Ocean song

Оливер сидит в теплом летнем саду, средь надвигающейся грозы и благоухающего розария. Впервые за долгое время ему наконец-то выдалась возможность отдохнуть, а отдыхать, разумеется, лучше всего на свежем воздухе. Поэтому, как только представилась такая возможность, он взял свою драгоценную коллекцию охотничьих ножей и торопливо спустился по завивающейся лестнице своего милого пряничного домика, с блаженным вздохом облегчения погружаясь в чарующую атмосферу маленького цветущего сада. Удивительно, но его характер с легкостью мог сочетать в себе поразительно противоречивые пристрастия, вроде фанатичного собирания наиболее ценных экземпляров холодного оружия и фехтования, в противовес совершенно нездоровой страсти к кулинарии и флористике. В какой-то момент Кёркленд так сильно увлекся заточкой резного скиннера* из дамаска, насвистывая легкомысленное: Oom-pah-pah! Oom-pah-pah! That’s how it goes. Oom-pah-pah! Oom-pah-pah! Ev’ryone knows…* …что даже не заметил, что в саду он больше не один. - Мистер Кёркленд? Оливер пораженно обернулся, почти подпрыгнув от неожиданности, и едва не отшвырнув от себя любимый нож в ближайший розовый куст. Девушка позади него внимательно смотрела на него темными большими глазами с легкой искоркой иронии и дружелюбной усмешки. Выглядела она, к слову, как всегда безупречно. Строгий и дорогой брючный костюм из темно-синего шифона подчеркивал стройность ее спортивной фигуры, успешно скрывая недостатки вроде угловатости плеч и узкости бедер, а милая шелковая шляпка поверх гладких темно-каштановых волос, обрамляющих бледное аристократичное лицо, была, пожалуй, тем единственным предметом ее ежедневного образа, что указывал на истинный возраст своей владелицы. Оливер почтительно приподнялся. - Ваше Высочество! – на его лице расцвела приятная улыбка, - Ваши каблучки поразительно деликатны! Он галантно поцеловал руку своей королевы. Уголки ее губ чуть приподнялись. - Ну, что ты, Оливер! Не льсти им, в противном случае мне придется просить об отставке лучших тайных агентов Британии. Они рассмеялись, мгновенно забывая про иронично-официальный тон и переходя к привычному, лишенному всяких нудных формальностей, общению. - Мелани, сахарная, почему ты уезжаешь так скоро? – ярко-голубые глаза выражали некоторое беспокойство. Девушка с интересом крутила меж тонких пальцев острый охотничий нож. Оливер остановил ее мягким отеческим прикосновением к запястью, сопроводив действие негромким «Не балуй…», но взгляда не отвел, явно дожидаясь ответа. Леди Макмиллан послушно отложила в сторону нож и посмотрела на свою державу с какой-то затаенной неловкостью. - Сестра очень хочет, чтобы я приехала… на эту свадьбу. И дала свое благословение, как Монарх Соединенного Королевства. Оливер раздосадовано всплеснул руками. - Я, как Соединенное Королевство своего благословения не даю! - Олли, ты же знаешь… Чарльз входит в палату Лордов, и для Жаклин… Но Оливер был непреклонен, посему перебил свою королеву, даже не дослушав. - Плевать! Ты же понимаешь, он отвратительный претендент! – в этот момент у него несколько неприятно закололо в области сердца, и Кёркленд сообразил, что его решил навестить Артур. Это было, по меньшей мере, странно, хотя бы потому, что Оливеру всегда казалось, что, несмотря на его собственные попытки сблизиться, Артур относится к нему с некоторой неприязнью. Оливер всегда навещал его время от времени, но сам Артур никогда не делал того же в ответ. Самого Олли это всегда немного обижало, двойник ему нравился, пожалуй, он даже мог бы считать его братом, если бы не намеренно небрежное отношение другого Англии, его властный снисходительный тон и некоторые нотки отвращения даже в простом обмене любезностями. Артур не любил простоту Оливера, его любовь к светлым пастельным тонам (а в частности к нежно-розовому), галстукам-бабочкам, кулинарии, уменьшительно-ласкательным словам, не любил этот вечно обеспокоенный взгляд и ревновал к умению… находить общий язык почти со всеми, кто попадает в поле его прозрачного цепкого взора. А еще у Оливера была семья, какая - никакая, а натянутые отношения с Альфредом, откровенно хреновые с Шотландией, и в частности с Ирландией, натянутые, сложные - с Уэльсом, и почти их полное отсутствие с Канадой, ни в какое сравнение не шли с тем, что смог создать Оливер. Местные Канада и Америка были по-настоящему проблемными парнями, но хоть и имели суверенитет достаточно давно, родителя своего уважали, а когда у него портилось настроение, явно побаивались, Канада так вообще не скрывал своей искренней, хоть и своеобразной любви к бывшему опекуну. С рыжими своими братьями у Оливера тоже были достаточно теплые взаимоотношения, и хоть в прошлом у них было все не слишком гладко, они смогли прийти к компромиссу и оставить исторические перипетия в прошлом. Артур не смог. Никто из них не смог. Но ненависть вспыхивала в душе Артура почему-то именно к милашке Олли. Достаточно долгое время он считал его бесхребетной тряпкой, до тех самых пор, пока не увидел, как тот одним лишь взглядом укрощает своих невыносимых «сыновей». Пока не узнал насколько сильным и ловким может быть его альтер-эго, насколько расчетливым. Настолько, что ему бы следовало в свое время взять репетиторство у мистера Черчилля и записаться в спортзал. Абсурдное сочетание почти женской мягкости и покладистости, любви к милым вещам, некоторой наивности и открытости, эдакого очарования Безумного Шляпника с пугающе кровавой историей, фанатичным увлечением фехтованием, временами ошарашивающим хладнокровием, безжалостностью и готовностью идти на ужасные жертвы, если того требует долг, едкой саркастичностью, ледяной выдержкой, а порой и с настоящим безумием… Сколько Артур его знал, Оливер ни разу никогда не повысил тона. Он никогда ни на кого не накричал и открыто не выразил свое негодование. Ему было достаточно одной лишь прохладной усмешки или небрежно приподнятой брови, чтобы охладить пыл не в меру ретивого оппонента или, опять же, своих до отвратительного проблематичных детей. Артур просто завидовал. И пусть он это осознал, но мириться с этим осознанием был не намерен. - Прости, Мелани… Сладкая, мне что-то нехорошо… - Оливер прижал правую руку к груди. Глаза девушки тут же беспокойно забегали по сторонам. - Я… я могу чем-то помочь? Оливер? Мне позвонить мисс Бёрр? - Нет-нет, - тут же замахал руками мужчина, виновато улыбаясь, - Это не из-за людей или властей. Я просто плохо спал… Воспоминания… Да… Молодая королева посмотрела на свою дорогую державу со смесью вины и сочувствия, сжимая в руках стоящую на коленях сумочку. - Прости, что не могу ничем помочь. Кёркленд засмеялся и мотнул головой. - Нет! Ты здесь ни при чем. Я сейчас просто пойду и немного посплю, ладно? - Хорошо, тогда не буду тебе мешать, - Мелани встала и чинно поправила прическу, собираясь уходить, но вдруг обернулась, и на лице первой Леди страны проступила несвойственная столь юным годам строгость, - Только поспи. В ее голосе чувствовался нажим. Оливер улыбнулся, обнажая белые зубы с заостренными резцами. - Конечно, my honey. Конечно! Гроза становилась все более близкой, и глухие раскаты грома медленно надвигались с востока. Королева уехала сопровождаемая любимым секретарем и верным телохранителем. С неба начало робко накрапывать, и Англия принялся торопливо зачехлять свои сокровища. Любимая офицерская шпага образца тысяча семьсот восемьдесят шестого так и осталась не чищеной. Оливер, подхватив на руки оружейный кейс и ножны со шпагой, торопливо забежал в дом, укрываясь за дверью от крепчающего холодного ветра. Поставив кейс на комод в прихожей, и скинув обувь, Кёркленд шустро проскакал в гостиную. - Арти? Ответа не последовало. - Артии? – снова вопросил он в тишину помрачневшего из-за погоды помещения. - Ну не мог же я ошибиться, в самом деле, - рассеянно пробормотал он себе под нос. Затем быстрым чеканным шагом покинул гостиную и поднялся на второй этаж. Дверь в его спальню оказалась не заперта. Артур обнаружился лежащим на кровати спиной ко входу, свернувшись в клубок, он никак не реагировал на внешние раздражители. То, что его альтер-эго не просто прилег отдохнуть, Оливер определил по темно-бурым рваным пятнам на светлом постельном белье. Парень рысцой сократил расстояние между собой и бессознательным Артуром. - Господи, Арти, что произошло? – звенящим шепотом вопросил он, впрочем, не ожидая особо ответа от рефлекторно зажимающего кровоточащую рану на груди мужчины. На все про все ему понадобилось минут двадцать: раздеть Кёркленда, промыть очевидное ножевое, зашить, перевязать, компресс на покрывшийся испариной бледный лоб, сменить постельное белье, уложить бесчувственное тело в наиболее удобное положение, снова компресс, обтирание, уборка. Все вышеперечисленное Оливер проделал с невиданным профессионализмом, охая, ахая, причитая, ругая, но быстро и четко выполняя необходимое. Без единого сомнения, без тени сочувствия он вонзал острую иглу в нежную кожу, штопая двойника, как распоротую старую куклу, без особых церемоний, торопливо и легко перекладывая его с кровати на пол, а затем обратно - на чистые простыни. Оливер уже очень давно разучился идентифицировать чужую боль и чувствовать грани за которыми она становится нестерпимой. Поэтому излишние церемонии были бы здесь лишними. Артур очнулся лишь тогда, когда ветер толкнул приоткрытое окно и пахнущий дождем и цветами воздух достиг его ноздрей. Мужчина жадно вдохнул свежий сладковатый аромат, устало открывая глаза. Эту комнату в стиле рококо* с нежно-сиреневыми обоями и белоснежной с золотым орнаментом викторианской мебелью, он бы узнал в каком угодно состоянии. - Оливер? – хрипло пробормотал он в пустоту. С лестницы ведущей на первый этаж послышалось тихое мурлыканье. Двойник никогда не заставлял себя ждать. Оливер Кёркленд возник в дверях как всегда в позитивном расположении духа, держа в руках серебряный поднос с чашечкой только что заваренного бергамотового чая (который так любил один и на дух не переносил другой) и свежеиспеченными черничными кексами, от запаха которых рот Артура мгновенно наполнился обильной слюной. - Ты очнулся, my honey! – парень кинулся к кровати, на которой лежал Кёркленд, почти сбросив поднос с чаем и десертом ему на колени, и крепко обнял двойника за шею. Откуда в таком хрупком с виду теле столько силы Артур никогда не понимал, одно он знал точно, он не обладал и третьей ее частью. - Да-да… - пробормотал стискиваемый в стальных объятиях Англия, - Отпусти меня уже, придушишь… же… - Оооо, я так испугался, милый, - доверительно сообщил Оливер, выпуская, наконец, мужчину из объятий и заглядывая ему в глаза. Два этих ярко-бирюзовых блюдца Артур находил столь же красивыми, сколь и пугающими. «Будто не из этого мира» - так характеризовали их люди, но Артур-то знал, что они и впрямь… такие. На дне Оливеровских магнетично ярких радужек всегда плясала некая перченая сумасшедшинка, которую Соединенное Королевство позорно побаивалось, опасалось… Небезосновательно. У них все по-другому, и мораль у них своя, этот мир не был похож на мир, что сформировался за долгие годы среди ему подобных. По мнению Артура он был более безнравственным и жестоким, по мнению Оливера более справедливым и явственно отражающим истинную суть вещей. «Не стоит опасаться непохожести и неизвестности», - любил повторять Олли. Но Артур прекрасно понимал, если и есть чего опасаться, то именно этого. - Правда? – кривовато усмехнулся мужчина. Оливер уже приоткрыл было рот с самым возмущенным из всех возможных выражением лица, но Англия перебил его. - Верю. Не утруждайся. - Всегда ты такой, - обиженно пробормотал двойник и подошел к окну, чтобы прикрыть его. На улице хлынул дождь, и он не хотел, чтобы через пять минуть на подоконнике образовалась лужа. - Это мне? Благодарю, - Артур принял сидячее положение и подтянул стоящий на своих коленях поднос ближе к животу. - Там чай с бергамотом… Твой любимый, - на бледном лице Оливера расползлась широкая улыбка, а затем он почему-то смущенно, чуть робко добавил, - Я… не очень люблю чай, ты же знаешь… Но для тебя купил, и держу в шкафчике, на верхней полке… Артур лишь повел бровью, сухо прокомментировав: - Мило. - Тыыы, - Оливер привычно нервно затеребил ярко-голубой галстук-бабочку, - Не расскажешь… что произошло? Артур чинно пил чай, аккуратно поедая крошащиеся мягкие кексы. - Риск потери государственности. Ничего нового. С кем не бывает. Его лицо было бледным и равнодушным, словно это не его сейчас терзали свои же дети, словно не играла пылающим крестом Святого Георгия скалившая кровоточащие зубы революция, словно и в помине не было всех этих беспорядков и поджогов в милой сердцу столице, словно не было того предателя из Королевской Гвардии, что вонзил в это самое сердце нож. «Простите, мистер Кёркленд, настало время для новой Англии…» Придурок. Откуда ему было знать, что страна испокон веков одна, и с переходом от одного строя к другому ее личность не меняется, как и то, что ножом его уж точно не уложить. Все-таки есть плюс в том, что информация о персонификациях строго конфиденциальна и разглашается очень узкому кругу лиц. Лицо Оливера побледнело и вытянулось. - Артур… Но Англия остановил сострадающего антипода одним лишь коротким взмахом ладони, будто отвесил незримую пощечину. - Не стоит. Это не стоит сочувствия. Рано или поздно, а чаще всего циклично, это происходит с каждым из нас, - он бросил короткий взгляд колючих зеленых глаз на растерявшегося и смутившегося Оливера, который просто не знал, куда деть руки, словно застенчивый школьник, отвечающий у доски под мрачным и недовольным взглядом учителя. Сердце Соединенного Королевства невольно сжалось, и Артур тут же мысленно дал себе по лицу. «Ты помнишь, что тебе сказал Архиепископ? Нельзя вестись на эти ангельские золотистые кудряшки и глазки из чистой бирюзы. Здесь древние англы и саксы имели обычай пожирать поверженных врагов, одного этого факта для тебя недостаточно? У него нет ни единой причины быть для тебя добродетелью, очнись!» Мужчина расслабленно выдохнул. Да, так лучше. Неизвестно для чего их миры пересекаются, но в том, что доверие – то последнее, что должны испытывать друг к другу такие как он и Оливер, Артур был уверен чуть более чем полностью. - Арти, родной, если я могу чем-то помочь… Ты только скажи, - Олли подошел ближе, аккуратно присаживаясь на кровать. Его близость несколько раздражала, но в то же время вселяла некоторое чувство уверенности. - Ты ничем не можешь помочь, - Англия постарался, чтобы его голос звучал жестко и безапелляционно, он посмотрел в широко раскрытые светлые глаза и повторил, - Ничем, Оливер. Я благодарен тебе за это предложение, но, право, не стоит. Он отставил поднос на прикроватную тумбочку и неторопливо спустил ноги на пол. Кончики пальцев кольнуло неприятным холодком гладкого паркета. - Но ты же зачем-то переместился сюда, - справедливо возразил ему его альтер-эго. - Мне просто нужно было место, где меня не смогли бы достать одержимые революционеры. Уф… Куда ты дел мою обувь?! Оливер поспешно поднялся и вынул из шкафа начищенные до блеска лаковые ботинки. - Я думал, ты останешься, - пояснил он в ответ на пристальный взгляд темно-зеленых глаз, - Тебе будет больно наклоняться, давай помогу. Он принялся обувать босые ноги своего двойника, согревая холодные ступни теплом своих пальцев. Артур ощутил в этот момент что-то среднее между стыдом и негодованием, склонившись в итоге к молчаливому волнению. - Спасибо, но не стоило, - повторился он, когда Оливер разогнулся, но тот лишь снова дружелюбно разулыбался, разведя руками. - Ты всегда так говоришь, my honey. Через сад? Как обычно? - Да, - кивнул Артур. - Я провожу тебя, - тут же засуетился мужчина, торопливо набрасывая на плечи Артура его пиджак и открывая перед ним дверь. В коридоре он подхватил с вешалки свой плащ, и они вместе, воспользовавшись коротким затишьем погоды, вышли в промокший сад. С сочной зелени розария и росших в глубине сада деревьев срывались тяжелые холодные капли, на узкой плиточной дорожке застыли гладкие зеркала частых луж, пряничный домик Оливера основательно вымок, но не утратил своего оптимистичного шарма. - В ближайшее время не тревожь рану, пусть умереть мы не можем, но сейчас ты не в том положении, чтобы на тебе все заживало, как на собаке, - Олли беспокойно поглядывал на чуть прихрамывающего рядом Артура, и ловко подхватил его под локоть, когда тот поскользнулся на мокрой плитке. Тот в ответ лишь раздраженно цокнул языком, предварительно тихо выругавшись. - Я и без тебя это знаю, умник. Оливер лишь участливо покачал головой. В полном молчании они дошли до беседки – той самой точки сада, из которой осуществлять перемещения было максимально безопасно и просто. Оливер, наплевав на недовольство своего антипода, крепко обнял его на прощание, утыкаясь холодным носом в шею чуть ниже роста волос. - Будь осторожен… - Ты еще поцелуй меня, - сквозь зубы процедил раздосадованный таким бесцеремонным обращением с собственной персоной британец. В чистых как два горных кристалла глазах Оливера тут же зажегся мятежный огонь, сдобренный не менее чистым безумием. - Только попробуй, - зашипел Артур, мгновенно сообразив, к чему все идет, и почему на лице противоположности замаячила ехидная ухмылка, обнажающая ровный ряд белоснежных зубов. Он попятился назад, пытаясь как можно скорее детально воссоздать в своей голове место, куда ему нужно переместиться, но не успел. Оливеру понадобился всего один широкий шаг, чтобы оказаться рядом, и всего одно верное движение, чтобы обхватить тонкую талию, притягивая к себе, и наклониться к лицу столь похожему на его собственное так близко, как только возможно. Его тонкие губы приоткрылись, и Артур невольно зажмурился, приготовившись к тому, что Оливер… мягко чмокнет его в нос? Англия ошарашенно вытаращился на парня, тот беззаботно улыбался, счастливо прищурившись, а затем внезапно выдал: - Шутка! И впился в его приоткрытый для гневной тирады рот пылким поцелуем. Теплый язык торопливо скользнул внутрь. Руки на талии превратились в металлические тиски, Артур судорожно вцепился в плечи наглеца, силясь оттолкнуть, но у последнего было преимущество буквально во всем. Кёркленд со смесью адского стыда и растерянности ощутил, как по телу разливается приятное тепло, тягучие медленные движения чужих влажных губ посылали по телу сладкие импульсы, от которых начинала кружиться голова, и подкашивались колени. Артур беспомощно замычал, не смея, однако, укусить целующие его губы, вместо этого запуская руку в светло-золотистые густые волосы, и грубым рывком отрывая от себя столь ненавистное лицо. - Ай-ай, Артиииии… - жалобно заскулил Оливер, хватаясь за вспыхнувший огнем затылок, - Больно… Ты сам предложил! Артур тяжело и часто дышал, взбешенный, растрепанный, готовый действовать и сопротивляться. Он еще несколько секунд сверлил двойника испепеляющим взором, а затем пространство качнулось упругой прозрачной волной, и вслед исчезающему Кёркленду донеслось громкое и веселое: - I love you! Ооооо, он готов был зашить этот мерзкий рот, только бы этот придурок никогда не смог больше являть миру свой вымораживающий оскал! Бледные мягкие губы, сложившиеся в нежную слабую улыбку были последним, на что упал его взгляд, перед тем как он покинул Оливера. Очень сладкие губы…

***

Все в этом мире имеет начало и конец. Реки превращаются в озера, высыхают моря и океаны, выгорают леса, и пески заполоняют некогда изобилующие тропической растительностью долины. Все восстания рано или поздно гаснут, люди умирают, а революции приводят к новой отправной точке в истории, поменяв былой уклад. Артур вытерпел все, что преподнесла ему судьба, принял и вновь встал на ноги. Иначе разве сидел бы он здесь, сейчас, вместе со всеми? Слушая экспрессивную речь Америки, недовольные возгласы Китая, практичные поправки Людвига и размеренный, слегка рычащий говор России. Сколько лет уже минуло с того страшного времени, сколько воды утекло? Так много, что Кёркленд уж потерял ему счет. Оливера он больше не видел. После случившегося тот так и не навестил его, не спросил в привычной надоедливой манере, все ли в порядке? Как он? Справился ли? Не болен? Не нужна ли помощь? Все стихло так внезапно, что стало даже тоскливо. Будто кто-то перерезал телефонный провод невидимой безжалостной рукой, прервав протяжные гудки ожидания. Мертвая тишина. В чем была причина ее внезапного воцарения? Англия гнал от себя эти мысли, но вновь и вновь возвращался к ним. Податься на ту сторону самому попросту не хватало духу, ведь он никогда так не делал, а когда сделал-таки, очень сильно пожалел о содеянном. Но и находиться в этом одностороннем вакууме было не по себе, тревога буквально пожирала его изнутри, заставляя раз за разом мысленно отматывать время к тому злополучному дню, когда их губы соприкоснулись. Эта проклятая паранойя проникла даже в его сновидения, в которых он то и дело встречал эти изящные белые пальцы, поправляющие бирюзовый или ярко-голубой галстук-бабочку, и тонкую бледную улыбку, изгибающуюся, обнажающую острые резцы, шепчущую… I love you, my honey… Собрание закончилось. Артур первым ускользнул в поток летнего шелестящего дождя, прячась под черным широким зонтом. Дробью застучали тяжелые капли по туго натянутому полиэстеру. Его равномерный шум забился в уши, позволяя Соединенному Королевству глубоко уйти в свои мысли, не замечая вокруг никого и ничего. - Арти? Кёркленд испуганно вздрогнул, удивленно оборачиваясь. Но позади никого не было. Нигде не было. Он стоял совершенно один на блестящей от воды парковой дорожке под потоком холодного июльского ливня. - Арти, это я… Только теперь до Артура, наконец, дошло. Голос шел не извне, а изнутри. - Оливер? - Да! Я хочу поговорить с тобой, my honey… - Черт знает сколько не объявлялся, а теперь он хочет поговорить! - Ох… Прости меня пожалуйста, милый… Так получилось. - Это у меня получилось! А про тебя подобной информации не имеется! - Да… Да, my honey, я очень виноват. Прости меня… Я знал, что ты будешь беспокоиться, и ничего не говорил. - Я не беспокоюсь, идиот! - В любом случае… У меня есть просьба. Пожалуйста, Арти, поклянись, что выполнишь ее. Прошу… Тишина. Глубокое учащенное дыхание, выдающее раздражение. - Даже не подумаю. Что за просьба? - Пообещай. Артур, пообещай мне. Всего один раз. - Слушаю. - Артур… Я… Я хочу чтобы ты запер дверь. Навсегда. И больше никогда не открывал ее. Ладно? - Что за дверь? - Та, что между нами… Артур остановился. Время словно замедлило свой ход. Как срывающиеся из сизых облаков дождинки. Как биение его сердца. Вода в луже качнулась под подошвой хлюпающего влагой ботинка и пошла кругами. - Так и скажи, что больше не хочешь меня видеть! - Нет, нет, Арти, милый, ты все не так… - К черту, Оливер! Я понял, ты не слишком-то жаждешь созерцать мою физиономию, раз за все это блядское время не соизволил даже осведомиться о моем существовании. - Солнце, я люблю тебя, не кричи… - Заткнись! Какое я тебе солнце?! К своим любовникам так обращайся! Если, конечно, они у тебя есть. - Арти, успокойся, я правда сожалею… - Да мне плевать! Сожалей дальше. Об этом не переживай, больше я тебя никогда не побеспокою. Прощай. - I love you, my honey. - Заткнись! – зонт ухнул на асфальт и покатился по тусклому стеклу луж, медленно перебирая спицами, - Заткнись! Заткнись… Заткнись… Артур в отчаянии зажал уши руками. Теперь он не слышал даже мерного шороха дождя, лишь это отвратительное «I love you», произнесенное самым ненавистным голосом на свете. Потом прошло еще немного времени, может год, а может и два, прежде чем Кёркленд немного остыл и решил-таки перестать воспринимать слова Оливера как нечто серьезное. Он много раз задумывался, в чем же была причина столь дурацкой просьбы, и каждый раз приходил к выводу, что лучше о подобном спросить самого Олли. Но войти с ним в резонанс почему-то не удавалось, и каждый раз, когда Артур решал, что настала-таки пора внести некоторые корректировки в их непростые отношения, он слышал омерзительное шуршание июльского дождя и дрожащий голос антипода по ту сторону самого прекрасного из миров. Однако даже терпению самого стойкого из людей рано или поздно приходит конец. Именно поэтому Артур набрасывает на плечи темно-серый шерстяной пиджак и выходит из дома навстречу шумному Лондону. Знакомый переулок встречает его фальшивым сумраком, запахом пыли и плесени. Тонкая материя привычно изгибается, повинуясь плавному мановению узкой ладони, и Артур шагает навстречу метнувшемуся из пространственного раскола ветру. Он зажмуривает глаза лишь на мгновение, готовясь шагнуть на знакомую, ведущую из беседки в сад узенькую дорожку, выложенную цветной фигурной плиткой. Англия заносит ногу… и проваливается в ледяные силки атлантических вод. Океан смыкается над его головой, молчаливо и безучастно. Мужчина едва успевает задержать дыхание, ошарашенно смотря сквозь темно-синюю толщу воды на бледное плавящееся пятно желтого солнца. Он выныривает на поверхность, судорожно хватая ртом воздух, нелепо взмахивает руками, вздымая в воздух тысячи сверкающих брызг. Перед ним простирается бесконечная водная гладь, холодная и сияющая. Он не верит своим глазам, не понимает что происходит, отфыркивается и сплевывает соль. - Не туда… Не туда переместился… Это надо же так… Нога в кожаном размокшем ботинке нащупывает что-то твердое, и Артур торопится обрести опору, оказывается, что совсем рядом мелководье, а он по чистой случайности угодил в глубокую яму. Соединенное Королевство с трудом принимает вертикальное положение и, низко наклонившись, пошатывается из стороны в сторону, но все-таки выбредает на песчаный берег. На берегу, как ни странно, на него вдруг отбрасывает тень какое-то строение, и Артур изумленно вскидывает голову, чтобы как следует рассмотреть его. В этот момент его сердце болезненно замирает, вокруг будто повисает немое изумление, пропадают на мгновение все окружающие звуки и запахи. Отсыревший и поблекший, чуть покосившийся, но все еще сохранивший свою изюминку пряничный домик смотрит на него раздробленными глазницами окон. За ним, подобно веренице своеобразных островов, тянутся выглядывающие из-под воды полуобрушившиеся стены и крыши таких же частных домов, последний из которых полностью скрывается в темной воде, выставляя напоказ лишь медный заржавевший шпиль. - Нет… Нет, нет, нет! – Артур бросается к дому, буквально вышибая ногой дверь, кричит в тишину опустевших комнат, - Оливер! Ответь! Оливер, черт бы тебя побрал! Где ты?! Он мечется по дому, где все вещи по-прежнему лежат на своих местах, и никак не может понять, как такое вообще возможно. Что это?! Война? Глобальный катаклизм, повлекший за собой наводнение? Движение литосферных плит? Ядерный взрыв? Что? Что произошло с этим вечно улыбающимся недоразумением?! С его землей! С его детьми! - Оливер, прошу, ответь! Я здесь, пожалуйста! – он снова выскакивает на улицу, нарезает в панике круги по пустынному побережью. Ветер треплет его влажные просоленные волосы, и Артур чувствует, как трясутся сжатые в тонкую нитку губы, а по щекам бегут неконтролируемые обжигающие слезы. Он не обращает на них внимания, продолжая кричать и биться в агонии, пока не срывает окончательно голос и не оседает обессиленный на песок. Ужас захлестывает его с головой, когда после стольких попыток обнаружить в этом мире хоть какое-нибудь присутствие своего невыносимого антипода, все его мольбы и взывания остаются без ответа. Он все еще не верит, что страна может вот так запросто исчезнуть вследствие простого наводнения. Мужчина не может проверить есть ли где-то там еще земля, но осознание того, что Англии эта земля больше не принадлежит, не позволяет ему даже достаточно глубоко вдохнуть. Оливер просил его не открывать дверь не просто так. Не просто так столько времени он упорно молчал. Не просто так Кёркленд не чувствует его присутствия. Ни здесь, ни там... Сумевший помочь ему, Артуру, но так и не дождавшийся ничьей помощи, Олли, видимо, так и сгинул в этих треклятых водах. Один. Артур чувствует себя так, словно ему вскрыли грудную клетку и вынули оттуда сердце. Оно яростно пульсирует, оно страдает, оно судорожно сжимается от страха и боли. Мужчина в отчаянии прижимает руку к груди - к тому месту, где под рубашкой бледнеет старый рубец. Пальцы второй руки зарываются в мокрый песок, но совершенно случайно нащупывают что-то мягкое: трогают, обхватывают, тянут. На раскрытой ладони Артура мертвым мотыльком чернеет полусгнивший галстук-бабочка… Когда-то бирюзовый. Определенно. Артур вновь зачем-то вскакивает. Бросается вперед, словно надеясь победить безжалостный гигантский океан, вбегает в плещущие волны, взбивая белую пену, и вдруг обмякает, медленно оседая на колени, чувствуя, как мягко и осторожно толкает его в грудь колышущаяся вода, невольно вслушивается в мерное шипение прибоя... И в этом омерзительном звуке он слышит монотонный шорох того летнего ледяного дождя, сквозь который приятный высокий голос повторяет: «I love you, my honey…»