Часть 1
15 мая 2018 г., 20:36
— Мои орлы чуток перестарались, — говорит Мирон и бросает на Охру практически неуловимый взгляд, насмешливый и довольный. Карелин сплёвывает кровь на пол и хрипит:
— Ага, орлы, блять. Особенно псина эта… — смотрит на Охру зло и мстительно, морщась. Тот лишь слегка склоняет голову вбок, но этого достаточно, чтобы Карелин отвернулся и нервно поёрзал.
Псина. Фанатики Гуру любят называть его псиной — бешеным ротвейлером, карманной собачкой, цепным псом; словно это должно его задеть. Словно он не принимает это звание с гордостью. Однажды другой пёс сказал ему: «Пёс — это выбор». Если они считают, что на него насильно нацепили намордник и цепь, пускай подойдут ближе и проверят.
Охра выводит Карелина из здания, а на выходе резко разворачивает к себе и бьет в солнечное сплетение, впечатывает согнувшегося от боли парня лицом в стену, от чего тот сдавленно вскрикивает. Тянет его за волосы, немигающе смотрит в глаза. Мирон, быть может, и отпустил его, но Охра — не Мирон. Охра ошибок не прощает. Если понадобится, Охра найдет его. Охра переломает ему все косточки, снимет с него кожу и пустит пулю в лоб, глядя так же в глаза, и руки его не дрогнут. Карелин словно понимает все это без слов. Люди редко глядят Охре в глаза, обычно их взгляд цепляется за ярко светящиеся клыки маски; гляди они ему в глаза, мятежников было бы поменьше. Карелин шумно дышит и пятится, и Охра отпускает его. Он предупрежден.
Мирон мягко улыбается ему. Едва-едва касается пальцами оскала маски, проводит по зубчикам, отчего Охра замирает.
— Снимешь маску? Тут только я.
Мирон не требует и не принуждает. Мирон делает лишь то, что позволяет ему Охра. Поэтому Охра позволяет ему всё.
Кивает и склоняет голову; Мирон понимает намек и снимает маску сам, плавным движением. Каждый раз Охру пробирает дрожь от экстаза и страха, словно он добровольно балансирует на тонком тросе, он зажмуривается и слабо улыбается. Холодный воздух обдает щеки, но на них тут же ложатся горячие ладони Мирона. Пальцы очерчивают рубцы и рваные шрамы, губы касаются подбородка, прижимаются к уголку губ. Мирон выдыхает:
— Ваня… — сам же морщится, извиняющимся тоном прибавляет: — Охра…
Охра не любит, когда его называют Ваней. Не поправляет, но машинально дергается и стискивает зубы слишком сильно. Охра — не Ваня.
Ваня — забитый, побитый, подставляет вторую щеку, потому что если он этого не сделает, будет хуже.
Ваня скулит, дергается, но не защищается.
У Вани исполосованы руки и изрезаны щеки.
Ваней пользуются. Ваня терпит.
Ваню Мирон вытащить не успевает. Он дергает руками на себя, тащит, и ему навстречу подается нечто разорванное, кровоточащее и насквозь больное, с голосом, надорванным из-за воя, и пустыми глазами. По-детски цепляющееся и дрожащее. Мирон тогда, сам того не зная, делает ему подарок — он дает ему возможность стать Охрой и дает ему возможность остаться. Охра никогда не перестает ценить этот дар.
Когда-то давно — после первых приказов о разгромах штаб-квартир мятежников, о слежке за Гуру, о подавлении протестов — Мирон зовет Охру к себе, долго молчит, перекладывая с места на место бумаги, а затем поднимает взгляд, смотрит пристально, чуть насупив брови.
— Я плохой человек.
Охра молчит, лишь моргает от неожиданности.
— Я плохой человек, Охра. Эти приказы — это только начало. Дальше будет хуже. Намного. Этот документ, — он приподнимает листок бумаги, лежащий перед ним, — этот документ позволит мне установить в городе виселицы, Охра. Я буду казнить мятежников. Чем сильнее оппозиция, тем жестче будут меры. Ты понимаешь, Охра? — Мирон встает резко, отворачивается к окну, сцепив за спиной руки. — Они будут висеть на столбах, а другие будут слишком напичканы гором, чтобы об этом переживать. Я хочу, чтобы ты понимал, к чему все идет. Я хочу, чтобы ты сделал выбор, Охра.
Охра тоже смотрит в окно — действительно, город как на ладони. Их город. Он представляет его охваченным пламенем, представляет багровеющие от крови улицы. Слышит истошные, почти звериные крики; он уже видел, как подземелье оборудуют явно не для радушного приема гостей; он знает, кого Мирон попросит там хозяйничать. Мирон стоит неподвижно, но Охра видит, как дрожат его руки. Он подходит и становится за его плечом.
— Каков будет следующий приказ? — спрашивает Охра. Свой выбор он сделал уже давно.