Mayhem

Гет
R
Завершён
129
автор
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
129 Нравится 2 Отзывы 26 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
Они встречаются у кафе возле станции. Кацки приходит немного позже, чем обычно, но не критично. Шото не успевает замерзнуть, и ему даже не приходится отмечать время для положенного получаса ожидания, после которого он обычно спокойно уезжал домой в одиночестве. Шото сдержанно кивает ей, и только получив сухое "привет" в ответ, оглядывает ее внимательнее. Точнее, то, что у нее в руках. Кацки недвусмысленно показывает ему средний палец. Некоторое время они идут молча, но Шото не может удержаться - косится снова на блестящий от яркой упаковки шоколад в ее руках. Кацки умела готовить и делала это прекрасно, но она никогда не упаковала бы его во что-то подобное. И все же... - Ты ведь не собираешься дарить это? Насилу выдавленный вопрос повисает в воздухе и Шото уже готовится выслушать поток ругательств, когда она спокойно отвечает. - Мне его подарили, - подчеркивает первое слово и чуть ухмыляется выражению его лица. - Какие-то девчонки. Они считают, что я крутая, "не хуже парня!", - Кацки передразнивает высоким писклявым голосом, совсем не похожим на свой собственный, из него так и сочится ядовитая насмешка. Впрочем, Шото чувствует, что она раздражена куда больше, чем хочет показаться. Шото не уверен, должен ли он что-то на это ответить, но все же осторожно спрашивает дальше - просто чтобы разбавить как-нибудь напряженную тишину, готовую в любой момент снова повиснуть между ними. - А ты что думаешь? Кацки фыркает. Деланное веселье сползает с ее лица окончательно. - Я думаю, что они идиотки. И что я лучше. Парня, - последнее она цедит, глядя прямо на него. - Тогда зачем взяла? - он делает вид, что ничего не заметил. Кацки не отвечает сразу. Она грубо разворачивает яркую обертку, выуживая шоколадку - довольно симпатичную на вид, явно сделанную с любовным старанием - рассматривает ее почти брезгливо, но в рот все же сует. Он уже решает, что ответа ему не дождаться, когда она говорит: - Деку смотрел. Подумала, что весело будет его подразнить. Ему-то никто ничего не подарит. Шото улавливает странное злорадство в ее голосе. Обычно его можно услышать, когда Кацки удается обставить его в чем-нибудь. Но Шото совсем не думает, что она правильно все поняла и этот Деку действительно чувствовал себя проигравшим ей. Иногда Кацки может быть удивительно слепой. Наверное, в этом у них есть что-то общее. Шоколад Кацки не доедает - сминает пакет и бросает его в мусорное ведро у входа на станцию. Остаток пути домой они едут молча. ***** Кацки хмыкает, когда он передает свой хонмей их экономке, Киоко-сан. Та отдаст его своим внукам, и Шото надеется, что это лучше, чем если бы он не принял или выбросил непрошенные сладости. Дома пусто. Фуюми наверняка навещает их мать и вернется только вечером. Отец с Мицки были приглашены на светский вечер, и сейчас заняты поддержкой идеальной репутации семейства Тодороки-Бакуго. Киоко-сан начала было хлопотать над ними, но Кацки почти грубо отослала ее отдыхать, и теперь они сидят в слишком большой для их семьи столовой только вдвоем. Некоторое время Шото вяло ковыряется в своей тарелке, раздумывая, стоит ли сделать Киоко-сан приятно, или все же пойти и разогреть себе собы, когда Кацки резко откладывает свои приборы. Звон раскатывается по всей комнате. Шото отставляет свою тарелку в сторону и прикрывает глаза. У Кацки сильная упругая походка, и он может отсчитать каждый шаг, который она делает по направлению к нему. Раз, два, три... К шестому она встает вплотную к нему, замирает так всего на мгновение, а после садится ему на колени. Кацки не очень-то легкая. Мышц в ней не меньше, чем в нем самом, и весят они примерно одинаково. Шото немного ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, за что тут же получает тычок под ребра. Кацки запускает руку в волосы на его затылке, и тянет, заставляя открыть шею. Кацки опускается, и Шото чувствует жар ее дыхания прямо под кадыком, но не успевает даже напрячься, как она поднимается выше и грубо кусает его за нижнюю губу. Шото зло шипит в это подобие поцелуя, но не пытается спихнуть ее с себя, только стискивает жестко чужую талию. Он приоткрывает глаза, но успевает лишь мазнуть взглядом по ее еще больше разметавшимся волосам. Затем Кацки накрывает ему лицо ладонью, и уже совсем легонько укусив за губу еще раз, вырывается из его хватки и отстраняется. Чужой вес исчезает с колен, а затем пропадает и рука. Кацки все еще сидит перед ним, но только теперь прямо на столе. На лице у нее легкий румянец, покрасневшие губы растянуты в шальной ухмылке. Она выглядит поразительно красивой в своем самодовольстве. Взгляд Шото стремительно соскальзывает на задранную еще его рукой черную матроску, оголившийся бледный подтянутый живот, нахально раздвинутые, несмотря на юбку, ноги. Смотреть на все это легче, чем на ее лицо. Вот только Кацки, кажется, истолковывает это по-своему. - Наслаждайся, пока еще можешь. Скоро тебе придется привыкать к пиджаку. Разумеется, она говорит о Юэй. Снова. Это неприятно бьет поддых. Шото поджимает губы. Ему не хочется думать о якобы своем будущем, но все вокруг будто намеренно напоминает ему: постоянно ужесточающиеся тренировки, натянутая как струна Кацки, слишком быстро растаявший снег и даже несчастный хонмей, которого ему в год выпуска подарили вдвое больше, чем обычно. Скоро они выпустятся и поступят в Юэй, как всегда и хотел его отец. И как мечтала Кацки. Та улавливает смену его настроения. Фыркает пренебрежительно, сводит ноги и распрямляет матроску - не оставляет ни следа от собственной развязной веселости. Шото отодвигает стул, и тянется к своей тарелке за ее спиной, когда она спрыгивает со стола и хватает его за предплечье. - Ты должен мне спарринг, раз уж с трахом не срослось. Шото безразлично жмет плечами. Он уже сыт. В тренировочном зале нет отца и их спарринг меньше всего напоминает тренировку. Кацки уверенно маневрирует в помещении, бьет из неожиданных углов - иногда подло и зло - и ничуть не отстает. Она сильно уступала ему когда все это безумие только начиналось. Тогда за спиной Шото были годы тренировок. У Кацки была только бешеная, слепая злоба. Отец пестовал ее с не меньшей строгостью, чем самого Шото. Вот только между ними была разница, почти фатальная: Шото был сыт по горло - Кацки всего было недостаточно. Она тренировалась все дольше и дольше. Ходила за ним по пятам как безумная. Она напоминала готовую в любой момент запустить зубы в добычу волчицу. Шото это раздражало, но по правде он почти боялся ее. А вот отец оценил. Очередной финт возвращает его в настоящее. Отвлекаться от боя с нынешней Кацки - чистой воды самоубийство. Он с трудом уворачивается, на автомате запускает в ее сторону волну льда и тут же чертыхается - глупая ошибка. Драться в зале неудобно для них обоих, но для более верткой и маневренной Кацки это не было проблемой. Стена ледяной шрапнелью рванула справа от него, он едва успевает отвернуться, и осколки лишь больно колотят защищенную одеждой спину. Кацки, не теряя времени, запрыгивает на удобно подставленный тыл и выставляет соединённые ладони прямо перед его лицом. Шото вскидывается, и с силой бьется спиной о сохранившийся кусок ледяной стены. Кацки глухо рычит, ее хватка слабеет, и ему удается вывернуться из захвата. Он уже разворачивается к ней, когда она больно бьет его локтем под лопатку и, сцепив ладони вместе, ослепляет его внезапной сверхъяркой вспышкой. Шото глухо вскрикивает и падает на колени. Шею туго сдавливает - Кацки взяла его в захват. Ее пахнущая паленым ладонь прижимается к лицу, и Шото судорожно выдыхает: - Сдаюсь. Кацки отстраняется не сразу, держит его в захвате еще несколько минут. Шото крепко жмурится и давит злобу - под веками вспыхивают фейерверки, глаза жгут слезы, а в висках набатом стучит головная боль. Кацки всегда играет жестоко. Наверное, именно это в ней и понравилось когда-то отцу. Кацки вцепляется в его запястье, и Шото нехотя разрешает ей помочь себе. Победитель всегда помогает проигравшему, хотя они оба ненавидят это. Унизительно. В глазах рябит даже после умывания и ему приходится отлеживаться. Шото пытается провести это время продуктивно, но заснуть никак не получается. Он сдается, и мысленно воспроизводит случившееся. Сегодняшний прием - новый, кстати - был слишком жестким даже для Кацки. Значило ли это что-нибудь особенное? Да черт ее знает. Шото поочередно прикладывает правую ко все еще ноющим вискам и пытается не думать ни о чем. ***** Отец с Мицки возвращаются почти ночью. Кацки ждала их все это время, и Шото не мог уснуть, слушая ее нервные шаги. Кацки спала в двух комнатах от его собственной, но всегда была слишком громкой. Его окно на мгновение освещают фары их семейной машины - специально подобранного дорогущего, и, что главное, представительного автомобиля - и Шото встает с постели, сам не зная зачем. Пол неприятно холодит босые ноги, пока он идет в прихожую. Кацки уже там, стоит, напряженно вглядываясь в щелкающую замками дверь. Шото встает у самого конца коридора, готовый в любой момент уйти обратно. Дверь открывается, и почти сразу же раздается громкий вздох. - Черт, Кацки! Ты напугала меня! Кто-то щелкает тумблером и яркий свет освещает прихожую. Мицки, которая все еще Бакуго, совсем не выглядит испуганной. На ее лице написано недовольство. В струящемся платье и с искусно нанесенным макияжем Мицки выглядит еще моложе. Они с Кацки больше похожи на сестер, и Шото даже немного интересно, только ли он так думает. - Чего бояться, карга. Ты в доме героя номер два. Кацки цедит это, напряженно глядя прямо на отца, и Шото немного жалеет, что взглядом нельзя убить. У Кацки это сейчас вполне бы вышло. Прежде, чем Мицки успевает что-то ответить на это, Кацки заговаривает снова. - У меня новый прием. Хочу показать, - она неопределенно дергает плечами и засовывает руки в карманы мешковатых домашних штанов. Нервничает. - Вот еще! Энджи устал, а тебе давно пора спать, Кацки. При звуке имени отца Кацки дергается и делает шаг вперед, но Мицки только скрещивает руки на груди. В этот момент их сходство становится почти пугающим. Шото интересно, понимают ли это они сами. - Я не у тебя спрашивала, - наконец огрызается Кацки и поворачивается к отцу. - Старик? Старик. Всегда только "старик". Кацки никогда не звала его по имени или фамилии. И никогда не использовала ругательства. Словно напоминание об одном из немногих их с матерью различий. Шото знал, что Мицки не любит отца. Даже уважает - странно. По-своему. Они почти не разговаривали и жили словно отдельно друг от друга, вспоминая о собственном браке только тогда, когда этого требовал статус. Мицки звала отца по имени, смотрела ему прямо в глаза, кричала на него, но никогда не останавливала, если дело касалось Кацки. Сжимала кулаки и зубы, но не вмешивалась, не защищала, будто соблюдала какой-то омерзительный в своей нелепости договор. Кацки выглядела так, словно ей все равно. Шото не мог понять этого и немного ненавидел - их обеих. Но отца все же куда больше. Тот, уже расправившийся с верхней одеждой, усталым совсем не выглядит. Как и сколько-нибудь обеспокоенным их перепалкой. Журналисты, даже спустя несколько лет не утратившие интереса к делам их ненормальной "семьи" полушутяще возводили его за это на пьедестал. Мол, какое мужественное спокойствие - достойно пережить сумасшествие жены, чтобы затем снова жениться на ком-то вроде Бакуго Мицки. Шото же знал, что Тодороки Энджи просто живет в своем мире чудовищ, а на их смотрит сквозь огненную завесу собственной жадности. Отец, словно почувствовав чужой взгляд, смотрит в его сторону. Шото не скрывается за поворотом, но и не выходит, чтобы поздороваться. Их взгляды пересекаются всего на мгновение, затем отец поворачивается к Кацки, и прерывает уже назревавшую ссору: - Хватит. Я не так уж и сильно устал. Кацки, иди в зал. Даже не глядя на лицо Кацки, Шото может сказать, что сейчас она победно улыбается. Мицки ничего не говорит - только стремительно проходит дальше в дом, к своей комнате. Они с Шото кивают друг другу в знак приветствия, но и только. Шото следует ее примеру и быстро уходит в свою комнату. Ему не хочется ни говорить с отцом, ни видеть Кацки. ***** Его будит шорох. Едва различимый скрип звук раздвигаемых седзи, и Шото уже вскакивает в постели, напряженно вглядываясь в темноту. Вторженцем оказывается Кацки - как всегда - но он даже не думает расслабляться, только опускает правую руку, не хватало еще морозилку в собственной комнате устроить. Чужое хмыкание тонет в густой тишине комнаты, нисколько не разбавляя напряжение. Шото хмурится, что-то не так. Кацки давно уже не заходила к нему, но мяться у порога все равно не стала бы. Шото откидывает одеяло и идет к двери. Ему нужно включить свет и увидеть ее лицо, чтобы понять, что происходит. Кацки перехватывает его руку всего за секунду, как он успевает нажать на переключатель. Ее руки горячие - гораздо горячее, чем обычно. Шото силой разворачивает ее руку ладонью вверх и проводит по ней пальцами. Кожа вся растресканная, но не кровоточит. Почему-то это его успокаивает. Кацки не вырывает руку и почти минуту они стоят так. Прежде, чем у Шото получается присмотреть к ее лицу, Кацки утягивает его в глубину комнаты и, толкнув на футон, устраивается сверху. Шото машинально оглаживает ее поясницу, слыша, как она усмехается. Это неожиданно действует на него раздражающе. - Ты собираешься что-нибудь сказать, или у тебя в планах говорить только с моим членом? - он даже не пытается сдержать злость в своем голосе, выплескивая ее с обжигающим холодом. - Второе. Ответ Кацки и ее голос - слишком хриплый, хотя они только начали - остановили бы его в другое время, но не сегодня. Всегда немного раздражавший его праздник, ее выходка на их спарринге и долгий, почти насмешливый взгляд отца в коридоре - все это смешивается в голове, закипает в крови, и Шото вцепляется в волосы Кацки. Если ей так этого хочется, то почему бы и нет? Шото заставляет ее откинуть голову, совсем как она делала это с ним днем, и припадает губами к коже, почти обжигаясь - Кацки горит. Шото притирается еще ближе, вылизывая ее шею. Кацки всегда была почти головокружительно сладкой на вкус. Наверняка унаследовала это от матери. Шото склонен видеть в этом поразительную иронию. Кацки вздрагивает и шумно выдыхает, когда он касается судорожно бьющейся жилки пульса. Его и самого потряхивает так, что не понять, чье именно сердце сейчас грохочет у него в ушах. Шото чувствует, если не прекратит прямо сейчас - что-то произойдет. Это пугает его, и он спускается ниже, с силой кусая Кацки прямо в основание шеи. Во рту, душа сладость, расплывается до боли знакомый вкус железа. Кацки шипит и больно пихает его локтем в живот - не оставлять видных следов. Правило, о котором он совсем забыл. Или не захотел вспомнить? Шото принимается было зализывать ранку, но Кацки уворачивается и заставляет его упасть на спину, распластываясь сверху и припечатывая его запястья к футону. Привычно властный для нее жест неожиданно злит не хуже пощечины, и некоторое время они катаются по полу, борясь за главенство. В какой-то момент Шото снова укладывают на лопатки, а ключицу обжигает болью - его мстительно укусили в ответ. Злость уходит так же неожиданно, как и пришла, Шото с трудом давит смешок и запускает правую руку под чужую майку. Кацки глухо вскрикивает от холода, когда он оглаживает ее пылающую жаром спину, и выгибает спину, прижимаясь к нему грудью. Он может почувствовать, как затвердели ее соски даже сквозь ткань. Он грубо стискивает грудь Кацки, но она только гортанно стонет ему в шею. Шото давно уже знает, что именно так ей и нравится больше всего. От собственного возбуждения уже начинает болезненно тянуть в паху, и он не выдерживает - вскидывает бедра, трется о ее промежность. Кацки довольно хмыкает, широко лижет его в шею и, втянув мочку уха в рот - прикусывает. Уж лучше бы она снова взорвала ему лицо, и то честнее было бы. Шото несдержанно стонет и рывком стягивает ее шортики. Между ног у Кацки влажно, да и у самого него стоит почти до боли. Шото запускает в нее пару пальцев, небрежно двигая на пробу. Кацки глухо рычит, но крепко сжимается вокруг него. Ее руки дерганно шарят по его телу, грубо мнут бока и почти до боли сжимают соски. Нежности в ней и ее прикосновениях, как обычно, не было и грамма. Но от Кацки она ему и не нужна - ее глаза, яркие даже в темноте комнаты, смотрят на него. От возбуждения кружится голова и Шото уже приспускает пижамные брюки, когда она до боли стискивает ладонью его плечо. Хватка у Кацки отрезвляюще стальная, и он почти шипит: - Где? - Сейчас, - теперь можно поверить, что хрипит она от возбуждения. Кацки отстраняется, но не снимается с его пальцев, плавно покачивает бедрами и шарит рукой в отброшенных шортиках. У него почти получается разглядеть ее лицо в густой темноте комнаты, когда она наконец выуживает из кармана презерватив. За них всегда отвечала она. Хранить их у себя в комнате Шото не решался - из страха глупого, но достаточно жуткого, чтобы не получилось небрежно его отбросить. От разгорающейся паранойи его отвлекает треск упаковки и рука Кацки. Горячая, шершавая, вся в мозолях, она стискивает его член, заставляя глухо вскрикнуть. Кацки проводит ладонью по стволу всего раз или два - попробовать больше ни он, ни она никогда не рисковали. Но Шото и без того уже возбужден до предела и Кацки, судя по всему, тоже. Расправившись, наконец, с резинкой, она застывает на одну бесконечно долгую секунду, выдыхает и плавно опускается на член до самого основания. Под плотно зажмуренными веками взрываются фейерверки взрывов - один за другим, и Шото не выдерживает, протяжно стонет. Кацки отталкивает его руки, не позволяя даже обхватить свою талию, затыкает ему рот ладонью. Шото кусает уже израненную кожу, и та все же начинает кровоточить. Кацки мелко дрожит и пытается вырвать руку, но он удерживает, вылизывает тщательно ладонь - соленая кровь мешается со сладким потом. От такого сочетания почти кружится голова и встает ком в горле. Кацки оставляет попытки вырваться, запихивает пальцы ему в рот, грубо толкается ими в глотку - будто трахая. Шото задыхается, но не отпускает ее руки, только кусается, если она заходит слишком далеко. Кацки не держит темп: то и дело резко поднимается, почти выпуская его из себя. Ее глаза плотно закрыты, голова откинута - словно она не здесь. Не с ним. Эгоистична даже в этом. Шото до ужаса хочется опрокинуть ее на спину, не обращая внимания ни на возмущения, ни на злость. Двигаться так, чтобы она задохнулась и распахнула наконец чертовы глаза. Но Кацки будто улавливает его мысли, упирается мокрым лбом ему в плечо, заставляет обхватить свою талию - и этой крошечной поблажки оказывается достаточно, чтобы забыть обо всем. Шото стискивает ее, прижимая к себе с такой силой, что кажется еще чуть-чуть - и они сгорят, растворятся наконец друг в друге, прекратив давно уже ставшую ненужной борьбу. Надолго их не хватает. Первой вскрикивает Кацки, и сжимается так тесно, что он кончает почти сразу за ней. Кацки бессильно обмякает прямо на нем, и Шото не задумывается, прижимает ее к себе крепче. Почему-то сейчас Кацки совсем не кажется тяжелой, и он почти засыпает, убаюканный теплом ее тела. Почти. Шото заставляет себя столкнуть ее на вконец измятый футон и прежде, чем она успевает разозлиться, зажигает огонь. Пламя вспыхивает в его руке, яркий свет вытравливает темноту комнаты, оставляя только самые черные тени в углах. Губы Кацки разбиты в кровь. Какую-то сотую долю секунды он может различить в ее глазах растерянность, но секунда проходит, а растерянность тонет в злости. Кацки широко скалится, почти срывая корку на губах, и Шото замечает, что пострадали не только они - на подбородке расцветает алым синяк. Внутри Шото тоже цветет что-то - темное, оно колет шипами внутренности, и взрывается тихим и злым: - Это ведь он? Кацки упрямо дергает подбородком вперед, словно нарочно мозоля ему глаза. А может так оно и есть. - Я, - быстро облизывает опухшие губы, - сделала, что захотела. - судорожный, отдаленно похожий на всхлип, злой вздох. - Почти. ***** Шото просыпается почти на рассвете, но не застает Кацки ни дома, ни на станции. Словно выйдя ночью из его комнаты, она сразу ушла в школу - единственное место, где они никогда не пересекаются и в принципе не могут этого сделать. Он почти спит на занятиях: никак не может выгнать из головы выражение ее лица - перекошенного, с ядовитым отчаянием в глазах. Шото не помнит, когда в последний раз видел ее такой, да и видел ли вообще. Он отправляется домой сразу, как заканчивается последний урок и не отвечает ни на чьи прощания. Шото проходит мимо кафе, где они обычно ждут друг друга - Кацки точно и близко сюда не подойдет. На станции еще сравнительно немноголюдно, но он не собирается садиться на поезд. Шото встает в тени у стены. Поезда отправляются снова и снова, втягивая в себя шумные водовороты толпы. Шото вертит в руках мобильник, борясь с желанием послать единственное сообщение. Знакомой светлой шевелюры нигде не видно. Когда Кацки наконец появляется, на улице уже темнеет, а на Шото начинают неодобрительно косится. В непринятых ворох взволнованных смс от Фуюми и сухой вопрос от отца. Последний Шото стирает с таким ожесточением, что почти проламывает экран своего телефона. Шото и самому не до конца ясно, отчего он так на него зол. В конце концов, ублюдок в кои-то веки поступил правильно. Но бороться с глухой злобой внутри нет ни сил, ни желания. Кацки появляется - странно незаметная, она почти теряется среди немногочисленных ожидающих, и он едва успевает ухватить ее за локоть перед тем, как она садится в поезд до дома. Рука тут же вспыхивает болью, Кацки выкрутила ее, едва не повалив Шото на землю. Шея у нее замотана в слишком огромный для их быстро потеплевшего февраля шарф, а на лицо по самый нос натянута медицинская маска. Если бы не жесткий взгляд, она могла бы сойти за какую-нибудь любительницу чудаковатой моды. - Какого хрена ты здесь забыл? От вчерашней хрипотцы не осталось и следа, но теперь ее голос буквально звенит напряжением. - Жду тебя, - Шото недвусмысленно дергает рукой в захвате, умудрившись даже не поморщиться. - И на нас сейчас начнут пялиться. В ответ Кацки раздраженно скрипит зубами. Ужасная привычка, которой она владеет в совершенстве, даже маска ничуть не приглушает противный звук. Его руку ей все-таки приходится отпустить. Они отходят в угол, ровно туда же, где Шото стоял все это время. Кацки ничем не напоминает себя вчерашнюю, в ее взгляде больше нет растерянности, только угрюмая усталость. Несколько минут они просто молчат - Шото не уверен, что знает, что сказать. - Так и будем здесь торчать? Кацки собирается поправить шарф, но Шото перехватывает ее пальцы. Сам берется за другой конец и несильно тянет. Ткань поддается на удивление легко, плавно соскальзывает с чужой шеи, обнажая белую кожу и яркие, почти багровые, следы укусов на ней. Его укусов. Кацки хмурится, но отталкивает его руку только когда он тянется к маске. - Пошел к черту. Шото не отвечает, подходит ближе - хотя, казалось бы, куда еще больше - нависает над ней, используя те несколько сантиметров роста, что ему удалось таки урвать в конце года. Кацки спокойно следит за ним, но он видит, как на дне ее глаз горит ярость. Ему все равно. Шото стягивает с ее лица маску и рассматривает даже не думающие еще заживать губы, и огромный синяк на подбородке. Отец никогда не бил их по лицу раньше. Наверняка, Кацки жутко его разозлила своей выходкой. Но Шото плевать на причины, он злится до жжения в кончиках пальцев. Злится за двоих: за себя, и за Кацки, тянущей губы в насмешливом оскале. Кацки, которая будто всем своим видом пытается показать, насколько ей плевать на Шото и его злость. Шото наклоняется, стирая своими губами чужой оскал. Кацки отталкивает его почти сразу же. Жестко бьет тяжелым кулаком поддых, и тут же подхватывает, не давая упасть. Шото уже готовится к тому, что сейчас его лицо будут знакомить с ее коленом, когда она неожиданно отпускает его. - Да ты ебанулся, Шото. В голосе Кацки жутковатое веселье, а в глазах - тихое бешенство. Шото еще не разогнулся полностью и прекрасно видит вспыхивающие на ее ладонях искры. Они никогда не целовались. Она никогда не звала его по имени. Шото решает, что сегодняшнему дню уже нечего терять в плане перемен, и говорит: - Думаю, ты права. Кажется, ты мне нравишься, Кацки. В его лицо не прилетает взрыв или жесткий мысок ее сапог. Кацки не кричит и не скрипит зубами - опирается спиной о стену и громко смеется. Она смеется спокойно, без истеричных ноток, с такой естественностью, что Шото невольно удивляется: он действительно никогда не слышал этого раньше? Шото встает напротив - ему удивительно легко, будто он весь истаял и растворился в ее смехе. Наверное, она действительно ему нравится. Жестокая, эгоистичная Кацки. Шото дожидается, пока она не отсмеется, и заглядывает ей в глаза. Взгляд у Кацки абсолютно такой же, как и всегда - дикий и упрямый. - Да мне плевать, - она встает на носочки, и ее дыхание обжигает его губы. - Не смей пудрить мозги ни мне, ни себе. Я знаю чего хочу. Пора бы уже узнать и тебе. Шото прикрывает глаза. - И чего ты хочешь? - голос почти не дрожит. Хорошо. - Вершины. Можно ли назвать лгуньей ту, что открывает лишь часть правды? Или ту, что врет самой себе? Наверное, в таком случае, Кацки была бы хорошей лгуньей. Шото открывает глаза. Во взгляде у Кацки полубезумная уверенность и дикая, больная злость. Это не взгляд лгуньи - просто теперь Кацки слепа и к себе. Шото почти до боли хочется поцеловать ее снова - достаточно совсем немного качнуться вперед, и тогда, может быть, он заставит ее увидеть. Хочется настолько, что темнеет в глазах. Шото душит это желание, выжигает его в пустой черный пепел и отстраняется. - Тогда, я - хочу попробовать. Шото не говорит, что именно, потому что и сам не знает. Но на лице у Кацки расползается усмешка, и она снова видит его. Пока что этого достаточно.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.