Тряпичная кукла

Беллами чувствует себя призраком. Все не так, как было раньше. Даже неотъемлемые части их воссоединения, как, например, встреча костяшек кулака Блэйка с непокорной рожей Мерфи. На этот раз Мерфи приходит спокойно, чуть улыбается и кивает в знак приветствия, и все это время на его плече лежит ладонь Джахи. Джахи неумирающего. Джахи всепрощающего. Джахи, вернувшегося из «Города Света», обещая надежду на лучшее для всех. Беллами знает, что это чушь собачья. Надежды нет. Он постоянно пытается всех спасти, и они живы, но так устали. Они потеряли свою невинность, нечто очень светлое, что-то, с чем Беллами ничего не может поделать, но отчаянно за это цепляется. Вот почему он так тянется к детям. Почему должен гордиться Октавией, даже если это трудно, даже если он должен был бы гордиться ей, не прикладывая фальшивых усилий. Ее взгляд тверд и жесток. Это неправильно. Джаха всегда был ненормальным. Но Мерфи никогда не был помешанным на бредовых идеях, а теперь этот свет в его глазах выглядит слишком странно. Как будто ему промыли мозги. Что-то в этом всем, связанном с Городом Света, не слишком устраивает Беллами. Он хочет добраться до сути происходящего. Он хочет поговорить об этом с Мерфи, но Мерфи ни на минуту не остается один. Он липнет к Джахе как какой-нибудь щенок, и Беллами знает, что виноват в этом. Мерфи тоже так делал с ним. Может быть, Беллами был слишком груб. Да, Мерфи перегнул палку, но может быть, он просто требовал внимания, как иногда делают маленькие дети, когда закатывают истерику. Нет, то, что он натворил непростительно, с какой стороны ни посмотри, но ведь Беллами сам до этого довел. Он отвечал за Джона. А потом отправился в гору Везер, а Мерфи в это время исчез. Когда Беллами застает его в одиночестве, все равно что-то словно не на своем месте. Он тормозит Мерфи по пути за очередной порцией самогона, пока Джаха и остальные его «верующие» собрались за одним столом, весело смеясь и улыбаясь. Это выглядит жутко. Беллами ловит Мерфи под локоть. Мерфи, вроде бы, и не возражает. – Беллами. Как дела? – просветленно говорит он. Беллами хочет ударить его по лицу, напомнить ему, кто он такой. – Хочу поговорить с тобой. - О чем? - О Городе Света, - Беллами опускает ладонь с руки Мерфи. А Мерфи мягко улыбается ему. – Джаха тебе расскажет все, что захочешь узнать. - Я не хочу говорить с Джахой. - Остынь. Он не так плох, когда узнаешь его поближе. Беллами едва ли не перекашивает. Он ушам своим не верит. – Мерфи, Джаха шарлатан и обманщик. Всегда им был. Мерфи хмурит брови. Его взгляд темнеет, беспечное сияние тут же покидает его. – Нет, это не так. - Так и есть. Мерфи усмехается, отводит взгляд, а после снова смотрит на Беллами. – Ты просто любишь списывать людей со счетов, не так ли, Беллами? Джаха добр ко мне. Город Света существует. Перестань быть сраным ублюдком, кем ты обычно и являешься. Блэйк не останавливает его, когда он уходит. Но смотрит ему вслед еще некоторое время. Достаточно долго, чтобы увидеть, как он садится за стол и как Джаха обнимает его вокруг головы и целует в макушку. *** Не то, чтобы это сильно заботит Беллами, но ощутимо беспокоит. Словно навязчивый зуд где-то под кожей, каждый раз как он видит их вместе. Мерфи выглядит таким счастливым. И Джаха тоже. Это то, что действительно сильно задевает Беллами. То, что все это благодаря Джахе. Словно он наложил на Мерфи исцеляющую длань, сделал его совсем другим, излучающим свет и спокойным, в противовес мрачному и мстительному созданию, в которое превратил его Беллами. Это Беллами виновен в том, что те дети погибли. Если бы он только делал все те вещи, которые делает Теллониус. Все эти его едва заметные жесты, поощряющие поцелуи. Это ничем бы не отличалось от того, что раньше Беллами делал с Октавией. Это все равно звучит глупо. Это не то, с чем стоит разбираться. Есть более важные дела и вопросы, которые нужно решить. Например, разумно ли следовать за Джахой в Город Света. (Потому что Беллами, возможно, необъективен в своем мнении обо всем этом, а лидеры не могут принимать субъективные решения. Они должны быть обоснованными.) Он забывает об этом всем. Пытается забыть. Нельзя сказать, что у Беллами Блэйка нет опыта в игнорировании собственных чувств. Но с другой стороны, он становится невольным свидетелем чего-то личного. Он на уровне интуиции знает, что это личное, потому что испытывает то самое, беспокойное, тошнотворное ощущение, словно в самом желудке, особенно, когда видит Мерфи с Джахой, не в их палатке. Они на краю лагеря, у дерева, в которое Мерфи когда-то, тренируясь, метал ножи. Беллами тащит дрова для костра. Несет их, взвалив на плечо, но замедляет шаг и останавливается, когда видит Джаху и Мерфи, тесно прижавшихся друг к другу. Между ними что-то есть. Похоже на куклу. Словно бы Джаха отдает ее, как подарок. Беллами отступает за дерево, растущее в паре футов от них. Очень тихо опускает свою ношу, но эти двое так увлечены друг другом, что не замечают его. - Что это? – спрашивает Мерфи, улыбается, вскинув брови, сцепив пальцы на кукле. Сделанной из длинных обрывков ткани. Тряпичная кукла. Беллами все знает о тряпичных куклах. Он делал их для Октавии. У нее никогда бы не было настоящих кукол, только если бы Беллами украл для нее какую-нибудь, но в чаще всего, кукла не стоила такого риска. - Это тебе, - говорит Джаха. Он выглядит чертовски довольным собой. Улыбается своей неизменной улыбкой, полной спокойного высокомерия. Он наклоняется и целует Мерфи в лоб, его широкая ладонь скользит по затылку Джона. Беллами помнит Мерфи с пистолетом и лентой красного страховочного ремня. Беллами помнит Мерфи с кроваво-красными царапинами, пересекающими лицо, синяками на скулах от кулаков самого Блэйка. Веревка жжет его горло. Мерфи выглядит так невинно, держа куклу, и на мгновение Беллами чувствует, словно земля уходит у него из-под ног. Драматично и совершенно идиотски, но именно это он и чувствует. Потому что он тоже видел Мерфи таким же невинным, тяжело дышащим через приоткрытый рот, с теми же самыми ремням, но перекрученными, зажатыми в его руках. Беллами всегда действовал из лучших побуждений. И всегда терпел неудачу. Он ни к кому не был справедлив, особенно к вызывающе ведущему себя Мерфи. Он не может винить его за то, что он с Джахой. Он не… Не может винить его. Когда Мерфи поднимает взгляд на Джаху, он смотрит на него своими большими глазами. Их взгляд не безжизненен и не отстранен. Не такой, как обычно. И он говорит тихо и нежно… Так ласково и мягко, что сначала Беллами думает, что ослышался. – Спасибо, папочка. Беллами чувствует себя как-то нехорошо от того, что слышит. - Не стоит благодарности, Джон. И это не потому что происходящее отвратительно. Беллами уверен, стоило бы чувствовать отвращение, но он его не ощущает. Даже когда Джаха нежно прижимает Мерфи к дереву. Пытается поцеловать его, но Мерфи не позволяет. Кажется, ему не нравится делать это с риском быть увиденным. Он оглядывается по сторонам. Его взгляд замирает на Беллами. Или на тех частях тела, которые видно из-за дерева, но в любом случае, уже ясно, что его поймали с поличным. Беллами отворачивается, быстро уходит, оставив на земле собранный хворост. Мерфи нагоняет его. – Эй, - окликает он, привлекая к себе внимание. – Эй. Беллами не останавливается. Пока Мерфи не хватает его под локоть. Беллами оглядывается, проверяя, не идет ли следом Джаха, но, похоже, он остался, отправив Мерфи разбираться самостоятельно. В другой руке Мерфи все еще держит тряпичную куклу. – У тебя какие-то проблемы? – интересуется он. - Нет, - категорично говорит Беллами. - Тогда почему ты следил за нами? Тебя заводит наблюдать за нами, Беллами? Интонации его голоса звучат резко. Словно врезаются глубоко в живот, делая тошноту более ощутимой. – Нет, я просто… - Что? Ревнуешь? – голос его звучит высоко от переизбытка чувств. Неприятно скребется в голове Беллами. - Нет. - Серьезно? Потому что выглядит так, словно ревнуешь. Постоянно пялишься на нас и говоришь гадости о Джахе. Ты просто плохо его знаешь. Беллами выдыхает и отводит взгляд. Мерфи продолжает. – Ты хочешь, чтобы я бегал за тобой как раньше, пытался добиться твоего одобрения. Ну что ж, я кое-что уяснил. Не нужно так стараться. Джаха заботится обо мне. И он спасет всех, делает то, что ты сделать не смог. Беллами дышит глубже. Его ноздри раздуваются. Мерфи всегда заставляет его так себя чувствовать. Но он не бьет его. Не валит в траву, как хотел бы. Не целует в макушку, как тоже хотел бы. И Мерфи кричит. Он кричит, “Папа, Папочка!». Крепко сжимает в кулаке горло куклы, рука его дрожит. Он совсем не звучит по-детски. Это его привычный, хриплый, злой голос. Но он совсем не выглядит пугающе. У него нет пистолета, он не сыпет угрозами. Джаха тут же прибегает, его глаза полны беспокойства. Он переводит взгляд с Беллами на Мерфи и снова на Беллами. И Беллами отступает, глядя себе под ноги, на землю. Просто говорит: – Я его не трогал. Мерфи не удостаивает Беллами и взгляда, когда Джаха уводит его прочь. Джаха говорит что-то ласковое, «Все хорошо, Джон. Не волнуйся ни о чем. Пойдем в твою палатку, поговорим о твоей кукле. Как ты ее назовешь? Ей нужно дать имя.» Они уходят, голоса постепенно удаляются. Но Беллами все слышит. - Ее зовут Беллами, - говорит Мерфи. Что вполне логично, имя ей подходит, но только потому что он все еще держит ее за горло и его пальцы, сжатые на нем, подрагивают от того, с какой силой он душит куклу, тряпичные конечности покачиваются на ветру. Кукла выглядит умиротворенно. Беллами чувствует себя призраком.