Что можно поймать в Черном озере

Гарольд Джеффри Понтнер считал себя законченным неудачником. Родился он в Лютном переулке, матушка его, Бесс Понтнер, давно развелась с мужем и сошлась с Джеффри по прозвищу Золотой Клык, личностью в тех краях известной и уважаемой — вором, контрабандистом и шулером — от которого и прижила сыночка. Да только Джеффри уже несколько лет, как сгинул в Азкабане… А не так давно выяснилось, что Бесс скрывала от Гарольда тайну — Джеффри, его отец, был еще и оборотнем. С прошлого лета в жизни Гарольда наступила беспросветно черная полоса. Его выгнали из школы, где он учился на Гриффиндоре — выгнали за хроническую неуспеваемость и хулиганство, чрезмерное даже для факультета Годрика. Но это была еще не беда — папаша, да упокоит Мерлин его душу, вовсе ни дня в школу не ходил, однако человеком стал. Гарольда приняли в свою компанию отцовские дружки, все как один тоже люди серьезные, у каждого по несколько приводов в Аврорат, и не по одной судимости. И большими деньгами ворочали. Так что поначалу Гарольд с радостью выполнял их мелкие поручения — кому-то что-то передать, или наоборот, забрать… Платили щедро, Гарольд и сам приоделся, и матери денег стал давать на хозяйство, и даже уговаривал ее бросить работу… Все было хорошо, до того самого вечера, когда его жизнь полетела под откос. Ему тогда вручили маленькую черную шкатулочку и велели передать кому надо. Что там, в шкатулочке — он не интересовался, его дело маленькое, а любопытные долго не живут. Шел он с этой шкатулкой, и вдруг подходит к нему девица — потом он помнил только, что она очень хорошенькая — посмотрела на него и поманила пальчиком, мол, иди за мной. Он и пошел, как будто она его чем околдовала… Да и то сказать — не пользовался Гарольд у девушек успехом: тощий, носатый, лохматый… И стеснительный к тому же. А тут такая красавица… В общем, привела она его в какой-то лес, и на опушке скинула с себя одежду. Гарольд, не отрывая глаз от гибкого, стройного тела незнакомки, от ее распущенных волос, струящихся и отливающих золотом в лунном сиянии, тоже начал раздеваться. Он успел подумать: «Наверно, я сплю, и это сон. Так не бывает», когда девушка начала превращаться… Она прямо на его глазах обросла густой шерстью, у нее прорезались когти и клыки… И она бросилась на него. Все, что он потом помнил — боль от укуса, неверный свет Луны и мелькнувший перед глазами волчий хвост — больше ничего не сохранило угасающее сознание. Так Гарольд стал оборотнем, как и его отец. Да и это было бы еще полбеды — оказалось, что шкатулка пропала, и задолжал теперь Гарольд одному очень серьезному человеку столько денег, сколько ему никогда в жизни не достать. Он даже сам не знал точной суммы — отцовские друзья сказали, мол, все равно тебе таких денег негде взять, так отработаешь. Вдобавок ко всему, у него и трансформация проходила так тяжело, что каждый раз ему казалось, что он не выдержит и умрет. Да он и не против был умереть, если честно — все равно уже ничего хорошего в жизни его не ждет… * * * Бесс Понтнер была любящей матерью. У нее сердце разрывалось от того, что она видела, как мучается ее Гарри, и ничем помочь не могла. Но в один прекрасный день ей пришла мысль обратиться за помощью к господину Скабиору. Оборотень, вор, шулер и бывший егерь, в свое время состоявший в стае Фенрира Грэйбека, он давно уже был амнистирован, и в последнее время, как говорили в Лютном, завел дружбу с самим Главным Аврором Магической Британии, победителем Темного Лорда, национальным героем Гарри Джеймсом Поттером. Еще говорили, что Скабиор вроде как обзавелся семьей и завязал с воровской жизнью, но он по-прежнему слыл человеком авторитетным, и если кто и мог помочь Гарольду, так только он. Скабиор ничего не обещал Бесс, но и не отказал. И действительно сумел договориться с нужными людьми — долг Гарольда существенно уменьшился. Но Скабиор, дай Мерлин ему здоровья, этим не ограничился — он сказал, что непременное условие, при котором он поможет Гарольду — если тот устроится на работу. Гарольд сначала упирался, пытался даже драться со Скабиором, но куда ему против бывшего егеря, прошедшего обучение в лагерях Фенрира… И работу для Гарольда Скабиор нашел — пристроил парнишку к Эндрю Керку, тоже оборотню, который был Скабиору многим обязан. Керк владел мастерской «Волшебные кожи Керков, перчатки и пояса из всевозможных тварей» и магазинчиком «Шкура оборотня» в Хогсмиде. Там он и жил со своей семьей — женой Эмили и двумя детьми. И для Гарольда нашлась комнатка. Да и трансформации он со временем стал легче переносить — а может, просто привык. С хозяином Гарольд подружился, в полнолуние они вместе, приняв аконитовое зелье, бегали по Запретному лесу, в другие вечера зимой играли в лото или в шахматы, а летом ходили на рыбалку, на Черное озеро — то самое, где Гарри Поттер после победы утопил Темного Лорда. Жизнь как будто налаживалась. Вот только была у Гарольда одна проблема — после обращения он боялся девушек. То есть, он мог с ними разговаривать, танцевать, даже целоваться — с тех пор, как он стал оборотнем, он не то чтобы похорошел, но явно стал привлекательнее, чувствовалась в нем звериная сила, а движения приобрели ту грацию, которой отличаются хищники… И прыщи исчезли без следа. Но стоило ему остаться с девушкой наедине, а уж тем более, если доходило до раздевания, Гарольда сковывал страх. И особенно пугали его волосы — и на голове, и на теле. Ему чудилась волчья шерсть и оскаленные клыки… Напрасно он убеждал себя, что теперь ему нечего бояться, потому что он и сам — оборотень… Умом он все это понимал. Но ничего не получалось… * * * Однажды летом, в воскресенье, Гарольд и Эндрю, как обычно, отправились на озеро ловить рыбу. Клевало плохо — они и поймали-то за полдня всего одну щуку, которую тут же зажарили на костре и съели. Наконец Эндрю, который поймал еще нескольких окуньков, сказал, что, пожалуй, пора сматывать удочки, встал и начал собираться домой. Гарольд решил еще посидеть на берегу и попытать счастья. Когда Эндрю ушел, он наконец вытащил окуня, и, проголодавшись — щуку они ели давно — решил его тоже зажарить, и снова закинул удочку. И тут он почувствовал — клюет! Да похоже, большая рыба! Ну что ж, должно же ему хоть в чем-то повезти! Опасаясь оборвать леску, он медленно и осторожно потащил из воды свою добычу. И вот она показалась — очень белая и гладкая… Что это за рыба, интересно? А может, и не рыба вовсе, а кальмар? Не гигантский, конечно, но тоже большой… Точно, кальмар — щупальцем за крючок зацепился. Ай, да это не щупальце, а рука! Вроде как человеческая — с тонкими длинными пальцами… Рука непонятного существа разжалась, и оно со свистом втянуло воздух, потом начало кашлять и отфыркиваться, а отдышавшись, село и уставилось огромными черными глазами на Гарольда, который, увидев, ЧТО он вытащил из воды, остолбенел и потерял дар речи. — Э-э-э… т-ты кто? — выдавил он наконец из себя. — А ты кто? — хриплым голосом спросило существо. — Я Гарри… — ответил Гарольд. — Гарольд Понтнер. — Что? — с неподдельным ужасом прошептал утопленник. И тут Гарольд понял, наконец, кто перед ним. — Мама… — вырвалось у него. — Волдеморт… Гарольд рос уже после Второй магической войны, и поэтому никогда не боялся называть Темного Лорда по имени. А спасенный им Темный Лорд долго и пристально смотрел на него, и наконец облегченно вздохнул: — Слава Мерлину, ты не тот Гарри Поттер… — Да я вообще не Гарри Поттер, я Гарольд Понтнер, — объяснил ему Гарольд. — А Гарри — так меня мама зовет… и Эндрю… — Кто такой Эндрю? — спросил Волдеморт. — Эндрю — мой хозяин, — ответил Гарольд. К этому времени рыба на костре уже была совсем готова, и Волдеморт, принюхиваясь и глотая слюни, вдруг попросил: — Гарольд… А дай поесть, а? Я ведь… сейчас какой год? — Две тысячи пятнадцатый… кажется, — неуверенно ответил Гарольд. — Ох… то есть, я семнадцать лет ничего не ел, кроме сырой рыбы, водорослей и ракушек… — Конечно… садись, угощайся. Бывший Темный Лорд не заставил себя дважды просить, присел к костру, и принялся за еду. Несмотря на то, что он явно был очень голоден, он не давился, не чавкал, жевал медленно, с достоинством, и движения тонких длинных пальцев были изящными и даже аристократичными. Когда спасенный из озерных глубин Волдеморт наконец наелся, Гарольд задал уже давно вертевшийся на языке вопрос: — А как же… извини, конечно, но тебя же вроде как убили? — Я ведь тоже был на том вокзале, и все слышал, — усмехнулся Волдеморт. — Дамблдор сказал, что Поттер жив, пока жив я. Значит, я жив, пока жив Поттер. Вот такая у нас с ним связь, понимаешь… — Понятно, — сказал Гарольд, который, по правде говоря, ничего не понял, потому что всегда либо спал на истории магии, либо прогуливал. — Но как же ты под водой выжил? — Жабры отрастил. Ты ведь, наверно, знаешь, что я летать умел без метлы, так это мне — раз плюнуть. — Круто! — с уважением покачал головой Гарольд. — Ну, мне уже домой пора… А ты куда теперь пойдешь? Волдеморт вздохнул: — А мне идти некуда… Никто меня не ждет. И денег у меня нет… — Ну, денег и у меня немного… Но пойдем, я тебе в «Кабаньей голове» комнату сниму на первое время. На ноги встанешь — отдашь. Гарольду еще никогда не приходилось никому покровительствовать и помогать, и теперь он решил, что это очень приятно. Все же, видимо, было в нем гриффиндорское благородство. Но бывший Темный Лорд вдруг заупрямился: — А кто там хозяин? По-прежнему Аберфорт? Тогда я туда не пойду! Ни за что! — Ну, а куда же мне тебя устроить? Я сам у хозяина живу… Домов свободных в деревне нет… Раньше был домик, вроде как с привидениями, так он во время войны сгорел. Ой, да ты же там Снейпа убил, — припомнил он, не совсем кстати, свои знания о последней войне. — Да в Воющую Хижину я бы не пошел, будь она цела, — обиженно проворчал Волдеморт. — Она бы мне Северуса напоминала… изменщика… «Ишь ты, до сих пор переживает», — подумал Гарольд. А вслух сказал: — Ну что же делать? Ладно, попрошу Эндрю, чтобы разрешил тебе какое-то время пожить у меня. А потом что-нибудь придумаем… Вот только не могу же я вести тебя к ним в таком виде… Недолго думая, Гарольд трансфигурировал из пучка травы зеленый парик, из куска пергамента — длинную белую хламиду, а из рыбьих костей — сандалии. — Скажем, что ты русалка, — произнес он, наблюдая, как Волдеморт снимает с себя свое прежнее одеяние, уже полуистлевшее, и облачается во все новое. — Да ты и похож… — добавил он, глядя на очень белое, немного зеленоватого оттенка, длинное и совершенно безволосое тело того, кого когда-то было нельзя называть. * * * Гарольд рассказал Керкам печальную историю русалки, которую ее соплеменники изгнали, и ей стало невозможно жить в озере. Хозяева искренне пожалели бедняжку и позволили ему на время поселить ее у них в доме. Эмили даже хотела выделить несчастной отдельную комнату, но Томилла — такое имя придумал Гарольд своему гостю — отказалась, и сказала, что не хочет никому причинять неудобств, и прекрасно поживет вместе с Гарольдом. На самом деле было похоже, что бывший Темный Лорд просто боялся оставаться один… В комнате Гарольда Лорд, стащив с головы парик и надев пижаму Гарольда, растянулся на диване и очень скоро заснул. А вот Гарольду было не до сна — со странным чувством, похожим на нежность, смотрел он на освобожденного им из подводного плена Волдеморта… да просто Тома, какой он теперь Волдеморт! И снова приковывали его взгляд удивительно красивые руки с длинными пальцами, сейчас умиротворенно сложенные на груди. Глаза гостя были закрыты, тень от длинных ресниц ложилась на бледные щеки… Носа, правда, почти не было. Гарольд припомнил виденные им старые колдографии — у Темного Лорда раньше были красные глаза, наверно, от усиленных занятий Темной магией… А теперь, благодаря семнадцатилетнему перерыву они, видимо, снова обрели свой изначальный цвет… Он тихо подошел к спящему и поправил сползшее одеяло, и снова залюбовался на его руки и грудь в вырезе рубашки — белую и гладкую, как алебастр. Вспомнил, как Том переодевался на озере — и все тело у него белое и гладкое, волос нигде нет… Гарольд дотронулся рукой до лысой головы, такой же необыкновенной, как и все остальное. И, повинуясь какому-то порыву, прикоснулся к виску Тома губами — ощущение было восхитительным, и совершенно не возникало никакого страха, как с девушками… У Гарольда закружилась голова, и он, словно бросаясь в омут, откинул одеяло, укрывающее Тома, лег рядом, стиснул его в объятиях и начал целовать, одновременно раздевая… Бывший Темный Лорд, конечно, от такого обращения проснулся, но в первый момент ничего не понял — в прошлой жизни его так домогалась только Белла. На мгновение мелькнула мысль, что, может быть, ему эти семнадцать лет под водой просто приснились, или он был болен и бредил… А на самом деле ничего не было. Но нет, все это наяву — к нему грубо пристает мальчишка, тот, который вытащил его из озера. — Том… — шепчет он, а его пальцы бесстыдно ласкают бывшего Темного Лорда. — Томми… Томилла! — Да какая я тебе Томилла, — ругается Волдеморт, отталкивая Гарольда, но ощущает, что его тело против воли откликается на прикосновения мальчишеских рук, таких горячих, таких неумелых — и таких нежных… — Стой, дурак! Да куда же ты лезешь без смазки, скотина… Ох… После того, как все закончилось, Гарольд целует Тома в губы и говорит ему: — Я на тебе женюсь… Для всех ты будешь русалкой Томиллой, и никто не узнает… — Послушай, мальчик… Я ведь вроде как мужчина. — У каждого свои недостатки, — хихикает в ответ Гарольд. — Но ты тоже… Или у вас теперь, при Поттере, не только на магглах можно жениться, а вообще всем на всех? — язвительно спрашивает Том. Гарольд снова целует Тома в губы и жарко шепчет: — Ты привыкнешь, а потом тебе понравится… Так проходят несколько дней. Гарольд все более настойчиво уговаривает Тома стать его женой Томиллой. Но Том непреклонен, и однажды они серьезно ссорятся. Потерявший голову от страсти Гарольд опускается до вульгарного шантажа — грозится сдать Тома в Аврорат, прямо в руки ненавистного Поттера. — Если не мне — так не доставайся ж ты никому! — восклицает он, и глаза его вспыхивают волчьим огнем. Конечно, он уже рассказал Тому, что он оборотень — но это в прошлой жизни сам Фенрир Грэйбек кланялся Темному Лорду. В этой жизни его имеет — во всех смыслах — обычный, ничем не примечательный мальчишка… Щенок… Можно, конечно, обратно в озеро — жабры на месте, с голоду он там не умрет. Но как же не хочется снова под километровую толщу воды… И бывший Темный Лорд соглашается. * * * Свадьбу решили сыграть в «Кабаньей голове». Гарольд сам выбрал и купил невесте платье, на голову — шляпку с вуалью, и обручальные кольца. Гостей было немного — только Керки да Бесс Понтнер, которая была в шоке от выбора сына. Скабиора тоже пригласили, правда, «невеста» боялась, что бывший егерь узнает ее и поймет, кто скрывается под видом «русалки Томиллы», но, с другой стороны, какой резон Скабиору доносить на него в Аврорат? Да, если на то пошло, и вуаль поднимать с лица невесте совсем не обязательно. В день свадьбы Волдеморту стало очень грустно — он отчетливо понял, что вот теперь он действительно прощается и со своей свободой, и с прошлой жизнью, да и с самим собой — прежним… Снова возникло желание сбежать к озеру и утопиться — в смысле, опять залечь на дно. Однако тут ему пришла в голову шальная мысль. Рассматривая волшебную палочку, подаренную женихом на свадьбу — слабенькая, всего пять дюймов, из ивы и с шерстью единорога, зато контрабандная, а значит, нигде не зарегистрированная — он решил попробовать активировать Метку. Он вышел из-за свадебного стола и направился к женскому туалету. — Морсмордре! — произнес он, закрыв за собой дверь, и убедившись, что здесь никого больше нет. Из палочки вырвался призрачный череп со змеей, он получился маленьким и быстро развеялся, но Лорду хватило пары секунд, чтобы начертать в воздухе палочкой несколько рун. «Мастерство не пропьешь…» — вспомнил он одну из поговорок Долохова и довольно улыбнулся. * * * У Гарри Поттера зачесался шрам, а у оставшихся в живых Пожирателей Смерти слегка кольнуло левую руку в том месте, где когда-то была Метка. Почти никто не обратил на это внимания, а Мальсибер и Снейп попросту спали — в Америке была ночь — и вообще ничего не ощутили. Антонину Долохову не спалось — он сидел на балконе и курил, когда почувствовал нечто, казалось, давно забытое… И как будто чей-то голос сказал: «Кабанья голова»… «Что бы это значило?» — подумал он. Не похоже на вызов, но… Посмотреть, что ли, что там опять произошло? Мало ли… Антонин заглянул в спальню — жена безмятежно спала. Он написал ей записку о срочном вызове — на его работе такое случалось — потом быстро собрался, принял оборотное зелье, превратившее его в молодого усатого брюнета, вышел из дома и аппарировал. Добравшись до трактира, Долохов сразу внутрь заходить не стал, сначала обошел его по периметру и, убедившись в отсутствии ловушек, осторожно отворил дверь и вошел. В зале было почти пусто, если не считать маленькой компании за столом в центре. Он подошел к стойке, за которой, как в былые времена, стоял Аберфорт Дамблдор — он мало изменился. Возле него грациозно переступала с ноги на ногу, постукивая копытцами, белая коза, флегматично жующая капустный лист. — Сегодня ресторан закрыт, — сказал Аберфорт. — Свадьба у нас, видите? — А чья? — полюбопытствовал Антонин, силясь понять, что же произошло с Меткой, и почему она направила его именно сюда. — Гарольд Понтнер, приказчик Керка, вступает в брак с русалкой Томиллой. «Бред какой-то… — подумал Долохов. — Похоже, я стал параноиком. Или шизофреником — вроде у них голоса в голове бывают?» Но уходить, так ничего и не узнав, не хотелось. — Ну, а в стаканчике огневиски вы мне не откажете? Я ехал издалека… — сказал Антонин, нахально усаживаясь напротив Аберфорта. — Пятьдесят галлеонов бутылка. Это было бессовестно дорого, но Антонин заплатил, и уже с полным правом расположился за столиком напротив того, где праздновали свадьбу. От нечего делать он стал разглядывать новобрачных и их гостей. Жених его мало заинтересовал — глупый мальчишка, сияющий от счастья. Лицо невесты скрыто под вуалью, но даже так видно, что кожа у нее очень бледная и немного зеленоватого оттенка. Вот, видимо, мама жениха — простая пожилая женщина с усталым лицом и натруженными руками. Явно плакала накануне — еще бы, сын на русалке вздумал жениться… Вот супружеская пара с двумя детьми — они явно смущаются, но стараются казаться веселыми. А вот это уже интереснее — где-то он это лицо видел… Ох, драккл его побери — точно, был в отряде егерей один такой, красавчик и щеголь, всегда с накрашенными сурьмой глазами и с ярким шейным платком… Около Фенрира все время крутился. Как же его звали? Да неважно… Однако, похоже, что Метка активизировалась неспроста. Долохов решил произвести, что называется, разведку боем. Налил в бокал огневиски, и подошел к свадебному столу. — За здоровье молодых! — провозгласил он. И немедленно выпил. За столом оживились, и тоже выпили — а потом жених восторженно поблагодарил незнакомца, и пригласил его сесть вместе с другими гостями. Антонин уселся так, чтобы хорошо видеть бывшего егеря. Но тот вел себя совершенно естественно, и на нового сотрапезника внимания почти не обращал. Антонин положил себе в тарелку кусок ростбифа, налил еще огневиски, и снова поднял стакан — на этот раз за прекрасную невесту. Он пожелал молодоженам долгой и счастливой жизни и побольше детишек. Новобрачная от такого пожелания побледнела, вернее, позеленела еще сильнее, и закашлялась. Долохов понял, что, кажется, допустил бестактность — кто знает, может быть, у русалок и людей и вовсе не бывает потомства? Чтобы загладить свой промах, он перевел разговор на другую тему: — Я, видите ли, русский, а у нас на свадьбах принято петь. Поэтому позвольте, прекрасная русалка, я спою в вашу честь. Русалка посмотрела на него из-под вуали взглядом, который показался Долохову томным. Он встал из-за стола, быстро прошел за стойку к Аберфорту, взял стоящую там лопату, трансфигурировал ее в гитару, а потом, приосанившись и влюбленно глядя на невесту, запел «Очи черные». Эту песню очень любила Белла, и Антонин в прежние времена на вечеринках у Темного Лорда часто ее пел. Глаза у русалки действительно были черные и большие, насколько он мог их разглядеть вод вуалью. Но при первых звуках песни они как будто полыхнули красным. Антонин с трудом удержался, чтобы не сбиться с такта, и во время гитарного проигрыша между куплетами, перебирая струны, лихорадочно думал: «Мерлин… Возможно ли это? Русалка… Но при чем тут этот жених, и его мамаша, к чему вообще весь балаган со свадьбой?» Надо было как-то проверить свою догадку. Антонин не придумал ничего лучшего, как спеть еще одну песню, также часто исполняемую на пожирательских оргиях. Он выпил еще огневиски, закусил, опять поднялся с места — и запел нарочито дурным голосом: — Я увлекаюся спортивною рыбалкой, Ловлю я рыбу даже в дождь, жару и снег. И не отвадишь от рыбалки даже палкой — Люблю рыбалку как спортсмен, как человек. Эх, хвост-чешуя, Не поймал я ничего! Мотив у песенки был веселенький, и гости, уже слегка захмелевшие, начали подпевать и притопывать ногами. Слов никто из присутствующих понять не смог бы — кроме Темного Лорда, который изучил русский язык с помощью Антонина еще в молодости — для того, чтобы читать выдающегося некроманта Кащея Бессмертного, стихийного мага Водяного, и великую целительницу и герболога Бабу Ягу, труды которых существовали только на языке оригинала, и считалось, что перевести их невозможно из-за обилия идиом и фразеологических оборотов, не имеющих аналогов ни в одном другом языке. Долохов продолжал петь, не сводя глаз с невесты: Однажды баба заказала мне сазана. Как никогда вдруг натянулася блесна. Со дна я вытащил живого партизана — Не знал он, бедный, что закончилась война. Эх, хвост-чешуя, Не поймал я ничего! А тут случайно я крючком поймал русалку. Я это помню, это было, как вчера. Крючок я бросил, бросил леску, бросил палку, А в результате — я поймал лишь триппера. Эх, хвост-чешуя, не поймал я ничего! Антонин усмехнулся — уж очень песня показалась подходящей к случаю. Невеста стрельнула на него глазами из-под вуали — и опять полыхнуло красным. И как рыбак, я был, наверное, невезучим. Вы не поверите, но я не стану врать, Заброшу к черту этот рыбий спорт вонючий, Пойду туда, где учат в шахматы играть! Эх, чтоб твою мать! Буду в шахматы играть! Допев последний куплет, Долохов раскланялся в ответ на аплодисменты и сел, уже будучи почти уверенным, что перед ним — Темный Лорд, который, получается, опять каким-то образом спасся от гибели... Но чтобы Повелитель позволил выдать себя замуж? Да и с Меткой все-таки явно что-то было не то. Антонин встал из-за стола и направился к туалету. Там он долго стоял в задумчивости возле писсуара, и тут дверь распахнулась, впустив невесту — вернее, Темного Лорда. Вуаль была откинута, и места для сомнений больше не осталось. — Тони! — Темный Лорд бросился к старому соратнику в объятия. — Это ведь ты, я сразу понял! Слава Мерлину, ты пришел! Тони, вытащи меня отсюда… Я не хочу замуж! Я пробовал — не понравилось… Я не гей! И в озеро не хочу! — П-повелитель! — Долохову ничего не оставалось, кроме как обнять Волдеморта. — Но каким образом с вами все это случилось? И как, ради Мерлина… — Потом, Антонин, все потом расскажу… Сейчас ты только вытащи меня отсюда… Антонин, недолго думая, подхватил бывшего Повелителя под руку, они вместе вышли на крыльцо «Кабаньей головы» и аппарировали на окраину Лондона. Там, в маггловском отеле бывший Темный Лорд подробно рассказал Долохову обо всем, что с ним произошло. Выслушав его, Долохов задумался, потом хлопнул рукой по столу и радостно воскликнул: — Я знаю, где вы найдете себе удобное и безопасное пристанище, Повелитель! У меня есть знакомая, чистокровная ведьма, вдова, ей уже хорошо за пятьдесят, но она вполне видная женщина… — при этих словах Антонин волшебной палочкой обрисовал в воздухе контур женской фигуры. — Да ведь и вы не мальчик, Повелитель… К тому же она негритянская колдунья и жрица вуду. Он вопросительно посмотрел на Волдеморта и добавил: — Вот только сразу предупреждаю — если возьметесь за старое, я вам тут не помощник… У меня семья, дети, даже внук уже есть… И работа хорошая. Темный Лорд после недолгого молчания ответил: — А знаешь, Тони… Я ведь всегда мечтал изучить негритянскую магию, и особенно вуду. Да вот как-то руки не доходили всю прошлую жизнь. То одно, то другое… Так что… спасибо тебе большое, Антонин! И давай прямо сегодня отправимся к твоей негритянке. Долохов кивнул, и стал готовить портал в Нью-Орлеан, думая при этом: «Не забыть сказать Мальсиберу и Снейпу, чтобы они в Нью-Орлеан ни ногой, а то мало ли что… Просто на всякий случай — не надо искушать судьбу.». * * * А в «Кабаньей голове», когда обнаружилось, что невеста исчезла, а вместе с ней исчез и тот гость, что пел такие замечательные песни, поднялся переполох. Скабиор заглянул и в туалеты, и на кухню, и в кладовку, но нигде беглецов не нашел. Аберфорт, зевая, проговорил: — Да видел я их, они с этим русским на крыльцо в обнимку вышли, и — поминай как звали! Нельзя русалкам верить, обманщицы они… То ли дело… — он любовно погладил свою белую козу. Мама жениха плакала, но теперь уже от радости. Керк отправил жену с детьми домой, а сам сидел возле Гарольда, не зная, чем его утешить, и с надеждой смотрел на Скабиора. Скабиор сердито взглянул на придурка, который непонятно как навязался на его шею — вот теперь еще и утешать его изволь! — потом попросил Эндрю проводить до дома миссис Понтнер, заказал еще огневиски, и за бутылкой постепенно вытянул из Гарольда всю историю. Мальчишка рассказал все, с самого начала, и ничего не утаил — ни того, что он боится девушек и у него с ними ничего не получается, ни того, как он поймал на крючок Волдеморта и выдал его за русалку, ни того, что произошло потом… Скабиор слушал, и с каждым словом Гарольда его брови изумленно ползли все выше и выше. И в конце концов он расхохотался: — Так значит, ты самого Темного Лорда поимел? Молодец! — он хлопнул Гарольда по спине, и продолжал уже серьезно: — А чего ревешь, как девчонка? Ну-ка, выкинь дурь из головы! Вот видел бы тебя сейчас твой отец… Твою проблему с девушками мы решим, я одного хорошего целителя знаю… А сейчас давай еще по одной выпьем, и домой, спать… Утро вечера мудренее. Выходя из трактира, Скабиор посмотрел на Гарольда — взлохмаченного, зареванного и пьяного, в помятой свадебной мантии со съехавшим на сторону воротничком — и вздохнул: — И все-таки ты — исключительно нелепое существо, куда-нибудь да вляпаешься. Это ж нарочно не придумаешь, пошел на рыбалку — поймал… Того Самого! Лучше ты в шахматы играй, что ли — оно как-то спокойнее…