким легким пластиком можно убить? — Луиджи подобрал кружку, взвесил в руке. — Хотя некоторые местные ребята смогли бы, я уверен. — Идите к... крабьей матери! — выпалила она, покраснев. — И вы, и ваши ребята! — Я сожалею, — Луиджи аккуратно поставил кружку на стол. Сел, поймал взгляд. — Не в моей компетенции выпустить вас отсюда. — Поэтому вы будете промывать мне мозги? Ну да, я полностью в вашей власти, беззащитна, вы можете творить со мной, что хотите! Луиджи бросило в жар. Она ведь даже не осознает, что и как говорит. — Что хочу? Я хочу, чтобы вы целой и невредимой вернулись домой, когда наши главнокомандующие договорятся. — Целой?! Невредимой?! По вашей милости я уже лишилась ног! Что еще вы со мной сделаете?! Вы знаете, как я умела танцевать? Вы... — ее губы задрожали. — Я сожалею, — повторил Луиджи, — но такова война. От ваших рук погибли многие мои боевые товарищи. Я раньше был морпехом, знаете? На «Мальке» находилась моя команда, я собирал их по разным батальонам — у нас был элитный отряд. Когда я ушел, подал в отставку, решил приобрести мирную профессию, меня сменил в должности мой лучший друг. Он был в эпицентре взрыва — вы очень метко попали в реактор. — Вы ждете, что я стану просить прощения? — Нет. Он знал, на что подписывался. А вы? — Лучше бы я тоже погибла. Это было бы проще, — она сжалась, опустив голову, и замерла. Луиджи молчал. Спугнуть никак нельзя. Пусть плачет. Любые проявления чувств — сегменты мостика между ними. — Ей было не больно? — Ко... Я не знаю, — честно ответил Луиджи, с трудом сообразив, о ком речь, — думаю, что больно ей не было. Она погибла сразу — ей пробило... — Нет, нет, не надо подробностей! — Поликсена обхватила себя руками. — Хорошо. Если захотите почитать отчет — я могу вам его достать. — Не хочу. Там ведь наверняка и кадры... лучше я буду помнить ее живой, — она сглотнула. — Адмирал Гастаки была хорошим командиром? — Да. Она знала нас всех по именам. Знала, кто чем дышит. Всегда внимательна... нет, не могу. Уходите, пожалуйста. Луиджи поднялся, борясь с желанием обнять. Этого она не простит. Не теперь. Остальные выжившие из команды Гастаки содержались на другой базе. Не расспросить. Родных у самой Поликсены не осталось. Согласно скупому рапорту, погибли во время бомбардировок столицы. Луиджи отложил планшет, лёг, прикрыл глаза. Если бы не война, они бы не встретились. Хотя сейчас встретились, но никакого будущего у них нет. Офицеры из конфликтующих между собой систем. Впрочем, его и офицером-то назвать нельзя. Отец, конечно, поддержал его, ни словом не упрекнул за желание оставить военную карьеру. Возможно, ему нелегко было вынести отставку сына. Блестящий адмирал, герой нескольких кампаний. И вдруг его сын всё бросает. Дезертирует. Сломался. Не хватило характера. Из-за чего? Осознав, что враги — такие же люди? Легко расстреливать корабль в космосе. Нажимаешь на гашетку, лазерный луч находит цель — на радаре это просто точка. Всё. Когда перед тобой лежит человек с перебитыми ногами, война воспринимается совершенно иначе. Позже преподаватель объяснял им этот эффект с теоретической точки зрения. На курсе только Луиджи знал практическую сторону. Повезло им, юношам и девушкам, выросшим в тылу, тем, кому не пришлось служить на передовой, не слышавшим треска радиопереговоров, звенящей тишины, когда в вакууме разваливается на куски корабль, грохота сапог с магнитными подошвами во время высадки десанта. Никто не удивился, когда он вернулся на базу. — Доктор Джильди? — с порога кашлянул дневальный. — Лагидис просит вас прийти. Что передать? — Сейчас, — Луиджи поднялся. Что могло произойти? Встречи проходили по одному сценарию: он пытался расшевелить ее, облегчить отвратительно долгие недели плена. Она твердила, что ей ничего не требуется, выставляла его в конечном итоге. — Доктор, — она поднялась, опираясь на изножье койки, — я подумала... я хочу почитать отчёт и увидеть кадры. — Постараюсь добыть. Что заставило вас изменить мнение? — Не знаю, — Поликсена сделала несколько шагов, заложив руки за спину, — я офицер. Я не должна бояться увидеть то... что боюсь увидеть. У нас водится птица... на самом деле она не прячет голову в песок от испуга, но в поговорку вошла всё равно. Не желаю уподобляться. Луиджи понимающе кивнул. Сел на краешек стола, оперевшись руками позади себя. — Вы боитесь того, что увидите. — Да. Это недостойно. Она... не хотела бы... почему я вам это рассказываю? — Может, потому что врачебная этика не позволит мне выносить содержание наших бесед из этой комнаты? Она печально усмехнулась, дёрнула плечом, кивнула на потолок. Луиджи проследил за её взглядом. Как она заметила сенсор камеры? У неё ещё и зрение в инфракрасном диапазоне вмонтировано? Либо просто очень умна, что вероятнее. — Пока я здесь, за нами никто не следит, можете быть уверены. — Не боитесь, что вам не успеют прийти на помощь? — Вы забываете, что я был морпехом, лейтенант Лагидис. Она села на койку, судорожно запустила пальцы в волосы, дёрнула, ссутулилась. Луиджи внимательно следил за ней, но хранил молчание. Побольше профессионализма, Луиджи, ты не смеешь любоваться Поликсеной, не смеешь улыбаться. — Адмирал Гастаки очень хотела, чтобы из меня вырос хороший офицер. Помогала, давала советы. Делала это очень мягко — насколько она умела говорить мягко. Она... простите... — Поликсена замерла, скрипнула зубами. Луиджи поднялся, налил воды, сел перед ней на корточки, заглядывая в лицо. — Спасибо, — она едва не выронила стакан, сделала несколько поспешных глотков, закашлялась. — Я раздобуду для вас рапорт, — он словно невзначай коснулся её руки, встал. Он был совсем мальчишкой, когда началась война с бордонами. Сцепились из-за горстки колоний в зоне Рубежа. Талигойская империя, которой и фельпцы, и бордоны были на один зуб — причем вместе взятые, — демонстративно соблюдала нейтралитет. Впрочем, неофициально помогала Фельпу. Луиджи старался не задаваться вопросом — не помогают ли они так же и Бордону. А что, ход стар как мир — и эффективен во все времена. Дать соседям вымотаться в сваре между собой. Потом заключить договор с берущей верх стороной. Под шумок захватить какую-нибудь богатую ресурсами территорию. Он видел маршала Алву во время предыдущей кампании. Говорят, он недавно погиб, но Луиджи в это не верил. Тем более, посол на ежегодном приеме в Адмиралтействе выглядел загадочно, но отнюдь не скорбно. Умение держать лицо, конечно, приветствуется среди дипломатов, но посол, как поговаривали, был лучшим другом Алвы. Да уж, модно среди высшего общества считаться погибшим, а потом возникнуть на оживленном участке фронта. Луиджи усилием воли закрыл досье Поликсены. Ему стоило некоторого труда раздобыть рапорт тех, кто штурмовал бордонский флагман. Теперь заветный файл хранился на флэшке, и Луиджи никак не решался скопировать его в планшет, чтобы показать Поликсене. Как она там говорила? Нельзя прятать голову в песок... Поликсена сидела на койке, обхватив себя руками. Луиджи молча протянул ей планшет. Она подобралась, как перед прыжком со скалы, решительно пролистнула файл. Приоткрыла рот. Дернула ворот, словно с трудом проталкивая воздух в легкие. — Что с вами? — забеспокоился Луиджи. — Это не она. — Что? — Это не адмирал Гастаки. Что вы мне такое подсунули?! Вы думали, я не... — Поликсена осеклась. Прикрыла рот ладошкой, мертвенно побледнев. Луиджи молча забрал у нее планшет. Сел на край стола, потер лоб. Вот это да. Но как? Флагман, капитанский мостик... Да, лицо было обезображено взрывом, но неужели никто не опознал?.. И куда делась настоящая Гастаки? Как новость еще никуда не просочилась? — Я никому не скажу, лейтенант Лагидис, — тихо заверил он. Попал в точку. Поликсена подалась вперед, шумно выдохнула. Потом, не стесняясь его, рухнула на подушку, истерически рассмеялась. Луиджи привычно налил воды, протянул ей. — Про... ик... простите, — Поликсена вытерла щеку, — ошибки быть не может? — Это фотографии с места происшествия. Лейтенант Лагидис, — осторожно проронил Луиджи, — на флагмане были и другие погибшие. Не факт, что она жива. — Жива. Я чувствую. Доктор, где содержатся остальные пленные? — Не здесь. Глубже в тылу. Поликсена смотрела в потолок, кусая губы. Потом обернулась: — Разве не проводилась проверка ДНК? — К сожалению, у нас не такая богатая база данных, как вы думаете. Если нет образца для сравнения, эта проверка бессмысленна. Образцов ДНК адмирала Гастаки у нас нет, — сухо, через силу, ответил Луиджи. — Да. Конечно. Простите. Кажется, врач нужен ему самому. Луиджи наклонил голову, делая вид, что наблюдает за ней, но на деле лихорадочно размышлял, что делать. Так, по порядку, капитан Джильди. Предположим, что адмирал Гастаки под видом одной из своих подчиненных содержится в лагере для военнопленных. Что будет, если командование узнает? Такой козырь для переговоров... Такой удар по репутации бордонских офицеров... Но почему бы ей молчать и выдавать себя за кого-то другого? Возможно, во время взрыва была контужена, а старший офицер из оставшихся в сознании затеял свою интригу? И Гастаки была вынуждена подыгрывать? Шпионаж? Да что за глупости. Они ведь содержатся в комфорте, но под замком. Даже доступа в сеть нет. А вот если адмирал Гастаки успела каким-то образом сбежать, дело принимает совсем иной оборот... — Я никому не скажу, — медленно повторил Луиджи. Поликсена не ответила, но в ее взгляде была такая пылающая смесь благодарности и надежды, что сердце пропустило удар. — Лейтенант Лагидис... Предположим, что она выжила. Что бы она сделала? — Нашла бы меня и выкупила. Луиджи на пару мгновений прикрыл глаза. Столько счастья в ее голосе, столько мечтательности. Один из лучших асов Бордона. Лейтенант, который обожает своего адмирала. — Спокойной ночи, лейтенант Лагидис, — он забрал планшет, вышел. Остановился в коридоре, с силой выдохнул. Лучше бы на «Мальке» был он. Их священник еще застал войну Талига и Дриксен. Тогда бои гремели по всей галактике, сложно было остаться в стороне, когда воюют две крупные империи. Бравый мичман бойко дослужился до лейтенанта и внезапно для всех ушел в монастырь. Отец знал его до пострига. Луиджи как-то спросил у него — что-то ведь предшествовало такому радикальному изменению карьеры. Отец задумчиво покачал головой и ничего не ответил. — Конфликт между воинской честью и человеческой, — скупо обронил сам священник и больше тему не развивал. В девятнадцать лет Луиджи было сложно понять, где разница. Кажется, теперь, когда ему за тридцать, он начал понимать. Что скажет отец, выяснив, что Луиджи всё это время знал об ошибке? Что скажет адмирал Скварца? Что скажет Поликсена, если он побежит с рапортом к командованию? Он уже стал трусом и дезертиром. Он не может отнять надежду у девушки. Она с таким трудом ее обрела. Поликсена, которая теперь искренне радовалась его визитам. Отвечала вполне дружески. Не отнимала надежду у него. Адмирал Скварца пролистнул почту, присвистнул: — Ты посмотри. Вот живучая сука. Луиджи удивленно поднял голову от бланка заказа оборудования. Снабженцы в тылу обещали прислать грузовик, восполнить нехватку разных необходимых припасов, почему бы не добавить к списку пару-тройку пунктов? Адмирал охотно переложил задачу на его плечи, занявшись прочей бюрократией. — Вы о ком? — Адмирал Гастаки. Оказывается, она не погибла на флагмане, ее с кем-то перепутали, она не стала представляться, а просто при первой же возможности удрала. Ухитрилась добраться до своих. Мда, кажется, кое-чьи головы полетят. — Угу, — пробормотал Луиджи, старательно проглядывая список, но не видя цифр. Они с Поликсеной месяц ломали голову, как выяснить местонахождение ее адмирала, не вызывая подозрений. Вот, пожалуйста. Следовало просто подождать. — А ведь мы могли бы выменять на нее весь уцелевший экипаж «Мурены». Теперь сиди, дожидайся, пока в сети попадется более крупная рыбка, — адмирал Скварца сплюнул. Луиджи вздохнул, призвал все самообладание, чтобы проронить как ни в чем не бывало: — Наверняка она пожелает, в свою очередь, освободить свою команду. — Мало ли, что она пожелает. Не она решает. Вроде как у ее брата лопнуло терпение. Шутка ли — уже второй корабль потеряла. По донесениям, он ее сослал на какую-то базу к крабьей матери. Так что ее бешеным бабам придется потомиться до подписания мира. Если, конечно, никто из наших ребят не оголодает настолько, что... — Виноват, — не выдержал Луиджи, — они, конечно, наши враги, но они люди. Говорить о них так — недостойно офицера. Адмирал хмыкнул, покачал головой. — Да. Ты прав. Ты очень изменился, Луиджи. — Правда? — он подобрался. Отложил планшет, заставил себя посмотреть адмиралу в глаза. — Ты стал... как бы это сказать? Человечнее. Не думал, что у тебя выйдет. Ты был очень хорошим боевым офицером, Луиджи, я долго жалел, что отпустил тебя. Но мозгоправом ты оказался отличным. — Спасибо, — пробормотал он, вновь уткнувшись в список. Если бы только адмирал Скварца представлял, что творится в его собственной голове... С трудом закончив и отправив заказ, он поднялся на крышу административного корпуса. Донелли уже год как установил там телескоп, на досуге наблюдал за далекими системами, которые не сотрясала война. Время от времени делился какими-то особенностями спектрального анализа — вагоны терминов, ничего не говорящих Луиджи. Он подошел к окуляру, стараясь не задеть кронштейн. Донелли наверняка огорчится, если сбить ему прицел. Где-то там, невидимый без профессиональной техники, следует по своей орбите астероид с бордонской базой. Сколько Кругов назад люди покинули родную планету, рассеялись по галактике? Вытеснили мелкие расы, подчинили себе чужие миры. Такая огромная вселенная. Сцепиться из-за пограничной системы? Он не имел права судить. Особенно учитывая, что решение уже принял. Продумал все последствия, внутренне смирился. Не собирался отрицать перед трибуналом. Просто не мог поступить иначе. Поликсена подняла голову, едва заметно улыбнулась: — Добрый день, доктор. — Добрый, — Луиджи закрыл дверь, оперся на нее спиной. Машинально потерся лопаткой о выпирающую рамку глазка, собираясь с духом. — Что-то случилось? — Поликсена отложила книгу — старую, еще бумажную: кто-то из солдат пожалел скучающую красавицу, принес почитать. — Да. Не буду тянуть, — он потер висок, — адмирал Гастаки добралась до своих. Сегодня официально объявили. — О... — Поликсена вскочила, прижала руки к груди. — Садитесь, лейтенант Лагидис, садитесь. Это... сложно, — он прошелся, остановился около стола. Поликсена облизнула губы. Послушно села на краешек постели, изящно скрестив щиколотки. Сложила руки на коленях. Посмотрела на него, сглотнула. — Скорее всего, в ближайшее время не выкупят ни вас, ни команду флагмана. Адмирал Гастаки в опале. Сослана в тыл, на какую-то мелкую базу. У нее сейчас нет права голоса в том, что касается обмена военнопленными. — Я... понимаю, — Поликсена опустила голову. Вьющаяся пружинкой прядь упала на глаза, Поликсена машинально попыталась ее сдуть, тряхнула волосами, — доктор, я... потерплю. Я офицер. И когда-нибудь же мир наступит. Главное, что она жива. — Лейтенант Лагидис, — он сел перед ней на корточки, заглянул в лицо, — через неделю сюда должен прибыть грузовик с припасами. Назавтра он двинется дальше... в смысле, ближе к линии фронта. Вы сбежите на нем. Я всё продумал. Она вздрогнула, приоткрыла рот. Лихорадочно огляделась по сторонам. Переплела пальцы так, что они побелели: — О чем вы? — Это не провокация. Со мной нет записывающей аппаратуры. В ночь со вторника на среду будет проводиться профилактика электросети — нам привезут специальное оборудование для этого. Какое-то время будут перебои. А значит, сигнализацию в это время отключат, иначе она начнет срабатывать через каждые пять минут. Вам останется только дождаться, пока свет в очередной раз погаснет, открыть механический замок и бежать. Я скопирую для вас ключ. Вы стройная, невысокая девушка. Вы проникнете в технический вентиляционный коридор и доберетесь до посадочной площадки. Я со своей стороны сделаю всё, чтобы тревогу подняли как можно позже, и вы успели улететь на грузовике. Он типовой. Сразу проберитесь к аварийному модулю, спрячьтесь там, а на выходе из гиперпрыжка отстыкуйтесь. Сможете добраться на нем до своих? Вы умеете управлять аварийными модулями? Она подалась вперед, словно птица, клюнула его в щеку. — Я никуда не побегу, доктор. Как можно подвергать вас такому риску? — Что? — переспросил Луиджи, усилием воли выплывая из розового тумана. — Все сразу догадаются, кто именно мне помог. Я не хочу платить вам черной неблагодарностью... Вы так хорошо относились ко мне все это время. Единственный из всех — спокойно воспринимали то, что я вражеский офицер. Спасибо. Вы истинный рыцарь. Мало у кого такие твердые... моральные принципы. Зоя поймет. — Но лейтенант Лагидис... — Зовите меня по имени. Я давно должна была вам это предложить.

***

На планшете был открыт новостной сайт, раздел «Светская хроника». На первой полосе красовалась фотография крупным планом. Поликсена, одетая в парадный мундир, элегантно причесанная, сияющая, с бокалом вина в изящной руке. Стоит рядом с адмиралом Гастаки. Та казалась особенно крупной, широкоплечей и грузной на фоне своей птицы из Рассветных садов. «Адмирал Зоя Гастаки заключает гражданское партнерство с капитаном Поликсеной Лагидис. Последняя более известна как Бордонская Стрела, на ее счету...» Луиджи глотнул еще граппы, свернул сайт и открыл письмо, которое перечитывал уже раз десять. «...Очень жаль, дорогой Луиджи, что обязанности не позволили вам приехать. Зоя была бы рада познакомиться с вами. Я даже считаю, что это была бы честь для нее. По обе стороны фронта было мало таких офицеров, как вы, хотя, по вашим заверениям, вы давно не морпех. Нужен особый склад ума, особые душевные качества, чтобы видеть даже во врагах — людей. Я уверена, что вы до сих пор корите себя за тот наш разговор. Не надо, умоляю вас. В конечном итоге вы поступили так, как велел вам долг. И я тоже...» Следовало бы ответить что-то на эти четыре экрана добрых слов. Луиджи налил себе еще, потряс бутылку над стаканом. Пускай пьет свои изысканные вина в компании дражайшей Зои. Зачем Поликсене его ответ? Никакого смысла для них обоих. Никакого смысла для него — ни в чем. Значок входящего сообщения на экране. Луиджи некоторое время смотрел на желтый конвертик, потом щелкнул по нему. Донелли, как всегда, с места в карьер. «Джильди, ты еще не вышел из запоя в честь подписания мира? Побрейся и почисти зубы. Немного завидую тебе, в бордонской столице сейчас астрофизическая выставка. Ах, да, птичка напела, что в составе посольства нужен кто-то вроде тебя. Не думал о дипломатической карьере?...»