"Я... всё равно против"

      Когда ночь разрывают всполохи фейерверков, а разгорячённый дневным шоу народ, разбредясь по домам и барам, активно обсуждает события спортивного фестиваля, Изуку клюёт носом над ужином, вполуха слушая торопливую и сбивчивую, но такую восторженную речь матери. Вилка вяло скребёт по тарелке, непокорная горошина катается из стороны в сторону, вынуждая Мидорию сдаться и отложить столовый прибор.       Инко замолкает.       — Устал, Изуку?       Юноша кивает, извиняется и желает матери спокойной ночи.       Сегодня её сын отличился. Вошёл в первую восьмёрку, достойно держался в бою. Она обещала его поддерживать на пути к цели, обещала себе, что больше от неё сын не услышит бессмысленных извинений вместо слов одобрения. И она, правда, очень старается, так что Изуку слёз её сегодня не увидит — звон выпавшей из трясущихся рук посуды не в счёт.       Утром Инко улыбается и вновь отпускает его. От счастливой улыбки сына в груди всё сжимается.       Гипс сняли через пару дней, но даже этого срока хватило — острый материнский взор сразу подметил разницу. Правая рука Изуку тоньше и слабее левой. Исхудавшие пальцы едва уловимо подрагивают, с натугой сгибаются и разгибаются в распухших, разбитых суставах. Когда Изуку собирает их в кулак, Инко чудится натужный скрип, и она на мгновение прикрывает глаза, сжимая собственные пальцы.       Но маленький пухлый кулачок не снесёт преград на пути её ребёнка.       Впервые Мидория Инко осознаёт, сколь поспешными были её обещания. И последующие события лишь крепче убеждают её в этом.       Нападение на летний лагерь, похищение Бакуго, падение Символа Мира.       Инко наблюдает за всем этим через экран телевизора, вполуха слушая срывающегося на крик диктора, и беспрерывно названивает Изуку. Прикрывает глаза и лишь на одну долю секунды представляет своего сына там, — на месте Всемогущего, — и тут же в испуге распахивает их.       Мечта Изуку — ослепительный, чудесный образ — это кровь, боль и ужас. И глядя на то, что осталось от Героя Номер Один, женщина не уверена, что победа стоит того.       Не такой ценой.       Когда Всемогущий просит её вновь доверить Изуку Академии, Инко говорит своё «нет».       Это перечеркнёт все старания её сына, обесценит данное ею словно, но перед глазами у неё трясущаяся, как у старика, рука, неспособная даже вилку удержать, а в голове звучат слова врача — ещё одна подобная травма и Изуку рукой пользоваться не сможет.       Она смотрит на Всемогущего, руки под столом собраны в слабые кулачки, но материнская воля крепка.       Она всё делает верно. Но…       — Если это более не ЮЭй — ладно… Так или иначе… я стану героем.       Инко и не заметила, как вырос её Изуку. Мечта стала целью. А воля… Воля её ребёнка повергла на колени сильнейшего героя в истории.       Что уж говорить о её собственной силе духа?       Но она может попросить… нет, эгоистично потребовать, чтобы все они берегли свои жизни.       Глупейшее из требований от тех, кто посвятил себя защите других.       Инко знает, чем всё это закончится. Но она опять обещает себе быть сильной. Быть, в конце концов, матерью, достойной своего сына.       И, когда наступит момент отпустить Изуку, она, держа его за руку, обязательно скажет самые важные слова.       — Я… всё равно против.       Ей стыдно. Она ни капли не стала лучше. Она просто мать, которая боится за своего ребёнка.       — Я знаю.       В глазах Изуку стоят слёзы, но взгляд его полон решимости. Усеянной шрамами, всё ещё не окрепшей рукой он вытирает сопли, улыбается и поворачивается к матери спиной.       Она держится ровно до тех пор, пока фигура сына не скроется за поворотом. Позорно короткий срок для той, кто является матерью будущего величайшего из героев.       Сломанная рука это только начало.       Но Изуку обещал ей… о, она знает цену обещаниям.       Да, её сын лишь в самом начале пути. И лучше не думать, сколь скоро может наступить конец.