***
Время тянулось бесконечно долго, Кунсайту показалось, что прошло не меньше суток, прежде чем господин Феллер появился в его камере. Недовольно смерив взглядом исхудавшего блондина, мужчина тяжело вздохнул: — Вы доставляете мне много хлопот, генерал… Наверняка Вам известно, что я итак нахожусь в заведомо проигрышной ситуации, ведь давление общества на трибунал, неосознанно подводит последний к неутешительному для нас решению, а тут ещё Вы со своими признаниями… — Почему Вы согласились защищать меня? Ведь я убийца и это бессмысленно отрицать. — Я не защищаю конкретно Вас, Кунсайт, как не оправдываю и ваши чудовищные поступки. То, что Вы совершили ужасно, но я не хочу чтобы военный трибунал принимал решение, поддавшись общественному мнению, или будучи ослеплённым яростью. У каждого в этой войне была своя роль и все должны понести положенное ему законодательством наказание. И Вы тоже. И Вы понесете его, не сомневайтесь. Моя задача на этом процессе — сократить количество бессмысленных жертв. Существа, подобные вам должны страдать, а смерть для вас — это слишком просто. — пренебрежительно развернувшись на каблуках, закончил свою речь адвокат. — Поэтому не мешайте мне делать свою работу. Идёмте, нам пора. Двери распахнулись и мужчины медленно направились в зал заседания. Как и говорила Каори, практически половину отведённого на слушание времени, у трибуны, в монотонных речах распинался свидетель со стороны обвинения. Молодой человек, которого, якобы, против его воли заставили работать в одном из лагерей смерти, в красках описывал зверские издевательства со стороны руководящего состава по отношению к пленникам. Кунсайт, собственно как и Верховный, сидели молча, выслушивая заранее заготовленную и, видимо, не раз отрепетированную речь мужчины. Нет, конечно, доля истины в его словах была, возможно, даже и большая часть из его слов вполне походила на правду, вот только сам Элерт наверняка знал, что злодеяния, приписываемые этим заговорщиком ему или Беферту, были не более чем выдумкой запуганного человека. — Вам есть, что ответить на обвинение? — зачем-то спросил генерал-майор у Кунсайта. — Это ложь. — Действительно? — удивился представитель закона. — Кажется, ещё вчера Вы полностью признавали свою вину… — Я и сейчас не отказываюсь от своих слов, — дерзко перебил мужчину генерал. — Но и «признаваться» в том, чего не совершал я тоже не собираюсь. — Вот как… Ну что ж, продолжим. Этот бессмысленный допрос длился ещё около часа, после чего настало время Верховного. — Вы тоже не признаете себя виновным? — ехидно спросил обвинитель у явно заскучавшего брюнета, на что тот одарил его оценивающим взглядом и тихо заговорил. — Я лишь хотел восстановить справедливость. Я хотел вернуть своему народу то, что всегда принадлежало ему. Ему, а не этим… — Не советую выражаться перед судом, — огрызнулся генерал-майор, почти не глядя на Верховного. — Благодарю, — вернув себе прежнее спокойствие, почти что граничащее с пренебрежением, ответил Мамору. — Я не отдавал приказов издеваться над пленниками. Это собственный выбор каждого из надзирателей. Если вы считаете, что мне доставляло удовольствие следить за пытками заключённых — это не так. — То есть Вы не признаете того, что сами лично приказали «очистить» сначала страну, а после и остальной мир от «неугодных» вам людей? — Вы, кажется, не расслышали меня, — раздражённо фыркнул Верховный. — Я не приказывал пытать их. И мои офицеры не делали этого. Я всегда слишком ответственно подходил к выбору своего окружения… Но, видимо, и этого было недостаточно — презрительно посмотрев на Элерта, выдохнул Верховный. — Вы так уверенно об этом говорите… — Именно так. То, что лагеря, которые первоначально предполагались как рабочие, наполнились агрессивными и несдержанными личностями, не моя вина. Война привела их к этому. К тому же, мне было просто не до того, чтобы следить за передвижением каждого из них. Сами понимаете, Союзники отнимали у меня слишком много сил и времени… Да, я ошибся, когда доверил бразды правления в руки своим приближенным, например, генералу Элерту в Аушвице, — хищно усмехнулся мужчина и, как ни в чем не бывало, продолжил: — Он не смог сдерживать своих подчинённых в рамках дозволенного, зато решил поиграть в героя и «спас» горстку неразумных людишек от газовых камер. Глаза генерала-майора изумлённо округлились от неожиданного признания Верховного. — Думаете, я не знал, что с самого первого дня своего появления в Аушвице, он вызволяет оттуда пленных и пересылает их при помощи сестры по разным городам? — в зале повисло молчание. — Ах, да, вам, наверное, забыли представить эту прекрасную семью, так вот же они, наши герои — переведя свой сапфировый взгляд на Каоринайт, неожиданно выдал мужчина. — Кунсайт и Каоринайт Элерт. Спросите зачем я сейчас говорю вам об этом? Да потому что я хочу чтобы правда восторжествовала! Ну же, Кун, Каори, кто-то хочет рассказать истинную причину попадания первого генерала в ряды моей армии? Я ведь никого не тащил к себе против его воли… — расплываясь в ядовитой улыбке, прошипел Верховный. Кунсайт инстинктивно напрягся, неосознанно вжимаясь в жесткое сидение стула. — Я хотел спасти свою семью, — прорычал сквозь зубы Элерт. — Семью? Или то, что от неё осталось? — заходясь в гомерическом смехе, почти прокричал Мамору. — Это ведь ты убил их, Кунсайт! Ты устроил тот пожар и подстроил ваше «исчезновение»! Ты чертов убийца! — не унимаясь, смеялся Верховный, прожигая злобным взглядом первого генерала. — ТЫ! На мгновение сердце блондина замерло от страха и, медленно обернувшись к присутствующим, он увидел ужас, застывший в глазах Юджил. — Нет… … Светлые стены огромного особняка были залиты кровью, отражающейся багровым блеском в свете горящих свечей, которые освещали просторную гостиную. Безжизненное тело, намертво привязанной к стулу служанки, все ещё напоминало о свершившемся несколькими минутами ранее преступлении. Беззвучно поднимаясь по широкой лестнице, Кунсайт уверенно сжимал в руках нож, который ещё несколько минут назад пронзал податливое тело матери Каоринайт. — Кун, нет… — едва слышно плакала мать бледного подростка, опрометчиво прятавшаяся за высокой колонной, предваряющей дюжину мраморных ступеней. — Пожалуйста… Вдруг белоснежная дверь в спальню родителей резко открылась и Элерт безжалостно всадил огромное лезвие ножа в сердце своего отца. — Кунсайт, НЕТ! Блондин резко открыл глаза, но стул, на котором ещё несколько мгновений назад сидела Юджил, был пуст. — ЮДЖИЛ! — взревел он и сразу четверо конвоиров подлетели к обезумевшему генералу, намертво приковывая его наручниками к трибуне…Откровения первого генерала. Воспоминание.
3 марта 2019 г. в 15:28
Первые лучи солнца едва коснулись промокшей насквозь земли, когда железная дверь в тюремную камеру Элерта неожиданно распахнулась и на пороге застыла разъярённая Каоринайт.
— Что ты творишь?! — злобное шипение женщины практически припечатало блондина к стене, заставляя его поднять на неё свои покрасневшие от слез и практически бессонной ночи глаза.
— Ты хочешь разрушить всё? Сейчас?! Кунсайт, очнись!
Мужчина безмолвно сидел на полу, нехотя прислонив широкие плечи к холодному бетону. Через мгновение его пустой взгляд бессильно застыл на Каори, которая сейчас была готова на всё, лишь бы вернуть блондина к реальности.
— Он убил их… Он убил их всех… — едва различимый хрип сорвался с потрескавшихся губ первого генерала.
— Зойсайт… Его больше нет.
— Он с самого начала знал на что шел! Не надо держать его за глупого мальчишку! Ты итак слишком долго оберегал его ото всех!
— Как ты можешь говорить такое? Каори, он твой родной брат! — бесцветные глаза Кунсайта неожиданно стали приобретать насыщенный стальной оттенок.
— Ты прекрасно знаешь, что с тобой его связывали куда более родственные чувства! Он возненавидел меня в ту ночь, когда мы покинули наш дом, оставив тебя в городе.
— Это не так. Зой… Он любил тебя.
Каоринайт глубоко выдохнула и крепко зажмурила заблестевшие от слез глаза. С секунду подождав, она продолжила:
— Феллер сделает всё, чтобы рано или поздно ты вышел отсюда, и не смей! Слышишь?! Не смей говорить мне что-то против, иначе я клянусь, я уничтожу эту девчонку!
— Что?! Юджил? — Элерт в ужасе подлетел на месте, вонзаясь недоуменный взглядом в лицо обезумевшей сестры, но женщина словно и не думала обращать на это внимание:
— Ты прекрасно знаешь, что в этой жизни у меня нет никого роднее тебя и я пойду на все чтобы вытащить тебя из Хамельна, ты понял?!
— Что ты такое говоришь…
— Я говорю правду, Кунсайт, и пусть хоть сам дьявол решит встать на моем пути, клянусь, я не позволю тебе умереть!
— Но ведь это я причастен к убийству этих людей! Ты хоть представляешь, что значит проживать каждый день в заточении и знать, что ты мог спасти их, но не сделал этого?! Не сделал или не захотел… — белоснежные пряди волос небрежно разлетелись по загорелому лицу генерала и он бессильно закрыл ладонями глаза.
— Ты сделал все, что мог, Кун. Ты спас сотни жизней. В конце концов, ты каждую секунду рисковал своей во имя спасения этих несчастных!
— Но этого было недостаточно!
— Это война, Кунсайт! Здесь каждый день гибли миллионы и ты ничего не мог сделать, понимаешь?! Ты лишь служил посредником, проводником между сотнями заключённых Аушвица и ничтожной, слышишь?! Ничтожной надеждой на их выживание!
— Каори…
— Замолчи! Если не ты, тогда кто должен выжить?! Верховный?!
— Нет!
— Тогда просто закрой свой рот и делай всё, что скажет тебе Феллер! Следующее слушание назначено на сегодня. Обвинение предоставит суду своих свидетелей. Не подведи меня, братец, меня и свою семью…
Печально окончив фразу, женщина скрылась за тяжёлой металлической дверью, оставив Элерта наедине с разрывающими душу сомнениями…