Ты выходишь однажды в дождь

      У дождя сто священных обличий, как у белой японской луны. Бог проснется, блокнот отыщет и по-новой распишет сны. По весне дождь кострами дышит и смывает последний снег. Поднимается дым под крыши на изнаночной стороне. В лужах тают огни, машины, в лужах может растаять всё; дождь смеется — он это видел, он сегодня тебя спасёт.       Поздним мартом дожди святые, как в Крещенье — вода в реке. Им по силе очистить душу и кресты начертать в руке. Горизонты геометричны: камень, линии, провода; если этим дождем не вышло, то не выйдет уже никогда. С моря будет туман струиться, в нем — не к месту парить мечеть…       Дождь на рунах расскажет повесть о подъездах и пустоте. Он всегда меланхолик с тростью, что гуляет в вечерний сплин; дождь берет акварель и кисти — город тает, как пластилин. Город лжет, ты в него не веришь, нет синицы в его руке.       Только дождь говорит на древнем, полувымершем языке. Клинописью по водной глади чертит: море, мечеть, туман. Полупьяный, хмельной, весенний; полуправда, полуобман.       У дождя сто священных обличий, как семь граней в чаше Христа. Пылью душной коптят проспекты, гарь курится, гремит металл. И когда ты под дождь выходишь, зонт парящий в сумрак раскрыв, открывается новый город, нежной дымкой дрожит залив. Брызги прыгают по асфальту и дерутся, как воробьи, мокнут руки и шпиль кренится, сквозь мираж плывут корабли.       Зеленеет лицо земли, и так много воды повсюду…       Ты выходишь однажды в дождь,       в этот миг начинается чудо.