Тёплый.

Кит знал, что с его уходом из Вольтрона в Замке Львов всё изменится. Знал и готовил себя к этим переменам, понимая их неизбежность. Но к одной, казалось бы, незначительной перемене он оказался не готов. Абсолютно. Он замечал это всё чаще. Замечал всегда, когда возвращался в замок, а делать это приходилось теперь нередко. После того, как Лотор фактически сдался на милость Вольтрона и Коалиции, присутствие представителей повстанческих сил и Клинка Марморы нередко требовалось для согласования дальнейших операций. Видеосвязь не всегда была приемлема для такого. Но даже по видеосвязи — Кит замечал. Никогда прежде он не мог представить себе Пидж такой цветущей. Энтузиазм бил из Зелёного Паладина ключом. Создать интерактивную карту полученных от Лотора координат галрийских баз? Запросто, ей это раз плюнуть! Добавить пару плюшек каждому из львов? Ерунда, Аллура, засекай время! Скоро будет готово! Оптимизировать систему защиты бортового ПО? Вот так удача, она ведь сделала это ещё вчера! Просто не спалось и хотелось сделать что-нибудь полезное. «Есть, кажется, стала тоже за троих», — отметил про себя Кит, как-то раз поддавшись на уговоры Аллуры с Ханком и оставшись на ужин. Отметил — и отвернулся, уронив ложку в миску с недоеденной жижей. Он знал причину этих перемен в ней. Все знали. Теперь рядом с Пидж был её брат. Стоило Мэтту войти в помещение — и привычная скептическая усмешка сменялась на губах Пидж искренней светлой улыбкой. Это было прекрасно. Кит относился к этому… никак. Порадоваться со стороны — одно дело, а понять… Что он мог понять? Откуда ему знать, каково это, когда ты воссоединяешься со своей семьёй? Отца он едва помнил, а от матери ему остался лишь клинок — не больше. Кто знает, жива ли она теперь? Кит старался об этом не думать. Его эмоции и без того часто вставали на пути здравого смысла. Не стоило лишний раз их подстёгивать. И всё-таки каждый раз, когда Пидж с нехарактерной для неё радостью вскакивала и вприпрыжку бежала мастерить нового робота или писать новую программу, что-то удушливо сжимало Киту грудную клетку. Он не знал, почему. Не знал до одного позднего вечера, когда он, собираясь заночевать в замке, решил пройтись по его длинным коридорам. Ностальгия бывала болезненной, и иногда Кит разрешал себе ей поддаваться. К счастью, весь замок к тому времени уже спал. Или так Кит думал, пока не услышал за дверью серверной странные звуки. Рефлекторно вытащив клинок, Кит бесшумно прижался к стене возле двери — ровно на таком расстоянии, чтобы она не открылась — и прислушался. Звук был прерывистый и хаотично повторяющийся. Он не походил ни на манипуляцию с предметами, ни на сигналы уведомлений от компьютерных систем. Было в нём что-то неестественное, тревожное и отчего-то знакомое. Но что именно, Кит разобрать не мог. До тех пор, пока между зацикленным звуком не вклинились едва различимые слова. Только тогда он понял. Это были всхлипы. Различить речь сквозь толщу стен было непросто, но фразы одна за другой бесконечно повторялись, и разум Кита собирал их осколок за осколком, словно мозаику. «Я хочу домой». «Мэтт, я хочу к папе». «Я хочу увидеть маму». Снова. Снова и снова. Может быть, Мэтт что-то ей тихо отвечал, но сквозь стену его шёпота было не услышать. Наверное, даже обнимал её. Конечно, он её обнимал! О чём речь?! Он же её старший брат, её семья. Как могло быть иначе? Прямо сейчас Мэтт стоял там, за стеной, и обнимал рыдающую сестру. А у Кита в руках дрожал тускло светящийся клинок. Он хотел уйти, чтобы не нарушать чужое уединение. Но не смог. Может быть, он не мог понять, почему Пидж радовалась, но он точно знал, почему она плачет. Она не сдалась, нет. Но у неё наконец-то появился близкий человек, которому можно выплеснуть свои чувства, перед которым не стыдно сорваться, которому можно доверить то, что не доверишь ни внимательной Аллуре, ни заботливому Широ. Через несколько минут всхлипы стали тише, а Кит нашёл в себе силы отлипнуть от стены и зашагал прочь, зная, что на следующее утро вновь увидит сияющую Пидж. И он не ошибся. Утром Пидж казалась даже активнее обычного: успевала и обмениваться ироничными шутками с Лэнсом, и обсуждать с Ханком какой-то новый программный код для антенны. Видимо, это помогало — изливать свою боль Мэтту. Действительно помогало. Интересно, помогло бы ему? Эту странную мысль Кит осознал не сразу. А когда осознал, опешил сам от себя. «Очнись, ты — не Пидж, и Мэтт — не твой брат. И брата у тебя нет». А кто есть? Кит смотрел на Широ, слишком занятого очередной важнейшей стратегией расширения Коалиции. Ловил на себе строгий и назидательный взгляд Коливана после успешной — но далеко не последней — миссии. Отворачивался от пристального сочувствующего взора Аллуры. И понимал: никого. В его мире не существует никого, кто готов и может понять Кита и кого вместе с тем Кит не боится побеспокоить своим внезапным откровением. Никого. Кит всегда это знал. И от этого было даже проще держать всё в себе. Но теперь Кит знает, что на свете существует Мэтт Холт. Мэтт Холт, который тёплый. Мэтт Холт, который понимает. Которому можно доверить свои чувства и не ждать, что он отмахнётся от них. Кит видел это собственными глазами, слышал собственными ушами. Кит не может заставить себя забыть. Кит больше не может заставить себя делать вид, что никто не способен его выслушать. Эти идиотские надежды получается душить в себе до новой встречи с Мэттом в замке. Кит без конца повторяет себе, что он — не Пидж. Что Мэтт ему не брат. Что у них с Мэттом нет такой связи, как с Пидж — и никогда не будет, как бы близки они ни стали. А они ведь и не были близки никогда прежде. Но от этого ничего внутри Кита не меняется. Душу ощутимо распирает, точно перекаченный воздушный шарик, который вот-вот лопнет. Солнечное сплетение ноет, а горло будто обвивает незримая удавка. Кит смотрит на Мэтта на другом конце пустующего коридора и думает, что тоже хочет кому-нибудь довериться. Тоже хочет к папе, которого не помнит уже, когда в последний раз видел. Тоже, чёрт возьми, хочет к маме. К маме, которую он даже не знает. Хочет хоть что-нибудь узнать о ней, не говоря уже о шансе увидеть её. Кит хочет прижаться к Мэтту и повторять всё это, как мантру, в надежде, что на следующее утро и ему тоже будет легче. И он тоже излечится. Хотя бы ненадолго. Он хочет прижаться к Мэтту. И ему за это даже не стыдно. Потому что больше во Вселенной нет ни одной живой души, к которой можно прильнуть и которая поймёт. Может быть, где-нибудь в этой реальности ещё есть его мама. Но Кит не знает, где она, а Мэтт — он вот здесь, в одном с ним помещении. На расстоянии ста метров. Десяти метров. Пяти метров. Вытянутой руки. И Киту почему-то иллюзорно кажется, что если прямо сейчас он прижмётся к Мэтту и скажет, что хочет домой, тот не станет над ним смеяться и даже не оттолкнёт его. Пусть их отношения и рядом не стояли с узами между братом и сестрой Холтами, но… хотя бы один-единственный маленький разочек… можно? — Кит, ты чего? — Мэтт тревожится, но не отталкивает Кита, когда тот, качнувшись, прислоняется к нему, бессильно роняя голову на чужое плечо. От Мэтта пахнет металлической пылью, и по какой-то совершенно иррациональной причине это напоминает о доме. — Кит? — настороженно переспрашивает Мэтт, но Кит не в силах и рта раскрыть: челюсть сводит болезненной судорогой. Лучше бы Мэтт ему сейчас хорошенько врезал. Тогда бы он… Тогда бы он не… Кит стискивает зубы что есть сил, но в горле что-то коротко хлюпает, пытаясь найти путь наружу. И только когда Мэтт осторожно берётся уверенной (и тёплой) рукой за его плечо, Кит понимает, насколько сильно его трясёт. Он хочет спрятать это. Спрятать дрожь внутри себя. Хочет, чтобы руки Мэтта не были тёплыми, чтобы его голос не внушал такого бесхитростного доверия. Но всё напрасно. И Кит утыкается лицом в плечо чужого старшего брата, крепко зажмурив пока ещё сухие глаза. Ладонь Мэтта пару раз проходится по его спине, а потом ложится на макушку. — Давай, Кит… Всё хорошо. Это нормально. Просто скажи… Давай-давай, скажи, — ласково уговаривает Мэтт, и Кит наваливается на него сильнее, чувствуя, как с каждой секундой слабеют ноги. Он знает. Знает, что нужно просто сказать. Просто начать. Потом будет легче высказать всё. Излить всё. Тело едва поддаётся, ещё не веря во всё происходящее. Кит с усилием разжимает зубы. — Я… Глухой всхлип сдавливает горло, пронизывая его тонкой иглой. Дёрганое дыхание обрывает слова на корню. Зубы стучат друг о друга. Сквозь зажмуренные веки начинает сочиться вода. — Я х-хо… — Кит запинается, едва давит из себя слова, но Мэтт вдруг приобнимет его второй рукой и прижимает к себе крепче. — Я хочу к маме.