Христос воскресе

Время не лечит. Все эти разговоры о том, что все проходит, все забывается, сглаживается капающими минутами и перестает резать ножом по живому – это все брехня для легковерных или слабаков. Или для легковерных слабаков, тут уж как карты лягут. Не помогают ни недели, ни месяцы, ни сотни лет, ни даже две тысячи. Уж он-то знает. - Царю Небесный, Утешителю душе истины, иже везде сый и вся исполняяй, сокровище благих и жизни Подателю… Торжественный густой голос священника летит по большому собору, переполненному людьми, и Антихрист смотрит на служителя конфессии исподлобья – долго, тяжело, из самого угла, почти спрятавшись за подсвечниками за упокой, там, где стоит деревянное, какое-то карикатурное распятие. Он сам до конца не знает, зачем приходит в соборы и храмы в Пасхальную ночь, но приходит исправно на протяжении всех двух тысяч лет существования этой ночи. Просто потому, что не может не прийти. - ..прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша. Все эти богослужения кажутся ему каким-то фарсом, а от напускной скорби на лицах прихожан хочется съездить пару раз по этим самым лицам, желательно ближайшим тяжелым подсвечником размером с ребенка семи лет. Их всех - всех этих старушек в платочках, что гнездятся на лавках у расписанных стен, как скворцы на крышах по весне; всех этих женщин с их детенышами; всех этих мужиков полуалкашного типа, помноженных на парней, некоторые из которых выглядят так, будто уже открутили шины со всех машин на прицерковной парковке; всех этих священников в нарядных одеяниях – их всех не было там в тот день. А он был. Так какого дьявола?.. В храмах, вроде как, принято молиться, но Антихрист никогда не молится – вот еще, было бы кому. Неправильный Часовой горделиво считает, что он по определению выше того, чтобы молить Творца о каких-нибудь милостивых гостинцах, и просто стоит или сидит где-нибудь в стороне, обычно молча, потому что в церквях ему легче. Вот уж всем ирониям ирония: казалось бы, он, нечестивый, должен сгореть в праведном огне или умереть от удара молнией еще на самом пороге Божьего храма, но он не сгорает и не умирает. Наоборот, так ему всегда думается лучше. Да и не только думается. В храмах ему куда спокойнее. Но только не в Пасхальные ночи. Потемневшие от времени глаза святых на иконах – будто прицелы винтовок, пробивают насквозь со всех сторон, и лжепророк боится посмотреть на них в ответ, продолжая сверлить взглядом священника у алтаря. Хочется стряхнуть с себя оцепенение, расправить плечи, сказать, что он не виноват, что он не хотел, что ему, может быть, даже жаль. Только сказать это некому – там, в приемном бюро Наверху, давно перестали принимать его звонки. Потому что виноват. Потому что где-то в глубине души все-таки хотел. - Христос воскресе! – восклицает священник, и слова бьют по лицу наотмашь. Враг Рода Человеческого закрывает глаза, и грохот голосов – «Воистину воскресе!» - захлестывает его со всех сторон. - Христос воскресе! Ему, вообще-то, должно быть плевать. Добавьте в массу плевания с высокой башни десяток унций концентрированной злобной радости, и вы получите не-его эмоции, в которые хочет верить сметанный вроде-как-ангел Семиаза, и в которые верят смертные, любящие ходить в храмы по воскресеньям и ловившие ворон во время чтения Библии. Спросите любого из них: «Кто убил Христа?» и получите ответ, претендующий на премию логики года. И все в этой истории прекрасно и замечательно, за исключением того факта, что это все бред собачий. Часовой он неправильный, и Антихрист тоже неправильный. - Христос воскресе! Внутри все завязывается в огненный клубок, и вместе с облегчением – все-таки воскрес, снова воскрес, и воскреснет еще тысячу раз – к горлу подкатывает жгучая злость, отчаянная, совершенно ему непонятная, разъедающая изнутри, как ржавчина. - Воистину воскресе! Антихрист дергается, морщится, а грохот накатывает снова и снова, словно волна за волной – воистину воскресе, воистину воскресе, воистину воскресе, и каждый возглас тысячи голосов отдается внутри ударом тупой боли. Он разворачивается и бредет сквозь густую толпу к дверям храма, как во сне, и в спину ему, словно насмешка, волнами катится грохочущее эхо радостного хора. Христос воскресе. Христос воскресе. Христос воскресе. Воистину воскресе.