Сто двадцать дней Содома

— Знаете, дорогая моя, некоторые из сегодняшних новостей весьма занимательны! Одна разбитная девица не только сочеталась браком с убийцей тридцати семи человек, но еще и родила от него дитя. Забавные вкусы, неправда ли? От громкого смеха чашка вздрогнула в пальцах. Агата сильнее обжала ими по-бумажному тонкий фарфор и неторопливо хлебнула уже остывшего чая, будто бы этим привычным движением пытаясь возвести между собой и маркизой де Сад стену. Привлекший внимание случай совсем не развеселил Агату — отнюдь, она совершенно не возражала против обретения отбросами общества семейного счастья. Но желания поддержать беседы об этом так и не ощутила. Агате скорее хотелось выращивать тыквы в деревне, чем слушать о вкусах маркизы. Ее бесконечно сердило, что веселое безумие во взгляде той раз за разом заставляло кровь приливать к щекам. Ничем пристойным эти беседы окончиться не могли. Их нужно было немедленно пресекать. — К нам это не имеет отношения, — как можно жестче возразила Агата, нехотя дополнив слова пристальным взглядом. Маркиза де Сад, немного рыхлая, но очень подвижная, на вид не имела возраста. Не носящая на себе и следа утонченной аристократической красоты, но при том — свежая и опрятная, она могла показаться респектабельной и законопослушной домохозяйкой. Контраст ее внутреннего и внешнего облика раздражал Агату. — Вы действительно полагаете, милочка, что законы о содержании преступников в других государствах безынтересны? — маркиза оживилась еще сильнее. Ее правильная, нежная речь могла сбить с толку любого, если только тот не был знаком с даром маркизы. «Сто двадцать дней Содома» — от одного названия веяло распутством. Хотя, быть может, саму маркизу и не интересовали подобные глупости. Но Агате почему-то казалось, что она так и присматривает себе подходящую тюрьму, намереваясь предаться безудержным шалостям. И это находясь под протекцией самой Агаты! Ничего не скажешь, маркиза — боль похуже зубной. Да при этом еще и слишком умна, чтобы оставить себя без ответа. Как же теперь смолчать, что законы — в каком бы государстве они ни были написаны — безусловно касаются и эсперов. Касаются Ордена — касаются и маркизы, лишь чудом избавленной от наказания ради призрачной возможности послужить интересам Агаты. — Конечно нет, — отозвалась Агата, стараясь избавить свой тон от раздражения. — Вот взгляните на Федора Достоевского... — Так я на него недавно только смотрела, — мгновенно перебила ее маркиза. — Премиленький субъект. Скажу вам, он интересен мне лишь своей философией — он способен оправдать любой порок, считая, что имеет на него право. Обоснованная позиция, ничего не скажешь. К тому же, представляете, вышеописанный случай как раз-таки произошел на родине его соратника, Николая Васильевича. А разбитная девица — соотечественница самого Федора Михайловича. Что за горячие нации... Но и мы с вами, моя дорогая, ничем не хуже. Если бы мы, две такие респектабельные красотки, навестили одну небезызвестную тюрьму, японская история могла бы стать в разы интереснее. Не находите? Агата предпочла бы никогда не находить саму маркизу, но судьба уже распорядилась иначе. Такого человека следовало держать под бесконечным надзором: под уздой, в смирительной рубахе, под успокоительными. Однако, в таких условиях силы маркизы оказались бы бесполезны. Но полезны ли они теперь? Или же — страшны самому Ордену? Нет, Агата совсем не была ханжой. Просто ей не хватало фантазии на то, чтобы придумать — как с такой, как маркиза, управиться. Как обратить ее на свою сторону, не позволяя при этом чересчур многого. Не позволяя от себя отвернуться. Маркиза оправила кудри и подмигнула, выглядя так, словно бы уже получила дозволение ехать. Да при том — прихватив с собой саму Агату. Какая самонадеянность, какой бред — но, быть может, и не далекий от истины. Никакой тонкости ума не хватит, чтобы противостоять такому безумию. А что поделать, если проницательность Агаты спасовала и маркиза уже готова примкнуть к тому, кто вознамерился уничтожить всех эсперов? Для женщины, пресыщенной всеми возможными наслаждениями и пороками, это, должно быть, весело? Чайное послевкусие загорчило у Агаты на языке. Холодок прошелся между лопаток. Не совершает ли она ошибки, своими собственными руками оставляя свободу действий потенциальному союзнику Достоевского? — Ну что вы приуныли, милая? — маркиза легко вспорхнула с места и за пару шагов оказалась рядом. — Не унывайте! Конечно же, я не позволила бы вам свидание с ним, прежде чем... Нужно было вскрикнуть или бежать, а никак не цепенеть, позволяя маркизе мягко коснуться подбородка, чтобы пристально посмотреть в глаза. — Да дьявол бы уволок этих философов. У меня жизненная позиция и то лучше! Мне просто хотелось побывать на родине хентая, только и всего! Он же — настоящее чудо, культурное явление, гениальнейшее творение человечества… Маркиза будто и не шутила, надувая щеки, словно ребенок, которого лишают сласти. Вид у нее внезапно сделался таким заискивающе-безвредным, что Агата, отбросив прочь сомнения и предрассудки, целиком ощутила свою власть над ней. Неужто маркиза де Сад и вправду готова на театральные изыски ради ерунды? Хорошо, Агата будет щедра. — Я подумаю, — уверенно сказала она, по собственной инициативе сближая их лица. Быть может, совсем неплохо применить к Федору и его подручным «Сто двадцать дней Содома». Это бы их надолго отвлекло от пакостей. Это даже способно доставить удовольствие, как и правильное обращение с маркизой. Агата расслабленно разомкнула пальцы. Выскользнувшая из них чайная чашка разбилась без единого звука.