Первый выезд

      Когда Интегре было девять лет, отец впервые взял ее на выезд, но не на охоту, а на место преступления – посмотреть на работу вампиров. Предприятие отдавало чем-то нездоровым. Уолтер был особенно недоволен, на что Артур ему ответил:       - Это будет практическое занятие для нее. Может быть, увидим пробуждение упырей.       Уолтер был в ярости:       - Интегра еще слишком невинный ребенок.       - Я не заставляю ее убивать. А вот ты, Уолтер, уже это умел в ее возрасте. С каких это пор мой дворецкий стал таким сентиментальным?       - Это не сентиментальность, сэр. Это здравый смысл. Маленькая леди еще не готова.       - Готова! Здравый смысл состоит в том, чтобы моя дочь стала охотником на вампиров, и точка. – Артур тоже был не в самом хорошем расположении духа. – Позови ее.              --              Интегре сообщили, что ее наконец-то возьмут не на скучную официальную встречу, а на место преступления. Ей предстояло встретиться с тем, что она знала лишь только на словах. И пока она ехала в машине, ее переполняло чувство приключения – она была, собиралась быть, охотницей на вампиров, самой настоящей. Это была ее собственная история, не вычитанная из книг, не обреченная быть проживаемой лишь только в фантазиях.              Но реальности всегда есть чем удивить, как бы ты ни готовился.              Хотя Уолтер предупредил свою маленькую госпожу о том, что будет много крови, хотя Интегра, в силу специфики организации, наслушавшись рассказов о жестокости вампиров, часто воображала просто реки красной жидкости и оторванные конечности, даже представляла, как выглядят свои собственные оторванные конечности, настоящая картина пусть и не доходила до таких преувеличений, а все же заставила девочку с трудом подавить в себе подступившую рвоту. Крови было меньше, но она была такая ощутимая, густая. Она имела запах. На полу лежали тела двух взрослых, а чуть поодаль, у входа в другую комнату, о Боже, тела детей.       Ноги ее подкосились, и она упала бы, если бы с самого начала не прижималась к отцу, который крепко держал ее за руку. В глазах появился туман и захотелось плакать, но усилием воли и от ощущения стыда за свою слабость она заставила себя смотреть. Потом она подняла глаза на отца, но он как будто избегал ее взгляда. Его лицо было обращено в другую сторону, он говорил с дежурным солдатом «Хеллсинга», и, даже когда требовалось спросить что-то у Уолтера, который стоял справа от него, в двух шагах от Интегры, он старался не поворачивать головы. Интегра была чуть ли не в отчаянии от ощущения, что он ее оставил один на один со страшным зрелищем, как и делу быть, но потом почувствовала, что отец сжал ее руку еще крепче, и догадалась, что ему тоже нелегко и за что-то стыдно.       Стало легче стоять. Интегра интуитивно стала обращать больше внимания на разговор взрослых, уже отстраненно, только задворками сознания, отмечая окружающую обстановку. Уютная гостиная, по размерам меньше даже чем ее собственная комната, как будто насквозь была пропитана когда-то семейным теплом. Стоит отметить, что Интегра посещала такие дома только дважды: когда они встретили в парке очень давнего знакомого отца, и он пригласил их на чай, и когда они ездили в Эдинбург к дальним родственникам на похороны. Такие комнаты иногда снились ей в самых хороших снах, и ей сложно было представить, что большинство англичан живут именно в столь уютных и теплых домах. Мебель была не сильно повреждена. На полках стояли фотографии. С фотографий улыбались счастливые люди. А на полу эти же люди валялись в собственной крови. Ей стало невыносимо грустно, до глубины души. И где-то в глубине души эта грусть граничила с пустотой, размером с бездну.              - Интегра, люди умирают. Каждый день и по-всякому. Это не твои близкие, так что не принимай близко к сердцу. – Она вдруг увидела перед собой лицо отца, с улыбкой охотника. Недоброй такой улыбкой. Недоброй для врагов. – Если будешь раскисать, то не сможешь выполнить свою работу, - и он встряхнул ее маленько за плечи.       - Угу, - девочка начала приходить в себя.       - Что это еще за «угу»?       - Так точно! – громко сказала Интегра и выпрямилась.       - Хорошо, - Артур встал и подошел к трупу мужчины. – Видишь укус?       - Да, - Интегра робко подошла ближе.       - Ну-ка, скажи, кого укусили первым? – в глазах Артура горел преподавательский азарт.       - Женщину.       - Громче.       - Женщину!       - Почему?       - Потому что мужчину он сначала убил. Вот… дырка. – Она указала пальчиком на грудь трупа. – Чтобы не мешал. А потом его выпил, - на выдохе договорила она.       - Правильно, - в глазах Артура блистала отцовская гордость.- В кого он превратится?       - Ни в кого, - не очень уверенно ответила девочка, - он, наверное, умер до того, как его выпили. А вот она превратится в гуля…       - Правильно, - Артур подошел к трупу женщины, присел рядом. – Видишь, какие следы разложения?       Интегра знала, что нецеломудренная жертва вампира начинает разлагаться раньше обычного трупа, а потом оживает. Теперь Интегра знала, как это выглядит.       - Вот, а зубы у нее в порядке, не меняются, - сказал Артур, приподняв женщине губу. – На этом все. Постоишь тут. Когда пробудятся, мы их пристрелим.              Он с трудом, чего Интегра не заметила, поднялся на ноги, чтобы отдать следующие распоряжения. К телам детей он ее не повел. Но их она прекрасно видела: девочка, примерно ее возраста, и мальчик, помладше. Девочка в школьной форме лежала на животе, подложив под грудь руки. Лицо ее было повернуто в сторону Интегры, сквозь короткие, прилипшие ко лбу волосы были видны полуприкрытые мертвые глаза. Как будто издалека донеслись слова Артура: «Вот ведь дрянь, не убил детей, а просто выпил». И Интегра вдруг поняла, что на нее глядели не мертвые глаза. Зрачки девочки двигались в ужасе, глаза ее просили пощады, и она боялась встать. Интегра вдруг представила, что эта девочка не осознает себя вампиром, что она вообще чувствует себя еще живой. Захотелось ей помочь. Но как? Неужели нет способа? Они смотрели друг другу в глаза, и в голове Интегры пульсировала мысль, которая говорила чужим голосом: «Помоги! Помоги!..» Разве виновата она в том, что стала блуждающей в ночи? Она такого же возраста, она могла бы стать подругой Интегре…              В это время труп женщины зашевелился, издав низкий грудной рык неженским голосом.Интегра вздрогнула от того, как внезапно раздался выстрел в голову упыря. В тот же момент вскочила и девочка, с диким выражением отчаяния на лице. По инерции она еще дышала, тяжело дышала, и видно было, как в ней закипает ярость: глаза ее сузились, зубы сцепились в оскале, резцы начали удлиняться. Она, эта несчастная, думала, что перед ней те, кто замешан в убийстве ее семьи. Негодование заставило вампирские инстинкты пробудиться очень быстро.       - Убийцы!!!       Но прежде чем она сорвалась с места, пуля прошила ее голову. И прежде чем Интегра поняла, что происходит, она оказалась за спиной Уолтера, а рука ее отца направила пистолет от убитой девочки к маленькому мальчику. Сознание Интегры не справилось с увиденным и погрузилось в темноту.              --              Блуждая по темным комнатам в лабиринте своих сновидений, Интегра наконец услышала знакомые голоса. «Погода наладилась! Свежий воздух пробудит мою принцессу!» - сказал самый родной и близкий. «Да, конечно. Жар спал, но ей еще далеко до выздоровления, – скептически заметил второй голос, голос друга. – Вы дурак, сэр. Я говорил, что рано еще». Первый голос рассмеялся, но потом внезапно серьезно добавил: «Уолтер, я не доживу до ее совершеннолетия». В нем чувствовалось столько боли! И Интегре казалось, что она видела глаза, полные этой боли. Но очнулась она оттого, что дверь в ее комнату громко захлопнулась, как бывает от сквозняка, когда окно открыто.              Она лежала в своей кровати, в своей комнате, в длинной, пустой и скучной комнате, в которой по вечерам на другом ее конце сгущалась тьма, готовила там местечко для Кого-то, которого должны были призвать зачем-то. Настроение было прескверное: «Да вообще плевать, какая у меня комната!» И из последних следов сна в действительность прокралась еще и тревога. Что значит вот это: «я не доживу до ее совершеннолетия»?.. Что это значит?              Весна вливала свое золото в развевающиеся шторы. На улице действительно стояла прекрасная погода.              --              - Мое хмурое дитя! Почему ты такое хмурое?       - Не смешно, папа! – угрюмая девочка оттолкнула его локтем, а потом спохватилась, пожалела об этом, но виду не подала. Было ясно, что отец болен – приходили врачи. Но отец вместо объяснений объявил, что семья Хеллсинг выходит на прогулку! На пикник! И они расположились у развесистого дуба на краю огромного полигона их организации.       Было тихо в выходной день.Уолтер достал сэндвичи и термос. Настроение у всех, кроме Артура, было молчаливое. Веселого обеда не получилось. И хотя попытки главы «Хеллсинга» растормошить своего дворецкого и свою дочурку каким-нибудь пустым разговором оказались провальными, он не собирался терять свое хорошее расположение духа. Он откинулся на спину, заложив за голову руки и широко улыбаясь голубому высокому небу. Интегра молча и нехотя жевала свой бутерброд, не понимая, чему отец улыбается. К ее глазам подступали слезы, тоже непонятно почему.       - Знаешь, Интегра, - Артур весело посмотрел на свою дочь, - в мире много всяких прескверных вещей. Но, чтобы не сойти с ума, - с секунду он остановился на этих словах, раздумывая, и добавил проницательным голосом, - и чтобы не превратиться в чудовище, - его указательный палец взмыл вверх поучительным жестом, - надо знать, что в мире есть и много положительных вещей. Замечательных вещей. Как это небо, например.       Интегра посмотрела на небо и подумала, что нечего там любить. Он умрет, а небо останется. Она почти ненавидела раскинувшийся над ними синий простор. Цвета ее глаз.       Как будто читая ее мысли, Артур продолжил:       - И не потому, что природа всегда красивая. А потому, что она приносит радость. Можно посмотреть на нее и порадоваться.       Интегра снова посмотрела наверх, но ее лицо не изменилось.       Артур как мог подбирал слова:       - Важна ведь именно наша радость. Наше принятие этой красоты. Важно не то, что она существует помимо нас, почти равнодушная, а то, как мы ее воспринимаем…       Повисло небольшое молчание, взгляд Интегры по-прежнему отображал угрюмое непонимание. Или неприятие. Артур продолжил:       - А еще очень здорово, когда есть люди, с которыми мы можем собраться вместе и поговорить в уютной гостиной, как в том доме, где мы были. – Когда Интегра поняла, о каком доме идет речь, то ее почти охватила злость. Нет, она решительно не понимала своего отца!       - Те люди жили счастливо. Это важно понимать! К твоему сведению, таких нападений очень мало! Представь, сколько людей живут счастливо в неведении, без всяких нападений, без убийств… Многие семьи проживают так всю свою жизнь, сменяя поколения.Их много. Иначе бы показалось, что мы живем в сущем аду. И еще замечательно, что мы здесь сидим втроем и нам хорошо. Я хочу сказать, надо уметь ценить такие вещи, Интегра.              Да, это было понятно. Теперь они сидят здесь все вместе, и отец рядом с ней. Когда-то этого не будет. Интегра плакала, уже не сдерживаясь.              --              В первую весну после войны в Лондоне глава организации «Хеллсинг» Интегра Фэйрбрук Уингейтс Хеллсинг лежала на крыше полуразрушенного своего особняка, заложив за голову руки и глядя в пронзительно голубое небо. Она вспоминала детство и примеряла мировоззрение своего отца ко всему случившемуся.       Рядом сидела и чистила оружие девочка-вампир, Серас, в кепке, защищающей ее глаза от солнца. Исключение из исключений – обращенная, которой она позволила жить. Потому что ее хозяин был не каким-то неизвестным голодным чудовищем, бездумно выпивающим детей? Причина веская. Впрочем, существование Алукарда было само по себе противоречивым явлением в ее организации. Она помнила их встречу все так же ярко, как будто это произошло вчера. Тогда это в один момент встряхнуло все нормы и основы мироздания, из которых, как она думала, состояла жизнь.       Сохранить жизнь вампиру можно. При определенных условиях. Но все-таки можно. И эта мысль наполняла Интегру теплом.       Было хорошо. Погода стояла отличная, а чертова природа и в самом деле была равнодушна – расцветала на все лады в разрушенном городе, заставляла смотреть на свои распустившиеся листочки, слушать прилетевших птиц и не думать об ушедших. Небо над головой вселяло какую-то глупую надежду на что-то лучшее, помогало вдохнуть поглубже и почувствовать себя свободнее.       Было хорошо здесь на крыше. А на душе было ужасно горько и чертовски хорошо одновременно.