Северное лето

Надорское лето наступало мягко, словно подкрадывалось незаметно на кошачьих лапках, заставляя холодную весну медленно, но верно отступать. Утренняя горная свежесть сменялась теплым бархатом дня, но вечер все еще окутывал мурашками, особенно когда набегаешься, нагуляешься, и вдруг приходит время возвращаться в замок к вечерней молитве. Дикон всегда возвращался неохотно, через силу, постепенно остывая от беготни и ежась от прохладного ветра. Вот и сейчас он не спешил, а шел домой, задумавшись, слегка нахмурив светлые брови. Ричард не понимал, зачем Создателю надо каждый день выслушивать одни и те же молитвы, неужели ему не становится скучно? А может он устает слушать всех каждый день, поэтому и не получается все исполнить? Сколько раз Дикон просил в своих молитвах, чтоб отец быстрее возвращался домой и научил его драться по-настоящему, а не деревянным мечом. А еще он хотел скорее вырасти, чтобы стать отважным рыцарем и совершать подвиги. Но все этим просьбы Ричард проговаривал про себя, чтобы никто кроме Создателя его не услышал. Может поэтому его просьбы не исполняются? Может надо говорить все вслух, иначе получается, что он боится. Ричард расстроился от такого вывода, он совсем не хотел казаться трусом, тем более перед Создателем, хотя «неправильная» молитва наверняка огорчит матушку и отца Матео. Они учили с уважением и трепетом относится к священной Эсператии, и в свои восемь лет Дикон уже знал наизусть много молитв. Что же, если для Создателя важно, чтобы к нему обращались вслух, Ричард не побоится озвучить свои просьбы при всех. Вот так и решился юный граф Горик внести изменения в заученные тексты Эсператии, громко и ясно закончив привычную молитву на вечернем богослужении в домовой церкви словами: «Создатель, прошу тебя, пусть батюшка скорее вернется домой и привезет мне настоящий меч, и пусть возьмет меня с собой на коня и мы уедем вместе воевать». Нет, его не отругали при всех, просто сделали вид, что ничего не услышали. Только отец Матео укоризненно покачал головой, а матушка поджала губы. Но у нее итак настроение было плохое, потому что Ричард забегался, опоздал на службу и теперь стоял на коленях перед алтарем в помятой рубашке и с взъерошенными волосами, в которых виднелись травинки. Только потом, когда уехали Лараки, Ричарду сказали о недопустимом для графа Горика поведении, оставили без ужина и запретили покидать комнату ближайшие четыре дня. Ночью Ричард так и не смог заснуть, ворочался, чувствуя неясную обиду. Самое страшное было признать, что обижается он, кажется, на самого Создателя. Четыре дня лета – это так много! За это время вода в ближайшем озерке совсем прогреется, и можно будет смело шлепать по берегу босиком. И за четыре дня всю самую вкусную дикую вишню объедят. И новый деревянный меч, который ему обещал смастерить капитан Рут, будет лежать без дела. И за это время наверняка у дворовой гончей Сильвы родятся щенки, а он будет последним, кто их увидит. Совсем рано, или очень-очень поздно, когда невозможно с уверенностью сказать утро это или еще ночь, сквозь сонную дремоту Ричард слышал громкие непривычные крики во внутреннем дворе замка, шум, звон сбруи и топот коней. Открыв глаза, он с удивлением прислушался – шум не исчезал, а наоборот, стал еще громче и веселее. Никто в замке в такую рань не поднимается, никто так смело не шумит и не смеется, и нет у них в конюшнях столько коней. На его памяти такое было только однажды, когда…приехал отец! Ричард кубарем скатился с кровати и бросился к двери. Заперто! Он бросился к окну, пододвинул тяжелый стул и вскарабкался на подоконник. Создатель услышал его - во дворе в окружении суетящейся челяди с факелами, конюхов и замковой стражи стоял герцог Окделл! Он слушал матушку, а потом вдруг поднял голову, нашел взглядом окна Диконовской спальни и улыбнулся. Ричард замахал руками и, услышав, как открывается дверь в его комнату, слетел с подоконника, бросился, было, наружу, но нянюшка Нэн поймала его на пороге. - Ах, тан Ричард, неужели вы на встречу к отцу побежите в ночной сорочке? Надо переодеться! Тут Дикон вынужденно согласился. Он совсем не хотел выглядеть маленьким и смешным в белой вышитой сорочке. Но видимо из-за спешки он два раза не попадал в рукава, а маленький колет не хотел застегиваться на крючки по порядку. Пришлось нянюшке его перезастегивать, тратя такое драгоценное время. И вот он свободен и несется по ступеням замка вниз, спотыкаясь в полутьме о выцветшие ковры и почти врезаясь в озабоченно бегающих слуг. Вылетев на порог замка, он сразу же падает в сильные теплые руки отца, которые подхватывают его, подбрасывают высоко вверх, а затем крепко прижимают к груди. Ричард вдыхает такой родной запах и смеется! *** - Отец Матео сказал, что ты сегодня явился на утреннюю службу раньше всех, даже раньше его самого, – голос отца мягкий, глубокий и с затаенной смешинкой. Одной рукой он обнимает Дика, чтобы тот не упал, а второй держит поводья. Несмотря на раннее утро Ричарду совсем не холодно, и не только потому, что отец согревал его. Внутри Дикона, там, где сердце, поселилось маленькое ласковое солнышко, которое не давало замерзнуть и прогоняло сон. - Да, мне надо было многое успеть сказать Создателю. - Дику было стыдно признаться, как он торопился попросить прощения, что обиделся и не поверил. – Грехов накопилось много. - И какие же у моего наследника грехи такие? – голос отца становится строже, а Ричард вздыхает и решает все рассказать. Оказывается, признаваться в плохом, когда вот так едешь с отцом верхом, воздух пахнет вереском, а на ветках поют трясогузки, совсем не так муторно, как перед отцом Матео в полумраке и зябкости домовой церкви. - По утрам я долго просыпаюсь и иногда зеваю на утренней службе, никак не запомню молитву о прощении из второй книги Эсператии, убегаю без спроса гулять через дыру в ограде, дружу с мальчишками из простолюдинов, а с Налем дружить не получается. – Ричард задумался немного, вздохнул и продолжил, - а вчера я совсем опоздал на вечернюю службу, что даже переодеться и умыться не успел, и молился не правильными словами. А потом ночью я обиделся на Создателя, потому что думал, что он не слышит меня, а он на самом деле слышит. Ричарду очень хотелось посмотреть в лицо отцу, чтобы понять, сердится он или нет, только было совсем неудобно. Герцог Окделл молчал, а потом вдруг взлохматил его короткие волосы и притянул ближе к себе. Они выехали сразу после утренней молитвы и долгого праздничного завтрака. Дику показалось, что отцу не терпелось уехать раньше, но строгий взгляд матушки и приезд родичей из Ларака заставили его терпеливо выстоять службу и вести деловые разговоры за столом. Как же Дикон понимал отца в этот момент, ведь и он сам порой еле сдерживался по утрам, стремясь скорее убежать из замка на свободу. К небольшому расстройству Ричарда, отец брал его с собой не на войну, а на рыбалку на озеро. Рыбалка была тайной страстью герцога Надора, поэтому уже на второй день после приезда, взяв с собой сына и капитана Рута, он отправился к дальним горным озерам, где было много форели. Сначала они ехали не спеша, но чем дальше отъезжали от замка, тем быстрее шагали кони. А под конец, к восторгу Дика, отец пустил своего коня в галоп. Ветер бил в лицо, деревья проносились быстро-быстро, но было совсем не страшно, потому что отец крепко прижимал Ричарда к себе. Добравшись до места, герцог и капитан сразу же занялись делом. Они выбрали подходящее место для стоянки, вытащили удочки и крючки, достали заранее приготовленную наживку. И все это время Ричард крутился рядом, стараясь помочь хоть чем-то. Он еще никогда не был на рыбалке, поэтому ему хотелось научиться всему – как делать удочку, как цеплять крючки, какое грузило выбрать, как правильно закидывать. Вот только насаживать наживку Ричард не смог, вертлявый червяк упорно не давал себя проткнуть крючком. Свою небольшую удочку Ричард сделал почти сам, но под руководством отца. Правда он все-таки поцарапался об острый крючок, зато сумел завязать правильный узелок, прикрепить маленькое грузило и закинуть удочку подальше от берега. Оставалось только научиться ждать. Совсем рядом от него расположился отец, усевшись прямо на землю и сняв свои сапоги. Капитан Рут стоял чуть дальше, он ловил по-своему - дергая туда-сюда натянутой ниткой удочки. Летний день мягко согревал, временами теплый ветерок касался волос, а в воздухе летали синие и желтые коромыслики и пух с деревьев. Стояла особенная тишина, которая состояла из плеска воды, шума листвы и пения птиц. Вдруг раздался плеск - это отец вскочил на ноги и быстро-быстро стал вытягивать удочку из воды. Сначала казалось, что ничего на удочке нет, но вот в глубине блеснул серебряный блик, и в следующее мгновение вся рыбка оказалась вытащена из воды. Чешуя форели на солнце засияла ослепительно, переливаясь серебристыми, зеленоватыми и розовыми оттенками. Вот он, первый улов! - Сын, а ну-ка отнеси эту красавицу в ведро, – герцог довольно улыбался, держа в одной руке трепыхающуюся рыбу. Ричард подбежал к отцу и с замиранием сердца взял в обе руки радужное чудо. Ух, какая она оказалась сильная и скользкая, а во рту у нее виднелось два ряда мелких зубов. От неожиданности Дикон чуть ее не уронил, но потом крепко-крепко ухватил и оттащил в ведро с водой. А отец тем временем уже закинул удочку и что-то весело говорил своему капитану. Тот тоже снимал с крючка серебристую добычу. Ричард еще раз десять бегал с пойманными отцом рыбками, совершенно забыв про свою оставшуюся на берегу удочку. И вспомнил про нее только тогда, когда они разложились на берегу с собранными припасами – пирогом с яйцами и зеленым луком, сыром, куском вяленого мяса и белым прошлогодним вином. Правда, для Ричарда капитан Рут набрал чистой воды из бившего неподалеку ключа. Во тут то и выяснилось, что на первой в своей жизни рыбалке граф Горик пока еще ничего не поймал. - Значит, пришел мой черед помогать тебе, - отец легко поднялся и пошел вместе с Диком к его удочке. Герцог быстро насадил на крючок червяка, не сильно замахнулся и закинул нитку с крючками и грузилом в воду, и отдал удилище Ричарду. А потом они некоторое время сидели вместе на берегу, совсем рядом, терпеливо ожидая поклевку. Ричарду очень хотелось поймать свою рыбу, и он несколько раз начинал вытаскивать удочку, когда ошибочно принимал дергание нитки от течения или ветра за клев. И когда он уже почти отчаялся, пальцы почувствовали, как резко напряглась и ослабла удочка. Как будто кто-то в глубине потянул ее на себя и отпустил. А потом еще раз, и еще. - Клюет! Это точно рыбка! – восторженным полушепотом, словно боясь спугнуть добычу, сказал Ричард. - Вставай и подсекай ее, как я делал, – отец потянулся было к его удочке, но потом передумал, - попробуй сам и не волнуйся так! Как же не волноваться, когда всем телом чувствуешь, как на другом конце борется с тобой рыба! Быстрей вытаскивать надо, вдруг уйдет, сорвется! Сердце у Ричарда заколотилось, а руки сами уверенно и быстро стали тащить из воды удочку. Вот уже совсем близко и из воды показалась серебристая рыбка. - Эх, а кажется, что такая большая рыба, когда тащишь. – Дикон разочаровано смотрел на маленькую рыбку с красными плавниками. Он была чуть больше его ладони, но все равно сильно билась и беспомощно открывала рот. Дику вдруг стало ее жаль. – Маленькая какая, ей еще расти и расти. - Ты можешь ее отпустить, – отец говорил серьезно и без тени насмешки, - только сними с крючка осторожно. Снимать все-таки пришлось герцогу, Ричард испугался еще больше поранить рыбку. А вот в воду ее Ричард отнес сам, а потом с радостью наблюдал, как стремительно она уплывала в глубину. В этот день Ричарду так и не удалось поймать рыбу, но это было совершенно не важно.