back

натан, — оказывается, его зовут не кейблом, а обычным человеческим именем, что ввело уэйда в ёбаный ступор на несколько следующих дней, — пристально наблюдает куда-то вдаль. ну, как положено пафосным героям смотреть куда-то далеко за кадр или в небо, хуй их разберёшь, после мощной речи или на фоне взрыва за спиной. ни речи, ни взрыва не было. и стоит он не как гордое изваяние, — ладно, не гордое, но изваяние точно, со своими-то двумя метрами, а это ещё уэйд не уточнял, сколько дополнительных у него в штанах, хотя, определённо, не отказался бы, — как незаконченная мраморная статуя. стеснённость в продуманном заранее движении — секунда до прыжка в никуда. именно так выглядит саммерс сейчас — словно делает последний вдох перед тем, как сломать нос о гладь океана. океана боли, — или всего того, что стекло бы с уэйда, смотри он на него прямо сейчас. натан просто слышит его — как он с мерзким треском потирается задницей о косяк. и не знает, что ему нужно сказать прямо сейчас; оба не знают — уэйд просто свистит себя под нос какую-то несвязную хрень, перебегая на испанский в оскорблениях вселенной и прочей хрени, натан — смотрит. перед смертью не насмотришься. он знает, рано или поздно дэдпул спросит. он знает, рано или поздно придётся отвести взгляд и ответить. рано или поздно наступает слишком рано, и натан к этому не готов. это какая-то больноублюдская часть их отношений: один стоит, никого не трогает, приходит второй, спрашивает хуйню, первый отвечает, на том и порешали. так у натана появилось имя. так у натана появилась куча ненужной херни про его про-образ из комиксов. прямо он и поверил, что его слизали откуда-то: он сделал себя таким сам. так у натана появляется что-то помимо мнимых где-то в будущем жены и дочери, которых в ближайшее время он не увидит. потому что уэйд, хоть и прикидывается идиотом, идиотом не является, и в один из таких моментов просто спрашивает, всё ещё с мерзким скрипом потираясь задницей о косяк: — когда пойдёшь домой? саммерс всё равно не отводит взгляда от окна, — он не знает, какой из ответов подойдёт больше. "я уже дома", "мой дом здесь", "мы изменили будущее и не факт, что я теперь хоть что-то в нём значу", "хоуп сама придёт ко мне", "уэйд, какого хуя, я к тебе в подружки на маникюр не записывался"? ничего из этого не передаёт всего, что сейчас есть у натана — целое ничего. его семья жива. обе. обе семьи живы, и одна из них скоро умрёт — дело не в поколении, даже не во времени. феникс вернётся. феникс вернётся и спалит целую планету, и для того, чтобы избежать этого, не нужен был живой уэйд — никто из них не нужен, это уже есть и это уже идёт. это всё, что есть у натана — его дочь станет фениксом, что сожжёт мир дотла, едва моргнёт. его дочь станет фениксом, если останется в будущем, если не найдёт из него выхода, — он был в будущем, он знает, он видел, мессию можно только слепить, мессиями не рождаются, мессии либо боги, либо неудавшиеся уничтожители. хоуп нужно будет оказаться здесь, — и кейбла не должно быть в будущем. так уж получилось. — ты уснул что ли, дедуль? погоди, я сбегаю за тонометром, — вдруг врывается голос. только уэйд никуда не идёт. он знает, рано или поздно кейбл ответит. поздно лучше, чем рано, уэйд хочет услышать что-то вроде "я не хочу оставлять вас", "я не просто так вернулся тогда за тобой", "ты хоть и бесишь, но, блять, это всё для тебя, а то ты не знал" или хотя бы "когда следующий приём на маникюр, подружка". уэйд боится услышать, что ничего не для него — боится до усрачки, и поэтому не переспрашивает. натан поворачивается, мощно и словно в будущем ещё не отказались от слоу-мо, и рано или поздно происходит прямо сейчас — и ни один из них не готов. — эй-эй-эй, нет, так не пойдёт, можешь не отвечать, но больше не стреляй в меня, это, блять, больно! — сразу же тараторит уилсон, стараясь сбить момент нахрен на самое дно, но лицо кейбла не искажается в привычной раздражённости и заёбанности. — я не могу, — перед смертью не насмотришься. натан просто хочет, чтобы уэйд не спрашивал, почему. уэйд просто не хочет, чтобы натан продолжил говорить. рано или поздно случается тогда, когда никто из них не готов и не знает ответа ни на один из вопросов — натан просто не хочет думать о том, что случится, подбери он точный ответ, который выразит всё, что у него есть — целое ничего и две привязанности в разных временных отрезках. они как-то заторможенно кивают друг другу, неудовлетворённые, и натан только тогда замечает, что мерзкий скрип прекратился. — время нихрена не линейно, — против своей воли выдаёт он. — то будущее, из которого я ушёл, мертво для меня, а то, которое мы создали, не моё и принесёт много проблем нам сейчас, — уэйд старается по-тихому разочарованно выдохнуть. — мы сгорим в нём, — скрип-скрип, лишь бы это взбесило его и он прекратил говорить, господииисусепомилуй, — по крайней мере вместе, — немногим тише. господииисусетвоюмать, лучше бы он молчал. дверь прямо за спиной, кейбл — у окна, и у уэйда нет никаких идей, как бы так подойти к тому и похлопать по плечу или потереться об него жопой, так, чтобы сбросить весь напряг момента и разбавить его отборным матом из будущего, и не находит варианта лучше, чем пройти мимо того, коснуться плеча ладонью, мимолётно, и пройти дальше, к окну. и нахрен выброситься из него. пока уэйд летит к земле с больноублюдской лыбой на пол-ебала, натан сверху, выглядывая в окно без какой-либо нервозности в движениях, обещает засунуть ему его же голову в задницу. уэйд почему-то знает, что тот может, но не сделает. треск ломающихся костей отрезвляет, — не для него, но для них.