Лес

Försöker att bli vän med folk Han såg på dem som endast är onda. Och han tog med sig sin flickvän hanen Men hon vägrade honom och han dog i skogen. (1)

      Вокруг не было ничего, кроме сосен и снега. Он уже не помнил, сколько дней шёл. Силы его были на исходе, он уже не чувствовал конечности. Его одежды были изорваны об бесчисленное количество ветвей, что встретились ему на пути. Цель у него была одна – дойти до крепости Вэградов на вершине горы Гророкк, но он уже не понимал, где находится он, и в какой стороне Гророкк.       Сильный ветер нагонял много снега. Рэттфэрдиг ползком пробирался сквозь огромные сугробы, которые становились всё больше и больше. Он, уже смирившись со своей участью, прильнул к сосне и уснул в надежде, что вскоре помрёт. Однако он до сих пор не мог найти ответы на вопросы, которые его сейчас тревожили: в чём прелесть пьянства, разврата и других пороков его сверстников? Почему Гюннада предпочла ему всех тех, кого он так яро ненавидел, хоть и говорила, что выбирая между ним и человечеством, выберет его? Однако, всё это уже в прошлом, назад её не вернуть.       Рэттфэрдиг родился в Инкомсте на острове Рикё, где проживала аристократия города, богатейшие люди страны. Он с детства был окружён роскошью, которая должна была развратить его подобно его сверстникам, но нет; благо, родители воспитали его моральным и высоконравственным человеком. Он был нелюдим, ибо в голове его сформировалось идеалистическое виденье мира, и он отрицал всё, что не соответствовало его действительности. Всё изменилось, когда ему было двенадцать лет. Тогда, гуляя по зелёному берегу Грёнкустена, он увидел миловидную девочку его возраста. Её звали Гюннада. Они быстро подружились и были всё время неразлучны. Родители их было даже подумывали об их обручении по вхождении их в возраст совершеннолетия. Но знакомство с ней не единственный фактор, изменивший его жизнь. Он впервые узнал всю правду о своих сверстниках.       Однажды, проходя по острову Рикё мимо особняка одного из его друзей, Рэттфэрдиг услышал шум и крики, исходящие из того дома. Будучи очень любопытным, он посмел заглянуть туда, что во многом предопределило его судьбу. Зайдя туда, он обнаружил тот Ад, который он всегда себе представлял: царство анархии. Там собралась вся золотая молодёжь острова. Всюду лился дорогой алкоголь, вился дым табака, полуголые парни и девушки, готовящиеся к сношению на глазах у всех, и всякие другие вещи и деяния, от которых у Рэттфэрдига начинала болеть голова. Благо, тогда его никто не заметил, он просто закрыл дверь и ушёл прочь, стараясь забыть об увиденном. В тот день он впервые познал природу всего своего поколения и решил навеки отделиться от тех, с кем он раньше общался.       После того он очень сильно закрылся, он не верил никому, кроме Гюннады, а иногда и в ней мог сомневаться. Рэттфэрдиг был очень чувствительным, всегда очень сильно переживал по поводу того, что происходит вокруг, оттого он очень рано заработал всяческие недуги, что связаны с нервами, а с тех пор он стал сомневаться абсолютно во всём и всех, что его окружало. Он стал всё чаще уходить к морю или в горы, дабы разделить с ними свою боль и грусть о мире, что катился в Бездну.       Однажды, пребывая на чердаке своего дома, Рэттфэрдиг нашёл книгу под странным названием «Gång till Befria», что значило «Путь к Свободе». Это была большая поэма, посвящённая Ордену Отрекшихся, что проповедовали уже несколько сотен лет отречение от земных благ в пользу обогащения собственного духа. Одна часть песни больше всего задела Рэттфэрдига:

Ingen av dem Vet inte Ingen kärlek, Ingen hunger, Ingen sömn, Ingen törst, Ingen synd Till sig själv, Men kärlek De bara, Som förnekade Från den syndiga världen. (2)

      Тогда Рэттфэрдиг решил, что он посвятит этому жизнь и станет членом Ордена, но он никак не мог решиться. Он стал следовать тем догмам, которым следовали Вэграды, отчего измучил себя очень тягостными думами, которые впоследствии привели к тому, что окружающим его поведение казалось странным. Он стал похожим на больного лихорадкой, однако он был здоров, стал много злиться, кричал на всех, походил на пьяницу, что годами находился в запое, но внутри он оставался всё тем же умным и начитанным человеком, ведущим праведную жизнь.       Однажды, когда ему было почти шестнадцать лет, он получил письмо от давней знакомой. Она приглашала его на бал в честь её дня рождения. Рэттфэрдиг знал, что на этом балу будет то же самое, что он увидел три года тому назад. Именно это и заставило его пойти туда, он хотел покончить со всем этим и прилюдно отделить себя от тех людей, которых он считал диким сбродом. Он хотел не просто покончить со всем этим, но и попытаться доказать своим сверстникам кем они являются на самом деле.       Прошёл месяц. Рэттфэрдиг основательно подготовился к предстоящему балу. Он знал, что сверстники его вспыльчивы и необузданны, потому взял с собой несколько пистолетов. В то время было принято являться на балы в мундире полка, к которому поставлен кавалер, а также с холодным оружием – саблей или шпагой, поэтому Рэттфэрдиг взял с собой ещё и саблю.       Придя на бал, он был сильно удивлён тем спокойствием, сдержанностью, которая царила там, будто там собрались не его знакомые, а самые интеллигентные и культурные люди всего королевства, но Рэттфэрдиг знал, что стоит всем им выпить хоть чуть-чуть спиртного, как тут же начнётся то же самое царство анархии, которое он наблюдал несколько лет назад. Он быстро отыскал Гюннаду, с которой собирался танцевать всю ночь. Все кавалеры пришли в мундирах своих полков, дамы же были в полупрозрачных муслиновых платьях, что предвещало то, что Рэттфэрдиг ожидал увидеть здесь.       Тре-Фьэрдеделар. Танец, с которого начинается бал. Рэттфэрдиг пригласил Гюннаду на танец. Он боялся танцевать с кем-либо ещё, ибо никого не знал настолько хорошо, чтоб пригласить на танец. Поскольку было принято разговаривать с партнёршей во время бала, он, с несвойственной для него улыбкой, сказал: – Сегодня, моя милая Гюннада, я покончу со всем этим. – Что вы хотите этим сказать? – ответила она с испугом – Неужто вы хотите перерезать их всех или что-нибудь в подобном роде? – Нет, что вы, я лишь собираюсь попытаться их просветить. – Вы же заведомо знаете, что у вас ничего не выйдет? – Да, а потому, после моего монолога, который они пропустят мимо ушей, я просто уйду. Пойдёте со мной? – Куда же? – На Гророкк. – Я подумаю.       Прошло ещё несколько танцев. Все их Рэттфэрдиг провёл с Гюннадой. Пришло время садиться за столы и поздравлять именинницу, которой исполнялось шестнадцать лет. Все гости направились к своим местам. Бутылки лучшего в стране вина с характерным звуком были откупорены и оркестр начал играть Лотдар. Направляясь к своему месту, Рэттфэрдиг увидел, как один - уже нетрезвый молодой человек - начал приставать к юной особе, которой на вид было не больше четырнадцати лет. Рэттфэрдиг направился к ним: – Отпусти её, jävel (3). – А что ты мне сделаешь? – Вот что, – он достал саблю из ножен.       Обидчик девушки тоже достал свою шпагу и замахнулся на Рэттфэрдига. Он же, будучи лучшим фехтовальщиком в полку, смог отразить выпад, пока обидчик замахнулся для нового удара, сабля Рэттфэрдига, ударившись об висок выпившего молодого человека, проломила его, вошла в него до половины елмани, оставив глубокую рану, дошла до глазницы, разрубила левый глаз его, и вышла уже изо рта.       Все тут же обратили внимание на него, оркестр перестал играть. Из толпы удивлённых гостей вышло несколько человек в красных доломанах и ментиках. Они хорошо знали Рэттфэрдига и его мировоззрение, отчего и любили шутить над ним и унижать его. – Посмотрите только, – сказал Фёрёварен, что был одним из них, – дикий отшельник! Притворщик, решивший преподнести отказ от светских развлечений/удовольствий как нечто, возвышающее его над нами! И все твои праведные устои лишь маска, чтоб показывать всем своё превосходство. Ты – подлая свинья и более никто.       Все, кто окружал его в этот момент, начали насмехаться над Рэттфэдигом. – Кто ж из нас двоих свинья, – спокойно, и с некой насмешкой, ответил Рэттфэрдиг, – тот, кто выбрал отличную от других жизнь и отказался от богатого дворца, роскоши, развлечений, пьянства, беспорядочных сношений, или тот, кто потакает всему этому и живёт, как настоящая свинья в огромном хлеву? – Ты назвал меня свиньёй? – Да, именно тебя. – Du kommer att ångra det (4), – крикнул он и бросился на него, обнажив свою саблю.       Фёрёварен прыгнул и попытался рубануть Рэттфэрдига саблей. Но тот увернулся, вследствие чего Фёрёварен упал на стол, сломав его. Он встал, вся одежда его была испачкана едой. Опьянев от алкоголя и жажды мести, он вновь кинулся на Рэттфэрдига, но тот упредил его удар, вспоров ему живот. Фёрёварен упал на колени, из его живота полилась кровь и полезли внутренности, отчего многие гости, в особенности дамы, поспешили покинуть эту часть залы. Рэттфэдиг же, держа саблю на вытянутой руке, обернулся к гостям, зная, что кто-нибудь из соратников Фёрёварена может попытаться его убить. – Ну, посмотрите же вы на себя, дорогие мои, – начал он с непонятной улыбкой на лице, – вы же такие же дикие, как наши древние предки из Тёмных Времён, а то и более. Вы же пришли сюда не для того, чтоб поздравить именинницу, а чтобы поесть, попить, сыграть в карты, и чтобы найти девушку, которая бы согласилась провести с вами ночь. У вас же нет ничего святого, вы готовы сношаться с кем попало ради собственного удовольствия, ведь вы даже не можете по-настоящему любить. Удовольствия для вас превыше всего, вы настолько развращены роскошью, что уже и позабыли, что такое работа. Впрочем, повторюсь ещё раз: вы являете собой лишь вселенскую похоть, разврат, лень, праздность, порочность, отчего мне противно находиться рядом с вами.       Все застыли в недоумении, но один из гусар сказал ему: – Ты и впрямь считаешь себя лучше нас всех? – Да, – ответил он спокойно, – но я не смею боле вас задерживать, ведь праздник должен продолжаться.       Он повернулся к ним спиной и пошёл к выходу из залы. Напоследок, уже подойдя к дверям, он повернулся к ним и воскликнул: – Что ж оркестр не играет, а то без музыки как вам танцевать? Играйте ж громче, музыканты!       Он ушёл. Около минуты потребовалось присутствующим, чтобы понять что произошло. Гюннада же поспешила за ним. Он, услышав, что кто-то бежит за ним, обернулся к ней и пошёл навстречу. Они встретились около моста Бреттброн. Обняв Рэттфэрдига, Гюннада спросила: – Ты уже уходишь? – Да, пойдёшь со мной? – Нет, я останусь тут. – Удачи тебе, быть может, мы ещё увидимся.       Рэттфэрдиг сел на коня и поскакал к деревне Снёбюн, что была на другой стороне озера. Она же осталась стоять там и провожала его взглядом.       Он скакал очень долго. Уже светало, когда он только достиг Йэрнстадена. Эта деревня находилась между морем и большим лесом, за которым высился Гророкк. К горе вела тропа, терявшаяся в лесу. Рэттфэрдиг остановился в деревенском трактире, что был, благодаря деньгам паломников, хорошо обустроен. Он подошёл к стойке и обратился к человеку, что управлял этим заведением: – Здравствуйте, min herr (5), могу ли я попросить у вас налить мне одну пинту светлого ёлена с яблоками, и ещё немного мяса и хлеба? – Может быть, тебе налить чего-нибудь покрепче? – Нет, мне ещё нет шестнадцати лет, и к тому же меня воротит от спиртного. – Так ты, небось, на Гророкк идёшь? – Да. – Я бы на твоём месте им бы не доверял. Как можно верить людям, которые ни вина не пьют, ни детей не делают?       Крогмэн взял большую пинту, подошёл к бочке и налил оттуда ёлен, пшеничный запах которого был слышен Рэттфэрдигу. Далее он открыл какую-то бутылку с ярко-жёлтой жидкостью и налил немного в пинту. Из бутылки исходил прекраснейший аромат, похожий на яблоко, но в сотню раз пахучее и прянее. Крогмэн поставил пинту перед Рэттфэрдигом, после чего отрезал ломоть вяленого мяса, достал с шеста, на котором висел хлеб, один холрогбрёда, ржаного каравая с дыркой посередине. – Благодарю вас, сколько с меня? – Всего пять риксмарок. – Держите, – Рэттфэрдиг передал ему деньги и глотнул ёлена – Mina Gudar (6), – этот Ёлен самый прекрасный напиток, что я когда-либо пил. Такой пряный и, в то же время, свежий вкус пробирает насквозь. Расскажите же, что это? – Это? Это обычный пшеничный ёлен с соком… снежного яблока. – Снежное яблоко? – Да, это сорт яблок, который выращивают в яблочном саду на Гророкке. Они обладают сладким, но свежим вкусом, спасают от головной боли, бессонницы, успокаивают. Я же выдавливаю из них сок и смешиваю с пряностями, отчего ёлен становится очень пряным. Такое можно найти только в Йэрнстадене и на Гророкке. За что я люблю Вэградов, так это за то, что они выращивают много чего, но берут себе лишь то, что им необходимо, а остальное раздают людям. – А сколько стоит у вас ночлег? – Пять сотен крон. – Держите – Рэттфэрдиг отдал деньги. – Вот ваш ключ.       Наутро Рэттфэрдиг отправился в конюшню, дабы забрать своего коня и отправиться в путь. Оседлав коня, Рэттфэрдиг поскакал в направлении леса, за которым находился Гророкк. Лес был тёмным, сосны и ели в нём казались очень страшными. Между древ ему постоянно виделись всякие звери, или люди, или чудища. Но, тем не менее, к вечеру он достиг камня, на котором были рунами начертаны слова:

!fyrir∙þessum∙steini∙hefst∙vägradenland: jarðvegurinn∙úr∙bräðralaginu∙af∙vägrade! það∙er∙stjórnað∙af∙aðalvaldr∙storherr! (7)       Он не знал, что они значат, ибо он не знал древнего Вэградского языка. Он понял лишь, что тут написано про Вэградов. Но через полчаса после того, как он перешёл границу Вэграденланда, началась сильная метель.       Ветер был очень сильным. Снег, нагоняемый им, не давал Рэттфэрдигу возможности разглядеть даже кисть вытянутой руки. Дорога была завалена снегом, Рэттфэрдиг не знал, куда ему идти. Конь под ним отчего-то взбесился и сбросил с себя седока. Рэттфэрдиг остался один. Сначала он пытался идти, но нагоняемый ветром снег быстро заставил его ползти. Он полз очень долго. Его конечности отнимались, он уже не мог ими двигать. Ему казалось, что он идёт несколько дней, если не недель. В конце концов, он, смирившись со своей участью, прильнул к одной из сосен, дожидаясь своей смерти. Через некоторое время он уснул. Рэттфэрдиг очнулся в каком-то помещении. Он явственно помнил, что он был в лесу. Он лежал на нарах, рядом был стол, топилась печь. В комнату вошёл высокий человек с бородой. Он подошёл к печи и достал оттуда горшок. – О, ты уже очнулся? – спросил он у Рэттфэрдига. – Вы кто? – У меня к тебе тот же вопрос. – Ответьте вы первым, вы же меня похитили. – Я тебя не похищал, я вообще-то тебя спас. – Ладно, но всё равно, сначала вы назовите своё имя. – Меня зовут Бъюлфр Гудфиннрссон. – А я Рэттфэрдиг ав Бортассон. – Ты вообще, что забыл в этом лесу? – Я иду на Гророкк. – Ладно, что ты забыл на Гророкке? – Мне надоел этот мир, я не хочу больше в нём жить. – А почему бы тебе просто не застрелиться, утопиться, спрыгнуть с обрыва? – Да я просто хочу вступить в этот Орден. – Вот, так бы сразу и сказал, – он поставил перед Рэттфэрдигом похлёбку, – ладно, ты поешь, завтра я тебя отведу на Гророкк. – Спасибо. Хотя, подождите, а зачем вам отводить меня на Гророкк? – Да просто я один из Вэградов, и послезавтра мне нужно там появиться, а раз уж ты на мою голову свалился, то я, так уж и быть, отправлюсь на Гророкк на день раньше. – А с чего я должен вам верить? – А вот с чего, – Бъюлфр достал из под нар, на которых лежал Рэттфэрдиг, посох Вэградов с начертанным рунами именем Бъюлфра, – теперь веришь? – Теперь да. – Кстати, а это не твоего коня я нашёл этой ночью? Вся белая, а ноги до колена серые? – Да, это мой конь. – Как зовут? – Витрёд. Ладно – Ладно, ты пока поспи, а я за дровами схожу, кстати, тебе истопить басту? – Наверное, нет. – Ну ладно.       Бъюлфр вышел из комнаты, Рэттфэрдиг окончил есть, лёг на нарах и укрылся шубой.       Во сне его ему виделась Гюннада, звавшая его посмотреть на Инкомст, на то, как он изменился. Они поднялись над землёй и полетели над городом. Везде валялись изувеченные тела, всё горело, в небо поднимались тысячи воплей, криков, стонов, шёл дождь красного цвета, каждая капля которого оставляла ожоги на коже. Они опустились на землю на острове Рикё. Все улицы были завалены телами знакомых Рэттфэрдига, живых и мёртвых, покрытые язвами, ранами, ожогами. Ещё живые люди пытались в своём безумии делать то, что делают обычно для успокоения. Эта картина показывала природу каждого человека. Те, кто привык успокаиваться с помощью рукоблудия, тут же получали язвы на руках и гениталиях, раздражение которых вызывало неимоверную боль. Те же, кто любил сношаться, чтоб получить удовольствие и успокоение души, начинали извергать ту же жидкость, из которой состоял дождь, все части их тела, которых касалось тело другого, покрывалось гниющими язвами и ранами. Тех же, кто пил алкоголь для того, чтобы забыться, выворачивало наизнанку, алкоголь превращался в жидкость из дождя и разъедал их изнутри. Все они неистово кричали от боли, будто не были людьми, но не могли остановиться и продолжали это делать, ибо для них в их безумии это был единственный способ успокоиться и перестать получать боль. У каждого из них на спине рунами были выклеймены слова:

¡syndarar∙verður∙refsað∙refsingu∙frá∙himnum¡ (8)       Вдруг вдалеке послышалась музыка. Кто-то играл Den Stora Sång av Död (9), только пели будто загробными голосами. Все люди поднялись, отбросили все свои порочные дела и пошли туда, откуда исходила музыка. Рэттфэрдиг и Гюннада пошли с ними. Музыку играли на кладбище… несколько скелетов. Несколько скелетов же встречали на кладбище людей. Далее они начинали танцевать и плясать в хороводе, ведя людей в огромную яму. Находясь в пляске, люди не замечали, как падали в эту могилу.       Больше Рэттфэрдиг ничего не увидел, ибо его разбудил Бъюлфр. – Просыпайся, пора отправляться, – начал будить его Бъюлфр. – Солнце же ещё не встало, – сонным голосом ответил Рэттфэрдиг. – Иначе мы не успеем к ночи. – Ладно, встаю.       Они вышли из комнаты в большой коридор с лестницей, ведущей вверх и вниз. Рэттфэрдигу казалось, что он находился в маленьком охотничьем домике, а не в столь большом доме. Они зашли в соседнюю комнату, где Бъюлфром уже был приготовлен завтрак. Он был очень сытным, ибо путь их дальнейший был тяжёл.       Позавтракав, спустились на первый этаж и вышли на улицу. Рэттфэрдиг поразился размерам двора, обилию построек, что находились там. Он быстро нашёл конюшню и принялся готовить Витрёда к дороге. – Рэттфэрдиг, перестань, – крикнул с другой стороны двора Бъюлфр, – мы не берём его с собой. Потому что сейчас зима, дорога завалена снегом, и она очень крутая, твой конь не сможет там пройти, да и волки могут напасть на нас, нам не нужна обуза. – А как же мне с ним быть? – Оставь его до весны, когда снег растает и он сможет спокойно подняться на гору. До этого времени я о нём позабочусь, даже на гору сам отведу. – Ладно. – Кстати, ты умеешь обращаться с арбалетом? – Это же такое устаревшее оружие. – Я ожидал такой ответ, поэтому смею тебе предложить карабин – он бросил карабин Рэттфэрдигу через весь двор. – А у вас недюжинная сила. – Пошли, давай, а то к закату не дойдём.       Бъюлфр закрыл дом и остальные постройки, что стояли во дворе. Они вышли за ворота и Рэттфэрдиг удивился, что лес, в котором он чуть не погиб, оказался таким красивым. Они шли по тропе сквозь лес. Он более не казался страшным, даже в тёмное время суток, он чувствовал себя в безопасности с Бъюлфром. От него веяло чем-то добрым, тем, что внушало доверие к нему.       Начало светать. Лес начал редеть. Вскоре они вышли на открытую поляну. Тропа тут расходилась. На месте расхождения троп стоял охотничий домик. Бъюлфр подошёл к домику и постучал в маленькую дверь. Из двери выглянул седобородый старик. – Кто вы такие? – спросил старец. – Бурый волк, что любит мёд, – ответил Бъюлфр. – Тогда скажи мне, Бъюлфр, для чего на полке в моём доме лежит медвежья лапа? – Чтобы солью кормить утку, что на столе сидит. – А для чего мне утка на столе? – Чтобы солить еду. – Проходи, Бъюлфр, иди по тропе, что справа.       Бъюлфр закрыл дверь в охотничий домик, и они пошли. – Что это было? – недоумевая, спросил Рэттфэрдиг. – Это был Рунарвёрдр, он следит за идущими на Гророкк. Чтобы пройти ты должен загадать загадку, ответом к которой будет твоё имя. Потом он задаёт тебе загадку, которую ты должен отгадать. Потом он загадает тебе ещё одну загадку, частью которой будет тот предмет, который он загадывал в прошлый раз. Он пропустит тебя в любом случае, но если ты не отгадаешь его загадку, он отправит тебя на ложную тропу. – Ясно, но сложно.       Охотничий домик уже скрылся из виду, а тропа привела их к реке. Около моста, который вёл через эту реку, стоял рунный камень. – Что написано на этом камне? – спросил у Бъюлфра Рэттфэрдиг. – Ты что, не знаешь древних рун? – с удивлением спросил Бъюлфр. – Нет, а что? – А то, что всё делопроизводство у нас ведётся именно на этом языке и этими рунами. – Выучу, не беспокойся, ты лучше скажи, что на камне написано? – Там написано: «За этим мостом начинается подъём на Гророкк».       Они перешли мост и пошли по тропе налево. Далее тропа резко поднималась вверх и уходила вправо, огибая гору. По левую же сторону от них был огромный снежный лес. Бъюлфр остановился и посмотрел на этот лес. – Látlaus Snjór í draumum mínum, – начал протяжно и грустно петь Бъюлфр, – Hvar væri ég eins og að verum. – Что это? – Hvítt brún og silfur læki, það er það sem mig langar til að si. (10) – Что ты поёшь? – Старинную песню «Латлаус Сньор», если интересно, сможешь найти текст её в Вэграденслотте. – Кстати, в ту ночь, когда я ночевал у тебя, мне приснился один сон. – Какой же сон тебе приснился? – Ужасный, страшный. – И о чём же он был? – Мне приснилось, что я вернулся в Инкомст, но он был абсолютно другим. Он был весь в огне, с разрушенными зданиями, а всё вокруг было красным, будто я вновь вернулся на тот бал, с которого я и убежал. – Стой, стой, стой, что за бал? – Ах, да, прости, запамятовал совсем о том, что ты ничего обо мне не знаешь. Я всю жизнь ненавидел окружающих, ненавидел ценности общества, ненавидел табак, алкоголь и другие любимые ими вещи. Я всегда сторонился их. Месяц назад мне пришло приглашение на бал, устраиваемый по случаю дня рождения одной моей знакомой. Я решил пойти, дабы там высказать всё, что я думаю о них, а потом уйти сюда. Всюду стояли шум, крики, радость – сладко-приторная и отдававшая дикостью людей, испытывающих её. Везде лились дорогие вина. Ароматы лучшего в городе табака, алкоголя и сладостей кружили голову, и все вокруг смешивалось – всюду мелькали небольшие, прекрасные, но ненастоящие искры, удивительные одежды сливались воедино, белесые кружева платьев переставали отличаться от табачного тумана, которого становилось все больше с каждой секундой. И везде красные, будто кровавые шторы, они, казалось, предвещали кровопролитие на этом балу. На нём я убил двоих, одному разрубил саблей череп, другому вспорол живот. Я никогда прежде не видел столько людей в одном месте, и тогда мне казалось, что все гости обязательно посмотрят на меня, и им обязательно не понравится что-то во мне, а ведь здесь собирается аристократия острова. Иногда гости заговаривали со мной, но я, не находя адекватного ответа, все равно чувствовал себя потерянным в ужасной стране чудес или, скорее, в кошмаре – я не знал и понять был не в силах – слишком много всего, слишком много! Я не мог сосредоточиться, и мне всё больше хотелось выбежать на улицу – туда, на свободу, где настоящие деревья и звёзды, где пахнут цветы, а не скрученные в чертову трубку листья табака. Красные, пылающие шелковые шторы, через которые струился тусклый ночной свет, сделались клеткой, и будто проём между ними все сужался, а люди так же громко и звонко смеялись, и их голоса: девичий визг, низкий хохот мужчин – всё отзывалось адской головной болью. – Ладно, это я понял, а что за сон? – Там весь Инкомст был в огне. Лил красный дождь, который вызывал ожоги у всех, кроме меня и моей спутницы по имени Гюннада. Люди на улицах были изуродованы ожогами, язвами, сыпью. Они получали это всё в наказание за свои грехи, но по мере того, чем большую мзду они получали, тем больше они утопали в своих грехах и оттого больше они получали, и так замыкался этот круг порока. А после того на кладбище заиграла музыка. Несколько скелетов играли «Великую Песню Смерти», и, завлекая людей в пляску, скидывали их в огромную могилу. – Ясно, когда мы придём на Гророкк, то я покажу тебе одну книгу, которая расскажет тебе больше об этом сне. – Меня до сих пор волнует вопрос. Гюннада всегда говорила мне, что она ненавидит всё общество так же как и я, но когда я спросил у неё, пойдёт ли она со мной сюда, то она ответила, что не пойдёт и останется в Инкомсте. Я боюсь, что всё это время она врала мне и просто общалась со мной из жалости или из жажды однажды выставить меня идиотом. – А эта Гюннада когда-нибудь врала тебе? – Вроде бы нет, а что? – А то, что, скорее всего, она тебе не врёт. – Почему она тогда осталась в Инкомсте? Ведь она могла пойти со мной и боле никогда не видеть людей, которых так ненавидела. – Я не отвечу на твой вопрос прямо, но скажу так. Проще всего уйти от ненавистного тебе мира, стать отшельником, уединиться и жить той жизнью, о которой ты всегда мечтал, без всей этой ерунды, которая тебя окружала, но гораздо сложнее смириться с тем, что ты живёшь в этом мире и жить среди тех, кого ты яро ненавидишь. Находиться среди себе подобных легче, чем жить среди тех, кто тебе абсолютно чужд по духу. Конечно, ты молодец, что пришёл сюда и преодолел такой путь, но подвиг Гюннады у меня вызывает большее восхищение, ибо ты преодолел лишь физическую боль и то в течение двух-трёх дней. Она же будет терпеть и физическую и душевную боль в течение всей жизни. Так что, по сравнению с ней ты всего лишь трус, решивший убежать из ненавистного места в собственный Välsignade Staden (11). – Быть может, ты прав. Хотя, разве более умён и расчётлив не тот, кто решил уйти из ненавистного места, а тот, кто решил остаться там? Разве смысл жизни в страдании? – Смысл жизни совсем не в страдании. Будто ты никогда не читал о нас. Смыслом жизни для нас суть укрепление духа своего и помощь в укреплении духа другого. О страдании речи не идёт. – Да и почему подвигом ты считаешь смирение со всем, а не борьбу со злом этого мира? – Она смогла приспособиться к этому миру, а не смириться с тем, что в нём происходит. Да и мы не совсем боремся со злом. Борьба со злом лишь плодит его, ибо на деяния зла мы отвечаем теми же деяниями, направляя их на зло, отчего порочный круг зла никогда не прерывается. Мы не боремся со злом глобально. Мы служим человечеству, помогая ему искоренить зло из самих себя, тем самым уменьшая его. Мы слушаем исповеди людей об их грехах и даём им советы о том, как им поступить, мы читаем проповеди, а не вырезаем «злых» людей, как это делал ты, плодя тем самым зло. Да и нет абсолютно злых людей. В глубине души каждого человека есть, хоть и маленькая, никому не заметная, но всё же частица добра, а потому даже самый злой на взгляд человек в какой-то момент может сделать такое деяние, которое простит ему все его грехи. Ты меня понял? – Наверное, да.       Был уже полдень. Они же всё поднимались по опоясывающей гору тропе. Они шли молча, Рэттфэрдиг переваривал речи Бъюлфра, последний же не смел прервать думы Рэттфэрдига. И так шли они до самого вечера, пока не пришли к стенам Вэграденслотта.       Пред ними предстал большой комплекс зданий, напоминавший укреплённый монастырь, но здания здесь были монументальнее, помпезнее. Они подошли к башне, за которой начиналась сама крепость. Страж, что стоял на башне, узнал Бъюлфра и открыл им ворота. Они вошли в башню и пошли по коридору, который вёл в основное здание этой крепости. Рэттфэрдиг был поражён величием этого храма. Бъюлфр торопился, посему у Рэттфэрдига не было времени осмотреть всё здание. Они свернули вправо и через некоторое время подошли к двери, на которой было написано:

!húsið! (12)       Бъюлфр открыл дверь, и они оказались в большом полукруглом кабинете, в центре которого сидел седой Вэград. – Бъюлфр, здравствуй, min vän (13), ты уже полгода не заходил в наши чертоги, – начал он, – что же привело тебя сюда? – Пришёл я, дабы представить тебе его, – Бъюлфр показал на Рэттфэрдига, – этот юноша хочет вступить в наше Братство. – Пусть вступает, вот только кто будет его лэримеистаром? – Да хоть Херр Хилдибъёргр. – Svo það ætti að vera. (14) – Ну, вот и хорошо. – Рэттфэрдиг, – обратился к нему Бъюлфр – иди по коридору налево до двери, на которой написано «frumur» (15), и иди к келье, на которой написано «Bjólfr Guðfinnrsson». Отопри её и можешь лечь там спать. Доброй ночи.       Рэттфэрдиг вышел из комнаты и направился в кельи. Он успешно нашёл нужную келью, разделся и лёг на кровать. Он долго не мог уснуть, ибо понимал, с завтрашнего дня для него начинается новая жизнь.